НА СНИМКЕ: Люба Штерн. На этой фотографии она снята зимой 1953 года, т.е. за год до событий, о которых я пишу, и почему-то у неё печальный вид, хотя, на самом деле, она всегда улыбалась. Подходящей фотографии лета 1954 года я не нашел.
В Ленинграде дома был один папа. Утром он уходил на работу, а вечером был дома. Я съездил в институт, но комитет комсомола был закрыт, и о заработанных деньгах разговаривать было не с кем. И вообще в Ленинграде делать было нечего.
Через два дня я уехал к маме. Как оказалось, навстречу своей судьбе.
Приехал я в Игналину - это в Литве, - где мама в тот год снимала дачу, в самом начале августа 1954 года. Втроем с Аллочкой и Боренькой они жили в комнате в небольшом доме на какой-то отдаленной от центра улице, и я понял, что надо куда-то уходить ночевать. В первую же ночь я спал не в доме, а на сеновале.
Проснувшись утром, я исследовал окрестности. Оказалось, что вблизи было какое-то небольшое озеро, но в нем почему-то не купались, хотя прямо к озерку подходил берег, заросший мягкой травой. Тем не менее, я залез в воду. Дно было илистым, а вода холодной. Немного поплавав, я вернулся домой, побыл с моими близкими часа два, рассказал им, о стройке и моих «подвигах».
Аллочка выросла за месяц, что я ее не видел, и стала совсем девушкой. Боренька глядел на меня влюбленными глазами, он был счастлив, что я приехал и теперь мы будем вместе.
А какой вкусный завтрак приготовила мама! Я за месяц питания в рабочей столовой ГЭС уже отвык от вкусной пищи, и теперь наслаждался маминой едой.
За разговорами время пролетело быстро. Вот уже и обед. Мама, видимо, готовилась к моему приезду, потому что это был праздничный обед. Она приготовила на первое замечательный мясной ароматный борщ, а на второе свои удивительные котлеты с жареной картошкой.
После обеда я пошел в Игналину посмотреть, что это за место. Аллочка показала мне, куда надо идти, и я пошел какими-то тропинками через пустыри, заросшие травой, мимо каких-то помещений барачного типа. Около одного из них была волейбольная площадка, и там играли две смешанные команды – большей частью, парни, но были и две-три девушки.
Играли неважно, сразу было видно, что это дачники. Я остановился и начал рассеянно смотреть на игру, переводя взгляд с одного игрока на другого. И вдруг, мое сердце застучало. Одна из девушек подавала мяч. Она подбросила мяч левой рукой, взмахнула правой и сильно ударила ей по мячу, сильно наклонившись влево и подняв при этом правую ногу, которую почему-то слегка поджала.
Мяч был пробит хорошо и сильно. Но я смотрел не на него, а на девушку. Красивое лицо, обрамленное черными волосами, показалось мне знакомым. Нет, я знал, что я эту девушку никогда не видел прежде, и все-таки, она была мне знакома, было даже ощущение, что я ее хорошо знаю. Нет, не знаю, а знал. Знал когда-то, прежде. Я смотрел на эту девушку и понимал, что это не случайная встреча. Недаром мое сердце так стучит.
Я долго стоял и смотрел, как она играет, как комментирует каждый свой удар, как смеется над репликами парней, отпускающих шутки по поводу игры.
Партия кончилась, но я в перерыве не рискнул подойти и познакомиться. Но для себя решил, что я обязательно найду эту девушку. Я ушел, оглядываясь на нее, потом тропинка свернула, и я перестал ее видеть. Но образ этой девушки, подающей мяч и смешно поджимающей ногу, долго стоял у меня перед глазами. Он стоит и сейчас, через 53 года, когда я пишу эти строки.
Это была первая встреча с Любочкой. Нам было по 20 лет, и, как оказалось, все у нас было впереди – вся жизнь. Но до сих пор не понимаю, откуда возникло это чувство, что я ее хорошо и давно знаю. Я знал ее раньше и, увидев ее на волейбольной площадке, – узнал, – это для меня было очевидно. Но в каких уголках памяти был ее образ? Из каких глубин подсознания он выплыл? Я ведь не встречал ее раньше в своей жизни ...
Продолжение следует: http://proza.ru/2013/08/15/373