ГЛАВА 18.
ПЫТАЯСЬ СВЯЗАТЬ НИТИ…
Что-то сломалось в душе Сержа с того дня, когда с Соней вернулись с острова.
Стоял сейчас на балконе супружеской спальни, опершись локтями на высокие перила, и всё думал, думал, думал. Перед глазами проплывала вся жизнь с самого детства.
«Да, бывало по-всякому: и голодно, и больно, и стыдно, и сладко, и горько. Но та горечь не идёт ни в какое сравнение с нынешней. Ни в какое! Это даже не горечь, а хина какая-то, нет, полынь Artemisia absinthium! И нет от неё отныне никакого спасения.
Я-то это понял сразу – приговор. Поздний, но неотвратимый. За все мои грехи тяжкие, за противоестественную ориентацию. Страшный грех. Непростительный перед Богом – знаю и без духовника. И знал. Ни в одной религии мира нет ему оправдания и прощения. Ни в одной, – горько усмехнулся. – Как будто намеренно таким родился! Не я ж что-то напортачил в генах, Господи!
Глубоко вздохнул, поднялся с затёкших локтей, схватился за перила руками, сильно сжал, до боли, до хруста суставов, до побелевших костяшек. Опомнился, скривил губы в усмешке.
– Ну-ну… Кому пытаешься шею свернуть? Несчастной жене? Или тому невезучему парню, что, защищая её, погиб от рук спецслужб? Стоит ли удивляться, что влюбился с первого взгляда в Соню? Что не смогла устоять, есть и твоя вина: проворонил. Как мог, узнав о поздней беременности, просто уехать на несколько дней на ту грёбаную конференцию, которая и яйца выеденного не стоила? Как посмел оставить жену одну? Ей сорок два было – в любой момент могло произойти несчастье! Какой ты врач после этого? Никакой.
Ещё один плюс Тому-кто-снизу. Ох, и обрадуется он тебе! Уже радостно потирает ручки. Тьфу, не ручки, а копытца!
Зарычал в исступлении, не в состоянии мыслить трезво. Едва очнулся.
– Ничем не исправить, не заслужить прощение. Никак и никогда, – поднял голову к чистому небу, смотря в бездонное пространство космоса. – Ничем. Остаётся смириться и стать нормальным заботливым мужем и отцом, а если повезёт – дедом, пусть неродным внукам, от Бельчонка нашего хотьковского.
Неслышно войдя в комнату, на цыпочках подошёл к спящей жене, разметавшейся во сне, запрокинувшей неудобно голову в сторону.
– Как измучена: худая до истощения, кожа тусклая и бледная, большие синяки под глазами, руки мелко дрожат. Бедная страдалица! Столько на тебя свалилось сразу: беременность, потеря сына, неприятности с Мариной, гибель возлюбленного, нервотрёпка с его призраком… Теперь, когда эта тайна между нами больше не стоит, самое страшное позади. Груз вины и боли поровну разделён с жуткого того дня: нам вдвоём и тянуть его, Сонечка.
Вздохнул, невесомо погладил волосы жены, осторожно пошёл в коридор. Постояв в проёме двери спальни, оглянулся и вышел.
Направился к изножью лестницы на второй этаж. Прислушался.
– У Светы тишина. Спит. Хорошо. Тревожно за неё что-то».
Присел на нижнюю ступеньку и прислонился головой к балясинам, вновь погрузившись в недавние воспоминания…
…Привезя Софи в один из коттеджей острова Торонто Айленд, не спешил заводить беседу.
Первый день много путешествовали, ели в местных ресторанчиках, отдыхали. Чувствовали себя какими-то вымотанными, выжатыми, опустошёнными.
Вздыхал тайком: «Да уж. Напряжение последних двух месяцев так тяжело аукнулось: и телам, и душам и самой ауре, что ли? Как иначе объяснить то тёмное и тяжёлое облако, словно висящее вокруг нас? Оно становилось всё плотней, осязаемее, ощутимей почти физически, и казалось, подожди немного – встанет каменной стеной! Вот и растворяли его всеми способами, тянулись телами и душами, не давая возможности этому “нечто” окончательно затвердеть и отделить нас друг от друга окончательно».
Однажды, нагулявшись, еле приползли в коттедж. Даже сил на душ не было.
Соня стала укладываться спать, когда в её спальню вошёл обнажённый муж, молча взял на руки и понёс под тёплые струи, стараясь долго там не находиться – шов после «кесарева» на животе жены был ещё свеж.
Вынеся в большом полотенце, положил нежно улыбающуюся супругу на кровать, мягко промокнул влагу с тонкого тела и, заканчивая приятное занятие, начал ласково целовать влажную кожу ног, поднимаясь всё выше.
– Серж… Не сходи с ума… Я недавно с операционного стола, – прошептала, лаская тонкими пальчиками его голову.
– И не забывал, – хриплый голос сказал всё за него.
Не отступил, не раз доведя жену до крика и слёз волшебной лаской, умелыми губами и бесстыдными руками.
Лёг на узкую кровать рядом, завернув Соню в простыню, и так и не выпустил из объятий. Невесомо целовал голову и лицо, шептал сокровенные слова, любя даже ими.
Сам удивлялся последние годы:
«Всё сильнее её люблю! Словно навёрстываю те годы холодности, когда был увлечён совсем другой стороной интимной жизни. Теперь дорожу каждой минутой любви, обладания, общения, внимания: и к жене, и от неё. Расцветаю, воспаряю душой от похвалы, стремлюсь ежеминутно к самосовершенствованию, хочу быть по-прежнему всем и вся для Софи.
Только к зрелости, наконец, понял, что любила меня все эти годы, даже тогда, когда изменял, а она не оставалась в долгу. Знал о её романах со студентами здесь, в Торонто, о тайных связях там, ещё в Москве. Понимал: берёт то, чего не додаю. Вот и списывал, обнулял адюльтеры, ставя вновь и вновь на жизненном табло счёт 0:0. Вечная почётная ничья…»
Очнулся от мыслей, понял, что Соня сидит и странно смотрит.
Потянувшись к махровому халату, накинула на обнажённое тело, завязав пояс.
Лукаво улыбнувшись, деликатно прикрыл влажной простынёй свою наготу до пояса, но когда не среагировала на тонкий намёк, напрягся.
– Слушаю, родная, – присел рядом, накинув такой же халат, лежащий на краю кровати. – И знай заранее: выслушаю любую новость спокойно. Клянусь, – обнял за плечи, склонив голову к её поникшей головке. – Приступай.
– Не знаю, с чего и начать, как ни банально это звучит, – тело вздрогнуло, как от озноба.
– Я вышел из твоего дома, окрылённый новостью о беременности. От меня. Пока шёл, даже вспомнил, где мы его могли зачать: это…
– …Бостон, – сказали одновременно и тепло обнялись.
– Та конференция. Попросил сопровождать, а сам только и соблазнял, – застенчиво улыбаясь, зарделась, как юная девушка, за что получила несколько минут любящих поцелуев. – Ты был неосторожен, родной. Совсем забылся, увлёкся, – приняв лёгкий поцелуй счастья, замерла.
– …А ты осталась в коттедже, пообещав быть осторожной, пока съезжу в Квебек, – напоминая, посмотрел внимательно и кивнул, словно говоря: «Продолжай».
Выпрямившись, побледнев, собралась с силами и мыслями и, смотря помертвевшим взглядом в свою память, стала глухо рассказывать: о звонке из Москвы, о пропаже Филиппа, о решении всё от супруга скрыть, о Петре из сыскного бюро…
…Рассказ продлился до самого утра.
Соня останавливалась, замолкала, впадала в ступор, Серж принимал меры, уговаривал, отпаивал чаем и успокаивающими настоями и слушал дальше.
День за днём, событие за событием – ничего не скрыла.
Понимал почему: «Больше не может носить эту тайну, горечь, боль и страх в себе. Они сбились в такой огненный ком в душе, что грозят выжечь её до пустой обугленной оболочки! Инстинкт самосохранения».
Дойдя до истории с Максимом, стала плакать безостановочно.
Поняв, что хорошим это не закончится, вышел в свою комнату, приготовил инъекцию и, насильно повалив, сделал укол: «Извинюсь потом».
Через несколько секунд уснула, даже во сне продолжая ронять слёзы и стонать.
Как только обмякла, уложил на кровать, сел на пол и положил голову на постель рядом с её подушкой, подложив руки под подбородок. Смотрел на несчастную до тех пор, пока не уснул, сидя на полу. Боялся проморгать.
«В таком сейчас состоянии, что может выкинуть всё, что угодно, вплоть до суицида! – засыпая, поразился, содрогнувшись от ужаса. – Как держалась всё это время?..»
…Проснулся через пару часов от прохлады пола и сырости воздуха – острова посреди реки.
С трудом встал на затёкшие ноги, пройдя в свою комнату, тепло оделся, зашёл в гостиную, налил полбокала коньяка, залпом выпил, снимая одурь и нервное напряжение. Постояв в тишине, вышел на маленький деревянный причал, вдыхая бодрящий, довольно свежий утренний туман.
Вспомнил первые дни по её возвращении из Москвы…
…Ранним утром звонок в кабинете клиники прозвучал слишком громко и резко и заставил нервно дёрнуться телом.
«Нервы шалят! С каких пор, Серж, телефон пугать стал?»
Снял трубку.
– Hello, Serge the phone. Listening to you.*
Не ответили на приветствие, сразу пошло сообщение на русском:
– Четырнадцать двадцать пять из Москвы. Встречайте Софи, – и отрубились!
«Ничего себе! Ни здравствуй, ни до свидания! – обалдев, посидел бездумно, тупо смотря на гудящую трубку. – Что? Кто? Из Москвы прилетает Софи? Что там делала?»
Взволнованно набрал её номер в коттедже. Подошла помощница. Спустя минуту, положив трубку обратно на рычаг, понял, что ничего не понял!
«Сони две недели нет дома?! Чёрт! Как не вовремя эта конференция назрела, потом ещё дополнительная поездка – не смог отвертеться от приглашения нужного человека. Так, спокойно. Прилетает в два часа с хвостиком пополудни? – посмотрел на наручные часы. – Полвосьмого утра. Уточню-ка…»
Взялся за телефон, чтобы выяснить всё в справочной аэропорта.
Через полчаса уехал домой, оставив клинику на заместителя, друга по работе и личной жизни, Майкла Майера.
Это он стал его партнёром, когда десять лет назад Бейлис приехал сюда и стал организовывать клинику. Пригласил Майка ещё зелёным талантливым врачом, выучил всему, приблизил, полюбил. Тогда стали парой. Майки был тоже «иным».
«My good boy!** Теперь мы так близки, что разделить невозможно: с полуслова понимаем друг друга, работаем плечо к плечу. Уже отпустил его, объяснив, что возвращаюсь в семью. Понял, не истерил, любя, смирился, вскоре завёл молодого партнёра. В клинике остался, больше стал работать и брать нагрузки, давая мне время на семейные дела, за что бесконечно благодарен. Семья – святое. Николь Эме, умница, взяла на себя врачебную часть и пригласила пару головастых специалистов. Справились».
…Поёжился от сырости и свежести, ушёл в коттедж, сев неподалёку от супруги в глубокое кресло.
Вновь нахлынули мысли:
«Почему ты не почувствовал, что с сыном беда? Как не заметил нервозности и поспешности в её поведении? Как тогда талантливо спровадила из своей квартиры! А ты, глупый, оглушённый радостным известием, выпорхнул и полетел поделиться новостью… с Майком! Тоже до слёз обрадовался, кинулся обниматься. Конечно – он-то родить не может. Майки волновался сильно, не положить ли Соню сразу в клинику на обследование и сохранение? Надо было прислушаться! Потом тот звонок от организаторов конференции и… – поражённо вскинул голову, распахнул удивлённо глаза. – Только сейчас сообразил, что она не звонила мне две недели! Почему не акцентировал на этом внимание? Узнав такую волнующую новость, забыл о ней и жене на две недели?.. Нет, я никудышный муж, Сонечка. Плохой. Невнимательный, – тяжело вздохнул, гладя волосы на голове “против шерсти”. – Не потому ли ты не смогла устоять перед тем парнем, а, родная? Или было что-то ещё во всей этой истории, более глубинное? Что гадать? Наберётся сил, расскажет. Не мне её упрекать и негодовать – сам изменял постоянно».
…Очнувшись от сна, долго не могла сообразить, где находится. Краем глаза увидела лес и туман, мутное всходящее солнце, скошенный потолок комнаты, и такое накатило!..
Серж подскочил, схватил в мощные руки, сжал до боли тело и плечи, держал, не смотря в лицо, отвернувшись, пока исходила безумным криком и безудержными слезами, словно кровью.
Когда обмякла, положил на постель, укрыв пледом, лёг рядом, едва уместившись на узкой кровати.
Смотря в потолок остановившимся взглядом, стала тихо рассказывать дальше: об уроках вождения машины, о страсти на том берегу речушки, о вечеринке и побеге из Москвы… Хриплым сорванным голосом старалась изложить всю боль и радость, счастье сердечного чувства и бездонный ужас потери любимого…
Вновь срывалась в истерику, а муж наваливался крупным телом, зажимал, утихомиривал, понимая прекрасно: «Не расскажет – свихнётся. И психотерапевту не расскажешь, и держать в себе нет больше мочи!»
Очередная бессонная ночь, рыдания, самобичевание и презрение к своей слабовольной, влюбчивой, легкомысленной и недальновидной женской натуре.
Доходило до того, что Сергей просто зажимал рот Соне и говорил слова любви, страсти и обожания, вопрошал:
– Если ты такая-растакая негодная, смог бы я, «иной» по рождению, столько лет не просто вынужденно жить с тобой, обычной и нормальной в сексуальном плане, но и любить с каждым годом всё больше?
Признавшись, не выдерживал, начинал доказывать телом, руками, губами, самим дыханием.
Лишь когда рассказала, вылила-выплеснула непереносимую лаву вины-боли-горя, странно затихла и замерла в каком-то совершенно неописуемом мистическом ужасе! Смотрела вглубь комнаты помертвевшими глазами и всё больше дрожала.
Пришлось ему вновь сжать её в тисках рук и спросить напрямик:
– Кого ты там видишь? Его? Макса? Если «да», спроси, чего он хочет?
– Зачем спрашивать? Я и так знаю, – её неживой замогильный голос пугал даже его, медика. – Серёжка, ты что, так и не понял ничего? Хотя, я и сама только недавно это окончательно осознала. После вторых родов. Когда он стал приходить. К сыну.
Повернув совершенно белое лицо, почти маску покойницы, так ужаснувшую мужа, распахнула дикие серые глаза, леденя ими душу.
– Мальчик от Максима!
Серж резко сел на кровати, потерянно стал ерошить волосы, смотря в никуда.
«Вот тебе и уникальное диссонансное “дуплетное” зачатие! Суперфетация: два параллельно развивающихся плода, которые при этом находятся на разных этапах роста! Дочь – от мужа. Сын – от любовника. Рядом вызрели и выросли, родились с разницей в несколько недель, – горько улыбнулся. – Ты и сама всегда была уникальна, моя московская девочка-княжна. Другая не выдержала бы такой жизни! Ты любила и терпела. И Бог тебя вот так, по-особенному, отблагодарил. Не мне осуждать.
Я приму и признаю Твой дар, Господи! Приму с христианским смирением и искренней душевной благодарностью. Такой подарок единичен и не повторится, скорее всего, никогда, даже спустя тысячу лет! Приму, выращу, воспитаю, выучу, возвеличу во имя Твое, Господи! Лишь теперь прозрел я и уверовал. Отныне раб и слуга Твой до последнего вдоха моего.
Выдохнул, закрыл повлажневшие глаза, беззвучно помолился. Опомнился, завздыхал тяжело, сочувствуя и поражаясь.
– Бедный мальчонка! Как выжил там, где место было занято? Уже тогда был обделён веществами и пространством! Больше никто и никогда тебя не обкрадёт! Ни в чём и ничем. Клянусь. Держись, Максимка. Обещаю, мы выживем! Правда, сынок? Прорвёмся!»
– Максимкой назовём. Он был бы этому рад, – взял нежно за плечи привставшую в изумлении жену. – Так будет правильно. Потому и проходил к тебе. Переживал за сына. Когда опять придёт, успокой: я стану ему настоящим отцом. Пусть не сомневается ни на миг. Сын – это такая радость! Своего мы потеряли… – не смог почему-то сдержать слёз.
– Ты уверен, Серёжка?
Заплакав, прижалась тонким телом, вжимаясь в любимого мужа, обнимая и дорожа этой минутой, стараясь не испортить неверным словом.
– Да, мы его потеряли, но имя не пропадёт – дочь назовём Филиппой. Пусть необычно звучит, зато в ней сын будет продолжать жить. Пиппа нам его заменит.
Так и решили.
Макс и Пиппа – вполне по-канадски: приемлемо и звучно.
И стало легче. Отпустила боль. Осталась лишь грусть и скорбь по ушедшим и потерянным любимым. Отныне память о них в детях, и пока будут жить, не исчезнет и память о тех, чьи имена носят.
…Возвращались домой на взятой напрокат машине неспешно, медленно, останавливаясь в интересных местах, разговаривая с примечательными людьми, смеясь их шуткам, обмениваясь эмоциями и теплом сердец. Словно старались оградить свои души от дикой боли, колючей и неудобной правды, жгучей, неподъёмно-тягостной тайны, поделенной на двоих, но всё равно невыносимо тяжёлой! Почти монолитной, как сама преисподняя, как первородный грех.
…Очнулся от воспоминаний, нервно вздохнул, прислушался к безмолвию на втором этаже и вновь окунулся в размышления: «Ты кое-то забыл, Серж, из первых месяцев после её возвращения из Москвы». Грустно и смущённо улыбнулся, оглядываясь назад в свою память.
…Машина прошла последний серпантин подъездного пути к зданию аэропорта, когда заметил, что её самолёт заходит на посадку, пролетая над многоуровневой развязкой шоссе: успел!
Пока парковался, пока шёл длинными переходами, коридорами, эскалаторами к терминалу прилёта, нервничал так сильно, что несколько раз натыкался на таких же встречающих, которые извинялись и кланялись друг другу, виновато что-то бормоча.
Успокоился только тогда, когда увидел Софию. Замер от восхищения: «Какая красивая всё же! Мужчины оглядываются, вытягивают шеи, стараясь рассмотреть, кто будет встречать эту кинозвезду?»
Кинулся навстречу, нежно обнял. Заметил, как бледна, как сильно похудела. Прижав к себе, уловил тонкую дрожь тела.
«Нелёгкий полёт? Проблемы были?»
Не стал спрашивать. Что-то в её глазах было такое, что остановило от расспросов, словно своим видом замкнула его уста печатью молчания. Подчинился и… замолчал. Говорил только по острой необходимости.
«…Теперь самому удивительно, почему подчинился? Вспомнил, как сильно заволновался тогда, как пацан прямо, и почему-то едва дождался багаж. Потом быстро увёз любимую… к себе домой, а она и не заметила вовсе, в трансе словно была. Дав раздеться, тут же подхватил на руки и понёс в душ. Да… Там-то меня и понесло!
Смущённо потёр лицо, поражённо покачал головой.
– Чего ты тогда так на неё накинулся? Не знаю! Не смог бы объяснить: такая незащищённость чувствовалась, ранимость, что-то девичье, совсем юное и невинное, от чего все мысли отодвинулись далеко, выдвинув лишь одну: защищать и любить. Что и делал почти месяц: осторожно и нежно, но неотрывно и постоянно, едва давая ей передышку на отдых.
Да, Серж… Ты тогда был похож на новобрачного! Носил Сонечку на руках, ласкал при удобном случае, не слушая тихих протестов, сжимал худенькую фигурку в объятиях, кормил с ложечки и… опять любил. Жених нашёлся! Ой, смешной ты был… Такое счастье подмывало, что постоянно признавался в любви! И она затихла. Постепенно перестала сопротивляться и ронять слёзы.
Нахмурился, крепко задумался, вспоминая прошлое.
– Когда сдалась на милость победителя? Когда стала ждать касаний?
Так, постой-ка. Майк позвонил и со смехом спросил: “Когда у вас в затянувшемся медовом месяце появится свободное „окно“? Неплохо бы обследовать супругу”.
Да, после обследования стала женой осознанно, а я уж постарался стать для неё воздухом».
Закрыл глаза, вытеснив посторонние картинки из головы, восстанавливая события в логической цепочке, дабы не потерять связь и нить мыслей. Открыв глаза, просветлел лицом.
«Вспомнил.
Я повёз жену в клинику вскоре после звонка Майки, и пока все анализы сделали, прошло время. Потом что-то не заладилось с ультразвуком. Теперь всё окончательно вспомнил!
Аппарат наш увезли, а новый “Medison-SA-3000” привезли с ежегодной специализированной выставки в Сеуле только через пару недель. С новеньким аппаратом приехала и специалист из головной фирмы “Medison” Кэрис Хьюит, желая лично протестировать его на нашей пациентке. Ею и стала Софи.
Долго там была странная тишина, пока мы с Майком оформляли документацию, разбирались в тонкостях и преимуществах нашумевшей новинки. Потом – звонок в кабинет:
– Серж, зайди, пожалуйста, в ультразвуковую! Здесь серьёзная проблема…
Не дослушав, ринулись, сломя голову, оба!
Молодая врач сидела бледная и растерянная. Такой же была и жена.
– Простите, что потревожила вас, но тут что-то непонятное на мониторе…
Кэрис нанесла свежий гель на живот Сони и стала водить датчиком, медленно наклоняя его под разными углами.
– Вот плод. Определяется чётко и ясно, уже видны конечности и особенности прилежания. Срок 11-12 недель, – говоря, показывала пальчиком, который заметно дрожал. – А вот, – перевела на другое место манипулятор, – смотрите, новое образование, и напоминает оно только что начавшуюся беременность. Плод явный! Срок 4-5 недель, – водя и так, и сяк, всё увереннее кивала головой. – Очень похоже на новое плодное тело. Аппаратура невероятно чувствительна. Устаревшие модели не определили бы. Да, я уверена.
Повернулась, посмотрела в глаза.
– У вас будет разнояйцевая и разновозрастная двойня, папочка! Конечно, надо подождать и дождаться его сердцебиения, но никаких сомнений – второе плодное яйцо, – вытерла салфеткой гель с живота, помогла встать ничего не соображающей пациентке. – Я пока не буду сообщать о “дуплете”, этом уникальном открытии, – рассмеялась, – а Вы позвольте мне и впредь, как первооткрывателю, наблюдать этот феномен, прошу! Звоните периодически, пожалуйста! Мне же интересно! Очень-очень!
По-детски сложив ручки в молитвенном жесте, рассмешила всех и сама рассмеялась.
– У меня есть встречное предложение: приходите ко мне работать, Кэрис, – улыбаясь, поцеловал ручку зардевшейся красотке. – Подумайте, прошу. Майк, поговори с девушкой, уговори, как только ты это умеешь! И, пожалуй, подключи Николь – станут подругами, уверен!
Так клинике появилась Кэрис Хьюит. Теперь всё припомнил.
Потом сканеры нам фирма меняла постоянно, как только появлялась новая серия. Не сломайся наш аппарат, долго ещё не знали бы о двойне.
Месяц спустя, всё подтвердилось – двойня разновозрастная.
Скрывали, сколько было возможным – почти полгода, но информация всё-таки просочилась в прессу, и началась свистопляска!
Кэри встала на защиту уникальной пациентки грудью, организовала круглосуточную охрану, общалась с журналистами. Мы же за её стройной талией и худой фигуркой чувствовали себя, как за спиной мощного бодигарда! А каких охранников где-то отыскала! С базы морских пехотинцев, что ли? Сколько ни спрашивали – не раскололась, только загадочно улыбалась.
Они менялись, но внешностью мало отличались и, что самое главное, всех нас знали в лицо, словно изучили досье на каждого».
Поражённо сел на ступеньках лестницы прямо, опёрся на колени локтями и положил подбородок на ладони.
«И взгляды у них были такие… специфические, словно. Короткое вскидывание глаз и… вниз: запечатлел и запомнил. Чёрт, как у наших “конторских”, родных “гэбэшных”, – усмехнулся. – Эк, тебя занесло, братец, ну и фантазия у тебя, Серж! Кто бы они ни были – дело своё знали: в клинику попасть можно было только через их коридор, даже на крыше был пост…
Дьявол, точно спецслужбы! Что-то плохо соображал в то время – выводы делаю, спустя три года. Погоди-ка, давай посчитаем. Больше пяти человек сразу не бывало. Высокие, мощные, молчаливые. Привозили их на микроавтобусе, две смены по двенадцать часов. Итого – десять человек. Плюс – двое на крыше. Двенадцать. Плюс разводящий и наблюдатель. Вот тебе и отделение, Серёга. Вероятно, неподалёку были контролёры, связисты, аналитики и прочие тыловые работники “невидимого фронта”. Чьи же? – нервно почесал голову. – Не всё ли равно? Эксцессов не было, всё прошло гладко. Журналистов и чужаков за полквартала выявляли – “профи”. Вспомним-ка: в то время больные были только плановые или по договорённости, проверенные. Данные проходили через руки Кэрис – полностью контролировала поток больных и посетителей. При ней же соорудили крытый павильон для визитёров… Наверняка напичкан “прослушкой” и видеокамерами! Ай, да Кэрис… Что ж, с её приходом дела в клинике пошли лучше – признаюсь честно и откровенно. Я-то несколько отстранился от управления, а она подхватила административную часть, поддержав уже стонущих от нагрузок Майка и Николь. Да и те ребята-студенты – золото истинное! Кэрис где-то разыскала. Сказала, что заметила их на разных форумах. Уже подают большие надежды. Будет, на кого оставить дело».
Встал, подошёл к окну холла, прислонившись к стене плечом, стал смотреть на гладь озера Онтарио.
«Луна какая нынче ночью… Полнолуние чудное! Свет ярко-голубой! И облака тоже. Картина, да и только. Пейзаж…
Резко выпрямился, задохнулся от сильного волнения, даже вспотел.
– Картина лунного пейзажа! Мы с коллегами её подарили Кэрис на день рождения, и там Майкл увидел Стивена Оуэна впервые. Майки сразу потерял голову – любовь с первого взгляда, как потом признался. С того вечера они стали парой…
Думай, Серж. Припомни в подробностях.
Стив. С кем он тогда пришёл? Погоди-погоди… Хозяйка его представила, как давнего друга её брата… Нет, не вспомню имени. Ааа, не важно. Стив почти сразу подошёл к Майеру, словно… знал его в лицо! Но если так, это не простое знакомство, а спланированная акция!
Обессиленно рухнул на ступеньку, покачал головой.
– Ну, раззадорило тебя… Хорош во всём видеть “руку Москвы”, а? Долго ещё будешь пытаться связать бессчётное количество нитей и выискивать их концы? Да есть ли они в этой истории? Голова пухнет, ей-богу! Пора остановиться. Стоп! Придержи полёт фантазии и её коней-лебедей!»
Рассмеялся над навязчивыми мыслями, встал, встряхнулся, несколько раз потянулся на цыпочках, подняв руки вверх.
Навестив комнаты всех троих детей, бесшумно вернулся в супружескую спальню и осторожно прилёг рядом со спящей женой. Несколько минут смотрел на родное уставшее лицо, не решаясь поцеловать хотя бы невесомым поцелуем.
«Чутко спит любимая. Да, не стану рисковать – “на взводе”. Не сдержусь, стану любить мою Сонечку, волшебницу страстную и умелую. Луна свела с ума, не иначе! Полнолуние бередит, возбуждает восприимчивых. Хулиганка ты, луна…
Посмеиваясь, смежил тяжёлые веки, проваливаясь в сон. Радионяня на тумбочке транслировала из детской тихие посапывания почти трёхлетних малышей. Их ровное сонное дыхание успокоило. Счастливо и признательно улыбнулся.
– Кто бы нас ни опекал – спасибо всем! Мы чувствуем себя по-настоящему в безопасности. Дома».
* – Алло, Серж у телефона. Слушаю Вас!
** – Мой славный мальчик!
КОНЕЦ.
P.S. Продолжение истории читайте во второй книге, «По обе стороны океана», уже плывущей по волнам Прозы.ру. Счастливого плавания, уважаемые читатели! До встречи!
Август, 2013 г. И. Д.
http://www.proza.ru/2013/08/16/1631