И вдруг объявляется отдых...

                « И вдруг объявляется отдых….»    (июль 2012)
                ( Пастернак)   
                Филиппино   Липпи  « Товия и ангел»

Флоренция, меж древних стен, бессменно
Ей подающих время терц и нон,
Жила спокойно, скромно и смиренно.
   Данте «Божественная комедия»

           В Тоскану Лера прилетела с начальником быстро меняющихся в ее жизни строек Серафимой, спортивной, поджарой, привыкшей держать в строгом подчинении подневольных ей по работе мужчин ,  женщиной с фарфоровым миловидным ликом Мадонны , в глазах которой на пасмурном , недовольном лице подрагивали , как легкая рябь на воде, постоянные тревога и страх.   
 - Я по жизни отличница! - гордилась собой Серафима. -Всего добилась сама,- укоризненно говорила она Лере, которую  не ставила ни в грош, считая никчемной, непозволительно слабой и утомительной.
– И  как эта впечатлительная недотепа сумела вырастить детей и не потерять мужа? - злилась она.
   Серафима изъяснялась телеграфно четко и ясно - Да! Нет! Да! Да! Понятно!-  так, что Лере иногда казалось, что ее зубы с металлическим лязгом  выстукивают азбуку Морзе. А Лера в свою очередь обрушивала  на Серафиму потоки  многословных эмоций , как дождь, который не может не излиться на всё окружающее .
- Рапалло! Серафима, не спи ! Рапалло! - очнулась от дремы и Лера, которая изо всех сил старалась закрывать глаза только тогда, когда  автобус влетал в тоннель, боясь прозевать красоты Лигурии.  Но тоннели были плотно нанизаны на автостраду Генуя - Ливорно, как бусины на нитку , так что Лера могла почти не открывать глаза. Маленький ,юркий туристический автобусишко, вынырнув из тоннелей и туманов, с которыми храбро боролся на  автостраде, свернул вбок  и, плавно покружив узкими дорожками, завившимися в штопор, оказался в садах и цветах, парках и гольфовых полях Рапалло.
-«Призрак Рапалло», где это я могла слышать? Ну, да!  Германия, СССР, Генуэзская конференция! И в страшном сне Запад не мог представить такой союз. «Призрак коммунизма », «Призрак Рапалло »,  потом и «Призрак оперы»- эволюция призраков в Европе!
- Лера! Ну, и каша в твоей голове!
- Зато ,как красиво звучит! Призрак Рапалло! Призрак Рапал-ло-ло!- завывала Лера.
- Игрушечный городишко! Весь вышел в тираж! Одни пенсионеры! - вынесла приговор Серафима.
Было раннее утро в Рапалло и по пустым кривым улочкам по щиколотку в тумане, который спешил унести ноги из города до появления первых лучей солнца , брели аккуратные старички со свежими газетами и хлебными багетами в руках, старушки с мелкими кудельками на голове и собаками на поводке, кто-то сидел за  утренней чашкой  кофе в уличном кафе,  кто-то остановился поболтать на углу.
- Серафима! Какие  трогательные! И у всех такие аккуратные ножки, обутые в такие добротные , такие прочные , такие внушающую доверие и оптимизм туфли.
Серафима тяжело вздохнула и закрыла глаза. Автобус покрутился у миниатюрных, игрушечных бухточек, где болтались на воде яхты, катера и рыбацкие лодки, и подкатил к отелю « Эксельсиор».
- Ничего себе! «Эксельсиор!» - открыла глаза и Серафима, питавшая пристрастие к пятизвездочным отелям,  самые известные из которых  она знала наперечет. С тех пор ,как сама она имела счастье остановиться  в одном из таких отелей всего раз в жизни, это произвело на нее  неизгладимое впечатление, от которого она  никак не могла оправиться.  При виде мало - мальски приличной гостиницы, она возводила глаза к небу и восклицала:
« Вот! А когда я жила в пятизвездочном отеле…».
«Эксельсиор»  стоял на холме и правым глазом косил в сторону Портофино, а левым на Рапалло. В нынешнем виде «Эксельсиор» стал только в 1995г.  после изрядной перестройки, которой он подвергся после того, как простоял пустым и заброшенным почти двадцать лет, теряя окна и двери, и даже стены, которые стали ветшать и разваливаться. А до этих печальных событий в его жизни это было одно из самых знаменитых казино в Европе, столь популярное среди бомонда, который здесь дневал и ночевал,  что к нему решили пристроить и гостиницу  New Casino Hotel, где останавливались – чета Виндзоров, актриса Элеонора Дузе, король Египта Фарук, король Иордании Хусейн, Рита Хэйворт, король Греции Константин  и Хэмингуэй, который, будучи корреспондентом , как раз освещал Генуэзскую конференцию, прозванную «призраком Рапалло».
- И чего ради этому типу  вздумалось  тут останавливаться?  - разобиделась Серафима, считавшая , что селиться в пятизвездочные отели в  ее присутствии большое свинство.
- Это писатель, Серафима! Один из известных братьев-писателей!
- Тоже мне, Хэмингуэй! Голос у него занудный ! Бубнил и бубнил всю дорогу, глаз сомкнуть не давал!
- А что вы сейчас пишите?! – подобострастно кричала вслед быстро удаляющейся крепкой  спине писателя гид Наташа.- Что-нибудь об Италии, о Тоскане?! Но тот уже ничего не слышал, устремляясь в ворота «Эксельсиора» навстречу творческим подвигам, а может быть даже и вдохновению.
- Как я ему завидую! Как я ему завидую!- лепетала Лера. –Останется один! Наедине с Рапалло и «Эксельсиором»!  Забьется в плетеное кресло на балконе, увитом красными геранями и разноцветной петуньей, выкурит тонкую пахитоску со сладким дурманным табаком, потягивая коньяк с лимоном и любуясь морем с трех сторон - Портофино справа и Рапалло слева, а впереди залив. Потом сделает пару кругов под платанами на набережной и вернется писать, писать, писать! И ни одна собака его тут не узнает!- неожиданно для самой себя ввернула Лера под конец своей трепетной речи, косясь при этом на Серафиму.
- Сомневаюсь! Будет пить и ходить по рапальским бабам! Больно уж голос у него противный! С таким только в «Эксельсиор»! - не могла успокоиться Серафима.
-Серафима! Очнись! Ты не на стройке, а в Рапалло!
- Мужики, они что на стройке, что в Рапалло – все одно!- дернула головой в ответ Серафима и погрузилась в сон.
- Серафима! Серафима! Ты только посмотри! Каррары белеют ,как рафинад!- все  не унималась Лера.
-Понятно! - лениво поворачивала голову влево Серафима и тут же опять засыпала.
- Пинии! Всё в пиниях! Какая красота! Серафима! Не спи! Как нам повезло с гостиницей! Какое счастье! Это тебе не какой-нибудь Гранд Отель на проезжей части Виареджио!
-Да, вижу! - отрезала Серафима, которой Лера своими восторгами подрезала на самом корню первые проблески собственных робких эмоций, которые едва высунув нос, тут же испуганно юркнули в норку.
- Серафима! Какая прелесть! Мы будем завтракать прямо под пиниями! И эти белые кованые столы и стулья совсем как кружево  - это все для нас! Это так изысканно, так по-флорентийски!
- С чего ты это взяла ?!- бурчала Серафима.
Лера не утруждала себя ответами, главное, что она успевала полить  своими восторгами, как из шланга, так и сыпавшиеся на нее красоты и прелести жизни.
- Тебе не кажутся подозрительными эти две женщины, наши соседки по столу? Они вызывают отвращение! - воротила нос в ресторане  Серафима от сидевших сбоку от нее мужеподобных француженок, одна из которых была похожа на веснушчатого , рыжего малого  с непокорными вихрами на макушке , носом картошкой  и щербатой улыбкой, а другая  на его отца- боцмана, широкоплечая, коренастая брюнетка, с грубым, жестким лицом и огромными ручищами, в которых трещал и плющился бокал с вином.
- Правда?! Но они так живо и заразительно смеются- слегка завидовала им Лера, стараясь отводить глаза от кислого лица Серафимы.
-Ты и ними еще полюбуйся!- злилась Серафима.
Но любоваться и радоваться француженкам вскоре пришлось самой Серафиме,  потому что сейф с паспортами и  всеми наличными деньгами накануне поездки во Флоренцию заклинило, а ключ от него потеряла в кустах по дороге  к комнате разбитная служащая "Тицианы" , слегка говорящая по-русски Вероника. Два дня подряд Вероника, Серафима, Лера и  вызванный к ним на помощь официант Луиджи переворачивали каждый мелкий камешек в посыпанном гравии дворе гостиницы,   обшаривали каждый куст гортензии, ходили кругами под пиниями, но все было напрасно, ключ исчез. Вызвали приятеля Луиджи с металлоискателем, которому попадалось все, что угодно, но только не ключ. Спавшая с лица, виноватая Вероника собиралась уже звать из Пизы на подмогу мастера, чтобы разрезать сейф автогеном, на что Серафима ужаснулась .
- Что будет с нашими паспортами! Они сгорят! Как я уеду! Моя стройка!
В ответ Лера заулыбалась, потом мелко захихикала и повалилась на кровать , сотрясаясь от неудержимого хохота. Веронику это слегка утешило и даже обрадовало, она почувствовала, что не одна здесь совершает странные поступки. А Серафима бросила на них уничтожающий взгляд ,громко хлопнула  дверью, вскочила на взятый у Луиджи  велосипед и , бешено нажимая на педали, понеслась в сторону Форте Деи Марми  .
  Когда  к вечеру она вернулась, слегка усмирив свой пыл, навстречу  радостно бросились так ненавистные ей француженки, торжествующе потрясая в руках найденным  ключом от сейфа.
- И где они рыскали?! Где нарыли?! - удивилась Серафима.
-Ах!  Какие они милые! Мерси! Мерси боку! - сразу кинулась к ним в объятия Лера. Француженки сконфуженно попятились от нее, косясь друг на друга и неожиданно заливаясь густой краской. 
- Лера, прекрати! Пойдем открывать сейф и собираться во Флоренцию! И не трогай ты его совсем, этот чертов сейф! Будем хранить деньги в моем чемодане!
- Какое счастье, Серафима! И ключ нашелся , и француженки такая прелесть, и завтра, наконец, мы увидим Флоренцию!- прыгала вокруг сумрачной Серафимы Лера, у которой были свои планы на Флоренцию, а у Серафимы, естественно,  свои.
   В поезде до Пизы , где предстояло сделать пересадку до Флоренции, Серафима с несвойственной ей мечтательностью  расположилась у окна, за которым мелькали мягкие очертания гор, поля с красными крапинками маков, жидкие виноградники и крошечные городишки,  нахлобученные на вершины холмов – всё то, что изображено на многочисленных тарелках, чашках и кувшинах в посудных лавках Тосканы.
- Рюкзак, чемодан, туфли! - в такт громыхающим колесам поезда отчеканила Серафима.- Вот, что мне нужно от Флоренции!
- Рюкзак, чемодан, туфли?! А Санта - Фьоре? Санта-  Кроче? Санта Мария  Новелла, наконец?! Это у самого вокзала! - жалостно протянула Лера.
- Заглянем! По - быстрому ! А то, как же! - успокоила ее Серафима.
И поскольку шедевры высокого Возрождения во Флоренции простирались от самого её порога – от вокзала Санта Мария Новелла, названного по имени ее соседки церкви, то Серафиме не удалось отвертеться , как она ни старалась.
- Может быть, зайдем на обратном пути?!- пыталась увернуться она.
- Ну, да! С твоим чемоданом?!- и Серафима понуро поплелась за Лерой в Санта Мария Новеллу, о которой в купленном при входе буклете было сказано так :  «Дополнительным  преимуществом  такой конструкции Санта Мария Новелла  является то, что ж-д станция находится недалеко, самая крупная во Флоренции. Туристы найдут трудности в принятии решений с чего начать при входе в Базилику Санта Мария Новелла. Однако, как только вступил в нутрь, должны сосредоточиться на нескольких шедевров.»
- Понятно! Сосредоточимся! - отрубила Серафима и решительно вступила « в нутрь» Санта Марии Новеллы.
 Лера, как считала Серафима, бесцельно таращилась на  « другие основные элементы интересов» , как это следовало из брошюры, а  именно фрески Гирландайо  в капелле Маджоре ,  "Триниту" Мазаччо,"Мадонну с четками" Вазари, а главное, на родственные ей  душой, как чудилось Лере ,перенасыщенные и экзальтированные фрески  Липпи в капелле Строцци,  у которых  она застывала надолго, разглядывая каждый волосок, каждый листик. В детстве Лера влюбилась в портрет молодого человека , написанный Липпи, перенеся свою трепетную любовь и на художника, ученика Боттичелли , близкого ей всей своей нарочитостью, прихотливостью и изнеженностью .( ил. "Молодой человек" Липпи)
  В это время Серафиму охватывало все большее нетерпение и беспокойство. Ей чудилось, что чемоданы в ожидании  нервно постукивают  об пол колесиками и норовят разбежаться во все стороны, рюкзаки лязгают молниями, то расстегивая, то застегивая свое содержимое, словно разевая огромные рты, туфли- балетки и мокасины  в нетерпении трутся друг о друга и выбивают чечетку, устав ее поджидать.
- Серафима! Это же Липпи ! Его Мадонна висит над твоей кроватью в гостинице! Посмотри! -   Это стало последней каплей для долготерпеливой Серафимы.
- Оставайся со своим Липпи, а я пошла! - решилась Серафима.
Лера тоже испытала облегчение, ей даже показалось , что «Отцы города» Гирландайо радостно переглянулись , подмигнули ей и послали Серафиме прощальный жест рукой «Пусть её! Отпускаем!».
-  Встретимся на ступеньках Санта Фьоре, мимо такой красоты  пройти невозможно! - крикнула вслед Лера , на что Серафима саркастически хмыкнула , бросила на неё прощальный, снисходительный взгляд и пустилась резвой иноходью  на встречу с чемоданом, рюкзаком и туфлями по заполненной многочисленными магазинами улице Черретани  via de Cerretani, названной так в честь деревушки Черрето, жители которой торговали в этих окрестностях всякой всячиной , нещадно обжуливая покупателей, откуда и пошло потом слово «шарлатан».
   «Милостивцы!Спасители!» - поблагодарила   за себя и за Серафиму « отцов города»  Лера и с легким сердцем пустилась описывать круги по Санта Мария Новелла,  останавливаясь и « сосредотачиваясь на нескольких шедеврах» , как того требовал буклет. Она притормозила у аскетичной «Троицы»  Мазаччо , которая казалась чудом уцелевшим окном, помилованным Вазари, приказавшим уничтожить остальные старые фрески, распахнутым настежь свету и воздуху  на  мрачной, голой, потрескавшейся  стене . Лера вполне разделяла пристрастие доминиканцев к голому ,сумрачному пространству Санта Мария Новелла, где волшебными фонарями светились роскошные капеллы - Торнабуони с селебритис того времени- банкиром Джованни Торнабуони и его женой  Франческой Питти, их дочерью прелестной Джованной, их братьями и дядьями , а также  Лукрецией- матерью Лоренцо Великолепного ,  которых изобразил Гирландайо с помощью молодого Микеланджело,  не забыв  увековечить и  самого себя, что удивительным образом наводило на сравнение с глянцевыми журналами с последними новостями,  актуальными трендами и гламуром  эпохи Возрождения.
 Капеллы  Гонди с византийскими фресками, Гадди с живописью Бронзино, Строцци, известная не только причудливыми фресками Липпи, но и тем, что в чудный день 1348г. здесь собралась компания молодых людей « все разумные и родовитые, красивые, добрых нравов и сдержанно приветливые», что и положило начало "Декамерону", а также и  капелла Пура – Чистая, где по легенде двум измазавшимся в грязи малышам явилась  Мадонна и повела их к себе в гости помыться. 
  С каждым кругом по церкви Лере все больше казалось , что с нее смываются, линяют, растворяются в воздухе наслоившиеся за время пласты суетности, тягости, обыденности, желания судить, говорить и думать, а её собственные краски еще больше блекнут, как на старых фресках. Следом за ней шлейфом неслось « Memento mori» , запечатленное на саркофаге со скелетом Адама на «Трините» Мазаччо – « Я был тем, что вы сейчас, и есть то, чем вы будете». Скелет, игриво постукивая костяшками Леру по плечу, заставлял ее оглядываться и желать раствориться здесь в воздухе, остаться навечно в виде пыли, золотящейся в луче солнца, падающего вниз из стрельчатого окна .
 Но тут Лера  вспомнила о встрече с Серафимой,  резко затормозила и вылетела из Санта Мария Новелла где-то сбоку на улицу  красавиц Белле-Донне, где раньше ошивались проститутки, а на первых этажах окрестных домов торговали вином, на котором не брезговали зарабатывать знатные флорентийские семьи , не исключая и Медичи,маркизы и графы  Фрескобальди , Антинори  , Гвиччардини.
  Лера успела дважды обогнуть собор Санта Мария дель  Фьоре, полюбоваться ее  пенным бело-розово-зеленым  мраморным кружевом , из-за голов толпящихся туристов приветственно помахать знаменитым, резным дверям Баптистерия « А вдруг вспомнят!», свернуть с площади Дуомо в сеть узких, темных улочек вокруг церкви Сан Лоренцо, которая была похожа на толстого францисканского монаха в коричневой рясе, опоясанной веревкой и блестевшей лысой тонзурой своих куполов. Вокруг Сан Лоренцо клубился и растекался во все стороны рынок под парусиновыми зонтиками.
   Лера успела вернуться как раз вовремя, успев  в очередной раз подивиться тому, как эта рафинированная и разодетая в пух и прах и в кружева  флорентийской мозаики щеголиха Санта Фьоре сумела так неудачно затесаться  в толпу  серых, неприглядных  домишек-простолюдинов, которые напирали на нее со всех сторон, совсем как в метро  равнодушная ко всему ,безликая и дурно пахнущая толпа.
  Серафима воздвиглась на ступеньках Санта Фьоре,как растревоженная курица на насесте, нервно вглядываясь в толпу.
- Лера! Наконец-то! А я нашла "Мандарину Дак"! - оповестила всю толпу Серафима.
- Какое счастье! И где же рюкзак и чемодан?
- Я их оставила дожидаться  в магазине. Купила и оставила!
- А я успела занять очередь в Санта Фьоре!
- Очередь?! Чтобы зайти внутрь?!- это придало Санта Мария дель Фьоре нечто вроде добавленной стоимости в глазах Серафимы. Она с интересом стала оглядывать мраморные, кружевные стены .
- Сказочно, великолепно,  изумительно! - Лера  прыгала перед носом Серафимы , не давая той толком рассмотреть  рисунок стен. - Это   Pietra Dura – флорентийская мозаика, Микеланджело называл ее вечной картиной! - стрекотала без умолку она, стараясь успеть выложить все, что знала, пока Серафима не опомнилась.
- И какие швы! Состыковано безукоризненно! Не потускнеет! Не выцветет! Вечно! - вынесла свой вердикт  строительница Серафима, для верности постучав кулачком  по  ярким ирисам на стене.
- Поосторожнее! Это ирисы Демидовых- герцогов Сан Донато! За щедрые взносы на строительство их герб шахтерское кайло и ирисы цветут на стенах Санта Мария дель Фьоре - торжественно возвестила Лера.
- Ничего себе! Где только не встретишь наших! - неожиданно раздулась от гордости тощая Серафима и гордо вступила в собор, где ее заворожили сцены Страшного Суда Вазари, серпантином  кружащиеся на куполе Брунеллески  и озадачил Данте  с «Божественной комедией» в руках у врат Ада.
- А это кто? - подозрительно прищурилась Серафима.
Лера при звуках органа, которые как в наводнение заливали собор от пола  и медленно заполняли, поднимаясь по стенам, колоннам вверх к куполу, предпочла затихнуть в уголке на скамейке, просеивая сквозь дрожащие ресницы и красную фигуру сурового Данте Доменико ди Микелино, которого она помнила еще с детства и почему-то считала палачом , и двух всадников - кондотьеров на стене напротив, и неправильные часы Учетто, отсчитывающие обратный ход времени над входом ,  и Джотто,  склонившегося над мозаикой на барельефе и нашептывающего, как слышалось Лере, что-то из «Божественной комедии» - « Флоренция, меж древних стен, бессменно ей подающих время терц и нон, жила спокойно, скромно и смиренно».
  Серафима, вдоволь набродившись по собору и пресытившись картинами «Страшного суда», спохватилась, что чуть не прозевала  святое для нее время обеда.  Где бы она ни была, как только время близилось к часу, Серафима начинала испытывать муки голода и тут же бросалась в первую,  попавшуюся ей на глаза забегаловку.
-Лера! Пора есть! - скомандовала Серафима.
- Как раз по дороге к Сан Лоренцо я приметила чудное местечко! - встрепенулась  Лера.
- Надеюсь, это недалеко?- чуяла везде неладное Серафима.
- Тут, прямо за углом , Борго Сан Лоренцо ! Там так живописно -  колбасы, окорока , сыры в витрине - принялась с удовольствием перечислять Лера.- И название удивительное « Остерия дел Агноло» с датой 1580г.
- Что же, пойдем !  - отчеканила Серафима.
Меню в « Дел Агноло»  было скорее похоже  на учебник истории, где описывалось, что в   « Дел Агноло» приготовили первое блюдо в 1580г. , когда прошло всего 88 лет со дня открытия Америки. « Это без сомнения самый старый ресторан если не во всей Европе, то уж точно в Италии, который раньше назывался « Локанда доль Анголо» Locanda  dell Angolo, где имели обыкновение пировать приятели - Леонардо да Винчи с философом  Монтенем во время его приездов во Флоренцию» - гласило меню.
- Серафима! Я так тебе благодарна! Так благодарна! Если бы ты не захотела есть, мы могли бы пройти мимо такого места!- трещала без умолку Лера, тая от счастья и благодарности не только к Серафиме,но ко всему благосклонному к ним миру.
- Это исключено! Я и без еды!- уточнила Серафима.
- Представляешь, тут мог сиживать Монтень и, возможно, сам Леонардо! А почему бы и нет?!-  подпрыгивала и ерзала на своем стуле Лера. 
- Мне равиоли - перебила ее Серафима.
- А мне вот это, что-то чисто флорентийское « gnudi alla fiorentina burro e salvia», слегка запинаясь, заказала и Лера шарики из шпината в сырном соусе, тут же размечтавшись, что это обязательно едал и да Винчи.
- Давай сфотографируемся тут, что ли, если уж Да Винчи и тот, как его, Монтень что-ли ?! - предложила Серафима, подцепляя вилкой желтые от шафранного соуса равиоли.- И как ты ешь эту гадость? - старалась  не глядеть в Лерину тарелку, где плавали в скользком зеленоватом соусе липкие лепешки из шпината.
- Представь, это очень вкусно! Очень вкусное это флорентийское месиво!
- То-то, что месиво!- задумчиво и почти незлобно произнесла Серафима, погрузившись в сладкие мысли о том, как она вскоре отправится к заждавшимся ее рюкзаку и чемодану в "Мандарину Дак".
- А туфли?!- вдруг вспомнила и засуетилась она.
- А капелла Медичи в Сан Лоренцо?- забеспокоилась и Лера.- Это совсем близко отсюда!
- За углом?!
- Ну, да! За углом!
- Только по-быстрому! - смилостивилась Серафима.
  Но быстро не вышло, потому что Серафиму неожиданно очаровала церковь Сан Лоренцо, показавшаяся Лере несколько пресной и скучноватой, может быть, благодаря своей  знаменитой идеальной перспективе Брунеллески. Слишком идеальной!
Серафима вдруг ощутила вкус к церквям - И подумай ! Они  совсем, совсем разные, как чужеродные государства!
- Ты еще не видела Санта Кроче, Санто Спирито, Санта Мария дель Кармине - необдуманно застрочила Лера.
- Быстро! В капеллу, как их там, Медичи! - заторопилась Серафима, почуяв , что ее завлекут и в Санта Кроче, а то еще и в Санто Спирито, оставив без туфель.
Серафима притихла и прониклась чувством близким к благоговению к семье банкиров Медичи в грандиозной и угнетающе пышной капелле Принчипи Capella dei Principi, возведенной в явно диктаторском  стиле Муссолини, который  тоже успел приложить к ней руку и довел до ума. Лере же чудилось, что она попала в мавзолей Ленина и задыхается под тяжестью мрачных мраморных плит, правда, подобранных по цвету с безукоризненным вкусом.
Здесь из  Серафимы  так и сыпались восторги, словно она  поменялась местами с Лерой - Ты посмотри, какие тона – темно-зеленый переходит в коричневый, затем в песочный ! Превосходно ! И как состыковано! Здесь целые панно, картины из камня! Как ты назвала эту технику?
- Commesso! Pietra dura!
- Да, ладно! Какая дура?! 
- Пьетра –это камень! Значит твердый камень - вот что! Для того, чтобы сделать эту гигантскую резную гробницу-шкатулку пришлось организовать целую мастерскую Опифичо-делле-Пьетре-Дуре.
 - Комессо, комессо, пьетра дура – надо запомнить!- бормотала Серафима, наклоняя голову , чтобы пройти в незаметную, скромную дверь, ведущую  словно в чулан в  творение Микеланджело- Новую Сакристию. Серафима  покрутила носом .
- Простенько! Серенько !  Темно-серый камень, бело-серый камень !
 И фраза Микеланджело по поводу непохожести на оригинал скульптуры Джулиано Медичи « Ничего, через десять веков никто и не заметит!» в случае с Серафимой полностью оправдалась.  Да так, что Микеланджело и представить себе не мог!- Серенько! -оценила его она.
- Серафима, и ты не заметила шедевра - День и Ночь,  Утро и Вечер!
- Это эти-то сутки, которые голыми валяются в ногах у каких-то бывших военных ? Ну, и пусть себе! Зловещее какое-то местечко! Давай выбираться!
- Туфли не ждут, Серафима! Вперед! Неужели ты даже  не заглянешь на площадь Синьории и на Понте Веккьо ?!
- Только , если по пути ! И по-быстрому!- скомандовала Серафима.
- По пути! По пути, Серафима ! Лучшие магазины кожи и обуви как раз вокруг моста Понте Веккьо на улицах Гвиччардини, Торнабуони, Строцци – тебе сюда! А я  попаду во дворец Питти и сады Боболи, пока ты  будешь примерять свои туфли!
- Боболи! Боболи! Как нибудь  сама разберусь! - неслась  упрямо вперед целеустремленная Серафима, лишь на мгновенье задержавшись на площади Синьории, чтобы сфотографироваться у Давида.
- Серафима! Тут еще есть скульптуры Бенвенуто Челлини! Уфицци!
- Тут много чего еще есть! И этот мужик на коне , и этот в фонтане! Ну, и что с того?!
- Это Козимо Медичи !
- О Господи! - простонала Серафима. Давай лучше расстанемся сразу на мосту, а встретимся у вокзала, как его там …Новелла!
- Санта Мария Новелла! -  покорно согласилась Лера.
-  Серафима! А в Боболи гулял Достоевский, когда сочинял «Идиота»! Тут неподалеку дом, где он жил. И не забудь! Улица Гвиччардини! И зайди в «Анну»! Там сумки! - напутствовала Лера  убегающую Серафиму, которая в мгновенье испарилась, словно ее никогда и не было.
   А Лера потолкалась в толпе на Понте Веккьо, вдруг вспомнила «Парфюмера», глядя на мутную воду Арно, купила никому не нужный зонтик , на котором хороводом плясали девушки из «Весны» Ботиччели, потопталась на месте ,где три дороги расходятся в разные стороны – улица Барди  или виа Кассия налево, прямо – улица Гвиччардини, ведущая к  дворцу Питти и Вольтерре , и направо – борго Сан-Якопо или бывшая улица Пизана.
- Мне туда! - решила Лера  и скрылась в узких улочках , которые вели к церквям Санто Спирито и Санта Мария дель Кармине , где ее поджидала капелла Бранкаччи, которую по очереди расписывали Мазолино, Мазаччо и Филиппино Липпи и из-за которой  по легенде в споре  сломали в драке нос Микеланджело.
- Не даром Липпи  и мне с детства  так приглянулся!- с удовлетворением отметила Лера, погружаясь в темные, пустынные улочки у оживленной обычно по вечерам площади Санто-Спирито. Она уже стала поглядывать на часы и двигаться в сторону моста Санта Тринита , когда у палаццо Фрескобальди  материализовалась прямо из воздуха  супружеская пара похожая на ворона и ворону – тонкий господин весь в черном, с кривыми тараканьими ножками, широкополой шляпой на голове , ведущий под руку не менее черную даму в узком , плотно облегающем крутые бедра цвета вороного крыла  пальто, в высоких  лакированных сапогах на шпильках, кружевных черных перчатках , черных очах ,с высоко взбитой прической  иссине черных волос. Инфернальная пара двигалась прямо на растерявшуюся Леру, но перед самым ее носом черный господин сделал пируэт и испарился в невидимых глазу воротах, откуда вывел под уздцы лоснящийся на солнце ,как арабский вороной скакун, великолепный мотоцикл . Траурная дама ,лихо закинув ноги, взлетела на заднее сидение, ее спутник ударил по тормозам и пара вмиг исчезла, оставив после себя струю  клубящегося дыма.
- Не иначе, как Фрескобальди собственной персоной  пожаловали- сообразила Лера, которой везде чудилось, что при ее приближении церкви начинают исторгать колокольный звон, электрические лампочки беспричинно взрываться в воздухе, а старые дома источать духов.
  За мостом  Санта Тринита Лера  наткнулась на расположившийся в палаццо Спини  Дом  Феррагамо, где в витрине увидела своих недавних знакомцев - два застывших у мотоцикла манекена в черных одеждах Феррагамо. Лера остолбенела у витрины, не зная , что и думать, когда траурная дама слегка приподняла черные очки и хитро подмигнула ей, кокетливо наступив острой шпилькой на ногу своему спутнику. Тот пополам согнулся и только собрался погрозить пальцем Лере , как та метнулась от витрины в сторону и  опрометью бросилась  к вокзалу Санта Мария Новелла ,где ее уже поджидала совершенно реальная Серафима с объемистым  коричневым  чемоданом от "Мандарина Дак",набитым балетками, мокасинами и рюкзаком.
-И как твои Питти и Боболи? - необдуманно спросила Серафима.
- И еще Санто Спирито и Санта Кармине,  а главное Фрескобальди - начала было Лера повесть о черных людях, но увидела лицо Серафимы и подавилась словами.
-  А ты? Удачно прогулялась?
- Еще как удачно! Я провела все это время в "Мандарина Дак"! Меняла один чемодан на другой! Но сперва я успела купить туфли - торжествовала Серафима.
  Лера печально взглянула  на развалившихся  и разомлевших на газоне  туристов, на оживленно  болтающих изящных  флорентийских девушек с велосипедами и собаками на поводках   на фоне,   как гласил буклет ,  « переливающегося  полосами черного, зеленого и белого мрамора,  как заблагорассудилось в то время Леону Батиста», фасада церкви Санта Мария Новелла , и пошла следом за Серафимой и ее новым чемоданом, который подскакивал на каждом камешке, твердя про себя : « Рюкзак, чемодан, туфли!».
      Пиза произвела на Серафиму более благоприятное впечатление, потому что она  успела  вдоволь нагуляться по главной улице Корсо Италия , ведущей от вокзала до моста Меццо, полной  лавок и магазинов. Насытившись покупками и успев состроить планы  на посещение универмага на обратном пути, Серафима с глубоким довольным вздохом  опустилась на зеленую лужайку перед Баптистерием и Дуомо.
 -  « И , правда , она падает!» - выдохнула она при виде Пизанской башни. А Лера растянулась рядом на траве точно также ,  как и пестрые, крикливые стайки студентов из  близлежащего Пизанского университета, которые играли в карты, перекусывали, дремали рядом.
Пока Серафима , неодобрительно косясь на них, пыталась уместиться на узком шарфике, боясь и простудиться, и перепачкаться, и не напечь на солнце голову, Лера , беспечно разбросав в стороны руки и ноги, всем телом вросла в землю, впитывая в себя и ее тепло, и парящие в солнечном свете над ярко зеленой травой  дрожащие и меняющие свои очертания, как неверные отражения в воде, образы Баптистерия, Собора и Башни.
- Тадж Махал!  Сакр Кер!
- Чего? Чего? Говори отчетливее!- забеспокоилась Серафима.
- Если их поставить рядом на этой площади Чудес, то всем сразу станет ясно, что это одна семья! Когда я вот так смотрю на Собор и Баптистерий  , то вижу и Тадж Махал, и Сакр Керр – они начинают проступать у них на лицах  так , как ты начинаешь видеть бабушку, когда долго смотришь на лицо ее внучки , и понимаешь , откуда эти узкие восточные глаза и изящные кисти рук.
- Пойдем -ка, пообедаем!А ?!- сочувственно предложила Серафима - а то ты уже заговариваться стала, а у меня затекли ноги. Пообедаем и домой!  К нашим  дачам и пиниям в Марина ди Пьетрасанта!- чуть не прослезиласьот умиления Серафима. 
Ничего нет лучше этого места!
- Даже лучше твоего любимого универмага Coin?!
- В Коин мы зайдем на обратном пути к вокзалу!- непререкаемым тоном заявила Серафима и повела Леру обедать, после чего убедилась, что и Коин самым возмутительным образом до пяти часов вечера находится на обеде.
- Буду ждать! В конце концов, зачем я сюда приехала?!
- Да, зачем!? - возмутилась и Лера. Мало тебе рюкзака, чемодана и туфель во Флоренции ! Что ты найдешь в этом безликом Коине,  которых не счесть и в Москве! Пойду валяться на Пьяцца деи Мираколи и гулять по Кампо Санто пока ты ждешь своего Коина!
- Далось тебе это кладбище! Кампо Санто! Встретимся на вокзале!- уже привычно бросила Серафима.
- Да! Пойду любоваться фреской "Триумф смерти" или Monito di penitenza « Наставление кающихся» ! - многозначительно изрекла Лера, на что Серафима  и ухом не повела.
Тут Лера опять стала радоваться, что универмаг Коин так кстати пребывает на обеде , а после ждет к себе Серафиму, а она успеет на Кампо Санто, куда им не удалось попасть в силу чисто мистических причин, которые сначала заперли их сейф, а потом заставили улетучиться билеты на кладбище из заднего кармана ее брюк, что  тут же вывело из себя Серафиму.
- Лера! Как ты ухитрилась?!
- При чем здесь я?!
- Но карманы ведь твои?! И так плотно прилегают!  Ты ничего не почувствовала?!
- А сейф?! - нашлась Лера - Он тоже ничего не почувствовал!
  Серафиме пришлось смириться с тосканской мистикой .
      Через пару дней она уехала в Москву к заждавшейся её сдаче строительного объекта с туго набитым тосканской всячиной новым чемоданом от "Мандарина Дак ", правда не с первого раза в силу продолжавшихся странностей, а задержавшись на день в Лериной новой комнате.
- Может и хорошо, что самолет  не вылетел во время - прониклась она Лериным оптимизмом. Искупаюсь еще раз в море и полюбуюсь видами на горы из твоего окна.
- Чтобы ни случилось, оно всегда  к лучшему! - уныло поддержала ее Лера, перед которой только начали открываться перспективы настоящего отдыха. Но с отъездом рациональной и трезвой Серафимы , которая своим присутствием кое-как сдерживала напор тосканской иррациональности, мистических странностей  и причуд, Лера оказалась лицом к лицу с окончательно развинтившимся, полностью отбившимся от рук в отсутствие Серафимы   внешним миром.
  Сперва Леру стала одолевать местная нечаянная в июне жара , на которую она жаловалась еще Серафиме примерно в таком же духе , что и Птоломей Филадельфус у Гофмана : « Ты знаешь, любезная Серафима, что я ничего на свете так не страшусь и не избегаю, как палящих лучей солнца, кои снедают все силы моего тела и столь ослабляют и утомляют дух мой, что все мои мысли сливаются в некий смутный образ, и я напрасно тщусь уловить умственным взором что-либо отчетливое…».
  На что Серафима, ехидно осклабившись, отвечала - То-то и оно! Нечего было тебе в эту Тоскану тащиться, а мозги твои пребывают в смутном образе при любой погоде и в Москве! Что касается умственного взора ,то здесь тоже погода ни при чем ! Ты, Лера, сама по себе крайне неотчетливое, расплывчатое существо, если не сказать больше ! Медуза! И как тебя только выносит твой муж!? -  это была одна из самых длинных тирад возмущенной Серафимы, на которую она была способна и с которой отчалила в Москву, оставив Леру , как она и мечтала, наедине с разбушевавшейся Тосканой.
  Отель "Тициана" – старинный особняк красного кирпича начала прошлого века с оставшейся от бывших хозяев дубовой мебелью и тосканскими пейзажами на голубых стенах , расположился среди пиний , похожих на гигантские корявые зонтики , которые заглядывали во все окна Лериной комнаты, даже в круглое окошко ванны, в крошечном дачном городишке Марина ди Пьетрасанта между Форте Деи Марми и Виареджио, до которых было рукой подать на велосипеде. Марина ди Пьетрасанта, морская часть старинного городишки Пьетрасанта , что означает Каменоломня, где испокон веков добывали мрамор, была промежуточным вариантом между богемным , зазнавшимся своими богатыми постояльцами , владельцами многомиллионных яхт, болтающихся у причала , Форте Деи Марми, который и знать забыл и о своей принадлежности к транспортировке мрамора, и претенциозным ,шумным , выродившимся аристократом Виареджио. В Марина ди Пьетрасанта не было ни яхт, ни причала, и ни то чтобы дорогих, но вообще никаких магазинов кроме крошечной милой лавки с хлебом , водой , оливками и  моцареллой, где покупателей знали в лицо и мило раскланивались при встрече на улице.
      Когда Лера плескалась в своей ванной комнате, у нее было полное ощущение, что она поливает себя из душа, стоя под раскидистой пинией, которая качается на ветру , разбрасывая вокруг себя увесистые шишки и длинные иголки. По одной из них до Лериного окна дополз и вьющийся жасмин, усыпанный белыми, благоуханными цветами, похожий на длинную ,пахучую вуаль, свисающую с веток пинии. По утрам солнце входило к ней в комнату со стороны гор в одно из окон и заливало комнату так ярко и жарко, что приходилось прикрывать его , как глаза веками, зелеными ставнями, а по вечерам точно также заполняло комнату через другое окно закатное солнце, нагревая ее так, что Лера опускала кисейную занавеску, которая полоскалась на ветру на пол - комнаты, а в створки другого, подрагивающего от порывов ветра окна отражались две изогнутые, кривые, похожие на еврейские подсвечники ханука, пинии. Глядя на них, Лера вдруг подумала, что каждый проживает свой век точно в отпущенный ему срок , а остальное , оставшееся до смерти время просто плетется по жизни.
Это ,собственно, и не было мыслью, к тому же вовсе и не новой, а острым ощущением, которое охватило её вместе с ворвавшимся к комнату ветром и тихим покачиванием пиний в окне. « Прожил полнокровно этот предназначенный тебе кусок времени , у каждого своей длины - иногда и пять минут, а иногда , если заслужил, то почти всю жизнь, наполняя его, чем мог, расцвечивая его своими красками, метя , как кот, каждый угол этого времени , так что при первом воспоминании о нем , оно заполняет тебе рот своим вкусом, нос запахом, а сердце дрожью и теплом. А потом приходит время других, в котором тебе уже нет места. И ты, по частям, не сразу, а медленно, как воздушный змей на ниточке, отрываешься от этого уже не своего времени и улетаешь в небо. Всё становится тебе не нужным, лишним, избыточным, суетным, а главное – чужим, отдельным от тебя. Возможно , это состояние даже еще не старости, а души, которое может приходить и в молодости » - нашептывала глубокомысленная кисейная занавеска на ушко Лере.
  До моря минут семь-десять по всегда пустынной улице Cavour, которая  увита жасмином, цветущими розовыми и белыми гортензиями и олеандрами, среди которых прячутся виллы. Море мелкое, грязноватое, с песочным дном. Пляж тянется на десятки километров и весь заставлен армиями лежаков и тентов, что производит устрашающее впечатление- так и кажется, что ножки сотен и тысяч лежаков, шезлонгов, козеток, парусиновых полосатых тентов зашевелятся и все они на негнущихся алюминиевых ножках так и ринутся друг на друга в битву – синие полосатые на желтых полосатых, белые на зеленых под предводительством своих генералов сальватажио - изрядно смахивающих на бандитов спасателей в красных трусах и футболках с названием «баньо» на груди, которым они служат. Сальватажио с самого утра устраиваются в своих креслах под тентами, как на боевом посту, чтобы ни один человек из толпы праздно слоняющихся по воде отдыхающих не вздумал расположиться на песке у моря  « Ни-ни! Ни приведи Господь!». Если кто-то вдруг делает попытки расстелить свое полотенце на песке  или же его относит течением на запретную территорию , армия полосатых лежаков и тентов злобно ощетинивается, а сам сальватажио принимается гонять ослушника, гортанно выкрикивая, что здесь вовсе не «спиаджия либера» , тыча пальцем за горизонт, где даже и не виднеется этот «либера». Или носится по берегу изо всех сил свистя в свисток, отгоняя прибившегося с течением ослушника назад- туда, откуда того принесло. В результате весь пляжный народ оттеснен сальватажио и их бравой армией лежаков к самой кромке моря, которое так и бурлит под тысячами ног , поднимающих брызги и муть со дна.
  Спиаджия либера - это узкая полоса бурого песка, уходящая от моря к самому лесу, в выходные дни сплошь покрытая зонтиками и телами, которые громоздятся друг на друге, зажатая с одной стороны занявшими круговую оборону пустыми лежаками, а с другой парком лодок и катамаранов, которые , периодически чихая и кашляя гарью, выводит в море на прогулку старенький трактор. В этой орущей маленькими детьми толпе, где каждая вторая женщина на сносях с огромным животом , кормящая почти 2-х годовалого малыша грудью, которому во время кормления старательно засыпает песком глаза его старший брат, в свою очередь отбивающийся от тычков и затрещин другого старшего брата, которого в свою очередь отчитывает глава семейства в длинных трусах, совсем затерявшийся в груде сумок , полотенец и прочей многочисленной семейной поклажи. Лера сидит в этом гаме сама не своя , не понимая как и зачем сюда попала, стараясь среди леса торчащих зонтиков и мачт соседних корабликов разглядеть знаменитые Апуанские Альпы, которые расположились прямо за ее спиной, бесстрастно и даже безнадежно взирая на весь этот бедлам и безобразие. Орущая и живая , как ртуть, пляжная полоса Либера зажата спесивой и пустой в прямом смысле этого слова армадой никем не используемых шезлонгов и лежаков, на которые из-за больших цен редко кто отваживается присесть или прилечь. Мимо по колено в море бредет, как на судный день, разноперая процессия , взявшаяся из ниоткуда и мерно, безучастно направляющаяся в никуда – кого здесь только нет... В толпе , бредущей в брызгах и тучах мусора, возвращенного морем на берег, идет молодой индиец -нянька, бодро играя каждым мускулом загорелого и твердого, как высеченное из черного мрамора, тела . Он волочит за руку , будто на поводке, болтающегося у него за спиной сухого, как щепка и безразличного ко всему старика, которого он вывел на морскую прогулку. Им под ноги суется приземистый, коренастый черный пес в ярко-желтом спасательном жилете, принадлежащий ближайшему сальватажио. Пес ,петляя между ног старика и его сиделки-индийца, которому хороша любая работа, добирается до моря и плюхается брюхом прямо в волны, как черепаха распластав все четыре лапы в стороны, блаженно зарываясь мордой в морскую пену – спасать пока некого! Его хозяин в красных спасательных трусах , как и все прочие сальватажио, старые и молодые, лысые и кудрявые, благообразные , профессорской внешности с седой бородкой, низенькие с пивным животиком или высокие красавцы, словно сошедшие с площади Синьории Давиды - все, как один, с утра и до вечера заняты тем, что лихорадочно сгребают граблями и лопатами горы водорослей и мусора, которые методично выбрасывает им на берег море . Изящный и весь в мелких кудряшках,как пудель, молоденький сальватажио мечтательно выбирает руками из длинной полосы щепок, водорослей и медуз, заполонивших подвластный ему участок берега, окурки, пластиковые пакеты и прочий неорганический мусор, сортируя его в отдельную кучу. Его товарищ по несчастью, к которому прибилось еще больше мусора, сгребает в огромные кучи, похожие на термитники, все подряд. Он с брезгливостью наблюдает, как его кудрявый сосед неспешно несет, грациозно зажимая в тонких пальцах, очередной окурок. « Сдурел совсем, малый?!» - злится крепыш. « Аутизмо …»,- флегматично тянет молодой. И вся череда разномастных сальватажио, выстроившихся чередой с граблями и тачками у моря , покатывается от смеха - « Аутизмо! Ха-ха-ха! Аутизмо у нас!». Пес вздрагивает от громкого смеха хозяина, неспешно, как бегемот, выбирается из воды, отряхивая с шерсти воду на прыснувших от него в стороны чинных старушек, и беспокойно оглядывается по сторонам- не появился ли кто, кого надо спасать, пока он прохлаждался в море. «Поверино! Повериссимо!»- жалеют бредущие навстречу друг другу по воде старушки в панамах и соломенных шляпках , как в поте лица бесконечно сгребающих мусор сальватажжио , так и тихо умирающую на воде чайку, которую тоже прибило к берегу волнами, на которых она качается, безнадежно уткнувшись клювом в воду. Ветер задирает ей перья на крыльях , она безучастно и покорно ждет своего конца на палящем солнце . « Поверино! Бедняжка!» - сочувственно вздыхают старушки, словно о себе, и расходятся в разные стороны, старательно обходя и мусор и увесистых медуз, похожих на растрепанные капустные кoчаны с синей кружевной бахромой по краям , которые тоже безмолвно страдают , растекаясь желе на горячем песке, не вызывая ни в ком ничего кроме брезгливости и страха. « Поверино! Бедняжки!»- тихо шепчет им  Лера , стараясь спихнуть ногой в воду уцелевших , самых жизнестойких из них .
  « Аква фриска! Коко фриско! Аква бибитэ!» - рассекают воздух гортанные крики продавцов воды и мидий, упакованных в зеленые свежие листья в плетеной корзинке. «Аква, бьерра, кола, фанта, тэ-э-э!», заканчивая тэ-э-э угасающим, шипящим пианиссимо, перекрикивают продавцы воды нещадно кричащих на все голоса бамбини, грудных и чуть постарше, которые отбирают друг у друга игрушки ,дерутся из-за мороженого, роют песок просто из любви к искусству, став на четвереньки ,как собачки, забрасывая ним своих мамаш и всех соседей. Мощные, белые телом , как борцы сумо, мамаши хватают чад за ноги и волокут извивающиеся в воздухе , как червячки, тельца вниз головой под зонтики, откуда бамбини тут же уползают , чтобы опять заняться песком и драками. Надрывающиеся в крике груднички страстно припадают и сосут пышные, обильно выпадающие из купальников груди своих мам, которые блаженно, как мадонны в нишах церковных капелл, склоняются к своим умиротворенно насыщающимся младенцам в тени зонтов, тентов и палаток. Мамаши любовно поглаживают сучащие их ножки, убирают шаловливые маленькие ручки, которые норовят бесстыдно оголить и другую гигантскую грудь, продолжая пребывать в сладостной истоме.
  За их спинами примостилась семья филиппинцев под зонтиками от дождя, которые они туго привязали веревками к красным палкам и окружили ними себя плотным кольцом, как в форте. Вся семья выспалась в тени зонтиков мертвецким сном, потом очнулась и стала бойко действовать- девчонки бросились под бесплатный душ мыть головы, сбрасывая на песок хлопья пены от шампуня и мыла. Отец тем временем выхватил из рюкзака огромный тесак- кукри и стал с ожесточением рубить веревки и палки, освобождая плененные зонтики, словно почуяв, что он опять в родных джунглях. Когда отец браво разделался с зонтиками, мать перехватила у него кукри и не менее ловко нарубила  на крупные ломти арбуз, на который тут же набросились девчонки с блестящими, чистыми волосами, с которых они , мотая головами в разные стороны, стряхивали брызги, почти ,как пес –спасатель. Всю эту благостную картину вдруг взорвали душераздирающие крики, безумный смех и хлопанье в ладоши. И мамаши с младенцами у груди, и семья филиппинцев с арбузными корками в руках, и разносчики воды и мидий, у которых собственные крики застряли в горле, и папаши, мужественно ввинчивающие зонтики в песок – все застыли и, как один, оборотились к навесу , где обычно сенегальцы, мароканцы и прочий торговый люд перебирал и складировал воздушных змеев, парео, яркие полотенца и скатерти. Теперь навес оккупировала группа молодых сумасшедших, опекаемых супружеской парой, похожей на волонтеров из церкви. Двое парней неопределенного возраста , один из которых потолще , в голубых трусах , топтался , переминаясь с ноги на ногу на одном месте , делая руками пассы в воздухе, словно месил тесто, сопровождая все эти действия нытьем, переходящим периодами в бурные рыдания. Его костлявый товарищ в ярко-зеленых длинных трусах устроился на корточках на песке под навесом, подпрыгивая на месте , хлопая себя то по бокам, как обезумевший петух крыльями, то в ладоши, закатываясь истерическим смехом при виде двух белых, в мелких кудряшках, словно только вышедших из парикмахерской, пуделей, которых одной рукой вела на поводке тонкая, как прутик, девушка, а другой рукой она тащила за собой упирающегося малыша. Услышав вопли сумасшедших, пудели бросились врассыпную, малыш заревел, а тростинка-мамаша испуганно бросилась собирать всех в кучу, пытаясь прикрыть собой. Сенегальцы, марокканцы и прочий торговый люд с товарами наперевес со всех ног бросились под свой навес поглазеть на происходящее и ,может быть,отбить насиженное ними место. Но тут за сумасшедших стал горой волонтер, только как вышедший из воды и едва успевший опоясать свои мокрые чресла полотенцем.
- Сумасшедших ,что ли не видывали ?! Дайте им спокойно отдохнуть! Люди вы или не люди?! - выкрикивал он, бегая кругами вокруг навеса, как встревоженная наседка. Сумасшедшие это поняли по-своему и усилили крики и хохот, всячески поддерживая волонтера, как болельщики на стадионе. Пляжные продавцы оторопело понурили головы и отступили, по пути вяло предлагая товары прячущим от смущения глаза мамашам  и их мужьям, которые вновь принялись лихорадочно ввинчивать в песок зонтики " Но, грацие!",
" Прего!" отвечали посрамленные продавцы, виляя между ног, полотенец и зонтиков, заметая следы. Сумасшедшие еще немного покричали ,похохотали и вскоре отправились вслед за волонтерами, которые надели на них ботинки, старательно завязав все шнурки, нахлобучили им на головы панамы и , взяв за руки, как детей в детском саду, повели домой – в сумасшедший дом. Сумасшедшие плелись за ними следом, завистливо оборачивая головы назад к морю , где в пенящихся , набегающих друг на друга волнах сидел на мели парализованный старик, развалившись на солнце в инвалидном кресле, колеса которого до половины скрылись под водой, отчего оно стало похожим на прогулочный катамаран.
         С таким же упорством, как сальватажио бесконечно и безнадежно борются с мусором,  ежедневно возвращаемым им морем, распределяющим его неравными порциями, кто поудачливее – тому поменьше, а кому и за особые заслуги целые полосы в сотни метров , так и в многочисленных виллах Пьетрасанты -как в маленьких виллино, игрушечных дачных домиках, ютящихся на клочках земли, так и в пышных флорентийских палаццо, расположившихся на сотнях акров под гигантскими пиниями, с колоннами, портиками, старинными коваными фонарями под плоской крышей и скульптурами каррарского мрамора, за которым и ходить далеко не надо, потому что он виднеется ,как снег , на склонах гор – повсюду без умолку косят траву. В каком либо из дворов, а то и сразу в нескольких обязательно зудит газонокосилка или надрывается, заглушая хор птиц, пила, которая безжалостно стрижет лохматые с ее точки зрения зеленые изгороди из олеандров, лавров и прочих южных растений, едва успевших в мае зазеленеть и распушиться множеством молоденьких, кудрявых листиков. Этот звуковой ряд взрывают сирены скорой помощи, которые глушат уже все подряд – и птиц, и газонокосилки с пилами. Машины проносятся в соседний Опитале Версилия так часто, что уже не удивляет безлюдье на улицах Марины ди Пьетрасанты, так как похоже, что все её население методично и быстро было свезено в больницу. В этом оркестре из птиц, пил, газонокосилок, собачьего лая и воя скорой помощи в качестве ударных инструментов завершающим аккордом гудят на все голоса колокола местных церквей, которые в только им ведомый момент начинают неистово и беспорядочно звонить так, как будто хотят и вовсе сорваться с веревок . Для общей гармонии не хватало только безумного хохота и душераздирающих рыданий сумасшедших на отдыхе. Дальше- больше ! Странности так и сыпались на Леру в изобилии, так что она ни один раз вспоминала трезвую и рациональную Серафиму, умелого прораба не только своей стройки, но также своей и окружающей жизни, Серафиму, которая , как плотина из последних сил сдерживала эти странности и выверты, которые так и вились вокруг Леры! Серафима бессознательно старалась выпрямить окружающее пространство, тогда как оно изгибалось дугой, искажалось при одном приближении Леры. Привыкшая преодолевать сопротивление строительных материалов, рабочих и чиновников, Серафима начинала терять силы в борьбе с искривленным Лерой пространством, принимая несвойственный ее духу удивленно-оскорбленный вид ,с которым она и отбыла из Тосканы. А Лера рано утром на следующий же день отправилась на автобусную остановку Оспитале Версилия , чтобы без помех в виде « чемодана, рюкзака и туфель» осмотреть близлежащую Луку, о которой в Lonely Planet было сказано « must see».
    Но не тут - то было! Отсутствие сдерживающего начала Серафимы и разрушительное присутствие Леры привело к тому, что в ближайшие три дня перестали ходить, как автобусы, так и все поезда из-за забастовки тосканских транспортников. Лера безуспешно проторчала на остановке , удивленно отметив, что мимо нее не то что ни один автобус не прошел, но и не пронеслась с громким воем ни одна машина скорой помощи, которые в обычные дни гонялись друг за другом целыми стаями.   В «Тициане» портье Вероника печально покачала головой : « Синьора Лера! Это страйк! Бездельники!». И Лера распрощалась с Лукой, все еще надеясь попасть в Сиену, которая была для нее , как заколдованная – обстоятельства складывались так, что в каждый из своих приездов в Италию Лера не успевала в Сиену. « Не подпускает к себе! Видно, на то у нее есть свои причины!» - гадала Лера. « Синьора Лера! Страйк - конец! Но жара!»- возвестила через три дня Вероника. – Из Флоренции все бегут к морю. Люди спят в супермаркетах, спасаясь от жары. Какая Сиена?!
  Лера печально завспоминала Серафиму, при которой исправно, как часы, ходили автобусы , поезда и царила нормальная, июньская погода.
- Опять не подпускает к себе Сиена! Ну, и Бог с ней!- решила обмануть в этот раз капризную Сиену Лера. – Ей же хуже! И Сан Джиминьяно тоже! Жарьтесь на солнце без меня! Остаюсь с моими пиниями и прохладными окнами в «Тициане»! - махнула рукой она, положась на судьбу.
  Одурманенная несвоевременной жарой и пьетрасантской какофонией , Лера обронила на пляже один из своих старых, заношенных сандалий. От мысли, что ей придется прыгать домой босиком по раскаленным, как сковородка , песку и асфальту, Леру прошиб холодный пот и она стала проклинать себя за то, что так небрежно сунула сандали в карман рюкзака. Лера шла по прохладным волнам и предавалась мечтам, что море протянулось до порога её Тицианы и ей не придется жечь пятки, а прохожие в снобистски настроенной Пьетрасанте не станут пялиться на неё и оборачиваться вслед. Лера представляла, как будет ковылять по острому гравию к двери гостиницы и незаметно, как нашкодившая кошка, проскальзывать на лестницу. Всё это принуждало её пристально вглядываться в каждую песчинку на пути, надеясь в ней увидеть свою сандалию. И когда, наконец, она ее увидела, то бросилась, как к родной- оставалось разве что расцеловать ее в изношенную подошву. К вечеру Вероника ворвалась в ресторан, чтобы сообщить, что группа неутомимых русских решила все же отправиться в жару в Сан Джиминьяно и Сиену : «Синьора Лера, не хотите ли присоединиться к ним?! Машина с кондиционером!».
- Ага! Смилостивилась, коварная Сиена! - сразу согласилась Лера. Рано утром ее подхватил черный лимузин с тонированными стеклами и мощным кондиционером, который затем подобрал в Гранд Отеле в Виареджио две семьи отважных, огнеупорных русских с детьми из Кемерово.
 -  Шахтеры! Солнце им нипочем, только в радость!- решила Лера, тайно гордясь тем, что теперь шахтеры населяют не только санаторий «Шахтер» в Крыму, но и Гранд Отель в Виареджио. До Сан Джиминьяно все ехали молча, в утренней дреме следуя каждому повороту  живописной узкой дороги, которая вилась вокруг тосканских холмов, полей и виноградников. Тут Лера ,глядя на  очередное поместье, раскинувшееся на вершине холма среди оливковой рощи , стала испытывать странную тревогу и мучительное беспокойство. - Вот!  Вспомнила! Подумаешь ,  забастовки, сумасшедшие на пляже, сердечная боль, сломанный сейф, жара, наконец! Содом и Гоморра! Бывает и похуже! Приятельница Леры, а нынче бизнес-леди, бывшая философ с ученой степенью, в которой  неожиданно для нее самой под воздействием « разлома эпох, крушения империи» в 90-е годы вдруг прорезались необыкновенные способности к коммерции, которые она никак не могла усмирить в себе : «  Всё, хватит! Надоело! Заканчиваю!- какой раз говаривала она себе , зарабатывая  очередной миллион и не находя в себе силы отказаться от очередного вида  деятельности,как-то вздумала купить дом в Тоскане.
- Ну, зачем мне эти склады! А  попутно и водка, самолеты, колбаса и пентхаусы!- сетовала она, но к чему бы  ни прикоснулась своею рукой философ, все легко превращалось в «золото» , как у царя Мидаса.
- Еду в Тоскану, покупаю деревенский дом с хлевом на первом этаже и 25 акров земли с оливковой рощей! Стою на собственном холме, вдали море, вокруг тосканский пейзаж – и ничего-то мне не надо боле! Я счастлива!- мечтала она.
- Да, все бы хорошо -  думала Лера, не случись этого в Тоскане. - Но теперь-то я понимаю,  что иначе и быть не могло! Деревенский дом с хлевом внизу  был куплен почти за пол -миллиона евро, внесен задаток и подписаны все бумаги. Но ни к Новому году в срок, ни после и даже уже через год спустя удачливая бизнес-леди, она же философ, своего имения так и не получила. Она угодила в ловушку, как и многие из русских богатеев, которые,  не торгуясь, скупали дома в Тоскане, подписывая недобросовестные договоры с пройдохами хозяевами  полуразрушенных дворцов  и двухэтажных хлевов, которые пребывали в полной уверенности, что в суд на них не подадут , поскольку деньги у этих русских грязные, требующие, чтобы их «отмывали». Но в данном конкретном случае респектабельная с виду чета  пожилых тосканских пройдох нарвалась на Лерину честную подругу-философа, которая исправно платила налоги в казну.
- Невиданное дело! Все бумаги собраны! Суд!- поразились обманщики.
- Лера! Итальянские суды тянутся годами, десятилетиями ! Но я своего добьюсь!  Рано или поздно, но стану на своем холме  и свободно вздохну!- грозила философ.
-Ба-а! Да,  здесь каждый второй шарлатан, обманщик!- ужасалась Лера.
- Нет, Лерочка!  Ты слишком хорошо о них думаешь!- гневалась философ.
- Неужели каждый!  Не может быть! Да, ты бы уж обошлась без своего тосканского холма с двухэтажным хлевом ! Лучше бы остановилась на русском пригорке с видом на  луг и церковь! - предлагала Лера.
- На русском холме  не вздохнешь , не умиротворишься! Одолеют тут же склады, пентхаусы, фуры с колбасой и водкой ! - не унималась философ.
- А я думаю, постоишь ты на своем желанном тосканском холме  ровно пять минут, вздохнешь и развернешь  новый бизнес -  предрекла Лера.
   Пока итальянские суды вели дело к победе русской бизнес леди, она, еще не успев глотнуть глоток долгожданной свободы на  благоприобретенном холме, уже успела зарегистрировать маленькую компанию, радуясь, что здесь ей бухгалтер обходится вдвое дешевле, чем в России, и подсчитывала будущую прибыль  от оливковых и, неожиданно   кстати обнаружившихся в придачу к ним,  пробковых деревьев. Кроме того, она планировала открыть поблизости русскую школу и антикварный магазин с итальянскими древностями в Москве.
- Свобода! Свобода , наконец! - приговаривала она при этом, стоя на с честью отвоеванном холме.
     Остаток пути до Сан Джиминьяно Лера нервно вглядывалась в каждый куст,  прикидывая, не здесь ли скрывается известный двухэтажный хлев и попадающиеся  на глаза мирные поместья в оливковых рощах казались ей подозрительными, скрывающими постыдные тайны.
 - Да, не просто в Тоскане! - прошептала про себя Лера, в голове которой образовалась каша из « Рапальского призрака», семейки Медичи, шарлатанов-продавцов вилл, сумасшедших на пляже,  взбесившихся колоколов и скорых помощей,  самопроизвольно запирающихся сейфов, страдающих медуз, обреченных вечно сгребать у волн мусор сальватажио  и соседей англичан.
- Ну, да! Англичане! Этих еще не хватало! Одно из ее прохладных окон в «Тициане»  соседствовало с круглым общим окном ее ванны и ванны соседей. Лера этого не знала до тех пор, пока  ее не угораздило захотеть в туалет ровно  тогда, когда  туда ворвался коренастый, бритоголовый  пожилой англичанин со стонами и охами, резкими вскрикиваниями, которыми он оглашал свое водружение на унитаз. Лера  оцепенела на своем унитазе  так, что с её носа с  грохотом  разрывной гранаты на пол свалились очки. Англичанин испуганно затих.  Лера словно видела сквозь стены , как он вздрогнул и стал оглядываться по сторонам. Она тоже затаилась, как мышь, и стала ждать, когда он спустит воду, чтобы сделать это синхронно с ним. Но ей это так и не удалось, потому что её стал одолевать дурной смех под боком у англичанина. На это он  закричал в пароксизме:" Oh! No! No!", потом , наконец, « Yes!»  и в сердцах спустил воду. За ним эхом сделала это и Лера , согнувшись пополам от хохота,  представляя , как он опять  изумленно оглядывается по сторонам. Лера чуть не наступила на очки, когда  с диким смехом, повторяя « Oh! No! No!» - вывалилась из ванны. А англичанин полез под душ и стал там кряхтеть, приговаривать, постанывать под звуки льющейся воды. Потом к нему пришла жена  и они стали вести беседу, перешедшую в нечленораздельные звуки, так долго, что Лера испугалась, что большую  часть времени они станут проводить в ванной , занимаясь у неё под носом всем, чем им угодно. Впрочем , именно так и произошло, так что Лера  стала стыдиться  попасть им на глаза и терпеливо высиживала в комнате перед ужином  и завтраком , ожидая пока  первой не хлопнет их дверь. А в остальное время крадучись, как партизан, пробиралась к себе в комнату.
- Что это мне на ум лезет всякая белиберда, от жары что ли ? – вздохнула Лера, поводя плечами и пытаясь стряхнуть ее с себя.
- Башни! Башни показались! - закричала тоненькая, с куцыми, как мышиный хвостик, косицами ,внучка шахтера из Кемерово, сидящая на переднем сидении лимузина.
- Сан – Джиминьяно! - оповестил всех шофер, сквозь итальянскую личину которого странным образом пробивался китаец.
- Ну, и Бог с ним!- перестала пристально вглядываться в шофера Лера, уставшая  бороться с тосканской действительностью, оторвалась от группы шахтеров и углубилась в узкие улочки Сан-Джиминьяно. Но и здесь, как в случае с тосканскими холмами и поместьями, Леру стали мучить смутные воспоминания и подозрения:  « Где-то я это уже видела. Дежавю! Ну, конечно! Башни! Башни Эзри в Ингушетии!  Родовые башни, как и здесь в Сан – Джиминьяно, только более грозные, совсем одичавшие в суровых горах Кавказа. Они заросли в Эзри травами, в которых бродили отары овец, позвякивая колокольчиками.  Такие же были и во Флоренции, Сиене, в Чечне – и везде на первом этаже держали скот, а жили, лучше сказать спасались, прятались  на самом верху.  Чей род был богаче и сильнее, у того и башня была выше. Но кавказские башни живут на воле, как настоящие дикие звери, а во Флоренции и Сиене их и вовсе срезали, превратив в обычные дома, будто из диких сделали домашних животных. В Сан-Джиминьяно башни живут, как звери в зоопарке , заточенные в неволе, в городе, где на них глазеют толпы посетителей, туристов. Лере они показались апатичными и вялыми, как хищники в клетках, где они уныло ходят из угла в угол, понурив голову и опустив хвост. В Эзри башни были хоть и разрушенные, но живые, наполненные гудением ветра и травы, стуком копыт овец и  коз, хоть и израненные, но все еще готовые к бою , вечно настороже суровые стражи. Поэтому Лера не отнеслась к Сан Джиминьянским башням серьезно, пустившись бродить  по утренним базарам вместе с толпами жизнерадостных пенсионеров, которые вооружившись плетеными корзинками толкались на площади Дуомо, зажатой со всех сторон башнями Гросса, Рогноза  и выглядывающими из-за крыш башнями кровных врагов Сальвуччи и Ардингелли, торгуясь кто за льняные скатерти с голубыми , как на дельфтском фарфоре, узорами, кто за овечий сыр  Пекорино из Пиенцы, кто за колбасу с фенхелем Финоккьона, кто за знаменитое сало  сардо ди Колоната и самые вкусные трюфели тартуфо  из Сан –Миниато.
  Некоторые из пенсионеров  перекусывали, примостившись на старых стульях, знаменитыми бифштексами из мяса белой коровы породы кьянина, которые  тут же и жарили  на углях  от трех до шести минут, чуть сбрызнув оливковым маслом .
 Лера набрела на цветочный рынок, где застыла в восторге у корзин с розовыми, белыми и лиловыми облаками неизвестных ей цветов, похожих на воздушную сладкую вату. Тут благоразумие в какой раз оставило Леру и она, как во сне , принялась  выбирать цветы, воровато оглядываясь по сторонам, будто Серафима все еще скрывается  у нее за спиной и ворчит :  « Чего удумала! Цветы с собой волочить! Не дам! Только через мой труп!». Получился  огромный розово-лиловый  букет, смахивающий на воздушный шар, способный унести Леру к верхушкам башен.
 Лера плавала по узким улочкам Сан-Джиминьяно со своим цветочным облаком, задевая ним старые стены и прохожих, которые  удивленно шарахались от нее. Но Лера ощущала себя  не пришлой и праздной, а влившейся  в привычную жизнь города, который признал ее благодаря родству  с башнями Эзри,   сан-джиминьянкой.
« Ну, разве придет в голову  туристу обзавестись таким стогом цветов» - читала она в глазах местных жителей, некоторые из которых даже  делали попытки  по-свойски поболтать с ней, когда она, в конец уморенная жарой, привалилась к прохладной стене дома, устроившись на каменной, широкой лавке и примостив рядом с собой цветы.
- Э- э-э! В тени-то хорошо! Почти 38 градусов! Жара!
- Си, си , си ! - поддерживала разговор Лера.
- Чао !  Чао!
 У Леры не было сил оторваться от прохладной лавки, с которой она могла обозревать и часть крепостной стены, и огромную смоковницу, картинно нависающую над открывающейся со стены панорамы волнистой долины с холмами, желтыми полями сурепки,  виноградниками, тонущими в легкой , дрожащей дымке . «Вот оно, умиротворение! Наверное, так себя и чувствовала моя философ , стоя на своем холме и  раскидывая руки, как птица ?!» - подумала Лера, продолжая испытывать сонное, расслабленное состояние  души и тогда , когда переводила взгляд на старые, поросшие мхом камни крепостной стены, где на веревке сушилось чье-то ветхое, застиранное белье, которое умиляло ее до слез и выглядело так художественно, что хотелось его запечатлеть не только в памяти. И тогда, когда взгляд полз по стене дома  напротив , сперва  по водосточной ржавой трубе , потом задержался на выросшем прямо из стены серебристом кустике полыни и застрял на маленьком, открытом настежь окне  со старыми , пожелтевшими от времени , но благородными кружевными занавесками и горшком кудрявой герани .  « Опусти , занавеску линялую , на больные герани мои..»,- некстати вспомнила Лера мужа, который добивался от нее - Как ты относишься ко мне? Не молчи! Я тебя спрашиваю?!
– Спалена моя степь, трава свалена…- промямлила тогда Лера и оба расхохотались, больше не спрашивая друг друга ни о чем.
- Жара, синьора! Жара! - посочувствовал Лере благообразный старик в бархатном сюртуке , не ожидавший наткнуться на Леру у порога  своей двери. – Прекрасные цветы! Чао!
- Чао! Пора и мне к машине - неохотно оторвалась от лавки Лера и понеслась следом за своим воздушным букетом , который ввел в оторопь ее спутников.
- И вы это собираетесь взять в Москву?!
- Несомненно! - отмела любые возражения по этому поводу Лера.- Привезла же я букет из  протей  и дикого кустарника фригана из Йоханнесбурга прошлой весной, а лететь надо было через Париж, я боялась , что там у меня его отберут, не пропустят. Ничего! Довезла! До сих пор стоит! - пустилась в пространные объяснения Лера.
- Ну, да?! - уважительно , как показалось Лере, протянули шахтеры, подумав про себя- И чего цветы тащить из Тосканы? Как она затолкает их в машину? Но китайского вида итальянец шофер умело упаковал цветы на заднем сиденье и все удовлетворенно двинулись  на обед  в Сан Донато - поместье, которое выживало, умело пользуясь возможностями агротуризма.
  Сан Донато , расположившееся на одном из тосканских холмов прямо под боком у Сан Джиминьяно, заявляло о себе  огромной бочкой с надписью Фаттория Сан Донато Сан Джиминьяно, открывавшей путь в имение, состоящее из винодельни  с небольшим погребом, маслобойни,  церквушки , сельской гостиницы  в стиле arte povera   и двухэтажного  ресторана с домашней кухней, на первом этаже которого примостился крошечный магазинчик с сан донатскими винами  Vernaccia di San Gimignano Reserva  , Chianti Colli Senesi Docg 2009  Riserva “Fede” ,  Rosato IGT Donna Miolanne, сладким  Vin Santo , к которому прилагались  кантуччи, вяленые помидоры и настоящее домашнее оливковое масло. Вход в ресторан  был украшен огромным колесом от телеги, а дверь так плотно заросла вьющимся жасмином, что отыскать её можно было только выжидая, пока кто-нибудь не покажется оттуда , разводя руками  пахучие плети, как театральный занавес. Многочисленные домики, сарайчики, пристройки лепились вокруг главных зданий, как опята на пне. А к двери каждой крошечной пристройки приваливался пузатый, хмельной  бутыль для вина литров так на десять и пара-тройка горшков с красной геранью. К счастью прибывающих потоком агро и не агротуристов каждая вторая из этих дверей  вела в туалет. А каждый второй, если не первый  агротурист оказывался китайцем.
- Ну, вот! Пожаловали на тосканщину!-  проводил взглядом автобус, набитый, как стручок горохом, китайцами, прогалопировавший в облаке пыли мимо приветственной бочки во двор Сан Донато, пожилой шахтер, озадаченно почесывая затылок.- Кому тосканщина –экзотика, а кому и китайщина!
 Китайцы выкатывались из автобуса и один за другим  исчезали в зарослях жасмина,  где ресторан их бесшумно заглатывал. Вслед за китайцами проследовала и партия шахтеров из Виареджио  с Лерой. На втором этаже было несколько залов, где в полной тишине , слегка позвякивая  вилками, ножами и бокалами, что ввело Леру в дрожь , напоминая ей  операционную, где хирурги сосредоточенно орудовали скальпелями и ножницами, смаковали тосканскую кухню и вина  разномастные посетители. Сходство с операционной добавил и массивный ,длинный стол, уставленный большими блюдами и крошечными тарелочками с салатом panzanella  панцанелла ,приготовленного из кусочков черствого хлеба, размоченных уксусом и заправленных луком, помидорами, базиликом и пахучим,  золотисто-зеленым оливковым маслом ,  многочисленными crostini , колбасой финоккьоной, прошутто, соппрессата - сыровяленой ветчиной с травами, грубо нарезанной вручную, пичи- крупные спагетти, сделанные вручную, с  чесночной заправкой, паппарделли- лапша с соусом в виде заячьей застывшей крови , Trippa allo Zafferano трипа алло зафферано – телячий желудок с овощами в шафраном соусе и чечи – бараний горох с веточкой розмарина. Сыры были представлены в виде местного овечьего  пекорино – мягкий, слабо выдержанный  marzolino и слегка соленый  baccellone со стручковой фасолью, более привычный в Пизе – все , что называется essenziale, простой деревенской кухней, равнодушной к внешней красоте блюд, где сохраняется сущность каждого продукта и важен только один вкус , единый аромат in purezza- без лишних примесей, которые только отвлекают от главного ингредиента.
  Вокруг этого воплощения тосканской  деревенской простоты и вкуса в полной нерешительности  бродили шахтеры и их дети. Наконец тарелки были наполнены , все расселись по местам  в ожидании хозяйки  Сан Донато, которая незамедлила появиться ровно в ту минуту, когда руки потянулись к ножам и вилкам.
 - Бенвенуто! Синьоры и синьорины! - в который уже раз в этот день неутомимо приветливо провозгласила потная, дородная  хозяйка с широким и круглым, как блин , крестьянским лицом, лихо вертя в руках бутылку с белым вином.
- А вы думаете, кьянти!? Ну, уж нет!Vernaccia di San Gimignano! Верначча!Лучшего 2008 года! Начнем с нее, иначе  после кьянти вы не сможете ощутить ее восхитительный вкус! И бутылка пошла вертеться и кланяться у каждого бокала, наполняя его  золотистой, соломенной , душистой жидкостью ,о которой здесь за столом никто никогда не слыхивал к вящей радости хозяйки, которая и сама испытывала вместе со всеми первый восторг от вкушения верначчи.
- Ну, как?! Ваниль, груша Дюшес, лимон?  А дети? Как же дети? - заволновалась хозяйка.- Наши дети пьют и верначчу ,и кьянти с младых ногтей !
- Как воду? - осведомился старый шахтер, пытаясь оторвать от верначчи внучку, которая ,блаженно закрыв глаза, присосалась  к бокалу. – Не рановато ли?!
-Рановато?! - возмутилась хозяйка.- Сколько ей, двенадцать?! Для верначчи и поздновато! Уж замуж пора!
И тут же за бокалы схватились двое меньших – брат и сестра, вмиг осушив их, так что родители и пикнуть не успели.
- Браво! Брависсимо! - захлопала в ладоши хозяйка и , тяжело задышав от лишних усилий" Ах, какая жара! Опять под сорок!",  бросилась открывать настежь огромное ,средневековое окно на всю стену, в котором тут же , как на широком экране , открылся  уже привычный  пейзаж- мягкие холмы, одинокими мазками темные кипарисы на зелени виноградников, и то коварное умиротворение, которого так жаждала Лерина подруга философ,она же  бизнес леди, плавно перевалилось через окно,и вползло  в комнату, затопив  с головой   вместе с верначчей детей, шахтеров и Леру.
  В руках у толстухи-хозяйки появилась бутылка  с кьянти , которую она тут же и представила всем : « Chianti colli senesi Docg 2009 Riserva  Fede»! Но половина стола осталась верна верначче. И только молодой  и крепкий шахтер, отец двух чад , изрядно набравшихся верначчи, хоть и умиротворился пейзажем, верначчей и кьянти, но не настолько , чтобы не вопрошать : « А сколько лет нужно выдерживать верначчу и кьянти? Десять?!».
- Белиссимо ,синьор! Брависсимо! Верначчу Резерва почти 14 лет, как в старину. А Кьянти можно держать до 10 лет!
- Содержит красный виноград Санджовезе до 80% ? - не унимался пытливый шахтер.
- Да,  можно добавить 20%  местного  Канайоло и Колорино, а также Мерло и Каберне Совиньон -  а вы знаете толк в кьянти, как я погляжу!
-  Да, не то чтобы! У нас в Кемерово, знаете ли …- застеснялся дотошный шахтер  и тут же принялся за свое  - Бочки французские? Кьянти Классико -12% алкоголя, Резерва – 12,5 %?!-  продолжая удивлять и даже уже беспокоить хозяйку.
- Н-н-у, да-а! - растерянно протянула она, повторяя , как заученное -  Кьянти Классико - элегантные, округлые , бархатистые , приятные и легко пьющиеся вина! Резерва  уже более требовательное вино из отборного винограда с хорошо выраженным букетом , глубиной  и незаурядным балансом элегантности и силы.
- А без «Черного петуха» это уже не Кьянти Классико?
- Да, конечно, « Черный петух»- это правильные вина кьянти, с красной каймой на Классико и золотой на Резерва. Но и неправильные без «Черного петуха» тоже кьянти. И, поверьте, совсем неплохие! Эти  ушлые флорентийцы! Их голодный черный петух закукарекал раньше сиенского , дав сигнал для  раздела долины Кьянти. Сиена опоздала и район Кьянти заканчивается в 12 км .от города. Вот вам и «Черный петух», бамбини! Прелестные бамбини  тоже знают толк в кьянти, как и их папа?! - решила она перевести разговор на детей. И милые кемеровские бамбини  тут же схватили по подзатыльнику крепкой шахтерской рукой.
- Наши бамбини не пьют вина!
- Только водку ?! - изумилась хозяйка.
Весь стол покатился со смеху  и дружно навалился на остатки тосканской кухни.
- У итальянцев  днем сиеста - мечтательно и слегка сонно  стала клонить к концу обед хозяйка.
- Отдыхают себе , сиеста, с детства пьют кьянти, расслабляются, климат располагает. Но на тебе , пожалуйста, Возрожденье! В Тоскане 45% запасов мировых памятников! Вот тебе и климат!- пустился в разлогольствования под парами верначчи и кьянти шахтер-пенсионер.
- А в Африке тоже жарко, дедушка!- встряла  изрядно вкусившая верначчи внучка.- И где Возрождение?!
- И, правда, где оно там?!
- А мы?  Вкалываем ! Ни сиесты тебе, ни Возрожденья, ни верначчи! Мерзлота одна и холод! Поди, выживай!
- Да, да ! Холод! Я помню один холод из прошлой жизни! От него и сбежала сюда из Екатеринбурга, вышла замуж за тосканца! Живу в Да Винчи! Мы  делаем всей семьей  оливковое масло, там все его жмут .Жмут себе и жмут! Купили пресс, дорогой! Приезжайте к нам в Да Винчи! Такого оливкового масла больше нигде не сыскать!- оживилась  и затараторила притихшая было рослая брюнетка переводчица.
- Может, мы так лучше сохраняемся, в холоде?! Как мамонты ! В мерзлоте!- задумчиво изрекла Лера , потягивая душистую верначчу.
- А я бы  здесь посохранялся !- размечтался  пожилой шахтер.
- Ох, нет! Из последних сил  в эту Тоскану подалась и только из-за внучки. В прошлом году был Милан, Париж, Лидо ди Езоло- хорошенькое местечко, цыган там немыслимо! Еле ноги унесли! А на даче, как сейчас хорошо! Флоксы поди  уж расцвели , а я здесь! С "варначчей"! Но и , правда, чудо! Вкус меда, зеленых яблок, жареного миндаля! Соблазнительно! Очень! Налейте-ка мне еще! - подалась всем телом к верначче миловидная блондинка-пенсионерка, жена пожилого шахтера. – В этом возрасте хочется побыть уже дома, как-то не до Тосканы, как бы здесь ни было красиво. Ну, вы меня понимаете? - стыдливо  обратилась она к Лере.
 -  Кантуччи и Vin Santo Вин Санто – на десерт! - объявила хозяйка.
- Кантуччи? - наклонился у Лере любознательный молодой шахтер. Вин Санто?
- Неужто не знает ?! Наконец-то! Дождались, точно не знает!- возрадовалась Лера.- Это сладкое  святое вино! - начала было она.
- Из  сортов Треббьяно Тоскано, Малвазия дель Кьянти  иногда с добавлением Гаме , Грекетто, Пино- вспомнил!   А лучшее с добавлением до 10% Шардоне. Техника пассито -виноград укладывают в ящики и вялят в самом сухом и жарком месте под крышей до 100 дней. Получается почти изюм.  Потом вино дозревает в маленьких бочках caratelli. Минимальная выдержка – 3 года, для Резерва – 4 года. - частил шахтер быстро окуная твердые кантуччи в Вин Санто в такт своим словам, повергая всех в густое изумление.
 Лера, гид-переводчица из Да Винчи и хозяйка почти в ужасе отшатнулись от него и  его бездонных познаний.
-  Энологист!- возопила хозяйка, указывая пухлым, как сарделька,  пальцем на знатока-шахтера.
- Чего, чего ? - удивился старый шахтер. Это кто такой?
-Человек, который знает о вине почти все!- догадалась Лера. – Какие у нас богатства , оказывается, кроются в кемеровских шахтах.
- А изрядно охмелевшие дети, пользуясь длинной тирадой отца, тут же набросились на кантуччи с Вин Санто под одобрительные возгласы хозяйки « Бамбини! Кантуччи! Брависсимо!», под аккомпонемент которых она ловко отоварила  в магазинчике внизу  вялеными помидорами , кантуччи , оливковым маслом, Кьянти колли Синези Резерва , Верначча ди Сан Джииньяно 2008г.  всю довольную компанию.
    До Сиены все мирно дремали в машине, даже не заметив, как подкатили к громаде доминиканского собора, откуда открывался вид на карминно - красные дома и черепичные крыши в центре города, которые теснились и кустились ,налезая  друг на друга , как грибы в грибнице. Отдав должное в соборе отрезанной голове  и деснице святой Екатерины Сиенской , группа шахтеров , их детей и Лера отправились узкими, путаными улицами к Дуомо и площади  Кампо , по дороге к которым Лера погрузилась в смутные догадки о том, что ей так напоминает Сиена и почему она так нехотя принимает её.
- Палио! Палио!  Битва при Монтаперти! Контрады! - доносились до Леры пояснения сиенского гида Ирины, окончившей сиенский университет, вышедшей замуж за сиенца и всею душой и телом преданной своей контраде Гусенице, одной из четырех благородных контрад Сиены. Ее дочка унаследовала контраду матери, а вот сын принадлежал  к имперской контраде отца – Жирафу. Счастье, что наши контрады не враждуют!- не сходила с темы палио Ирина.
- Соперничество! Извечное соперничество  с заклятым врагом Флоренцией. Кровавая вражда гвельфов и гибеллинов. Соперничество контрад, соборов, площадей, самолюбий!
Я вечная отличница !- могла о себе сказать не только Серафима, но и заносчивая Сиена. Ну, конечно, это опять Серафима уже в цветах жженой сиены, с победно взметнувшейся ввысь Торе дель Манджа, с Кампо  - неповторимой  площадью в виде ракушки и самым большим , хоть и недостроенным собором в Европе, с уникальным расписным мраморным полом, большая часть которого прикрыта для сохранности картоном. И Серафима, гордящаяся своей  дорогой  сумкой от Fendi, которую она  бережно прячет в пакет подальше от чужих глаз  и практично носит таким манером, тайно  осознавая свою исключительность  и превосходство .
- Туфли, Лера, надо покупать только в Италии!- шепчут Лере серафиминым голосом  старые дома – бывшие башни, давно лишившиеся головы.
- Чемодан, рюкзак, туфли! Чемодан, рюкзак, туфли!- гудит древняя кладка мостовой. Гонка палио, гонка Серафимы по жизни – кто быстрее, кто ловчее, кто оттеснит противника и проскочит вперед – все методы хороши! Весь смысл в соперничестве и гонке, без них жизнь теряет  вкус и смысл. Чтобы делала Сиена без достойного соперника – Флоренции? Скорее всего , никогда не стала бы настоящей Сиеной. Но  так уж нужна ли была Сиена  Флоренции? Не более Пизы ? И как могла такая Сиена принять уклоняющуюся от любого соперничества Леру, чуждую ей  мягким, пассивным приятием жизни такой, какова она ни на  есть  в любой момент своего бытия? Без борьбы, без гонки, без сопротивления, без желания победить! Не место Лере в Сиене! Таких она отсекает, понятно!- лихорадочно задавалась  бесполезными вопросами Лера.
- Тебе самой идет все в руки!- шипела Сиена в спину Флоренции.
- Что же, Сиена ? - не понимала та.
-Да, все то, чего ты , Флоренция,  даже не удостаиваешься пожелать! Ты бесформенна, бесхребетна, всеядна и вездесуща. Не женщина, а субстанция! Вот и сейчас вместо того, чтобы достойно ответить мне, молчишь и растекаешься в пространстве, так что мне становится  тяжело дышать.
- Да, опустись ты, наконец,  на эти древние  камни. Садись, садись, тебе говорю! Чего столбом стоять ! И впитывай эту древнюю энергию, силу, которой пропитана вся площадь - доносится до Леры сквозь таинственный разговор   двух соперниц Сиены и Флоренции увещевающий голос гида Ирины. - И загадывайте самые заветные желания- площадь все исполнит!-  Лера  покорно опускается на розово-карминную , теплую от солнца  , странно наклонную поверхность площади, растягиваясь на ее кирпичах, как на пляже, рядом с десятками других тел, но чувствуя себя тем не менее  единственной жемчужиной в этой огромной ракушке.
    Умиротворение и тепло вползает в нее из камней, завязывается узлом где-то глубоко внутри, кладет голову на кончик хвоста и тихо прикрывает глаза, искоса следя за тем, как у Леры начинает кружиться высоко закинутая голова от невероятной « сиенскости» Торре дель  Манджа , неровной дуги  старинных домов , опоясывающих амфитеатром площадь,  палаццо Публико с  квадратными мерлонами – зубцами победителей гвельфов из Флоренции, звука колокола, который тут же принялся звонить, как только заприметил Леру.
- Звонит , как всегда и везде в моем присутствии ! - удовлетворенно отметила Лера. Значит Сиена все-таки принимает ее такой , какая она есть – безвольной, бесхребетной, глупо восторженной, начисто лишенной духа соперничества ! И дарит ей тепло своей площади , заряжает энергией, исполняет желания, а главное, открывается ей , как деревенская тосканская еда, во всей  своей«сиенской» сущности – вечная соперница, вечная отличница, вечная гордая красавица в нескончаемой гонке за успехом и славой.
- Покупать, Лера, туфли надо только в Италии! - соглашается с площадью Лера.
- Да-а! Сиена по прибытию  во Флоренцию , определенно, сразу побежит покупать чемодан и рюкзак  в " Мандарину Дак" и плевать ей на все соборы вместе взятые. Она сама себе собор! -  все же решила  Лера.
      В «Тициану»  она вернулась  к ужину, распрощавшись  с шахтерами у Гранд Отеля в Виареджио  самым что ни на есть семейным образом с объятиями и поцелуями, как с родными. Вероника встретила ее   цветы из Сан Джиминьяно  с немым восхищением , а англичане, уныло слонявшиеся из угла в угол в ожидании ужина, растерянно вжались в стены , пропуская огромный, как воздушный шар, букет, за которым  болталась, как на привязи , Лера. Довольная тем, что все-  таки была  принята Сиеной и насыщенным, начисто лишенным  обычных тосканских каверз, днем, Лера принялась собирать вещи, готовясь к ночному отъезду в счастливой уверенности, что теперь все пошло на лад.
   Ночью она тихо спустилась с вещами вниз , где дремал за стойкой импозантный седовласый портье, который тут же встрепенулся, зазвенел ключами, открывая настежь дверь в ночной сад, и галантно выхватил у Леры сумки. Дальше все развивалось , как в замедленном кошмарном сне. Седовласый  портье медленно занес в воздухе ногу, собираясь переступить с вещами порог, как тут  тревожно зашуршал гравий  и из темноты явился официант Луиджи  в одних трусах и босиком , подпрыгивая на острых камнях и судорожно прижимая к уху телефон , в который он что-то тараторил в полном беспамятстве. Портье тут же выпустил из рук  Лерины сумки, которые, как ей показалось, падали на пол удивительно долго, будто с 10-го этажа, и в мгновенье ока  оказался  держащим наперевес  огнетушитель, с которым тут же и испарился. Во дворе от ворот до порога «Тицианы» и обратно, как заводной,  продолжал метаться босой Луиджи , крича в телефон. Не успела Лера  опомниться, как рядом с ней оказалась пара немцев – жена в ночной рубашке , муж, как и Луиджи, в одних трусах, и обое босиком. Они молча рухнули  в плетеные кресла, безвольно, как плети,  опустили руки и безнадежно затихли,  протянув друг к другу босые ноги.  Следом за ними по лестнице  стали пробегать  туда-сюда  насмерть перепуганные, полуголые постояльцы «Тицианы», голося  на все лады на всех языках, из чего  Лера смогла понять , что пламенем  объята  кухня , огонь и дым  выкурил  первыми безмолвных немцев, наглотавшихся дыма.
- Пожар! Пожар! Спасайтесь! - доносилось со всех этажей «Тицианы», откуда вниз  сыпались обнаженные  постояльцы, потихоньку заполняя двор. В суматохе Лера едва не потеряла  свои вещи, с трудом выхватив их из-под ног  спасающихся туристов. Понимая, что  и ей самая пора  уносить отсюда ноги, Лера увешалась своими пожитками,  и, держа букет практически в зубах, потрусила к воротам. Но в этот момент  и ворота, и Лера с вещами, и весь двор с мечущимися в нем тенями постояльцев осветился мощными прожекторами пожарных машин, которые огласили округу  пронзительным воем и напрочь забили всю проезжую часть улицы, лишая Леру всякой надежды добраться до своего автобуса и попасть в аэропорт. Из пожарных машин в полном беспорядке вывалились   пожарные в блестящих касках  и стали разматывать бронспойты, тут же сбив  Леру с ног и опутывая  двор и обезумевших жильцов «Тицианы» шлангами, извивающимися, как удавы, превращая полуголую толпу в статую Лаокона  с сыновьями, сражающимися  с гадами.  Лера с ужасом поняла, что вот-вот  с головой  погрузится  в это продолжающееся с первого дня ее приезда  безумие, которое безвозвратно поглотит  ее, сделала  неимоверное усилие и вырвалась  из месива пожарных, их машин, шлангов и постояльцев, огня и дыма навстречу спасительно приближающемуся автобусу, к которому  она бежала из последних сил, спотыкаясь  и припадая на правую ногу .
- Пожар! «Тициана» горит!- выпалила она  ошарашенным  пассажирам, дремавшим в автобусе, который поначалу робко заметался  среди пожарных машин, но все же ухитрился выбраться и вырулить  на шоссе, по которому  уверенно устремился  к Генуе.
А Лера уже слышала голос Серафимы: «Пожар?!  В «Тициане»?! Вот уж не знала , что ты умеешь навлекать и пожары! Поджигательница! Знали бы они, кого поселили в несчастной «Тициане»!
- Это не я, Серафима! Это Тоскана! Это воинственная Пиза с ее гнилыми болотами !Это строптивая Сиена! И "смиренная" Флоренция!
  Спустя некоторое время Лера получила самым странным образом послание, присланное по электронной почте  с обратным адресом  Tuscana с рецептом приготовления кантуччи и многозначительным P.S. «Опомнившись хотя б на миг одна, поймешь сама, что ты - как та больная, которая не спит среди перин, ворочаясь и отдыха не зная» .  Данте.

Для приготовления итальянского кантуччи вам понадобится:
Миндаль (200гр.) Ванильный сахар (2ч.л.)
Мука (2ст.) Яйца (3шт.)
Разрыхлитель (2ч.л.) Сахар (пол ст.)
Корица (пол ч.л.)
 
Приготовление:
Смешаем сухие ингредиенты: муку и специи, добавим к ним миндаль.
Отдельно взбиваем яйца с сахаром до пышной пены. Сахара можно добавить больше. С половиной стакана печенье получиться умеренно сладким.
Соединяем яичную и сухую смесь.Замешиваем тесто. Переносим на рабочую поверхность и продолжаем месить руками. Разделяем на 2 части.Формируем два «батона». Противень смазываем сливочным маслом или стелим пергамент.  Выкладываем наши батоны на противень, на расстоянии друг от друга. Ставим в разогретую до 180-200; духовку и выпекаем 30 минут. Тесто должно хорошо подняться. Даем батончикам немного остыть и режем на аккуратные кусочки. Выкладываем наше печенье назад на противень и ставим в духовку на 15 минут с температурой 140-150;С. Подавать кантуччи нужно с бокалом красного вина. Также в тесто можно добавлять ром, мускат, кардамон, цедру цитрусовых и все, что вы любите. Кантуччи готовы!