Светало... Голубая луна торопливо скрылась за темными облаками, будто испугавшись залившего горизонт на востоке белесого свечения. Ноздри ловили свежий, так вкусно пахнущий воздух... Этот запах ни с чем не спутать, так пахнет только ранее предрассветное утро. Так пахнет юность, свобода и сама жизнь. Босые ноги были влажными от холодной росы, белая длинная ночная рубашка тихо шелестела по густой траве.
Девушка почти бежала. Большие изумрудные глаза были устремлены вперед и только вперед. Длинные золотые волосы нежно ласкал прохладный ветер. Как давно она не чувствовала этого!.. Такое ощущение, что многие-многие годы. Но сейчас не время было наслаждаться этим счастьем. Нужно было как можно скорее добраться до леса, который - о счастье! - уже виднеется вдалеке.
Она не замечала усталости, только страх тревожил ее. Страх погони... Но он был напрасен, потому что черная громада психиатрической лечебницы, которую она тайком покинула, была погружена в глубокий сон.
Она давно задумала свой побег и готовилась к нему со всем старанием. Она молча терпела все муки, коими награждали ее врачи. Потому что надеялась.
Она была не настолько безумной, насколько казалось остальным. Например, ее родителям, что и заперли ее в тот серый каменный склеп, где томились еще живые – ЖИВЫЕ! – существа. Их выгнали из мира обычных людей, засунули в тесные комнатушки, пахнущие старым бельем и отчаянием, поставили неоткрываемые частые решетки на мутные окна и приказали «выздоравливать». Но как заточение и моральные и физические мучения могут кого-то вылечить? Как может вылечить бесконечное одиночество и безразличные глаза лечащего врача? Как вылечит электрошок и горечь постоянно впихиваемых в рот таблеток? Больно… Так больно, что лучше не думать. Забыть. Простить…
Когда она впервые увидела Его, ей было 13. Для нее это число и правда сделалось роковым… Он был бесконечно добр, ласков, как никто, его улыбка заставляла почти плакать от необъяснимого счастья. Он любил ее бесконечно, всепоглощающе, так, как не любил никто и никого в этом мире. Она это чувствовала… Для этого не требовалось никаких слов. У него были красивые светлые волосы, чуть волнистые и длинные. Они струились вокруг лица, словно ангельский ореол, которые изображают иногда на картинах или иконах. Глубина серо-голубых глаз убаюкивала все страхи, отгоняла все тревоги и горести, ласкала и делала невесомой, как весеннее облачко. Эти глаза она видела перед тем как заснуть в тесной и душной комнате. Эти глаза просили ее не плакать, когда ей было плохо. Эти глаза…
Он был с ней всегда-всегда.
Но видела его лишь она одна.
Вопросы начались, когда ей было 22.
Почему ты не общаешься со сверстниками? Почему ты не хочешь ходить в школу? Почему ты не спишь по ночам до самого рассвета? Почему ты не заведешь себе парня? Почему? Почему? Почему?!
Этот град вопросов бил ее часто, но безболезненно. Ей было все равно. Она никому не хотела рассказывать о Нем… Кто ей поверит?
Но однажды мама решила поговорить с ней слишком серьезно. И она ей рассказала… Ведь это мама, которая ее любит и никогда не обидит. И после этого эта же самая мама, только с чьим-то чужим лицом, отвела ее к врачу. К психиатру. О, так трудно забыть этот визит!..
– Как ваше имя? – Девушка ответила.
– Расскажите о том, что вас беспокоит. Мне очень интересно, правда! – Это прозвучало очень глупо, но она сказала:
– Меня ничего не беспокоит, доктор.
– А ваша мама говорит иное. По ее словам, у вас галлюцинации, расстройство сна, большие проблемы с учебой в университете, не складываются отношения со сверстниками и противоположным полом, рассеянность внимания. Это разве не так? – Медик очень пристально смотрел ей в глаза. Ей было сложно выдерживать взгляды вообще, а этот – особенно, и она тихо ответила:
– Ну… наверное, так…
Врач как будто бы обрадовался и хлопнул себя ладонями по коленкам:
– Ну, вот видите! – Она не видела. Видела лишь любимое лицо возле правого плеча, невыразимо печальное. Ей хотелось поговорить с Ним, спросить, в чем дело, но врач не давал ей ни на секунду отвлечься от разговора.
– А еще ваша мама сказала, что у вас есть невидимый друг. Правда? – Она улыбнулась. Невидимый друг… Как можно Его назвать столь глупой детской фразой?
– Что-то вроде того.
– Отлично! – еще более радостно откликнулся врач. – А как его зовут? – Ну что за вопросы?
– Я не знаю, – просто ответила она, на что тут же получила быстрый ответ:
– Хм, ну что ж, бывает.
Медик принялся что-то торопливо записывать в ее карточку. Писал долго, она даже устала ждать. Вид у него был крайне возбужденный, глаза бегали, лицо приобрело красноватый оттенок. И как только такой человек попал на такую ответственную работу? Ведь это не абы что, а с душами людей работать. А он и сам-то выглядит не особо здоровым. Медик поднял голову на нее и как-то горячо спросил.
– У вас был секс?
Она почувствовала, что сейчас грохнется со стула.
– Что?!
– Я спросил: у вас был секс? – чеканя каждое слово, сказал врач.
– С кем? – недоумевающее тараща глаза, спросила она. Это не гинеколог ведь все-таки!
Психиатр похоже начал терять терпение.
– Ну с этим вашим невидимым другом!
Она почувствовала отвращение к этому человеку. Сильное, невыносимое. Она ничем ему не обязана. Она выскочила из кабинета, как ошпаренная, пронеслась, как сквозняк, по длинному облезлому коридору поликлиники. Мимо ряда закрытых дверей, мимо матери, испуганно глядящей ей вслед. Ей срочно хотелось увидеть небо и забыть то унижение, которое она сейчас испытала. Он был рядом, как и всегда. Она чувствовала его теплую руку в своей.
Его голос, как всегда, неотчетливый в суете, говорил что-то утешительное и ободряющее, но сердце все равно колотилось, как испуганный кролик в клетке.
А потом ее забрали. Ворвались в ее комнату, скрутили руки за спиной и погрузили в белую машину с закрашенными окнами. Она плакала и просила ее отпустить, она ведь ничего плохого не сделала. Но люди вокруг и не замечали этого, лишь только буднично шутили и переговаривались друг с другом, будто в их подпрыгивающей на каждом ухабе машине и не плакала молоденькая хорошенькая девушка, будто никто не умолял их о помощи и спасении…
А потом она попала в ад… Настоящий ад. Потому что там не было Его. А точнее, он был, ведь он никогда бы не бросил ее, просто она не способна была его видеть, ведь ее тело было так напичкано лекарствами и разбито «процедурами»…
Она видела лишь зарешеченное мутное окно, сырые серые стены с облупившейся штукатуркой, свои вещи на стуле возле кровати – мятые, неухоженные, жалкие, как и она сама. Сил плакать тоже не было, она была будто заморожена в своем горе, в немом спокойном подчинении.
Как ей удалось не пить таблетки и подыгрывать врачам? Помогла надежда. Ведь она снова увидела Его, несмотря на то, что ее кровь пропитали лекарства. Он был очень усталым и измученным. Под глазами лежали глубоки тени, кожа была бледна, а волосы больше не светились. Она лежала на кровати, когда он сел рядом на корточки и тихо, еле слышно, прошептал:
– Проснись… – А она и не спала. Просто лежала, не двигаясь, закрыв ноющие глаза, чтобы не видеть опостылевший потолок. Она почти сдалась… Но Его голос заставил остывшее было сердце дернуться и забиться с новой силой.
– Проснись, девочка моя… Тебе не надо спать. Ты должна бороться. Ты ведь сильная, правда? – Она слушала его спокойный и ласковый голос, боясь открыть глаза и не увидеть его.
– Конечно, ты сильная. И ты сможешь отсюда убежать. Тебя все предали, ты одна. Только я не смогу тебя предать, как бы меня не вынуждали бросить тебя. Они говорят, что меня нет, да? – Она испуганно открыла глаза, и из них выкатились две прозрачные слезинки. Она видела его. Он сидел так близко, его легкое дыхание ощущалось на прохладной щеке. Глаза были такими большими на бледном лице, в них тоже блестели слезы.
– А я есть. Ты видишь? Я есть! – Он взял ее холодную ладонь и провел ею по своему лицу ото лба до подбородка, на котором ее пальцы явственно почувствовали щетину.
– Ты чего, побрейся! – услышала она свой голос. Лишь только в мыслях, как всегда. Она не была настолько сумасшедшей, чтоб говорить с ним вслух. И так было всегда…
– Я так скучаю, милая… И мне так жаль, что я не могу помочь тебе выйти отсюда. А так хотелось бы показать тебе лето… Оно уже пришло. Слышишь? Птички уже поют за окном. – Она прислушалась. И правда! Тонкие радостные переливы наполняли мир за окном, птицы будто игриво перекликались друг с другом. Как это она раньше не замечала? А он продолжал, ласково гладя ее по плечу: – Листья уже совсем зеленые, а трава такая густая-густая! А пахнет как… От этого медового благоухания кружится голова и замирает сердце от радости. Я так хочу, чтобы ты все это почувствовала, дорогая моя!
Она плакала. Она была жива! И он был рядом, говорил с ней! Она просто обязана выйти и увидеть лето…
И через время так и случилось.
Вот и старые сосны... Такие высокие, аж кажется, что именно они держат сонное бледное небо. Подол ее ночнушки влажен от росы и приятно щекочет уставшие от бега ноги. Углубившись в самую чащу, девушка села на траву, прижалась спиной к дереву, глубоко, но спокойно дыша.
Он был рядом. Его лицо преобразилось, ореол волос, еще более освещающих его прекрасное лицо, снова освещал ее нежную душу ярким рассветным сиянием.
– Я люблю тебя, – зашептал он ей в самое ухо, обнимая сзади ее плечи.
– И я тебя люблю… – счастливо улыбаясь, прошептала она в ответ.
Ее не нашли. Только белую ночную рубашку возле толстого старого дуба. Куда она пропала знал лишь только Он. Но Он вам не расскажет, потому что Он говорит только с Ней.