Любые совпадения с реально существующими людьми являются всего лишь вашим воображением ;)
1. Маньяк
Посвящается В.
Николаич скорбно осмотрел присутствующих… Все сидели понуро, пряча глаза.
– Это что, удачный номер, я вас спрашиваю?! Где интрига?! Где яркие материалы?! – опять потряс Николаич последним номером газеты и в сердцах шлепнул им об стол.
Редакция, собранная на оперативку, старалась уже не дышать. В гробовой тишине пропел на включение виндоус. Николаич метнул уничижающий взгляд в сторону дизайнера Светы:
– Светлана! Что такое? Оперативка!!! Обязательно сейчас?!
– Я не знала, что колонки работают, я просто комп включила – испуганно пропищала Света.
– Ничего вы вообще никогда не знаете! Ответственный редактор – в мой кабинет, – и Николаич вышел на прямых ногах, гордо подняв голову, шипя что-то под нос.
Все тихо выдохнули. Ответственный редактор, крупная еврейская женщина Рая, изо всех сил давя в себе ужас, сутулясь, поцокала каблуками в кабинет Николаича.
Дизайнеры зашуршали сигаретными пачками, сигналами обмениваясь на тему срочной покурки… Корры двинули в свой кабинет, воображая, насколько накрученная Рая вернется от главреда. Корректор метнулась в свой кабинет за цигаркой, чтоб присоединиться к дизайнерам. Главное было – совершить покурку максимально быстро, пока Николаич занят Раиной головомойкой. За курево главред лишал трети премии, то есть 10%. Был он сдвинут на здоровом образе жизни и в свои 60 выглядел максимум на 45. Но редакции было пофиг на здоровый образ жизни, они все были молоды и здоровы, как кони. И хоть денюжек было жалко всем, сигарета оставалась единственным товарищем в борьбе с газетным стрессом. Постоять в тенечке за зданием редакции, послушать традиционные для покурки Светины анекдоты, пообсуждать политику момента и последние городские сплетни – что может быть лучше? Откуда Светка только анекдоты берет, чертяка?! Эпоха стоит доинтернетовская, к слову, во всяком случае для этого городка...
К середине дня работа вошла в свою колею. Корры разбрелись по заданиям. Дизайнеры до раскидывания основных материалов заверстывали ТВ-программу, кроссворды и таблицы розыгрышей общероссийских лотерей, и занимались полиграфией. Главред мрачно смотрел чемпионат мира по футболу у себя в кабинете. Рая села на телефон, обзванивая всех, кого можно, с целью «надыбать интригу». В провинциальном городе новостей практически не водилось. Лето… Ни тебе праздников, ни митингов и демонстраций, да и городская Дума (вечный источник всевозможных глупостей) разошлась на каникулы. Люди свободные осели на дачах. Люди работящие на те дачи уезжали ежевечерне, благо, все было компактно – и сам городишко, и окрестности…
Сидоров приехал в жаркий и пыльный город, сверился с картой. Все правильно – к заводу прямо. На проходной позвонил по телефону и уже через 5 минут сидел в кабинете главного инженера. Прелесть провинции – другой уровень временных затрат.
– Я понял Ваш интерес, – сказал главный инженер, – но и Вы нас поймите. Тут одним днем не обойтись. Давайте, так. Я Вам дам на сегодня провожатого, посмотрите производство, оцените масштабы и охват интересующего Вас вопроса, отдохнете, где гостиница Вам покажут, а завтра встретимся и спокойно все обсудим, я главного технолога приглашу, директор завода в отпуске, извините, пока я исполняю обязанности.
– Хорошо, – ответил Сидоров.
– Вот и отлично, – мигнув Сидорову, главный инженер, наклонился к селектору: – Оля, заходи!
Вошла приятно улыбающаяся молодая женщина в белой блузке с коротким рукавом и узкой серой юбке, в туфлях без каблука, быть, может, с более крепким низом по отношению к изящному верху, ну, а может, Сидорову это только показалось. Каштановые волосы были переброшены на правое плечо, в ушах жемчужинки.
– Вот, – с явным удовольствием сказал главный, – наши молодые кадры. Отличный инженер-технолог, надежда своего отдела.
Оля немного покраснела, но улыбаться не перестала.
– Проводит Вас по всему заводу, сделает небольшую экскурсию по городу, ответит на все Ваши вопросы. Задавайте, не стесняйтесь.
Сидоров и не собирался стесняться. Во-первых, изначально был не из таких, во-вторых, девушка ему понравилась сразу. Провожаемые напутствиями главного инженера, они с Олей вышли.
– С чего хотите начать? – вежливо поинтересовалась девушка.
Они двинули на производство. За пару часов Сидоров выяснил основное, что ему надо было. Подходило обеденное время, и они поехали с Олей в кафе. Выбрали летнюю веранду, сели под тент, сделали заказ и стали смотреть на редких в зной прохожих. Сидоров расспрашивал про город, Оля благожелательно отвечала. Рассказала, что с детства увлекалась краеведением и может поведать много интересного. После обеда вернулись на завод. Посидели в Олином отделе, посмотрели документацию. Предупрежденный главным инженером начальник отпустил Олю пораньше:
– В городской музей съездите, там в отдел завода зайдите, надо ж чтобы товарищ оценил, что мы тут не того… не просто так, – напутствовал начальник уходящих Ольгу и Сидорова.
В общем, к вечеру Сидоров уже явственно чувствовал, что очень хочет. И девушка вроде не против. Однако в таком деле только на интуицию полагаться не приходится, рано или поздно надо спросить прямо. Сидоров куртуазно предложил провести вечер вместе с коньяком в его гостиничном номере. Оля опять слегка покраснела, но согласилась. Откровенно говоря, Сидорову уже очень нравился и ее румянец на подсвеченном солнцем лице, и внимательные карие глаза, и легкий запах сирени от блузки, когда она проходила мимо. А ее попа в простой серой юбке просто завораживала, особенно, когда они склонялись над чертежами днем.
Гостиница была маленькая, на два этажа, явно построенная в середине 20 века, но чистая и аккуратная, в ней практически никого не было, администратор сказал Сидорову, что он – пятый постоялец и хотя номер на двоих, ему явно никого не подселят, никто не бронировал. Намотавшись за день (еще ведь дорога от райцентра) Сидоров сразу захотел в душ. Благородно предложил Оле это проделать первой, сдернул простыню со второй кровати и протянул в качестве одеяния. Девушка ушла в душ, Сидоров разложил на столе немудрящую снедь из магазинчика, куда они заехали до того как. Оля вышла, закутанная в простыню, как в сари, волосы все также на правом плече. Сидоров вслух ласково отметил, какая она свежая, молодая, прекрасная и удалился в душ. Вернулся тоже в простыне, увидел как Оля, подперев щеку кулачком, сидит и смотрит на закат в окне… Начался милейший разговор ни о чем, который так понятен только двоим, где за каждым словом кроется второй смысл, где всякий звук имеет свое значение, а взгляд – значение того больше.
Сидоров нежно привлек девушку к себе на колени и начал целовать. Под простыней-сари осязалось восхитительно мягкое и в то же время упругое тело, запах сирени чувствовался у корней ее волос, поцелуи были сладчайшие и Сидоров уже ощущал себя совершенно расплавленным и расслабленным в предвкушении дальнейшего. Оля отстранилась:
– Ой, прости… я бы еще хотела разок в душ, можно?
Чего в душ? Зачем в душ? Сидоров недоуменно посмотрел на девушку затуманенным взором и благосклонно молвил:
– Все что угодно, милая…
Оля вспорхнула с колен Сидорова, но угол простыни с ее тела оказался под его пяткой и девушка полетела кубарем через его колени. Он попытался ее удержать, но то ли пары коньяка, то ли высшие силы изменили траекторию его рук, и вышло так, что он еще и дополнительно толкнул ее. Оля упала лицом вперед и зацепилась своей жемчужной сережкой за спинку кровати, под тяжестью собственного тела вырвав серьгу из мочки уха. Она вскрикнула и сразу резко разрыдалась, а Сидоров молниеносно протрезвел. Вот холера! Такая напасть! Он немедля подхватил рыдающую девчонку, попытался остановить кровь, стал уговаривать не плакать, выхватил из сумки ворох чистых носовых платков, начал оборачивать ухо:
– Ни плачь, девочка, ничего страшного, – ласково приговаривал Сидоров, дуя на мочку Оле, как родному ребенку, – рана не страшная, ушко заживет, сережечки опять будешь носить.
Девушка успокаивалась, Сидоров уговорил ее еще выпить рюмочку и жахнул сам, а потом сказал, что сейчас сходит к администратору хоть за ватой и перекисью, что ли. Оля осталась в номере, а Сидоров смело вышел в коридор.
В коридоре было хоть глаз коли, свет наблюдался только в конце, в районе лестницы, туда он, придерживая свою простынь как тогу, и двинулся, чтоб не упасть, касался стены липкой от Олиной крови рукой. Спустился тихо вниз, подошел к конторке администратора. Только вместо заселяющего его дядечки на посту дремала пожилая женщина, в шали на плечах, как у Арины Родионовны, хотя июльская жара стояла и в ночи.
– Женщина, – позвал Сидоров и осторожно потрепал ее по плечу.
Она открыла мутные со сна глаза и сразу закричала, отстраняясь. Да и было от чего закричать. Рана у Оли была вроде пустячная, но помогая ей, Сидоров весь перепачкался в крови. Что же увидела ночная администраторша? Здоровенного полуголого мужика с окровавленными ручищами, закутанного в окровавленную же тряпку. Она начала визжать уже совершенно безумным голосом. Сидоров, не особо понимая ее ужас, отпрянул и стал уговаривать громким шипом:
– Женщина, Вы что делаете?! Вы зачем кричите? Да успокойтесь Вы! Мне помощь нужна!
– ААААА!!!! – продолжала блажить тетка и вдруг рухнула на пол!
Сидоров в ужасе кинулся искать аптечку, чтоб уже не Оле, а этой болезной найти нашатыря. Вот вечерок, блин! Сзади послышался шум и грохот открываемых-закрываемых дверей. Он оглянулся, из своих номеров выбегали другие постояльцы и с не меньшим, чем у тетки, ужасом обозревали «картину маслом» – окровавленного Сидорова, делающего пассы над телом лежащей старушни! Просто к этому моменту он надломил ампулу с нашатырем, поранившись сам, и капал уже своей кровью на тело пожилой женщины, которая от жуткого запаха приходила в себя. Постанывая, она начала садиться, Сидоров понял, что она вне опасности и мимо отшатнувшихся от него постояльцев кинулся, придерживая аптечку у груди, к себе в номер – помочь Оле.
Мент Леха Сергеев грустно курил и смотрел на луну и звезды. Вечер среды совершенно провальный. Люди не пьют, не гуляют, в городке тишь да гладь, да божья благодать, а ему – дежурь! По пятницам хоть свадьбы, да и расслабляются люди после рабочей недели, все какое-то разнообразие в работе, а сегодня что? Водитель ментовской патрульной машины Сашка задремал, откинувшись назад. У Сашки – жена в городе и любовница в соседней деревушке, только успевает вертеться между ними, вот и спит при всяком удобном случае. Леха сердито зыркнул в Сашкину сторону – еще и прихрапывает, зараза! А у Лехи личной жизни – ноль целых, ноль десятых. Девки как узнают что мент, сразу в отказ. А ему после Чечни одна дорога была, в ментовку, эх… Заскрипевшая в тиши ночи рация так резко прервала Лехины мысли, уже унесшиеся в Ачхой-Мартан, что они сразу все повыскакивали из его головы. Саня подпрыгнул в водительском кресле, затряс головой. Леха со все возрастающим изумлением слушал информацию дежурного с отделения. Маньяк?! У них в городе?! Весь в кровищи?! МАНЬЯК?!
– Так точно, – заорал Леха в рацию, – Саня, по коням! – подражая героям «Улиц разбитых фонарей», крикнул он водиле.
Машина помчалась в плохо освещенную ночь в сторону гостиницы. Леха на ходу вытаскивал моднячий сотовый телефон Nokia 5120, купленный на незабираемую родителями зарплату, привычно почесал антенной кончик носа и набрал номер домой сеструхе. Если спит – пофиг! Все ноет, что у газеты тем нету, вот пусть и пошевеливается, тема так тема! Сестра сразу врубилась, что к чему, позвонила фотокорреспонденту. Одним словом, Леха и сам не ожидал, что так оперативно можно сработать, но у крылечка гостиницы они оказались вместе с сеструхой и выглядывающем из-за ее спины фотографом редакции – здоровенным дрыщем.
– Вы того, – зашипел Леха, дергая дубинку и наручники у пояса, – ранее меня не суйтесь!
– Не глупее паровоза, – огрызнулась Лизка, его старшая на три года сестра, корреспондент второй местной газеты, претендующей, в отличие от официального рупора власти, на оппозиционность.
В фойе гостиницы они увидели бледную старушку в закапанной пятнами крови шали, над которой стояло некоторое количество неопрятно одетых людей, явно выскочивших из постели и натянувших на себя первое что было. Старушка громко клацала зубами о края стакана с водой, выплескивая немного себе на колени.
– Где он? – сурово поинтересовался Леха.
– Второй этаж, 7 нумер, – прошелестела старушка.
– Там, там! – загомонили постояльцы, указывая вверх.
– Свет там включите, – распорядилась вылезающая из-за Лехи Лизка.
– На фига свет?! Привлечем его! – обернулся к ней Леха.
– Все тебе нафига да нафига! А как мы по твоему снимем фото?!
– А вспышка для чего? – изо всех сил сдерживался Леха (эх, сам сглупил, что позвонил ей! Посочувствовал дурынде!).
– Ты не учи нас нашу работу делать, – неожиданно пробасил дрыщ-фотограф.
– Я смотрю, вы борзые! – возмутился Леха, – да если б я тебе не позвонил, курили бы бамбук со своим Николаичем!
– При чем тут Николаич?! – привыкшая к постоянным наездам в городе на главреда, имеющего свой специфический взгляд на все и всех, Лизка толкнула брата в плечо. Наручники у его пояса зазвенели.
– Товарищи дорогие, – проникновенно обратился к ним один из постояльцев, – вы бы того… маньяка… а вы тут…этого самого…
– Да! – горячо поддакнула старушка-ночная администраторша.
– Вы власти не указывайте, – сурово цыкнул на них Леха, – разберемся.
И двинулся к лестнице. Старушка щелкнула выключателем, наверху зажегся свет и Леха Сергеев уже более уверенно стал подниматься на второй этаж. В спину ему пыхтели Сашка, Лизка и дрыщ с фотоаппаратом. На этаже Леху малость замутило от вида неряшливых пятен на стене, будто кто руку от крови о стену вытер. «Мать честная, дело то посерьезнее, чем я думал, а я сеструху сюда!» – успел он подумать.
– На полшага назад меня, – прошептал он за спину, отходя сам, и высоким пинком вышиб дверь под номером 7.
Сидоров только-только успокоил Олю, остановил кровь, и намотал пластырь на место разрыва ее нежного ушка. Они уже начали шутить и собирались допить-таки коньяк, как дверь в номер была вышиблена единым ударом и на пороге, страшно выпучив глаза, как демон смерти в Пекинской опере, возник мент с дубинкой в руках, которую он держал вертикально, как Брюс Уиллис меч в фильме «Криминальное чтиво». Из-за спины мента неожиданно в Сидорова, стоящего в позе не то Добчинского, не то Бобчинского из финальной сцены «Ревизора», начало слепить фотовспышкой.
Николаич был счастлив. Перед ним лежал свежий номер газеты. Правда, выпуск тиража пришлось задержать на пару часов, но зато каков результат! Такого еще не было за все годы его работы. Чтоб такой шикарный материал! Ай, да Лизавета! Вот это хватка у девчонки. И все сама, сама вызнала информацию, сама в ночи не побоялась на задержание маньяка поехать, и ведь еще фотографа Диму выцепила. «Какое фото, красотенюшка», – Николаич любовно погладил первую полосу газеты с фото сумасшедшего вида дядьки в окровавленной простыне… И репортаж из ментовки на всю вторую полосу. Эх, звездный час этого года, не иначе… Николаич заложил руки за голову и с чувством глубокого удовлетворения посмотрел в окно.
Олю отпустили из милиции быстро. Сидоров, проведший почти всю ночь в милицейском отделении, где он старательно доказывал, что он не маньяк, пришедший, в конце концов, на завод, где его встретили, мягко говоря, с некоторой ажитацией и от сотрудничества с которым отказались, двигался на своей машине прочь от этого пыльного знойного провинциального городка. «И вправду ведь, беспорядочные половые связи чреваты», – в очередной раз за последние сутки подумал Сидоров.
авг 2013
© Selcha