Давно уже хотел об этом написать. Собственно, тема не новая, но я почему-то часто об этом думаю.
Когда-то на семинаре в институте культуры нам показали, в качестве примера отличной, качественной документалистики, фильм о производстве колоколов в наше время. Начинался он с крупного плана детской кроватки, в которой спал годовалый ребёнок. Потом малыш проснулся, сел и заплакал. Из-за приоткрытой двери в другую комнату слышался звон посуды, шарканье ног, неясный гул -- там явно был кто-то из взрослых, но никто не спешил подойти к ребёнку и утешить его. Дальше -- огромные цеха: литейный и кузнечный, где отливали колокола. Платформа с очень большим, только что рождённым, красавцем-колоколом трогается и медленно движется к храму. Снова -- цеха. Снова -- храм с новым колоколом, на колокольне -- звонарь. Во всём этом циклическом движении что-то цепляло. Люди в цехах были как-то странно молчаливы и сосредоточены. И вдруг -- понимание: они все НЕ СЛЫШАТ. В этом адском грохоте ежедневно находиться и работать могут только глухие. И снова -- комната с ребёнком, дверь распахивается, позволяя увидеть за столом тех же людей, что были в цехах. Быстро входит мать, молча берёт ребёнка на руки. Плач стихает. Титры. За всё время двадцатиминутного фильма не произносится ни одного слова, даже закадровой озвучки нет. И на титрах — идёт колокольный звон. Вот тут-то и приходит понимание — эти люди, творя источник надмирного звука -- поющий колокол -- сами никогда не услышат эту божественную мелодию.
А чуть позже я прочитал у Пришвина, как умирали три самые большие колокола с колокольни Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в январе 1930 года.
> 8 Января. Оттепель продолжается. Вчера сброшены языки с Годунова и Карнаухого. Карнаухий на домкратах. В пятницу он будет брошен на Царя с целью разбить его. Говорят, старый звонарь пришел сюда, приложился к колоколу, простился с ним: «Прощай, мой друг!» и ушел, как пьяный. Был какой-то еще старик, как увидел, ни на кого не посмотрел, сказал: «Сукины дети!» Везде шныряет уполномоченный ГПУ. Его бесстрастие. И вообще намечается тип такого чисто государственного человека: ему до тебя, как человека, нет никакого дела. Холодное, неумолимое существо. Это же настроение было, помнится, в тюрьме царской от тов. прокурора.
> 9 Января. На колокольне идет работа по снятию Карнаухого, очень плохо он поддается, качается, рвет канаты, два домкрата смял, работа опасная и снимать было чуть-чуть рискованно. Большим колоколом, тросами, лебедками завладели дети. Внутри колокола полно ребятами, с утра до ночи колокол звонит...
> 11-го (Суббота) сбросили Карнаухого. Как по-разному умирали колокола. Большой, Царь, как большой доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался опуститься на рельсы и с огромной быстротой покатился. Потом он зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей приходили к нему и все эти дни звонили в края его, а внутри устроили себе настоящую детскую комнату. Карнаухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним треснет, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно, его тащили тросами... При своей громадной форме, подходящей к Большому, Царю, он был очень тонкий: его 1200 пудов были отлиты почти по форме Царя в 4000. Зато вот, когда он упал, то и разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло и вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь-колокол, и в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Карнаухого.
> 17 Января ... причина гибели, например, нашей колокольни вернее всего заключается в собаке, подобной проф. Коровину, тоже, какой-нибудь негодяй из семинаристов, спасая свою шкуру, воинствует в безбожии, а мы, запуганные, забитые воображаем себе какую-то непреодолимо великую силу разрушения, проносящуюся над нашими головами.
> 19 Января. Все это время лебедкой поднимали высоко язык большого колокола и бросали его на куски Карнаухого и Большого, дробили так и грузили. И непрерывно с утра до ночи приходили люди и повторяли; трудно опускать, а как же было поднимать.
... Вот во дворе сложена поленница березовых дров, сделанная для нашего тепла из когда-то живых берез. Мы теперь ими топимся и этим теплом, размножаясь, движемся куда-то вперед (мы – род человеческий). Точно так же как дрова, и электричество, и вся техника усложняется, потому что мы размножаемся. И так мы живем, создавая из всего живого средства для своего размножения. И, конечно, если дать полную волю государству, оно вернет нас непременно к состоянию пчел или муравьев, т. е. мы все будем работать в государственном конвейере, каждый в отдельности, ничего не понимая в целом. Пока еще все миросозерцания, кроме казенного, запрещены, настанет время, когда над этим будут просто смеяться. Каждый будет вполне удовлетворен своим делом и отдыхом. Вот почему и был разбит большой колокол: он ведь представлял собой своими краями круг горизонта, и звон его купно...
Язык Карнаухого был вырван и сброшен еще дня три тому назад, губы колокола изорваны домкратами.
> 19 Января. Рабочие сказали, что решено оставить на колокольне 1000 пудов.
– Лебедь останется? – Не знаем, сказали: остается 1000 пудов.
– А Никоновский? – Ничего не ответили рабочие, в сознании их и других разрушителей имя тонуло в пудах.
...Говорил с рабочими о Годунове, я спрашивал, не опасно ли будет стоять около <1 нрзб.> на крыше.
– Нет, – говорили они, – совсем даже не опасно.
– А вот когда будете выводить из пролета на рельсы, не может он тут на бок...
– Нет, – ответили рабочие, – из пролета на рельсы мы проведем его, как барана.
Колокола, все равно, как и мощи, и все другие образы религиозной мысли уничтожаются гневом обманутых детей. Такое великое недоразумение...
> 28 Января. Падение Годунова (1600 – 1930) в 11 у.
А то, верно, что Царь, Годунов и Карнаухий висели рядом и были разбиты падением одного на другой. Так и русское государство было разбито раздором. Некоторые утешают себя тем, что сложится лучшее. Это все равно, что говорить о старинном колоколе, отлитом Годуновым, что из расплавленных кусков его бронзы будут отлиты колхозные машины и красивые статуи Ленина и Сталина...
Жгун с рабочими отдалился к толпе, дал сигнал, лебедки загремели, тросы натянулись и вдруг упали вниз: это значило, колокол стронулся и пошел сам.
– Сейчас покажется! – сказали сзади меня.
–Ах!
Показался. И так тихо, так неохотно шел, как-то подозрительно. За ним, сгорая, дымилась на рельсах подмазка.
...Гул был могучий и продолжительный. После того картина внизу явилась, как и раньше: по-прежнему лежал подбитый Царь, и только по огромному куску, пудов в триста, шагах в 15-ти от Царя, можно было догадаться, что это от Годунова, который разбился в куски.
Большой дал новую трещину. Пытались разломать его блоками и полиспастом, но ничего не вышло...
Так окончил жизнь свою в 330 лет печальный колокол, звук которого в посаде привыкли соединять с несчастьем, смертью и т. п. По словам Попова, это сложилось из того, что 1-го Мая служились панихиды по Годуновым и, конечно, звонили в этот колокол.
> 29 Января. Проскочил морозный и ярко солнечный день, второй после солнечной недели (солнцеворот).
Рабочие лебедками поднимали язык большого колокола и с высоты бросали его на Царя. Стопудовый язык отскакивал, как мячик. Подводы напрасно ждали обломков.
В следующем ярусе после него, заваленного бревнами и обрывками тросов, где висели некогда Царь, Карнаухий и Годунов, мы с радостью увидели много колоколов, это были все те, о которых говорили: останется тысяча пудов.
Это был, прежде всего, славословный колокол Лебедь (Лебедок), висящий посередине, и часть «зазвонных колоколов». В западном пролете оставался один колокол (из четырех). Можно надеяться, что это остался знаменитый «чудотворцев колокол», отлитый игуменом Никоном в 1420 году. В северном пролете оставались два, один из них царя Алексея Михайловича.
(Фото -- обработанное фото Михаила Пришвина)