Устав от городской суеты, временной зависимости. Устав от грязи бытовой, и грязи внутри людских душ, ищу я спасение, а именно, отдыха в окружении природной тиши.
Окунуться в музыку шелеста листвы, в звонкое пение птиц. Упасть в объятия солнечных лучей, поддаться ласкам игривого ветра. Уловить ту грань между обыденным и совершенным, и ощутить ту натуральную, неподдельную красоту природы, которая радует глаз, а главное, успокаивает душу.
Часто, чтобы забыться на некоторое время, и остаться наедине с собой, я прогуливаюсь по парку. Особенно там спокойно в рабочее время, когда основная масса взрослых людей уже разбежалась по рабочим местам, а детвора - по школам и детским садам.
Обычно, в такие прогулки я наворачиваю круги по тропинкам, прислушиваюсь к лесу. И пусть абсолютной изоляции от шумного города нет, ощущение близости к природе присутствует. Ветки деревьев раскачивает лёгкий ветерок, заставляя их биться друг о друга. Вон там, на макушке дряхлой берёзы, тарабанит крепким клювом по стволу дятел. Вот, с ели слетела ворона и с громким карканьем улетела прочь. А подальше, в луже плюхаются голуби. В траве что-то зашуршало… Возможно, это скачет белка.
Время протекает незаметно. Каждая минута отдана воспоминаниям. Именно ярким воспоминаниям. Всё плохое уходи прочь. Природа, как душа человека! Несмотря на ту боль, что причиняют ей люди, она продолжает цвести. Несмотря на те удары, что терпит человеческая душа, - крепкая душа! -, она никогда не угаснет, и не поддастся унынию.
День, о котором я хочу рассказать, начался с желания о подобной прогулке. Сборы, да и сам путь до парка, думаю, стоит опустить.
Тропинки заполнены лужами – ночью лил дождь. Но с утра светит яркое, весеннее солнце. Лучи ласково и заботливо грели кожу лица. Утра без солнца не бывает.
В обыкновенный день, когда ноги меня приводили к центру парка, совсем не уделяя никакого внимания, я проходил всё время мимо одиноко стоящей лавки. В это же утро, мимо пройти я не смог.
Прикрыв глаза, я наслаждался звуками леса, мысленно отдаляя нескладную мелодию города. Старался ощутить запах весны, уловить нотки зелени, отчуждая загазованный воздух.
В голове вихрь всевозможных мыслей. Каждая старалась оттолкнуть подальше другую, нарушая логический порядок, из-за чего не удавалось остановить внимание на какой-нибудь одной. Сегодня мыслить не выходило.
-Вы кого-то ждёте? – прервал мои попытки насладиться одиночеством седой, глухой голос.
Я открыл глаза. Передо мной стоял старик. Именно тот образ присущ ему, который старался описать Пушкин в той же сказке о «Рыбаке и рыбке». Неопрятная длинная борода, морщинистое лицо, карие глаза, слегка прикрытые седыми бровями. Во взгляде непроглядный туман. Глаза – душа человека. Именно этот туман окутывает души людей, отданным раздумьям. Или же этот туман заполняет ту губительную пустоту, вызванную прожитым жизненным отрезком. Пустоту, вызванную болью, страданием.
Из предметов одежды лишь обратил внимание на потёртый колкий сюртук, и тщательно начищенные ботинки. Из-под воротника выглядывал синий шарф.
Когда незнакомец присел рядом, и сложил руки перед собой, - впервые употреблю подобный эпитет, - его поношенность рук довольно удивила меня. Огромные ручища, на взгляд, жёсткие от мозолей. Грубые, посеревшие ладоши, белые ногти, будто по ним провели наждачной бумагой.
-Нет. Просто отдыхаю от городской суеты, - ответил я холодно, так как нежеланное присутствие старика рядом с собой меня немного возмущало.
-А что тогда эту штуковину из рук не выпускаешь, мельтешишь ею?
В тот момент хотелось сдерзить, что-то на подобии «Вам-то какая разница?», но воспитание не позволяло грубить пожилым людям, приходилось вежливо отбываться от его вопросов.
-Девушка может написать. Всегда на связи.
-Девушка – это хорошо, - это «хорошо» прозвучало протяжно, а голос старика становился всё выше к последним слогам, и в итоге прервался хрипом.
Наступила минутная тишина. И снова вежливость не позволяла мне вот так вот сорваться с места, и скрыться из вида незнакомца. А в уме: «Ну, когда ты уйдёшь? Что тебе нужно?»
-А ведь в моё время таких приспособлений не было. Письма. Лишь письма связывали нас с родными…любимыми, - и снова последнее слово было протянуто, сделано на выдохе, с нотами уныния. – В первые дни войны… Вот там паники было у молодых. А ведь паника не из-за разлуки с папой, мамой. И не из-за самого безвыходного положения. Хотя, отчасти и поэтому. Но лично я паниковал от разлуки с любимой девочкой моей. Родных не было у меня. Погибли ещё в моём младенчестве. Была только Нюрка. Знайка такая. Всегда меня задирала. Я же человек необразованный. А от неё набирался ума! – на лице у деда взыграла улыбка. Стоит только вспомнить что-нибудь солнечное, приятное сердцу, и у вас появится как раз подобная улыбка.
Незнакомец снова замолк. Он смотрел в пустоту, утонул в воспоминания. Либо искал потерянную мысль. Во всяком случае, это продлилось около двух минут. Дед цокнул языком, и продолжил:
-При помощи этих писем мы с Нюрой и переписывались. А посадили меня в сорок втором на танк. «Помощник рулевого П.» А ведь тыл! Война впереди была. Сидели мы, в общем, жопой на месте. А уйти не мог домой. Служба! Вот и оставалось нам только на письмах общаться.
Я молчал, ибо добавить ничего не смел. Говорит сам Ветеран Великой Отечественной Войны. Тут только оставалось слушать.
-Скучали мы друг без друга. Помереть готов был. Каждое письмо – праздник на душе. И ещё в письмах чувства такие, так и хотелось сорваться с места: «Ребята, я домой!» Я читал и плакал. Рыдал, честное слово. Но стыдиться слёз не надо. Это последствия высоких чувств. Равнодушным быть нельзя.
Тут с дедом я был согласен. В любви нет стыда чувствам. Холод не присущ ей. «Последствия высоких чувств». Смех, слёзы, радость, горечь…
-Писал не сразу. Перечитывал помногу раз одно и то же письмо. Представлял, что Нюра рядом, и как бы вёл с ней диалог. Сначала всё вслух, а потом и на листок.
Говорили друг другу: вернусь я, и женимся, детей заведём. Детей она любила, да и я не против был.
Была ночь однажды. Лег спать. Сверчки, полная луна, звёзды… И нашло на меня что-то: начал писать письмо, и вложил в слова столько любви. Но так нескладно получалось. И тогда я скомкал этот клочок, и на чистом написал четыре слова: «Ты выйдешь за меня?» Письмо отправил.
Ответные приходили после недели, на день восьмой, девятый. И ждал я ответа. Прошёл восьмой, девятый день. Пролетели две мучительные недели. Письма не было. Я отправил подобное снова. Ещё дни прошли. Ответа не было.
Перевели нас в другое место. Середина осени была. А мне так больно уходить с привычного места. Ждал я письма очень, и должны мне сюда были его принести. Не хотел я уходить. Но служба ведь!
На сухих глазах старика заблестели капельки слёз. Он начал чаще заикаться. Руки задрожали. А в моём горле вырос комок. Часть его переживаний перекинулась и на меня. Нашла волна сопереживания.
-Нюра жила в соседней деревне. 20 километров (ударение на второй слог) на конях за минут сорок.
Контузило меня, дали отпуск. Ну, а я домой, куда ещё. Тут же к Нюре. Причесался, в форму наряжен. Стучусь. Обыкновенно, мне открывала дверь её мамаша. В этот раз незнакомка. А мне ведь к Нюре надо, я и ломлюсь в дом. А эта дама давай кричать: «Какой наглец! Куда?» Я ей давай объяснять: «Я к невесте», - он сделал паузу. Сделал глубокий вдох. – Выяснилось: Нюрка-то съехала с родными. А куда – никому не известно. Дом сдали другим. У меня слёзы текут, руки тряслись. «Куда? Куда они ушли?» А дама та сказать ничего не может. Отвела на чердак, там коробку выдала. В этой коробке письма. Те самые. Которые я писал всё время. Надорванные – значит прочитанные. И то письмо с четырьмя словами тоже надорвано. Прочитано. А ответа почему не было? Почему? Кто знает?
Дед достал из сюртука платок, подтёр под носом, встал, и без лишних слов ушёл. А через минуты и вовсе испарился.
В те минуты на меня напало остолбенение. Я не двигался минут пять-десять, больше. Я потерял связь с реальность. Был погружён в мысли.
Я пытался понять старика. Насколько же ему, должно быть, больно было в те дни, когда он так и не дождался ответного письма. Какую муку ему пришлось перенести, когда он осознал, что связь с возлюбленной потеряна. Спугнуло ли Нюру то письмо, что так она и не смогла ответить на него, или на то были другие причины? Что заставило её так поступить: оставить в безызвестности возлюбленного, а вскоре и вовсе исчезнуть? Что ощущал тогда тот юноша, и что до сих пор чувствует старик?
Единственное, что я понял, ветеран до сих пор переживает эту горькую, неясную разлуку. На протяжении всей жизни он задавал подобный вопросы, поднятые выше. Именно тогда в душе этого человека зародился туман, который по сей день отягощает его душу. Его сердце было разорванно безысходностью, сомнениями. Из его жизни исчез близкий человек. Просто так, без единого объяснения. В голове старика крутятся вопросы, на которых никогда не найдётся ответа.
Этот разговор отложил на мне большой опечаток. Из каждого абзаца можно вынести урок. За это я ему благодарен.