Фрагмент повести "Ветер времени" http://www.proza.ru/2012/11/22/1804
Премьера приближалась. После трудной репетиции и легкого безалкогольного застолья, засидевшись за разговорами в клубе допоздна, Екатерина Карловна попросила Виктора проводить ее домой. Он внутренне оробел, но не подал вида.
Медленно шли по ночному городу. Женщина говорила о своей работе, о предстоящем спектакле. Затем перевела тему на разговор о нем. Виктор начал подробно рассказывать о себе. Она слушала, сочувственно кивая и задавая уточняющие вопросы. Ему было приятно, что интересуются его жизнью, он не таясь, открывал душу. Когда подошли к ее дому, Екатерина Карловна без обиняков пригласила к себе в гости выпить чаю. И Витя не нашел повод чтобы отказаться.
Вообще чудилось, будто между ними устанавливается какая-то энергетическая связь, таинственная бестелесная близость.
Расположившись на удобном диване, пили чай с печеньем, долго и с интересом беседовали. Когда он собрался уходить, она его остановила:
– Погоди, Виктор, нам нужно серьезно поговорить. Поглядела на него внимательно и вдруг выпалила:
– А ведь я ведьма!
У Вити от изумления сам собой вылетел вопрос:
– Как?
– А что тебя удивляет, я с четырнадцати лет ведьма, – она, наслаждаясь эффектом, смотрела ему в глаза. – Может, ты думаешь, что все ведьмы старые противные бабки?
– Н-нет, не знаю, – пролепетал он от неожиданности. – Но ведь вы добрая…
– Добрая? Да, я добрая. И хотя знаю многие таинства и обряды, а захочу так порчу и саму смерть пошлю, но могу и исцелить, снять проклятие, в делах человеку помочь. Еще не было случая, когда я использовала свои знания во зло.
Витю взяла оторопь, он как-то сразу забоялся.
– Я позвала тебя с определенной целью и для этого мне нужно на тебя погадать. Прошлое открою, а про будущее умолчу, будущее откроется только мне. Давай посмотрим ладонь, – она взяла его левую руку и вгляделась в четко очерченные линии. – Ну вот, здесь все хорошо видно, – легонько поворачивала кисть. – Здоровье у тебя отличное, но ты должен за ним ухаживать. Проживешь долго, жизнь получится насыщенной и яркой. Ой-ой, что я вижу, но пока промолчу, – колдунья с улыбкой смотрела на него.
– Что там? – Витя немного смутился.
Он заинтересовался, но она молчала. Водила лакированным ногтем по ладони, что-то тихо нашептывая.
– Был у тебя недавно удар.
– Да, отец…
– Умер, – продолжила она. – Я вижу. Вижу твою маму, сестру, их дальнейшую судьбу, но тебе не скажу. Можешь передать матери, чтобы не волновалась и не жила прошлым.
Взяла другую руку и стала с интересом изучать:
– А это что? Ну-ка, не может быть… – с удивлением качнула головой. – Ну, дорогой! Я, конечно, догадывалась, но не думала, что настолько.
– А что? – испугался он.
– Все нормально, – она с хитринкой смотрела на него. – Давай я кофе сварю покрепче, – и направилась в кухню.
Витя растерянно осмысливал услышанную информацию. Екатерина Карловна вскоре вернулась, неся на подносе две дымящиеся чашки и горсть сухих бобов.
– Сейчас бобы раскинем, – улыбнулась обаятельно. Виктор долго встряхивал в кулаках сухие, твердые как камень плоды. Разжал ладони, и они упали, образовав некий узор. Женщина низко склонилась, изучая получившийся рисунок. Он смотрел на ее рыжие волосы и думал, что не такая она и взрослая и не особо полная. И если…
Витя вздрогнул, ужаснувшись смелости таких мыслей. Екатерина Карловна резко подняла лицо, вгляделась в его ускользающие глаза.
– Я знаю, о чем ты сейчас подумал. Отвечу тебе очень коротко – нет!
Витя пожал плечами, не зная, куда спрятать смущенный взгляд. «Как она смогла догадаться? И вправду настоящая ведьма».
Она весело рассмеялась:
– Ладно. Будь проще, зови меня Катей, не такая уж у нас разница в возрасте, лет шесть не больше. Но на людях я для тебя Екатерина Карловна! А об этом со мной забудь.
– Извините… – Витя стыдливо покраснел.
– Ничего, ничего, мы же друзья. Мне приятно, что ты увидел во мне женщину, а не упитанную тетку.
– Что вы! – Виктор зарделся.
– Давай кофе пить, – Катерина уселась напротив, не сводя с него темно-серых глаз. Неторопливо и гладко повела удивительный рассказ:
– Когда-то, очень давно, девятилетней девочкой я с мамой гостила у бабушки. Она заболела, и мы ухаживали за ней, помогали по хозяйству, смотрели за скотиной. Однажды вечером сразу после захода солнца поднялся сильный ветер, и началась настоящая пыльная буря. Мы видели из окна, как по двору гуляют крутящиеся смерчи, поднимая в воздух всякий сор, щепки, обрывки бумаги. Весь этот кружащийся вихрь полностью закрыл небо. Село едва виднелось, окутанное пыльной пеленой. Небеса разрывали ослепительные молнии, раскаты грома не умолкали ни на секунду, раздаваясь сплошной канонадой, но дождя не было. В оконные стекла, будто кто-то стучал, умоляя впустить, висящая люстра мигала раскачиваясь.
Вдруг раздался громкий жалобный стон. Мы с мамой испугались, побежали в спальню бабушки. Она сидела на кровати, схватив себя руками за горло. Худая, косматая, с глубоко провалившимися глазами, очень и очень страшная
– Уйди! – крикнула она матери, вращая зрачками и задыхаясь. – Уйди, сейчас же, – указала костлявой рукой на дверь. Мама в страхе попятилась. – А ты, детка, обожди... – вцепилась в меня пальцами, будто клещами.
Я стояла полумертвая от ужаса. Мама вышла, и мне стало совсем не по себе. За окном бесилась пыльная вьюга, в трубе ревел ветер, люстра погасла, мы находились в темном сумраке озаряемые лишь вспышками молний.
– Я умираю, ухожу, – бабушка говорила с большим трудом. Лицо осунулось и на глазах быстро чернело. Нижняя челюсть не закрывалась и я в ужасе увидела леденящий оскал черепа. Ноги онемели, я не могла сдвинуться с места и была будто в оцепенении. Только боль от ее сжимающей руки не давала мне потерять сознание.
– Внучка, я все, все оставляю тебе, – слова давались с большим трудом, долгими паузами. – Придет… – раздался сильный удар грома, стены вздрогнули. Ярчайшие всполохи за окном мерцали не переставая. Она обреченно закрыла лицо свободной рукой:
– Придет, – оглушительный удар высадил разлетевшееся вдребезги стекло. Бабушка, вся осыпанная осколками дико закричала.
Ворвалась мама, бросилась разжимать коченеющие пальцы, освобождая мою руку. Я чувствовала, зримо осязала, как в меня вливается тягучая холодная волна, как тело поднимают танцующие пыльные смерчи и ясно слышала душераздирающий бабушкин вопль:
– Придет... Жди!.. Жди…
Кое-как мама вырвала меня из ее окостеневшей руки. Унесла громко плача и причитая, положила в кровать, обняла крепко. Мы слышали, как за окном стихает пылевая буря, а дверь в спальню ходит ходуном. Наконец все успокоилось, и я заснула. Помню, хоронили бабушку в закрытом гробу, на ее лице почти не было кожи.
Виктор слушал, ужасаясь услышанному рассказу.
– Страшно тебе? – Катерина горько усмехнулась. – А каково было мне, ребенку?
Ему стало очень жалко ее. Он представил маленькую девочку, пережившую этот невероятный кошмар.
– Что было потом?
– Я расскажу, но чуть позже. А пока давай посмотрим твою чашку. Опрокинь левой рукой.
Он опрокинул чашку, и кофейная гуща расползлась по подносу.
– Ну-у... – протянула гадальщица. – Все сходится в подробностях, – она удовлетворенно потирала руки. – А теперь ты должен заплатить мне за работу, только денег не жалей. И это должна быть одна купюра, – Катя с иронией смотрела на него, а в глазах прыгали лукавые бесенята. Достала откуда-то игральные карты…
Витя вышел в коридор, вытащил из кармана деньги. Думал, какую купюру лучше взять. Взял пятидесятирублевую, большего номинала у него не было. Самая крупная купюра в стране была достоинством в сто рублей.
– Да, парень ты не скупой, – одобрила Екатерина. – Это хорошо, – заглянула в свою сумочку, достала бумажник. – Я сейчас разменяю, – веером разложила деньги. Двадцать пять, десять, пять, трехрублевую и шесть рублевых банкнот.
– Вот твоя сдача, рубль я забираю себе. Теперь слушай внимательно. Когда у тебя начнутся какие-либо неприятности, выбрось рублевую купюру за дверь. Если будут проблемы с женщиной, никак не сможешь забыть ее, хотя очень бы этого хотел, тогда подари или потрать на нее трехрублевую купюру. Возникнут проблемы со здоровьем, немощь или болезнь, – на эти пять рублей купи необходимых лекарств и все пройдет. Если заболеют близкие или дорогие тебе родственники, ты должен пойти к церкви и подать десятирублевую купюру первому попавшемуся нищему. А двадцатипятирублевую банкноту нужно использовать только в крайнем случае, когда возникнет смертельная опасность или безвыходное положение. Эту купюру ты должен сжечь. И в ближайшее время все наладится. Катерина сказала все это серьезным тоном и принялась тасовать колоду:
– Посмотрим теперь, что нам карты скажут.
Виктор присел на диван и глядел, как она раскладывает пасьянс.
– Вот он, друг твой, Малыш, червовый король. Хороший парень, тонкий, чувствительный, но никак со своими страстями справиться не может. И от этого кажется ему, будто сильно несчастлив. Ищет забвения, добиваясь женского внимания на стороне, и тем обманывает себя. А его счастье в собственной семье, в семейных хлопотах, жене и сыне. Не понимает, – Катерина вздохнула. – И видимо не поймет.
– А вот супруга твоя бывшая, дама крестовая. Брюнетка?
Витя согласно кивнул.
– Брюнетка и глаза черные. Ух, и глаза у нее! Нехорошие глаза.
Катя долго смотрела на него:
– Повезло тебе, Виктор. Отпустила она тебя. Твое счастье впереди, а у нее, вижу, проблемы.
– Что? – напрягся он. Витя не слышал о бывшей семье уже около года.
– То о чем мечтала, не сбылось, а то к чему так стремилась, уплывает из рук. И другого человека делает несчастным.
– Повезло тебе, – повторила еще раз. – Это энергетический вампир, разрушитель. Просто у нее жизненный заряд отрицательный. И таких людей немало, кстати. Она непременно появится в твоей жизни, но уже безо всяких последствий.
– Пойдем дальше, – Катя переворачивала карты. – Ты, оказывается, однолюб. И все не можешь забыть ее? Ай-яй-яй! Забудь уже... – она остановилась и загадочно посмотрела на него.
– Вообще скажу тебе Виктор, совсем это не твой тип женщины. Я имею в виду не только внешность. Ведь ты личность открытая, возвышенная. Много в тебе романтики, мечтательности, откровения. Отсюда ранимость и мнительность. Душу не бережешь, прикрывать не умеешь. Из-за доверчивости боль испытываешь, внутрь себя принимаешь, обидой упиваешься. И не можешь простить из-за этого. Страдаешь, ропщешь, мысленно жалуешься. Потому и неспокойно тебе, некомфортно. Все время в напряжении, постоянно натянуты нервы. Расслабляться не умеешь, все мечтаешь об идеальной женщине, пытаясь сотворить себе кумира. Но не бывает идеала, как ты знаешь. Могу сказать, какой женский образ подходит именно тебе.
– Скажите, – он с вниманием ловил каждое слово.
– Твой тип серьезная девушка, добрая, жизнерадостная, без намеков на фатализм. Порядочная, умная и интеллигентная. Светлые волосы, голубые или зеленые глаза, свежие губы, правильное лицо, соблазнительные формы. И в ней должен быть солнечный свет, это самый главный ориентир, – загадочно закончила она.
Витя сидел, задумавшись, мысленно повторяя приметы и вспоминая знакомых девушек. Никто под такое описание не подходил. Он вдруг спросил:
– А ваши танцовщицы тоже ведьмы?
У Екатерины Карловны брови высоко поднялись от изумления. Она громко расхохоталась, оставив его в состоянии смущения от собственного вопроса.
– Ах, вот оказывается, о ком ты думаешь. И в кого же ты влюблен?
– Не знаю, они все такие! – Виктору стало неудобно. – Я, конечно, понимаю…
Катя ответила ему совершенно серьезно:
– Девочки очень хорошие, мы близкие подруги. Но у них свои трудности. У Лены и Ольги неудачный брак. Ленин муж пьет и часто изменяет. А она пытается вернуть его и любит так, что ни на кого другого смотреть не хочет. Каждый день плачет. А Ольга напротив, мужа совсем не любит, но по некоторым причинам бросить не может, всю свою любовь маленькой дочери отдает. На мужчин горькая обида у нее, не верит она им больше.
Марина развелась, муж часто бил ее, даже унижал. А она любила, потом возненавидела. Теперь в каждом своего бывшего мужа видит. Могла бы, говорит, всех мужчин поубивала бы!
«Не повезло Эдику», – подумал Витя.
– У Жени трагедия, врачи сказали, что у нее никогда не будет ребенка. А она семью хотела, детей очень любит. - Катерина загрустила:
– Красивые эффектные девушки, а счастья нет. Хорошие и привлекательные, с ума свести хоть кого могут. Люблю их сильно, помогаю, чем могу. Везде за собой тащить буду, карьера у них на взлете, настоящие таланты. Это я как режиссер тебе говорю. Много чего добиться сможем. Ну а личное счастье, оно ведь далеко не всем дано. И если нет его, нужно идти другой дорогой, а не биться в закрытую дверь.
– А они колдуньи? – вновь задал вопрос Виктор.
Катя опять засмеялась:
– Не дают они тебе покоя! Да, Витя, колдуньи. Не как я, конечно. Но тебя любая из них так околдовать сможет, так закружить и обольстить, что забудешь обо всем на свете. В ногах валяться станешь, каждый взгляд ловить, любые желания исполнять. Да что желания, жизнь отдать готов будешь. Хочешь этого? – ее глаза засверкали, лицо посветлело, сделалось прекрасным.
Витя с испугом смотрел на нее, поражаясь не столько словам, сколько переменам, произошедшим с ней.
– Не шути с этим, Виктор. Красота страшное оружие. Либо с ума сойдешь, либо рабом станешь, себя потеряешь. Будешь жить ради другого человека, душу ему отдашь. А он над твоей душой смеяться станет. Разорвет, растопчет и оставит внутри выжженное пепелище. Ничто не спасет тебя, нечего спасать будет. Станешь медленно, как уголек от затухающего костра угасать. Безучастный ко всему, равнодушный и разочарованный. И смертные муки примешь в одиночестве, запоздало сокрушаясь о потерянных днях и загубленных годах. Не надо этого, не надо…
Ее слова, будто тяжелые камни падали ему на плечи. Он сидел, опустив голову, не смея поднять глаз.
– Эй! – она похлопала его по щеке. Я наверно резко с тобой. Прости. – Катерина с дьявольским обаянием смотрела на него. Ее лицо было необычайно красивым. Взгляд сверкал, искрился синевой, ямочки на щеках играли волнительно, овал губ призывно манил.
Витя встряхнул головой, отгоняя наваждение. Катя смеялась, довольная произведенным впечатлением.
– Ого! – спохватилась. – Четвертый час ночи, давай укладываться.
– Я домой пойду, – Виктор встал.
– С ума сошел? Никуда тебя не отпущу, останешься со мной.
Ему стало не по себе, однако спорить было бесполезно. Катерина постелила себе на диване, а ему рядом на полу.
– Ложись здесь, – сказала улыбаясь. – Будешь моим верным рыцарем и телохранителем, – загадочно пошутила она. – Крепко храни меня сегодняшней ночью, а не то украдут, – добавила со всей серьезностью. И ушла в ванную комнату.
Витя лежал в полутьме, наблюдая как по освещенной полоске окна с не задернутыми шторами, стекают капельки первого весеннего дождя, тихонько барабаня по стеклу. Слышал, как она принимает душ, представлял, как скользит по ее телу вода и это его глубоко волновало. Не мог объяснить себе причину, да и тысячи других мыслей метались в голове. Слишком многое он узнал за сегодняшний вечер, надо было все переосмыслить.
Шум воды прекратился. В сумраке возникла Катерина в прозрачной ночной сорочке. Витя смотрел и не верил своим глазам. Возле светлого окна стояла прелестная женская фигура с тонкой талией и крутым изгибом бедер. Повернулась и он увидел тугую округлую грудь, отливающие серебром волосы.
– Красивая я сегодня? – в голосе игривая ирония.
– Да, красивая.
– Нравлюсь тебе?
– Конечно, нравитесь, – Виктор, тяжело дыша, привстал на локте, отчего-то вдруг встрепенувшись. – Но вы же, сказали…
– Я все помню, – светящимся гребнем, она расчесывала блестящие мелкими каплями волосы, соблазнительно поднимала руки, закалывая искрящие пряди шпильками. Грудь двигалась под кружевной тканью, и Вите стало невыносимо от безмерного вожделения.
– Я все вижу, – она шутила, будто издеваясь над ним. – Дыши, Витя, ровнее.
– Как легко тебя соблазнить, – слегка покачивая бедрами, негромко смеялась, едва заметно двигаясь из стороны в сторону.
– Слушай, – резко и неожиданно перевела разговор. – Слушай, что было дальше:
Со временем я стала забывать о бабушке. Воспоминания отдалились, у меня было полно своих детских забот. Когда мне исполнилось четырнадцать, и я начала с интересом поглядывать на парней, то обнаружила в себе такую закономерность. Стоило взглянуть на старшеклассника, и он готов был повиноваться, выполнять любые мои желания. Ох, и многим же я вскружила головы! Они ссорились, дрались из-за меня, лучшие друзья становились врагами, лишь бы услужить мне.
Но случилось нечто странное: я влюбилась в семнадцатилетнего юношу, который казался красивым, как греческий бог. Я сходила с ума, но он будто не замечал меня. Наконец на школьном вечере я пригласила его на танец и объяснилась в любви. Он проговорился, что давно наблюдает за мной, и я ему очень нравлюсь. Мы вышли вместе и долго целовались в подъезде. Любовь чудилась тогда сумасшедшей. Конечно ничего серьезного, ведь мы были еще совсем юными, но понимали, что все идет к близости, хотя и не знали, что это такое.
И вот, однажды ночью появился Он. Стоял у моей постели, блистательный взрослый мужчина. От него исходил такой свет, такие мощные магнитные поля, такая сильная энергия, что я, крепко зажмурившись, прикрыла глаза ладонью. Ласковый голос проникал в меня словно теплая нега, горячил кровь и будоражил мысли.
Находясь в полном оцепенении, я тихо сидела, поджав под себя ноги, и с благоговением внимала Его пылким зажигательным речам. Я знала кто это. Я помнила последний крик бабушки, я ждала Его. Он сказал, что уже давно выбрал меня своей невестой, и теперь я навсегда буду принадлежать только Ему и никому больше. Он научит меня тому, что знает сам, подарит все, чего я ни пожелаю, ничего не требуя взамен. Ничего. Одной только верности. Он жарко целовал, бархатными руками гладил меня, сводил с ума нежными прикосновениями. Разжег, разбудил во мне такой чудовищный огонь, такое мучительное пламя, что я сама боялась сгореть в нем. Я была будто в забытьи, сердце пылало, пульсировало толчками, отчаянно рвалось наружу. Я не находила себе места, мои ноги сводила блаженная судорога, тело ослабло, живя лишь удивительными ощущениями, а он все гладил, все шептал изматывая меня. Я больше не могла этого выносить, я задыхалась, выбивалась из сил, в исступлении умоляла Его взять меня.
Катерина умолкла, закрыв глаза и предаваясь сладостным воспоминаниям. Стояла посреди комнаты соблазнительная, порочная, нагая в ночной ажурной сорочке. Завороженный Виктор во все глаза смотрел на нее, не имея сил бороться с дьявольскими чарами этой необыкновенной женщины.
– А потом? – хрипло прошептал он пересохшими губами.
– Потом мы долго, очень, очень долго были вместе. Я не помнила себя, раскаленные волны несли меня по небу. Сильнейшее влечение билось во мне, тело растворилось, подчиняясь необузданной воле, я плыла, я летела, парила, ощущала Его каждой своей клеточкой, каждой частицей. Я мчалась в такие дали, что не ведала, смогу ли когда-нибудь вернуться? Я осязала время, пространство, вечность, падала в бездонные ущелья, взрывалась осколками. Мне было больно, очень, очень больно, невыносимо, ярко. Я с благодарностью принимала эту боль, я жила ради нее, жаждала и умоляла о ней…
Невероятно долгие, ослепительные конвульсии сотрясали мое раскаленное тело. Я рвалась, выгибалась, я кричала от неистовой страсти. Лихорадящая дрожь и сладостные спазмы пробегали внутри меня безостановочными импульсами.
Когда я открыла глаза, в спальне уже никого не было. Лишь влажная измятая постель и тянущая боль внизу напоминали, что это не было сном.
– А что было дальше? – Витя, обезумев, смотрел на нее.
– Он приходит ко мне в каждую ночь равноденствия, ночь Купала и в ночь перед Рождеством. У меня никогда не было и не будет мужчин, но я уверена, что, ни один из них не смог бы дать и тысячной доли того, что дает Он. Я жду, жду Его каждый день, каждую ночь готовлю себя к встрече. Я чувствую, что Он со мной, Он во мне, моих мыслях, поступках, желаниях. Ты сам видишь, если захочу, я могу быть любой. И никто из смертных не устоит передо мной…
Она подошла к Вите, опустилась рядом. Он задохнулся от горячих обжигающих волн, идущих от ее тела. Затрепетал, испугавшись ее близости, накрылся одеялом. Катя посмотрела в его изумленные глаза и вдруг привлекла к себе. Горячим поцелуем заставила на миг потерять сознание.
– Охраняй меня, – встала, перешагнула через него, легла на диван. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи… – не сразу отозвался Виктор. Лежал ошалевший, пытаясь поймать одну из ускользающих мыслей, какую-то недосказанность. Вспомнил:
– А что с тем парнем, десятиклассником?
В наполненной звенящей тишиной комнате раздавалось мерное тиканье настенных часов. Катя загадочно и долго молчала. Наконец он услышал до глубины души поразивший ответ:
– Через несколько дней его насмерть сбил автомобиль, – произнесла сонным голосом. – Не думай об этом.
Уже рассвело, когда он проснулся. Катерина еще спала. Одеяло чуть сползло, и Витя увидел молочную белизну чуть полноватых бедер, разметавшиеся рыжие локоны…
Встал, пытаясь тихо и незаметно выскользнуть в коридор. Она открыла глаза и наблюдала за ним, прикрывшись одеялом.
– Уходишь? – спросила вслед уставшим голосом. – Крепко спал?
– Крепко.
– И ничего не слышал? – у нее было очень изнуренное лицо.
– Нет, не слышал.
– Что же ты Витя, тело мое не устерег? – взглянула с укором.
– Как? – опешил он.
– Ладно, иди, – она говорила с трудом. – Дверь сам закроешь, – Катя со слезами в голосе отвернулась к стене.
Виктор ехал домой и все время думал о ней, о таинственном чаепитии, об удивительной ночи, странных откровениях. Уже подходя к своему дому, ему в голову шарахнула простая и сумасшедшая мысль: а ведь сегодня двадцать первое марта, день весеннего равноденствия!