Начало...

Алекс Профф
1. Начало…

Поезд отходил со станции Воронеж-1 или Воронеж Главная в восемь часов вечера. До отправления оставалось минут десять, когда молодой лейтенант Прохоров начал потихоньку нервничать. Беспокойство начало передаваться и родителям, которые с тревогой в сердце провожали  своего старшего сына к новому месту службы. Еще бы, направляется куда-то в бескрайние степи Казахстана в чужую страну. Кроме того, бывший однокурсник и товарищ Роман Романов мог опоздать на поезд и тогда ехать всю дорогу одному.
Секундная стрелка часов неумолимо приближались к числу двенадцать.
- Ну, что же Рома не идет, неужели опоздает? – мать Ирина Григорьевна с тоской посмотрела в сторону перехода. Народ сновал во все стороны, но знакомой невысокой худенькой фигуры с большими сумками или чемоданами видно пока не было.
- Да, не волнуйся, мама, - молодому офицеру не к лицу было кукситься, особенно перед глазами взволнованной женщины.
- Да у него всего одна пересадка в Саратове, среди дня, да и поезд там ждать всего часа три, - попробовал подключиться к разговору отец. - Я в молодости на электричках наездил…
- Да помолчи, Коля, итак тошно, - супругу. - Сколько там времени, - это уже сыну Алексею.
- Восемь, пора отправляться.
- Да, подожди немного, успеешь сесть, - отец бросил быстрый взгляд на расстроенную супругу. - Не забудь позвонить, а то мать будет волноваться.
То, что он сам не будет места находить от беспокойства, Николай Владимирович предпочел не говорить. Как там устроится, как пойдет служба, ведь пятилетний контракт будет тянуться долго. Разговор снова оживился. В последние минуты хотелось сказать так много важного. Незаметно пролетело пятнадцать минут, а поезд все стоял. Казалось, что машинист не решается тронуть с места свой многотонный состав.
- Ромка идет! – Алексей, который смотрел на выход из подземного перехода, первым заметил попутчика. Тот, нагруженный несколькими неподъемными чемоданами, семенил в сторону своего вагона.
- Леха, привет!
Не теряя времени, оба лейтенанта подхватили вещи и забросили их в вагон. Спустились снова на перрон. Провожавшие, словно не веря в удачное опоздание, смотрели на молодых офицеров. Тепло попрощались со всеми, раздался гудок локомотива.
- Пора, - Николай Владимирович пожал руки Алексею и Роману. Поезд потихоньку тронулся, лейтенанты быстро запрыгнули на подножку, а остающиеся махали руками до тех по, пока самый конец зеленой колбасы не скрылся за поворотом.
Впереди их ждала неизвестность. Их ждали станция Тюра-Там и космодром Байконур. Немного успокоившись, оба товарища принялись вспоминать все, что знали о цели своей поездки.
Овеянный легендами космодром Байконур являлся колыбелью российской космонавтики. Когда гениальный конструктор Сергей Павлович Королев выбирал будущее место для строительства нового объекта, перед ним были карты тридцатых годов двадцатого века. С тех пор у тогдашней советской науки не хватило сил и времени, чтобы заново нарисовать уточненные карты: сначала война, а потом восстановление страны на долгие годы остановили отечественную картографию. Надпись «Голодная степь» звучала многообещающе. Значит, там не будет людских поселений, мелкие пастушьи становища в расчет не принимались. Кроме того, есть куда падать отработавшим ступеням ракет, которые, как пустые металлические баки, падают на землю с высоты.
Дальше следовали труднейшие годы становления и развития всей инфраструктуры и, конечно, испытания и испытания на лютом холоде и пронизывающем ветру, когда человека за секунды продувает до костей, а лицу, открытому суровому климату становится больно. Слезы градом катятся по обветренным щекам, но работать не просто надо, а в любое время дня, а особенно ночи. Летом новая напасть – невиданная жара, от которой форма накаляется, как сковорода. До обмундирования страшно дотрагиваться. Кажется, что еще немного, и оно начнет дымиться.
Стоит забежать вперед и сказать, что оба лейтенанта закончили прославленную военную академию имени Александра Федоровича Можайского, насчитавшую трехсотлетнюю историю. На одной из военных кафедр старенький преподаватель, отдавший всю свою жизнь военной службе, рассказывал, как совсем молодым человеком попал в те места вместе с молодой женой. К большому сожалению, фамилию этого полковника в отставке сейчас они не могли вспомнить, но хорошо запомнили небольшой рассказ о первых годах космодрома. Может, где-то воспоминания и стерлись, но основной сюжет был следующим:
«Пришел я к командиру части совсем молодым. Тот строго посмотрел на меня:
- Женат?
- Да, товарищ командир.
- Плохо. Поселить тебя с солдатами в казарме я не могу. Ладно, даю тебе три дня, а потом вновь прибудешь в часть и доложишь, что решил проблему с жильем.
Это гораздо проще сказать, чем сделать. К исходу обозначенного срока я нашел место в коровнике, расположенном недалеко от части. Спали вповалку на соломе. С одной стороны мы с супругой, а с другой несколько коров, но и крыше над головой были рады».
- Тяжело было? – задал кто-то из курсантов робко вопрос.
- Тяжело, - вздохнул офицер, его взгляд смотрел куда-то вдаль и уже не видел светлого класса, мысли были за тысячи километров от Санкт Петербурга.
Мы выслушали воспоминания и задумались, какая столичная девушка решится бросить все ради неизвестности и тягот военной службы мужа? Очень хотелось надеяться, что именно та самая единственная!
Дальше было проще: город-спутник космодрома Ленинск, а позже Байконур, рос и развивался. На площадках (так назывались обитаемые участки в степи, где стояли воинские части или жили люди) строили общежития для молодежи, позже, когда немного послужишь, можно было перебраться в город. Создавалось впечатление, что ты в коммунистическом раю.
- Еду я как-то в начале перестройки через Москву в Киев в отпуск, - делился воспоминаниями в курилке прапорщик-сослуживец. – А как к родителям без подарков? Вот жена и насобирала гостинцев, конфет положила всяких разных. В то время такое изобилие и в столице встретить было сложно не то, что в других городах. Иду я, значит, на вокзал, покупаю билет, а поезд еще ждать долго. Поставил свои баулы и сел рядом на лавку. Ждать-то долго, вот я и расстегнул сумку и начал рыться в ней, а жена еду как специально на самое дно положила, чтобы не забыть. А мне как ее достать?
- Так голодными и остались? – посочувствовал молодой лейтенант.
- Почти. Сижу в сумке копаюсь, как вдруг смотрю – наряд милиции подходит. Представились и предложили пройти в отделение. Я сначала заспорил, начал объяснять, что военный, в отпуск еду, но мне не верят и все на сумку косятся. Я не пойму, что такого необычного в конфетах и прочем. Короче, оказался я в отделении, а как вещи на стол вывалил, так человек пять сбежались посмотреть и спрашивают, какой магазин ограбил. Посмотрели в документы и начали звонить дежурному, узнавать, правда ли такой-то служит у вас в части. Чуть на поезд не опоздал пока проверяли меня! Они потом извинились. Сказали, что такого количества снести уже давно в магазинах не видели. Вот и приняли за вора. Мол, откуда честному советскому человеку столько добра взять?
Все помолчали. Да, в восьмидесятые Байконур снабжали хорошо, так ведь и космос тогда был если не на первом, то на ведущем месте у руководства компартии. Но все хорошее однажды заканчивается.
И вот грянули бедовые девяностые. Запасы, оставшиеся еще с прежних времен, подходили к концу, жить становилось все тяжелее. Военнослужащим выдавали продуктовые карточки, а по вечерам, возвращаясь, домой с мотовоза, можно было забежать в хлебный магазин и взять целую булку хлеба. Теперь это стало мерилом счастья. Перебои с электричеством, водой, продуктами, начался массовый отток людей, расформирование частей. Особенно дело коснулось военных строителей: если в начале девяностых их было около шестидесяти тысяч, то через десять лет, лишь две-три воинские части можно было условно отнести к этой области.
Если в восьмидесятые годы большинство выпускников академии Можайского (будем теперь ее так кратко называть) попадало в бескрайние казахстанские степи и достойно и спокойно служили, то в девяностые словом Байконур стали пугать нерадивых курсантов. В качестве крайней меры наказания (почти как расстрел по меркам молодых парней) стала применяться ссылка на этот космодром. В истории нашей страны всегда выделялись несколько мест, куда могли направить неугодных офицеров. Во времена Пушкина и Лермонтова это был Кавказ, а вот в самом конце прошлого века таким местом стал славный Байконур.
По свидетельству очевидцев-офицеров каждое утро начиналось с поголовного пересчета личного состава. Если все живы, то ночь прошла хорошо. Нередко отцы-командиры обнаруживали погибшим то одного, то другого. Ночь – страшное время, особенно когда ты один идешь по темным подворотням, хотя поджидать могли и в подъезде на пороге родной квартиры.
Все это молодые лейтенанты не рассказывали матерям, поскольку что-то и не знали заранее, а кроме того, в начале двадцать первого века ситуация была уже иная. Поехать на космодром считалось за счастье, поскольку остальные места были хуже. Как говорили в народе, лучшее из худших. Хотя у каждого было свое собственное мнение на этот счет.
Колеса мерно стучали, уносили новоявленных офицеров к их месту дальнейшей службы. Единственно, что они знали наверняка, так это номера своих воинских частей. Конечно, никто не знал, где они находятся, далеко ли до города, но в глубине души готовились к худшему.