ГЛАВА 16.
ПРОСТАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ.
Время понеслось породистым рысаком-орловцем – не остановишь!
Редкие встречи, безумство, затмевающее разум настолько, что лишь строгий контроль опекунов держал в жёстких рамках, не давая ни Светлане, ни Станиславу натворить глупостей, бросить учёбу и практику, не утонуть в чувственном море первой любви и страсти.
Марии и помощнику адвоката семьи Бейлис, Олегу Юрову, тогда пришлось превратиться в родителей и стражей молодой обезумевшей пары.
Юрисконсульт вынужден был обратиться к другу из Системы, чтобы научил его, московского интеллигента-белоручку, «слежке», «прослушке» и преследованию вечно «сливающихся», прячущихся ребят!
Сидя в валютном кафе, грустно покаянно смеясь, рассказывал об их проделках однокашнику, попавшему с первого же курса элитного ВУЗа на заметку в Конторе и перешедшего вскоре туда.
Андрей Силин потешался над наивностью друга-простака, журил за излишнюю доверчивость, детскую наивность и чистоту души и, подумав, предложил профессиональную, компетентную и специфическую помощь.
Олег напрягся – не шутки, не простая милиция какая-нибудь, а самый мощный и грозный аппарат – Цербер страны, набивается в друзья-соратники. Но, тяжело и протяжно вздохнув, понял, что выбора просто нет – обязан быть в курсе всего и вся о подопечных, вынужден сохранить ребят и их карьеру.
Задумавшись на несколько минут, рассеянно потягивал «Хэннесси», подносил к носу дольку лимона, не замечая, что капает соком на дорогой пиджак импортного костюма.
«Вот растяпа! И годы тебя не изменили, олухом был, так им и умрёшь».
Андрей, криво усмехаясь, аккуратно вытирал капли салфеткой, не мешая другу детства решиться на такой ответственный шаг – сотрудничество с ГБ. За положительный ответ был спокоен: сделал всё правильно, подвёл разговор так, что у Олежека создалось впечатление полной собственной беспомощности и твёрдое осознание – самому элементарно не справиться с создавшейся ситуацией.
Когда, в конце концов, он согласно кивнул, протяжно выдохнув и «сдаваясь» руками, поднятыми вверх, «особист» едва сдержался от облегчённого выдоха:
«Получилось! Теперь и ребята будут под негласным наблюдением моего отдела, и все дела семьи канадцев Бейлис. Вот мы и “вышли” на них, пусть таким непростым, околичным путём. Девочку-уникума, рано или поздно, заберут туда – всегда изыщем возможность проследить за ней. И за Софией. Мы не оставим её без помощи, Максим, не волнуйся. Теперь они все под защитой аппарата нашей Госбезопасности. Если сведения верны, и Соня растит твоего ребёнка – присмотрим и за ним. Рады, что ты не остался без продолжения рода, как многие из нас. Спи спокойно вечным сном, друг и соратник. Мы рядом с ними. Теперь навсегда».
– Рад, что ты сделал правильный выбор, Олег!
Андрей протянул поверх столика руку, крепко пожал, глубоко смотря в виноватые беспомощные глаза друга.
– Добро пожаловать в Семью, коллега! Лучше поздно…
– …Когда увидимся, любимый?
Света судорожно мяла руками кожаную коричневую куртку Стаса, притягивая к истерзанному за два дня безумной любви тельцу. Целуя опухшими губами, стонала от родного запаха.
– Мне мало двух дней…
Слёзы катились по густым бурым веснушкам и скатывались в уголки губ, откуда их пил поцелуями побледневший и осунувшийся от бессонных сумасшедших ночей резко похудевший парень.
– Ты будешь звонить? Часто? А приезжать?
Вжимая её крепкими руками, едва сдерживал слёзы.
«Что говорить, когда и сама знает на все свои вопросы ответы: “Да!” Только “да”: приеду, позвоню, вырвусь, не забуду, люблю, желаю… Боже, чем чаще видимся, тем страсть сильнее накрывает! Это похоже на безумие: едва закрывается дверь квартиры, тут же выключается телефон и…
Приходим в себя только после звонка в дверь на исходе воскресенья. Знаем, что там Юров. Уже не заходит. Лишь заметит, что в глазок посмотрели, скажет громко: “У тебя час!” и тут же уезжает. Час до последней электрички!
И вот, вокзал. Двенадцать часов вечера. Последняя электричка до Загорска. Слёзы Ромашки всегда и неизбежно.
Знаю: стоит мне впрыгнуть в вагон, начнёт кричать на весь перрон, потом подойдёт юрист, схватит в охапку и отвезёт на Русаковку. Утром откроет дверь своим ключом крепкая молодая помощница Катя, присланная Андреем Силиным, другом Юрова, выдернет из постели опухшую от слёз Белку, засунет под холодный душ и будет стоять под дверью, слушая вопли и крики, которые постепенно стихнут и выльются в горькие слёзы.
После этого Светка выйдет, беззвучно пройдёт на кухню и… станет собой: молодой москвичкой, опаздывающей на учёбу в Строгановку, где считается самой талантливой и одарённой, где её любят студенты и преподаватели, где накрывает такое озарение после наших выходных, что уже дважды Москва восторгалась выставками молодой гениальной художницы и самобытного скульптора.
София оказалась во всём права – Свету тогда нужно было спасать».
Соня и сама так думала, читая отчёты московского юриста, просматривая присланные видеоматериалы и фотографии.
Радовалась, что не ошиблась, что смогла помочь Светочке, практически уберегла от смерти, спасла гения и человека. Почти. Если бы ни осложнения, всё можно было бы ускорить, но…
Помехой оставался Станислав. Сильной. Очень.
Пока шло обучение в Москве, решительные меры в отношении парня не предпринимались. Только усиленно следили за девушкой и постоянно напоминали об осторожности в интимной жизни: не до детей сейчас – впереди весь мир!
Чем чаще московские выставки и вернисажи собирали кучу народа, тем активнее туда наведывались заграничные представители индустрии искусства.
После одного из успешных показов нового цикла картин Светланы Беловой, к Софи Бейлис обратились из Центра Современного искусства, из National Trade Centre в Торонто. Вот тогда поняла: «Пора срочно вывозить Свету из Союза! Время пришло».
Для молодых был запущен обратный отсчёт часам их счастья.
Счёт пошёл на дни…
…В ту последнюю встречу сразу всё пошло не так.
Белка нервничала по поводу его долгого отсутствия – началась выездная практика по городам.
Стас пытался спокойно объяснить, напоминал, что предупреждал о таком давно, теперь будут реже встречаться, но… шлея под хвост, горячие слова, примирение, страстная ночь и… опять скандал.
Станислав, измотанный бесконечными придирками и несправедливостью Рыжика, просто встал, оделся и… уехал в Хотьково. Захотел побыть один в тишине родительского дома хотя бы пару дней. Без Светки. Без любви. Понял, что такие сильные эмоции начали выжигать душу и оставлять лишь горький пепел обиды и возмущения, а он вовсе не желал этого! Потому и решил отдалиться на некоторое время, чтобы не засыпал тот прах чуда любви, не обуглил сердца, не сделал их чёрствыми и чёрными – слишком любил рыжую девочку, свою первую и последнюю любовь.
На работе им вдруг заинтересовались, практика стала проходить в дальних городках «Золотого Кольца России», группы становились всё многочисленнее…
Голова гудела с непривычки – приходилось говорить на нескольких языках сразу!
Рядом всегда были опытные гиды-переводчики: помогали, наставляли, ограждали от домогательств озабоченных дамочек, млеющих от высокого, молодого, накачанного, красивого переводчика с выразительными грустными серыми глазами.
Не совсем понимая такое повышенное внимание, Стас всё списал на свою сообразительность, прилежность и редкое везение, стараясь изо всех сил не разочаровать начальство училища и бюро путешествий, к которому его «прикрепили», новых коллег и наставников.
Искренне радовался смене обстановки – передышка в отношениях стала жизненно необходимой! Нервы были на пределе.
Среди незнакомых людей, рассказывая чудесные истории о Родине и городах, показывая монастыри, церкви и постройки, заводя в маленькие магазинчики и музеи местных ремёсел, старался полностью отстраниться от личных переживаний, заменив их новыми захватывающими и полезными увлечениями.
Так, заметив в одном из городков чудные поделки местного художника, узнал, что это слепой мальчик! И приложил все усилия, чтобы его коллекцию купили богатые американцы и показали дома понимающим людям; чтобы смогли собрать там деньги на операцию несчастному и, может быть, вывезти из нищей провинции за границу.
С того случая группы Стаса стали не просто многолюдными – особенными.
Помимо прохождения по обычным туристическим программам, рыскали по маленьким краеведческим музеям, выставочным зальцам, спрашивали у простых людей на улицах, нет ли в их местности талантливых художников, скульпторов, кузнецов.
Новое увлечение так захватило Станислава, что острая потребность в еженедельных поездках в Москву отодвинулась на дальний план. Свежие эмоции вполне их заменили.
Затосковал по сумасшедшей Белке только весной, почти четыре месяца спустя.
Запоздало сообразил, что писем от неё давным-давно не получал, как и ответов на свои.
Отработав трудный «длинный» маршрут, устало сел на подоконник в квартире, снятой для него бюро в Загорске. Давно не жил в общежитии: часто приходили педагоги, коллеги, сотрудники, знакомые – нужна была отдельная площадь. В этот вечер в кое-то веки остался один.
Куря у открытого окна, поймал себя на мысли, что стал этим злоупотреблять. Тяжело вздохнул: «Нервы ни к чёрту, но сигарета не выход – правда».
Встал, выбросил окурок. Постоял, смотря на ночной город, на редкие машины на дорогах, на припозднившихся пешеходов. Посмотрел на часы.
«Одиннадцать. Позвонить, может? Наверняка, дома Рыжуха моя. Да… повздорили мы тогда сильно. Устали друг от друга, что ли?
Решившись, сел к аппарату, но, сколько ни набирал номер через код, шли долгие гудки.
– Дом пуст. У Марии? Возможно, та приболела. Позвонить туда? Но если она здорова – уже спит. Ладно, завтра попытаюсь».
Удалось дозвониться к Марии только через десять дней – сорвали на маршрут неожиданно.
– …Да, это Мария. … Спасибо, я в порядке. … Нет, у меня её нет. … Нет и не будет, Станислав. … Нет, не на практике. … С нею всё прекрасно: жива и счастлива. … Нет, приезжать не стоит – не к кому. … Потому что её нет больше в Москве. … Нет, не в другом городе. … Светлана отныне проживает в Торонто, в Канаде, у приёмной матери Софии. Забудьте её, как можно быстрее. Это её призвание – не мешайте. Надеюсь, Вы не станете мне докучать звонками и просьбами. … Нет, телефон давать Вам мне категорически запрещено. Она иностранная гражданка – личная жизнь неприкосновенна. Прощайте, молодой человек. … И Вам счастья и удачи. Рада была поговорить…
Трубка выпала из рук, стукнувшись об угол тумбочки, в глазах потемнело, в голове что-то взорвалось, и Стас сполз на пол коридора в бесчувствии.
…В дверь кто-то настойчиво звонил, потом начал стучать.
Через силу разодрав глаза, Стасик привстал с постели.
«Боже… Голова! Господи, ну и напился вчера. Да иду уже! Где таблетка? – налил стакан воды, бросил растворимый аспирин, подождав, выпил. – Кто так стучит?
Поплёлся к двери, сунув в рот сильно мятную жвачку.
– Вот это нарезался… Сорвался. Сорвёшься тут. Такое известие! Вывезли-таки Ромашку в Канаду! Надеялся, что этого никогда не произойдёт, что будем вместе жить и растить детишек, а Светик писать картины. Зря уповал, дурак. Таких жемчужин сразу высчитывают и вывозят. Не для нищей России богатство – для Запада и Америки. Для потехи пресытившейся публики, на развлечение и доход. Для зарабатывания ушлыми делягами на талантливых русских самородках миллионов…»
С трудом открыл дверь – руки тряслись.
– Так-так, теперь понятно. С чего это мы так нажрамшись-то?!
Старшой втолкнул в квартиру, окинул комнату быстрым взглядом.
– Да ещё и в одиночку! Фиговое дело. Когда в одиночку пьют – горе заливают. Давай-ка вываливай – помогу, чем смогу, – посадил сильной рукой Стаса в кресло. – Ну? Валяй.
Почти пришедший в себя ученик выпрямился, гордо вскинул лохматую голову и медленно покачал ею. Грустные глаза на миг заполнились слезами, но сразу задавил усилием воли и замер со стиснутыми челюстями, справляясь с накатившим отчаянием и безысходностью. Через пару минут успокоился, подняв на терпеливо ожидающего наставника серые глаза: измученные, с красными белками, помертвевшие, словно без дна – провалы.
– Прошу прощения, Виктор Иванович. Больше такого никогда не повторится – просто не будет повода. Больше не будет, – дрогнул голосом, на миг ушёл в мысли, очнулся. – Клянусь. Приношу искренние извинения Вам и группе. Кто поехал вместо меня?
– Шутишь? Да они с места не сдвинулись! Заявили, что тебя будут ждать! – тяжело вздохнул, покраснев. – Алла их повезла по здешним музейчикам да в пару маленьких городков завезёт на несколько часов. После обеда приедут, – испытующе заглянул в умерший взор. – Личный кризис, так понимаю? Помощь не примешь? – увидев покачивание поникшей головы, опять вздохнул. – Да… молодость… Не самое счастливое время. Сам подобное пережил. Сколько их ещё будет, тех разлук и потерь! Держись, Стас! Ты умница. Давно таких толковых мальчишек нам не присылали. Рады и ценим. Только, пожалуйста, больше не срывайся! Потерять работу легко, найти – проблема. Ты же понимаешь, не глупый.
Встал со стула, подошёл к понурому мальчишке, положил руку на его плечо.
– Я что хотел сказать-то… В армию не пойдёшь – зачислили в особую группу по работе с иностранным контингентом. Бронь на тебя, как особо ценного сотрудника. Ещё один повод быть на хорошем счету. Сорвёшься – в Афган загремишь к басмачам, к душманам. Вернёшься в цинковом гробу «грузом-200». Оно тебе надо? Давай, бери себя в руки, и за работу. Подскажи, что сказать группе. Можешь отлежаться сегодня.
– Отравился, – криво усмехнувшись, тут же схватился за голову, застонав от боли.
– Так и скажу! – начальник рассмеялся, пожал плечо и вышел.
…Свет проходящей машины ослепил.
«Идиот! Кто включает дальний в городе? Кретин!
Стас сбросил скорость “Тойоты”, несколько раз сильно сжал веки. Мушки постепенно прошли, взгляд прояснился.
– Господи, как я сегодня устал! Что-то в последний год работы только прибавлялось. В этом сам виноват. Не ты ли разработал новые маршруты, не ты ли стал “пионером” в раскапывании новых талантов на бескрайних просторах Средней России? Кто все уши прожужжал и начальству, и в бюро, и иностранцам? Не ты ли ввёл практику опроса новых групп: “Господа, у меня есть маленькое сообщение: кто желает привычных, заезженных, оговорённых заранее маршрутов – направо, плиз; кому интересны новые открытия, пусть и не в очень благоустроенных местах, но с интересными находками и встречами – налево, милости прошу”. Как правило, к тебе переходили инициативные и молодые путешественники, а ещё самые настоящие фанаты авантюр и приключений – богачи, объевшиеся по горло пляжами с пальмами, пятизвёздочными отелями и предсказуемой жизнью.
Нагрузки от маршрута к маршруту вырастали в арифметической прогрессии – мир полнится слухами! Как только туристы оказывались в Москве – обзванивали друзей-знакомых, а дальше запускалась машина людской молвы.
Нет, пора взять несколько дней отгулов и зарыться в Хотьково, проследить за начавшейся стройкой дома. Как там всё идёт, придерживаются ребята проекта? Свои, училищные – нашёл всех и собрал в бригаду. Так и сказал: “Зарекомендуете себя отлично – от заказов не будет отбоя, клянусь”. Обещали к осени всё сдать “под ключ”.
Вот и осень на носу. 88-й год. Два года без моей сумасшедшей Белки. Страшные два года. Едва руки на себя не наложил! Работа спасла и удержала от смерти.
Спасибо Виктору – зажал дикими нагрузками, придавил тотальным контролем; на маршруты ходил со мной – страховал, оберегал, предостерегал.
С того жуткого весеннего вечера, когда узнал об отъезде Светика в Торонто, ни разу не сорвался, не напился. Понимал – этим не вернуть. Ничем не вернуть. Никем. Никак. Смирился. Просто жил и работал на износ, чувствуя, что старею, а мне едва девятнадцать исполнилось! Одногодки в армии все. Бюро меня откупило. Теперь должник лет до тридцати. Я не против.
Что осталось? Работа и надежда: призрачная, неосязаемая и практически неосуществимая. Надежда на то, что когда-нибудь жена захочет побывать дома и увидеть меня. Когда-нибудь.
Въезжая в гараж, понял, что не хочет заходить в квартиру.
– Пусто, холодно, одиноко, неуютно, грустно, а под утро… страшно. Часто в предрассветные часы одолевает такое жуткое отчаяние, что остаётся одно-единственное желание: повеситься. Сколько раз приходил к такому решению, а что-то мешало довести дело до конца, неведомое и непонятное.
Тяжело вздохнув, постоял возле подъезда маленькой двухэтажки на шестнадцать квартир.
– Дом. Своя Вселенная. Все друг друга знают. Деревня своего рода. Едва услышали гул моей машины, помахали из окон трёх квартир сразу. Ну, здравствуйте, соседи мои последние два года. Спасибо бюро – достойные люди попались.
Помахав в ответ, сел на лавочку, подышал вечерним воздухом позднего сентября, заметил, что листья стали опадать позже, чем в прошлом году. Ещё мягко шуршали над головой, успокаивая и выравнивая нервный ритм сердца.
– Покой. Только в душе его нет. Тоска накатывает нередко – так и не забыл Рыжика. Не смог. Как слышу похожий голос – замираю, вижу рыжие локоны – слёзы перехватывают горло. Воли больше не даю – отплакался, а горечи – выше головы. Не оттого ли стало прижимать сердце?.. Ладно, что сидеть на сырой лавке в стылом воздухе? Пора домой, под душ и… спать. Про ужин забыл, не купил ничего. Придётся терпеть до утра».
Только зашёл в квартиру, кто-то позвонил в дверь.
«Соседка? Решила подкормить?»
Открыл дверь с тёплой благодарной улыбкой и… замер.
На пороге с двумя большими сумками стояла… Анастасия. Зямина! Та самая синеглазка из интерната. Сияя лучистыми глазами, смотрела на него всё с той же любовью, будто не прошло трёх лет, словно им опять по шестнадцать.
– Привет! Так и будешь меня держать на пороге, Стас? Или выгонишь в ночь, в незнакомый город? – нежный серебристый голосок нисколько не изменился. – Очнись! – протянула дрожащие ручки, положила на его грудь. – Стасик, я приехала к тебе. Ты не рад? Скажи хоть что-нибудь, – глаза наполнились слезами, пухлые губки сжались, сдерживая рыдания. – Мне уйти?..
Не найдя сил ответить, просто нагнулся, поднял сумки с пола, занёс в коридор и, обернувшись, протянул руку в приветствии.
Радостно всхлипнув, кинулась в душевном порыве на грудь, обняла дрожащими ручонками и тихо счастливо заплакала – мечтала о счастье эти три года. О счастье с ним, с любимым, с первого взгляда полюбившимся там, на площади перед интернатом во время торжественной линейки.
Станислав медленно шагнул внутрь квартиры, занося на себе вжавшуюся девушку, вглубь, в темноту и холод, в одиночество и неустроенность, в тоску и безвыходность. Устал быть один. Понимал, что поступает нечестно по отношению к чувствам Настеньки, но отказать в этот момент не смог: обоим нужна совместная жизнь. Очень. Чтоб, наконец, заполнить жгучую пустоту душ и постелей. Обмануть тела и чувства. Чтобы перехитрить саму жизнь.
– …Как ты меня нашла? А, Настён? – невесомо гладил её обнажённые плечи и спинку, талию и попку. – По адресу я не проживаю, а этот только сотрудники бюро знают.
Прикоснулся губами к плечу, пробуя его нежность и шелковистость.
«Удивительно: белокожая, русоволосая, а кожа, как у настоящей рыжей девчонки – лепесток фиалки. Как у Светочки! Если закрыть глаза, можно обмануться».
Сильнее стал целовать плечи и шею, ключицы и лицо. Глаз не открывал.
– Не устала? – голос охрип.
Тело скрутило в зверском желании, стало не до разговоров – затмение и звон…
– …Ты не ответила на вопросы, хитришка.
Прикусил ушко, вызвав у гостьи ярую стыдливую краску.
«Стас, ты о таком даже и не думал – девственница! Береглась для тебя. Дождалась своей минутки. Отважилась найти, приехать, пройдя цепочку: интернат, адрес училища, выяснила адрес бюро. Значит, заявилась в контору и представилась невестой – иначе не дали б этот адрес. Вот так, Стасик – семейный. Сам того не ожидая, вдруг стал им».
– Прости, если сделал тебе больно. Ты не предупредила, милая. Боюсь, был неосторожен с тобой… Извини, пожалуйста, Настенька! Молю!
Вместо слов прижалась с трепетом и доверием.
Сердце Стаса дрогнуло и отругало нехорошими словами грубого хозяина. В раскаянии стал ласково и нежно целовать, больше не закрывая глаз.
Подняла навстречу губам пунцовое худенькое узкое личико, стараясь справиться со стыдом и диким смущением.
«Первая ночь с любимым! Сама этого хотела, терпи. Не сразу привыкнешь ты, да и он тоже. Что опытный, знала. В интернате шептали подружки, что жил с девочкой дома. С сестрой, сама видела, целовался по-настоящему! Как отчаянно ревновала!.. Набравшись смелости, поговорила с Диной и успокоилась – они только брат и сестра. А про девочку – тишина. Динка не раскололась.
Когда на нём повисла, у него и в мыслях не было, что неопытна абсолютно, что осталась “девочкой”, вот и напорист был. Нужно было предупредить. Постель испачкали. Ты просто боялась, что, узнав о девственности, передумает “брать”, и распаляла, пока просто не сорвал одежду и…
Сдерживая непонятные слёзы, прислушалась к ощущениям.
– Ещё болит. Говорят, пройдёт через пару дней. Не хочу ждать!
Потянувшись, неловко прильнула к любимым губам, неумело целовала красивое мужественное лицо, покрывала поцелуями чудесные, но такие печальные и потерянные глаза.
– Больше не будешь грустить, теперь ты не одинок. Я рядом и всегда буду любить тебя, мой Стасик!»
Захлебнулась от радости, когда привлёк, ответно целуя с такой страстью и умением, что боль отступила мгновенно. Застонав, прижала его голову к груди, а Стас стал ласкать грудь, живот, бёдра губами…
Мир померк.
– …Тебе сколько дали отпуска? – поцеловал в шею, обнял за талию, заглядывая через плечо на плиту. – Ммм… вкусно пахнет! Ты была лучшей в кулинарном кружке – помню.
Склонив голову, сладко приник к губам.
Повернулась, прижалась, задрожала.
Поцелуй затягивался, застонали.
Едва соображая, нашарила рукой регулятор и выключила газ.
Подхватив её бёдра, рукой смёл всё со стола и посадил на столешницу…
Много позже, мокрые и запыхавшиеся, очнулись, тихо смеясь, сползли на диванчик в углу и снова вцепились…
Завтрак откладывался. Вместо него на кухне кипела страсть.
– …На мои вопросы будет когда-нибудь ответ, а, Настёнка?..
– Разве ты о чём-то спрашивал? – прикусив губу, невинно сияла взглядом и нежно краснела.
«Как ей к лицу любовь!» – поразившись, притянул, поцелуями медленно снял одежду…
– …Просыпайся, Настёнок-котёнок. Мне скоро на работу…
– Почему не разбудил раньше?!
– А тебе-то зачем? – удивлённо взирал, как она пулей летает по квартире.
– С сегодняшнего дня я твоя напарница. Принята на работу в бюро. Будем работать в паре.
«Вот это новость! – рухнул на стул, поражённо смолк. – Переучилась за два года? Как смогла? С языками туго соображала, едва освоила средний уровень! Что?.. В пару со мной?! – судорожно вздохнул, взял эмоции под контроль. – Так, спокойно. Принята на работу. В качестве кого?»
– Должность, – выстрелил словом, как пулей.
Остановилась, замерев с блузочкой в руке.
– Как и твоя. Я добилась результатов. Теперь с тобой навсегда, – робкий голосок дрожал, срывался и вибрировал. – Я не опозорю тебя, любимый. Постоянно учусь и совершенствуюсь. Конечно, мне никогда не достигнуть твоего уровня. Не лингвист я! Но поддержать простую беседу смело могу, – слёзы закипели в глазах. – Не волнуйся. Я не буду тебе в тягость, родной…
Встал, резко шагнул, схватил за голые плечи жёстко, глубоко заглянул в глаза с высоты роста.
– Давай проясним сразу ситуацию. Пойми правильно: я не люблю тебя. Ты это всегда знала, не глупая. Моё сердце не свободно, понимаешь? – ослабил хватку рук, лаская большими пальцами нежную кожу. – Говорю жестокие слова сразу и честно. Не хочу напрасно обнадёживать. Услышь и уясни это на будущее, чтобы не созрело иллюзий о дальнейшей нашей совместной жизни. Я могу тебе предложить только сегодняшний день и… постель. Немного меня знаешь, вот и попытайся слепо принять условия или уходи сразу. И прости меня за… пятницу. Я не имел права заваливать тебя в койку, даже не расспросив ни о чём! Повёл себя, как банальный скот. Мне очень стыдно, знай об этом, Настенька, – притянул горько плачущую девушку к себе, обнял. – Не знаю, что на меня нашло? Видимо, одиночество помутило на миг разум. Это не оправдание моему мерзкому проступку, сознаю. Простишь ли ты меня когда-нибудь, Синеглазка?
– Я не сержусь… И не в обиде… Всё было прекрасно, Стасик… Не переживай…
– Да какой там «прекрасно»? Так поступил с тобой, а ты была невинной! Не такую первую ночь ждала, бедная моя девочка, – обнимал трепетно, целуя русую голову. – Если дашь возможность, я попытаюсь загладить вину. Постараюсь, чтобы память о ней навсегда стёрлась из памяти. Если только разрешишь.
Взяв в руки бледное личико, поцеловал с благоговением и осторожностью, совсем девственно, как настоящую невесту, вызвав новую волну слёз – от счастья. Улыбнулся, выпив солёные капли с чудесных ресниц.
– Это «да»? – заметив кивок, сжал в объятии, положил голову на девичью макушку. – Приложу все силы и постараюсь сделать тебя счастливой, Настенька. Только не обещаю любви, пойми…
– Я тебя так сильно люблю, Стасик! Её столько в моём сердце, что хватит на нас двоих, поверь. Однажды ты это почувствуешь сам, любимый… – громко плача, целовала лицо, грудь, плечи, раздевая. – Просто поверь, единственный… Жизнь моя… Мечта сбывшаяся…
На работу приехали с опозданием. Парой. Отныне.
Август 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/08/14/1875