Начало: http://www.proza.ru/2013/08/04/79
Я был тобою опьянён, глаза одну тебя искали, мысли, не ведая препон, нагло красу твою ласкали. Тебя давно я обнимал и целовал, сажая на колени, резвее ветра пробегал к венцу любви ведущие ступени. Рука легко скользила вниз по завлекательным овалам, я путешествовал без виз по изумительным подвалам. И, обжигая кисти рук, хмелел я, силу набирая, заманчиво блеснула грудь, пали одежды, ты – нагая! Стояла, как бокал вина с отборных кистей винограда, и крутых бёдер глубина манила кружевами сада. Она возлежала на сухом стволе поваленного дерева, в положении высокоподнятом и открытом. Подсунув правую руку под поясницу, чуть повернув голову и скосив глаза, глядела в объектив, на него. Смелые наряды носят только сексапильные женщины, ведь обнажаешь и изъяны фигуры. Правая нога и левая рука безвольно свисали, не достигая земли, а согнутой второй она попирала ствол. Из одежды на ней была набедренная повязка из стрельчатых листьев папоротника и чашки кувшинок прикрывали грудь. Тело ещё блестело непросохшими каплями воды после купания. Шатров невольно слизывал их, лобзая эротичную от мокроты, необычайно гладкую кожу. Погружал кончик языка во впадину пупка, теребил губами набухшие соски, оглаживал рукой тяжёлый женский низ, сосуд скудельный и животворящий. Главное не преступить границ желания возлюбленной. Шуршали под ступнями пожухлые листья, усеявшие траву и растущие тут кусты дикой смородины. Озаряли её лицо и тело в пупырышках озноба закатные лучи, а вдалеке над горизонтом всходила жёлтая луна. Округлости грудей, колен и бёдер гармонично сочетались с отглаженными боковинами выпиравших валунов. Бархатистая живая плоть словно перетекала в замшелый камень древней лавы. Эротика отлична от порнографии освещением, игрой света и теней. Формы женского тела влекут мучительной непостижимостью. Привстав на цыпочки, то с низкого приседа, в поиске нового ракурса он снова брался за фотоаппарат. Лазал через ствол облюбованного дерева, бухнувшись на колени, приступал ласкать.
Все мы потомки умевших любить великой любовью. Это чувство вкоренено нам в гены, потому и выжили. Наши пращуры не ведали сексуальных расстройств, они предавались похоти там, где застигло вожделение: в поросших мхом оврагах, в лесистых долинах, на солнечных лужайках, на берегах ручьёв и озёр, творя первобытный интим, где приспичило. Современный человек нормировал совокупление спальней в ночные часы. Самое изменчивое и капризное из желаний, пикантное очарование коего в самопроизвольных порывах, подчинил жёсткому распорядку; и мучимы женщины фригидностью, а мужчины импотенцией. Пращуры ночью крепко спали на разостланных шкурах в глубине задымлённых пещер. Пускай секс домашний и дикий затевается с непредсказуемой спонтанностью. Прочь вибраторы и фаллоимитаторы, клиторальные стимуляторы хитроумнейших конструкций и пристёгивающийся фаллос, микромассажёры для сосков и мочек ушей, вагинальные и анальные шарики, насадки-удлинители пениса и эрекционные кольца. Важны не эротические игрушки-толканчики, а неодолимая тяга к партнёру, возможность поиметь его неотложно и сразу при обуявшем позыве. Долой пагубные условности ханжей! Да здравствует белое мерцание ляжек в лунном сиянии! Соитие доступнее нагим. Потом он долго раскачивал её на качелях, в белесом сумраке близкой ночи. Концы прочной верёвки были высоко привязаны к стволам двух сосен. Широкая амплитуда качания напоминала раскачку корабля в море, плавную и зримо замедленную в высших точках.
В августовский заезд, словно прощаясь с летним теплом, будто предвидя дождливую непогодицу сентября, предчувствуя неизбежность разлучения, они купались чаще и дольше обычного. До работы ранним утром, ввечеру перед сном, в выпадавшие часы дневного безделья, а однажды Лада увлекла Шатрова на реку ночью. Был упоительно дивный тёплый вечер, неповторимый час выразительного молчания. Затихшие они сидели в обнимку на парадном крыльце арендуемого Колманским деревенского дома. Мерцающий звёздами купол зиял в небесной выси. Стояла та штилевая, полнолунная ночь-кудесница, когда недвижный воздух до росы – влажного поцелуя небес, хранит теплынь опочившего дня, а взбитая автомобилем пыль густым шлейфом стелется над дорогой. В ночи такие всегда думается о бренности нашего бытия, о преходящем и совокупно неиссякаемом начале жизни. Говорить невольно начинаешь вполголоса, дабы не потревожить павшую на окрестности тишь да гладь, божью благодать.
В ночные часы оживляются в водоёмах зеленоглазые сирены с распущенными волосами и длинными обвислыми титьками. Плавают на поверхности и плещутся водою, в особо тихие ночи выходят на берег. Качаются на гибких ветвях развесистой ивы, аукаются, заманивают случайных прохожих покачаться с ними. Где русалки пробегут, там травы густы, где полежат – всходят цветы, где выжмут косы, там грибы в осень. Верхняя часть тела у них до пупа человечья, а нижняя будто рыбья, в хвост ноги срослись. Грешного места вроде нет, ни рыба, ни женщина; ходят всегда табуном. В их гибельную красоту сразу влюбляешься, не можешь позабыть отведанной ласки, и от своей жены потом требуешь всяческих извращений. Но уральская русалка не похожа на ту, которая пленяет и вдохновляет поэтов. Водяных девиц-хороводниц сменили на лесных реках злые и мстительные растрёпы и нечёсы, всегда готовые завлекать. В русском фольклоре их называют «шишиги», они ненавидят женщин и прельщают мужчин. Когда русалка окрикивает по имени, лучше всего не отзываться. Добра и пользы от них никакой, одно окаянство. «Ах ты, моя душка!» – окликнет заманчивая сирена нежным голосом альта, а сами набегут шутовки гурьбой, изорвут одежды, пока не сделают голым. Свести ласками с ума, защекотать своими большими грудями насмерть и потопить – излюбленный способ русалок. Ничто так не сокращает жизни, как близость с ними и чужой женой. Зацелует, накроет тебя шишига своим хвостом, и пропадёшь бесследно и навек. Нигде потом не разыщут, и сам ты себя не найдёшь, сколько ни шарь. Впрочем, за любовь русалки и смерть цена невысокая.
Как два лебедя, беззвучно раздвигая тёмную воду и кувшинки с крупными плавающими листьями, они спарено плыли. Изящные белые кувшинки, научное название «нимфеи». Легенда гласит, что у каждой есть свой эльф, который вместе с ней рождается и вместе с ней умирает. Как суда, идущие одним курсом, над мрачной гладью воды перемещались две головы, белея лицами. Нефтяной черноты водная поверхность кроилась надвое серебристой лентой, пролёгшей по руслу реки. По этой уводящей к прибрежным кустам лунной дорожке катились перед ними и беззвучно сходились, исчезали сзади, словно и не было их, образуемые движением далеко расходящиеся круги. По временам локти и ноги пловцов соприкасались под водою, плечо задевало плечо и, когда Лада впритирку боком коснулась его, Шатров сообразил, что все купальные атрибуты она оставила на берегу. Загоревшее тело другини лишилось остатних одежд, оно было сейчас гладким и скользким как у речной шишиги, коварной жилицы надземных вод. Мужчины напрасно приписывают женщинам чувство стыдливости. Голая сильнее одетой в разы и каждая знает об этом.
Что истинно изумит, то навеки запомнится. Неизгладимое впечатление нажил мальцом, раздирая стручки акаций на пикульки. Во двор зашла ватажка рослых парней. «Позови Галю», – окликнул один из них стоящего на балконе мальчика. Вскоре выбежала юная девица, но парень лишь досадливо поморщился. «Позови мою Галю!» – сердито уточнил он. Токля Шатров обмер, так поразила его повелительная интонация. Дальше не слышал, о чем они говорили. «Мою Галю!» – звенело в ушах. «Классно сказано! мою Галю!..» Нечто потрясающе завидное было в мужском праве так говорить, непосильное разумению невинного дитя. Обиженная выскочка тотчас исчезла. На балкон вышла другая девушка гораздо красивей. Парень открыто любовался ею, и ответный взгляд был исполнен любви.
Купаясь в полночь без нательного креста, можно легко стать жертвой русалки или водяного; бытует такое народное суеверие. Не веря своей догадке, Шатров правой рукою охватил Ладу за плечо. Отставая, скользнул без задержки по лопаткам, гладью длинной спины. Как целомудренно и смело, до чресл сияя наготой, цветёт божественное тело неувядаемой красой!.. Восторженный пиит выпил бы всю воду из речки, в которой она купалась. О-у, вах!.. Взлёт из ложбины поясницы на отлогий и широкий выкат ягодиц! И та и другая были греховно голы, здесь хотелось задержаться. На ощупь во тьме да в воде они показались ему феерически огромными. Обои ягодицы заманчиво колыхались в такт качанию подвижных ног. Неохотно скользнул далее к складке перехода округлых половин зада в ровную линию бёдер, на сглаженный рельеф проплывающих ног. Полнясь восторга, ясно понял, что всё продлинноватое тело принадлежит ему от макушки до пят, по самый плавник гибкого хвоста! Ради него деворыбица так откровенно и бесстыже гола. Вся такая огромная, упругая, склизкая – и вся моя, моя, моя!!! Амур аплодирует Эроту. Сейчас он опередит её и уже детально по всей длине ощупает лохматый киль и поцарапанное днище, тяжёлое кормило и свисающие якоря плывущего в ночное судна. Неотвратимо близко теперь выстраданное, физическое обладание «моей Галей». Стройный кудрявый тополь будет рад общению с плакучей берёзой на берегу пруда.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/08/20/1539