Не знаю чем это объяснить. Все произошло как-то само собой. Не зависимо от моего сознания. Я вошел в вагон электрички и поискал глазами свободное место. В это время дня свободных мест было достаточно, чтобы выбрать подходящее для себя. Выбор пал на место справа по ходу электропоезда в центре вагона. Машинально я огляделся. Напротив меня, через проход, были заняты все места. У пассажиров в руках или рядом с ними находились какие-то вещи. На крючках возле окна с обеих сторон висели сумки. На полке над окном покоился чемодан. Он и привлек мое внимание. Чемодан не вписывался в картинку у окна. Он был чужеродным образованием в этом сюжете. Он был ЧУЖИМ. Мне предстояло провести в электричке чуть более часа и я, со спокойной совестью, мог позволить себе наблюдать за развитием событий, чтобы подтвердить или опровергнуть возникшую догадку. Пассажиры входили, выходили и, наконец, все места напротив меня освободились. Чемодан на полке остался на прежнем месте в полном одиночестве. Он взывал о помощи. Я связался по внутренней трансляции с поездной бригадой и сообщил им о забытой вещи. Следующая остановка была конечным пунктом моего маршрута и я покинул электропоезд. Случай этот меня поразил и в следующий раз, заходя в электричку, я целенаправленно искал забытую вещь. Меня интересовало, что это было — случайность или закономерность? Случайностью это не было: я убедился в том, что забытые вещи буквально молили о помощи. Я находил чемоданы, сумки, пакеты, авоськи. Большинство из них я передавал поездной бригаде, остальные оставлял на месте на произвол судьбы. Одну авоську с копченным лещом и пачкой моющего средства я прихватил с собой. Осуждений не требуется. Я знаю, что замаран до конца своих дней.
Забытые вещи, потерявшиеся дети или животные — все они своим видом молят о помощи. Не проходите мимо. Помогите, чем можете.
Пару месяцев спустя, после прогулки в окрестностях Царицино, я с двумя своими сокурсниками оказался в станционном буфете. У двоих из нас были портфели, а третий нес сумку на ремне через плечо. Мы заказали себе нечто под названием «кофе с молоком» и по паре бутербродов с твердым сыром «Советский». Разместились у стойки рядом с двумя мужиками и принялись глотать то, «что Бог послал». На крючке стойки мужиков висел портфель, а рядом у ног одного из них стоял другой. Я высказал своим приятелям предположение, что висящий на стойке портфель мужчинам не принадлежит. Приятели в ответ только хмыкнули, демонстрируя этим свое несогласие с моим высказыванием. Мужики вели оживленную беседу, уплетая свиные сардельки с тушеной квашенной капустой и запивая из кружки пивом «Жигулевское». Они брали пальцами горячую пухлую сардельку, размазывали по тарелке ее краешком горчичку и, зажмурив глаза, подносили к носу. Обнюхивали. Приоткрывали слегка рот и, чтобы не облиться соком, аккуратно надкусывали ее. Затем кусочек исчезал во рту и разжевывался. Не до конца, а так, чтобы только размельчить. Вилкой подцеплялся с тарелки шмоток капустки и отправлялся вслед за кусочком сардельки. Все это смешивалось и запивалось холодным пивом. Маленьким глоточком. При этом верхняя губа опиралась на толстое стекло кружки и омывалось живительной влагой холодного жигулевского, а ее верхняя часть погружалась в воздушную белую пену, создавая блаженное состояние от перепада температур и разницы по плотности напитка. Смотреть на это было невыносимо и мы, проглотив все одним махом, покинули станционный буфет. Через несколько секунд, вслед за нами, выскочил мужик с портфелем в руках крича: « Парни! Портфель забыли!». Мы повернулись к нему и ответили одновременно: «Это не наш». На платформу шли молча. Кто-то думал о холодном пиве, кто-то о сочных свиных сардельках. Я задумался о несчастных забытых вещах, вопиющих о помощи.