Цветы вытекали из границ подоконника, распускали листья и ветки, как, например, лохматый аспарагус, щетинились отростками, тянули стебли кто к солнцу, кто от него. Ванька мокрый просил воды от своей вечной жажды, остальные выжимали ее обратно на блюдечки вокруг. Томная сиреневая орхидея лениво изгибалась по своему шестку и нахально лупила глазки прямо над ноутбуком. А герани, те вообще лезли на стенку, то есть на оконное стекло, и пластались на нему до солнечных ожогов. Особенно розовые старались. Красный антуриум, похожий на каллы, показывал хозяйке язык.
А всех тише и проще была традесканция, она своими бело-полосатыми листьями весело топорщилась в абсолютно сухом горшке. Нила щелкала кнопками ноутбука и неизменно натыкалась взглядом на запущенное оконное хозяйство.
Она хорошо помнила то время, когда душа ныла, руки устало лежали на
клавиатуре, бездействуя. В то время все ее слова куда-то пропали, осыпались, не всходили, и резко желтели на солнце. тексты осыпались, не успев появиться на бумаге! Почему? Да все потому же. Никто не интересовался. Пишет,ну и пишет. Наплевать всем. Новый рассказ повисал в интернете без откликов и так погода.Ей стало казаться, что вся ее любовь и восторженность придумана. Она пыталась рассказать какую-то особенную историю, но она ничего не могла изменить в жизни людей, в жизни самой Нилы... Некого стало охмурять. Вот и ушла энергия. Опустились руки...
Вот тогда-то и появились эти разнокалиберные цветочные коробки и горшки. Помнится, первой тут поселилась цветная крапивка, колеус. У кого-то лишней стала. Всего-то и есть, что яркие узорные листики, коричневые по краям, розовые посредине, а все, уже затеплилась жизнь.
Коллега по работе принесла ей "щучий хвост", три кожистых листа, которые стояли палками и отблескивали пластмассово. Комично, коллега была них похожа. И тоже это была жизнь, хотя и невидимая глазу. Дети что только не делали со щучьими хвостами - и протыкали, и сгибали, и стреляли в них дротиками с присоской, но ничего с ними не делалось... Порезы затягивались, оставались слабые сухие полоски. Нила посмотрела потом реальное имя - сансиверия, ого, ничего себе.
А с Нилой что-то делалось, она никак не могла отрасти от очередного стресса.
И пока она что-то там ковыряла в земле, пересаживала листья из воды в
землю, видимо, в ее пустой душе что-то восполнялось. Под пасху это было. Работа не шла, на кухне уже стояли крашеные яйца и куличи. И оживающий подоконник был кстати.
На работе на стол Волиной тащили листья, едва давшие корни-ниточки, из
стаканов жалко торчали комочки зелени... Они нехотя приживались.
А потом вылупился один рассказ, второй... Каждый раз Нила думала, что это случайность, не считается. Ее первые рассказы были длинными, ветвистыми, как переросшие плети. Муж снимал наушники и требовал лаконичности.
Вот тут она даже стала понимать тех, кто вообще бросил писать - просто
столбняк напал на человека и все. Только у некоторых он отходил, а у некоторых никогда. Нила спрашивала - "как?" А человек отводил глаза.
И вот теперь, когда рассказы вроде бы пошли, цветы тоже переросли стали мешать. Ну да, приятно было подарить подружке на день рождения синие фиалки в белом горшочке... Но все это стало отходить на второй план. А когда Нила уехала на подведение итогов конкурса, все цветы повяли. Ванька мокрый в первую очередь. На то он и бальзамин-недотрога. Нила давай их поливать, но дело было не только в поливке. Они просто обиделись. И как фиалки в широкой вазе, усохли в середине, наклонились от центра, точно желая уползти, так и все остальные выглядели потоптанными.
Что делать? Вроде и стыдно выбрасывать, подружились, как-никак. Вот эту
герань, к примеру, принесли из билльярдной, стояла там как замарашка, листья скрутились, вся в дыму, окурками утыканная. В новом горшке она вольно разрослась, Нила ей приставила лестничку, чтоб не падала. И вот однажды был ужасный день много слез, и эта геранька была в скорби - в форточку летел снег и падал на ее листья. Нила шептала: "На зелень ее листьев мело пепельной стужей, и как все это чисто, и никому не нужно..." А традесканция... Откуда она? Видимо, от Суфлиной.
Та любила неприхотливые растения, да и сама она точно такая - живучая и цепкая.
Нила позвонила в библиотеку, где раньше работала.
-Девочки, а ничего, если я вам пару цветков подкину? они не чахлые, вполне жизнеспособные. Много уже их.
- Давай! - легко согласились девочки.
...И отвезла ведь. Потом вспомнилось маленькое турбюро, и туда съездила. Было немного тяжелое чувство. Ну, как котят спихиваешь чужим, а они же мяукают. Но горшки-то с цветами молчали.
Нила позвонила и Суфлиной. Суфлина добродушная,отзывчивая, хоть и
постарше, но с ней можно как со сверстницей. Седая, улыбчивая.
- Что ты, - вскинулась Суфлина, прибежав с ледового купания, имея за плечами шесть десятков. - У меня своих цветков девать некуда. Но если досадили, давай. Отдам кому ни то. Вот Жанке. Помнишь, она тебя на работу принимала? Можешь их получше завернуть от холода? И принести на встречку...
Заворачивать была возня, но с Суфлиной все получилось. Остальные цветы пристроили ближе к весне в детсад, который был во дворе. Там повздыхали, но взяли.
- А где все цветочки? - сладко удивились дети. - Пустой подоконник!
- Некогда мне, - отмахнулась Нила. - Надо было помогать поливать.
- Не ври мамочкин, мы поливали! Пап, скажи.
Папа был в наушниках и ничего не помнил. Для него это была чушь. Цветы убежали из этого дома, это для Нилы было облегчением. Они же свою роль сыграли.
Нила к тому времени почти уже пришла в себя после очередной катастрофы и могла удерживать поводья. Как говаривал один старый поэт: надо чтоб ты управляла текстом, а не текст тебя на поводьях волок! И Нила прислушивалась. А еще он повторял: только лишние нас покинут! Отвечая на молчаливые муки Волиной, цветы требовали внимания, поэтому...
А тут приехала как раз Алинна Пескарева. Когда-то давно она ходила в студию Нилы Волиной. Однажды Алинина мама подошла к Ниле в библиотеке и шепотом спросила:
- Зачем вы ее обрабатываете?
- Потому что талант! - не задумываясь ответилв Нила.
- Но я хочу, чтоб она была счастлива. С литературой это никак.
- Она талант, говорю вам. Будет знаменитой и будет счастлива.
Но Алинина мама только головой покачала. Теперь Алина жила в Москве, стала известным поэтом.Но маме хотелось пересадить ее обратно на родные грядки, так что Алина приехала. Это было такое событие. Были встречи, все такое, но Нила оставалась на своем доморощенном уровне и книг, изданных в Москве, у нее не было. Она стеснялась.
Позвонила Волиной все забывшая безоблачная Алина.
- Нилочка, мне нужна алая герань.
- Зачем? Я помню, у тебя раньше был лимон, а на нем лимончик.
- О, это было слишком давно. Я сейчас хочу полностью омещаниться -
занавесочки, герань..
- Не знаю, все цветы раздала, ничего не оставила.
- Но почему? Это же так питюльно, по-женски.
- Надоели. Много внимания требуют. И вместо занавесок у нас теперь жалюзи! Давай я спрошу у знакомой. А она спросит тоже. Я про Суфлину, помнишь ее?
- Помню Суфлину, - засмеялась Алина, - она все еще купается в проруби?
- Конечно!
Вот еще! Герань ей подайте! Делать, что ли, нечего? На фиг ей герань, если она и так знаменитость? Ладно бы еще она в ней строчки почерпнула. но Алина пишет экзистенциальные стихи про зиму и облака, это можно не выращивать на подоконнике. Нила задумалась. Когда она обернулась к мужу в наушниках, он среагировл кратко: мол, очередная чушь, не трать времени на чушь, займись делом.
После раздачи цветов прошло больше полугода, за окном ранняя осень, Суфлина, наверно, пропадает на огороде... И звонить было неудобно.
написала на электронную почту. Суфлина тут же сама позвонила.
- А зачем тебе? Ты же сама вроде избавилась.
- Да я не себе. Пескарева попросит.
- Так она приехала? Ну, это правильно. Тут река в тумане,колокола звонят.
- Значит, спросите? Спасибо вам.
Дальше началось невообразимое. Суфлина, как старая журналистка, живо обзвонила всех потенциальных владельцев герани. Они принесли и передали ей разнокалиберные баночки с отростками. Там еще трудно было понять цвет будущих цветов. Потом честная Суфлина все это загрузила в ведро и принесла на литературную встречу. А
Волина все это перетащила к себе. Эта операция длилась около недели. А потом "питюльная" Пескарева все никак не могла зайти за отростками.
- Слушай, - звонила ей Нила, - отростки ведь пропадут, увянут. Труд стольких людей! Будь человеком, забери, мне жалко их.
- Ой, некогда! - жаловалась Пескарева, - у меня тут ремонт, я все время до
головной боли хожу по магазинам сантехники.
- Пусть мастера ходят.
- Да я же хочу побыстрее. Устала вся.
Нила поняла, что опять нашла приключение на свою голову. Ей, действительно, то И дело поступали нелепые просьбы от знакомых - найти гадалку, няню, новую работу, архивы умерших деятелей культуры. И это отнимало кучу времени!
Но Алина все же пришла, найдя зазор между сантехникой и обоями. Такая же худенькая,стриженая, в белых джинсах и белой жилетке. Вот кто напоминал орхидею, так этоПескарева!Но просила-то герань...Она даже попила чаю, окинула взглядом кухню, похвалила.Все травки из ведра забрала. Потом вытащила роскошную коробку конфет, подала для Суфлиной.
- Зачем такую дорогую?!
- Не парься, это маме пациенты благодарные несут. Мне ничего не стоит.
- Все равно не надо, она не возьмет!
- Мы, правда, на трех встречах пересекались... Но ей огромное спасибо.
она меня так поддержала.
- Пересекались? - закричала ошеломленная Нила. - Зачем тогда я? Зачем
столько посредников?
- Не шуми, - сказала Алина, - голова болит... Не могу же так прямо к ней прийти. Тут надо издалека...И потом, есть такие люди, которые знают всех. Это ты. Без тебя никак.
- Что за глупости! Мне придется ждать следующей встречи, чтоб ей передать твое спасибо, а ты могла бы сама, еще позавчера...
- Так не горит... Видишь, я вернулась и мне надо привыкать. Все будет как
раньше. Будем ездить к тебе на дачу, шпикачки жарить на костре, да?
Растерянная Нила молча кивала. Ну вот, подоконник опять освободился. Но сможет ли Нила избежать новых просьб? И легче ли будет писать,когда нет отвлекающих моментов? Высланная герань бодро поехала к Пескаревой приживаться на новом подоконнике.