Для чего я пишу, для чего мне нужно мгновенное погружение в эту бездну внутри себя, чтобы вытащить на свет божий хоть на одну крошечную секунду эмоции, спрятанные так глубоко и надежно? Обнажить на мгновение само свое естество. Только на секунду, потому что жить с душой нараспашку невозможно. Потом застегиваешь ее надежно на все пуговицы. Только так можно дальше существовать. Нет, не существовать, а именно наслаждаться мгновеньем, понимая что в любую секунду прелесть бытия может прерваться. Так, как прерывается у других.
Женщина рядом, спокойная, излучающая гармонию, заглянула в глаза, а я не люблю когда мне заглядывают в глаза, я прячу там что-то недоступное чужому взгляду, совершенно будничным голосом сказала :
-Милочка! У меня четвертая стадия рака.
Отвернулась и пошла. Уверенно и буднично. Я бы умерла на месте, не оттягивая трагический конец. Поэтому я хочу радоваться каждой секунде. Хочу, но не всегда получается. В русском характере зарыта такая глубокая внутренняя скорбь, просто вселенского масштаба, достоевщина эдакая, которую не может победить подчас никакая жажда жизни.
Ну хорошо. Я на мгновенье приоткрою свою душу. Для того, чтобы вывернуть на изнанку чужое душевное содержимое. И что человек, который только что спокойно жил и не знал забот, будет делать с этим томлением духа? Не спать, глубокой ночью сидеть перед экраном со слезами на глазах, вспоминая что не успел все сказать умершему отцу, что жизнь прожита зря, не так, все напрасно? Так что, я еще даже и не знаю, нужно ли тревожить эти тени отца Гамлета. Не решила для себя.
Молодой и какой-то не по земному красивый хирург в этой юдоли муки и страха, хирургической клинике, подошел к каталке, на которой ее уже везли в операционную.
Вьющиеся почти как вороное крыло волосы, потом сказал бабка была цыганкой, тонкие изящные пальцы. Хирург все-таки. Сжимал пальцы, нервничал. Белоснежный халат на тонких плечах. Ничего более совершенного, чем он природа не создала, наверно. Увидел на руке золотое кольцо - нельзя. Снял и так трогательно завязал на нем маленький бинтик и погрузил его в глубину кармана. Выпала из реальности. Когда пришла в себя, вокруг уже извивались провода реанимации.
-Можно было не делать операцию?
-Нельзя, если жить хочешь. Сейчас ничего нет, но даже ничтожный риск нужно убрать.
Когда выписывалась, прикоснулась к жизни этого темноволосого ангела на земле. Лучше этого бы не делала. Открыла ящик Пандоры, вскрыла душу . Начал рассказывать, как тяжело переживал смерти на своем хирургическом столе. Помнит до сих пор каждое мгновенье. Хирурги поэтому и живут меньше, чем другие. Помнит маленькую девочку, которая попала под сенокосилку в поле. Не смог спасти. Рана в сердце до сих пор. Кровоточит. Взгляд его был обращен внутрь себя, что-то вспоминал из этой страшной ночи. Начал пить, чтобы не было так больно.
Многие прибегают к этому лекарству, чтобы забыться на время. И разрушают себя, такое падение в Мейнстрим, в водоворот судьбы, из которого нет спасенья. И венец творения, красивый как бог хирург, сначала не смог подходить к операционному столу, а потом покончил жизнь самоубийством. А перед смертью все не мог никак забыть девочку, попавшую под сенокосилку. Стояла перед глазами. Лучше не тревожить тень отца Гамлета