Последняя декада августа была дождливой и холодной. А я в это время находилась в Пригородном доме отдыха и жила в летнем фанерном домике. Холод проникал даже под два толстых жаккардовых одеяла. Как только дождь переставал, все отдыхающие оказывались на улице – прохаживаясь по аллеям, согревались.
А воздух, настоянный на размокшей сосновой хвое, пьянил и в то же время освежал, будто смывал со всех клеток организма накопившуюся пыльную гарь.
На деревьях моментально появлялись птицы, отряхивались и начинали чирикать. Белки, прыгая с ветки на ветку, сбрасывали крупные капли воды, висевшие на насквозь промокших листьях. И кто-нибудь из прогуливающихся по аллеям непременно обращался к пушистым зверькам:
– Ты что это, Пушистик, распрыгался по веткам? Тоже замёрз и теперь согреваешься?
А белка как будто понимала, что обращаются к ней, спускалась вниз и с любопытством смотрела на приближающихся людей. И отдыхающие как по команде останавливались и замирали. У кого-то находились в кармане семечки или мелкие орешки, и этот счастливчик осторожно, крадучись, продвигался к дереву с вытянутой вперёд рукой. Белка крутила маленькой головкой, глазки-бусинки бегали от открытой ладошки с лакомством на лицо подошедшего, как бы спрашивая: «А ты не обманешь? Не обидишь меня?» – и молниеносно хватала лапками с ладошки, отправляла в рот, вновь хватала и исчезала на верхушках деревьев.
Что заставляло отдыхающих останавливаться и смотреть на уже знакомую картину? Красота зверька, его сообразительность и необычайную доверчивость? Красота… Сколько разновидностей у этого слова?
Закончился август, а вместе с ним и моя смена. Я оставалась ещё на
один срок. Нас перевели в тёплый корпус. Неожиданно и природа сделала нам подарок – установилась тёплая солнечная погода. Все отдыхающие потянулись к реке – купаться, загорать. Пункт проката лодок вновь открылся, и я ежедневно брала лодку и отправлялась в путешествие.
А впервые я села за вёсла много лет назад в этом же доме отдыха. В один из таких же вот тёплых дней, увидев меня, одиноко сидевшую на скамейке у реки, мои соседи по столу предложили прокатиться на лодке. Я согласилась, но с условием, что сяду за вёсла. Борис с Татьяной рассмеялись: «Давай, садись, а мы сзади помилуемся». Так они «миловались» всё наше путешествие. Борис изредка подсказывал, каким веслом выравнивать лодку, как её развернуть. И уже на обратном пути лодка ровно и легко скользила по речной глади, вёсла вдруг показались лёгкими – способствовало этому течение реки. По возвращении лодочник –Данилыч принял лодку у мостка, а, увидев меня за вёслами, удивлённо спросил: «Вы её не подменяли?» Друзья странно пожали плечами. На следующий день Данилыч доверил лодку мне одной. С его помощью я ловко села в лодку и почувствовала себя королевой на троне. Данилыч оттолкнул мой «корабль» от берега и я с радостью заработала вёслами. И так было всегда, когда я попадала на отдых.
И в те сентябрьские дни я наслаждалась катанием на лодке, любовалась красотой прибрежных окрестностей. Но как описать красоту тех путешествий или отдельных моментов? Даже сейчас, по прошествии многих лет, при воспоминании о той поре душа замирает от восторга, а белый лист остаётся чистым.
Помню, как в один из дней, подплывая к повороту реки, услышала кряканье утки. Звук был отрывистый и, как мне показалось, требовательный. Я затормозила ход лодки и стала рассматривать прибрежные камыши и увидела выплывавшее утиное семейство – впереди утка-мама, а за ней по ниточке пять утят. Но утка поворачивала голову назад и грозно крякала «Кря-як!! И тут из камышей поспешно выскочил шестой утёнок с мелкой рыбёшкой в клюве! Он быстро догнал выводок, перегнал его и вдруг приподнялся на лапках и побежал по воде, размахивая крыльями. Это было так неожиданно и так красиво! Но утка ещё грознее закрякала: «Кря-як! Кря-я-як! Кря-я-як!» Утёнок сел на воду и остановился, понуро опустив голову. А выводок, подплыв к нему, вдруг все разом приподнялись и побежали, чуть-чуть отрываясь от воды! Я подумала, что это урок по навыкам взлёта. Но что удивительно, тот утёнок остался на воде, не побежал вместе со всеми! Вот упрямый неслух! Не очень-то легко утке справляться с таким резвым утёнышем. Мне хотелось понаблюдать за ними ещё, но наши маршруты расходились – они плыли по мелководью, а затем свернули в затянутый ряской рукав реки.
Всё чаще стали встречаться островки золотисто-жёлтых, красноватых листьев, плывущих по реке. Они прибивались к берегам и образовывали разноцветные ковры. Кое-где ещё встречались белые кувшинки, будто фонариками высвечивающие потаённые места. На воде дышалось по-особому: воздух был прозрачно-чистым. Лёгкие, как меха у гармошки, растягивались вовсю ширь, а затем медленно сжимались, давая возможность заполниться чистейшим эликсиром жизни. Точно так же распахивались и глаза, запоминая окружающую земную благодать.
Это была самая золотая моя пора, и запомнилась она на всю жизнь ещё и знакомством с прекрасными людьми.
За столом со мной оба срока сидела чудесная семейная пара из Ленинграда. Им было по восемьдесят два года, а по бодрости духа лет на двадцать моложе. Бытует такое выражение – красивая старость. Именно так можно было сказать о нашей землячке Лидии Ивановне Кротовой и Сергее Матвеевиче. В те сентябрьские тёплые вечера к ним приезжали их знакомые из города. И тогда получался импровизированный концерт. У Лидии Ивановны был божественный голос, и она исполняла арии из опер. А я сидела на отдалённой скамейке, превращаясь в слух и наслаждаясь пением. Её голос до сих пор звучит у меня в ушах. Уже позже, когда у нас наладились телефонные переговоры, я узнала, что Лидия Ивановна – доктор медицинских наук, руководитель Ленинградского научно–практического центра по медицинской генетике, а ее супруг, Сергей Матвеевич, учёный-физик. И я благодарна судьбе, что позволила мне соприкоснуться с замечательными людьми, красиво и с пользой прожившими на нашей грешной земле. Лидия Ивановна в шестьдесят четыре года возглавила вновь открывающийся Центр Генетики, проработала более двух десятков лет и только в восьмидесяти семи летнем возрасте ушла на отдых, оставив после себя сто тридцать научных трудов и много детишек, которым помогла появиться на свет. А в наши края её тянула память юности, где в пригородном детдоме она начинала свою трудовую деятельность воспитателем, а их гости были её воспитанниками.
Именно она рассказала мне случай из своей практики врача-гинеколога, и он послужил темой для первого моего рассказа (по настоянию Л.И.). И в один из сентябрьских дней я читала его своей подруге Юле, поставив лодку в заливчике, тихо раскачиваясь на волнах и греясь под нежными лучами солнца.
В эти же дни произошло знакомство с ещё одной прекрасной семейной парой – четой Деевых: Маргаритой Ивановной и Вячеславом Григорьевичем и их шестилетним внуком Серёжей. Дружба с ними продолжается и сейчас. Они долгие годы жили в Норильске и рассказывали о суровости климата северного края красоте природы в редкие тёплые дни. Много говорили о театральных и концертных встречах со знаменитыми каторжанами Георгием Жженовым, Иннокентием Смоктуновским и другими артистами. Жаль, что в то время я ничего не записывала.
Красота – как она многолика, и как радостно, что мне даровано было её замечать.