Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.
Г. Оден
Он был моим всем. Нельзя было найти части моей жизни куда бы он не влез и не утвердился всеми четырьмя ногами.
После того как я окончательно потеряла всё, он стал первым, что я преобрела. Я схватилась за него так, что кровь стыла при мысли, что стоит его отпустить. И чем дальше, тем чаще я становилась и говорила себе: «Моё. Моё. Моё. Моё».
О да, я научилась считать до трех. Браво. Аплодисменты в зрительном зале. Цветы с студию.
Итак, до трех.
Первым я занялась очень серьезно и качественно. Мне сносило крышу от любви к нему и это не кончалось целыми неделями, но я вряд ли вам смогу объяснить, что значит американские горки в течение двух недель без перерыва. Потом небольшой вздох и – поехали!
Забавно было наблюдать, как я выкуривала его из себя. Как же я не заметила, что он во мне уже даже не на треть, даже не на половину, а на все 90%, а те 10%, которые от меня остались, работают только на полное самоуничтожение. Я упивалась им, я принимала его на завтрак, обед и ужин. Моя гордость сбежала со всеми моими друзьями, которым уже надоело слушать в каждой фразе одно и то же имя.
Только мне плевать. Я в него уже проросла, как в землю, уже распустила почки и кричу, что никуда отсюда не уйду – хотите рубите и выкорчевывайте, а лучше полейте и ждите плодов.
Забавно было наблюдать, как я выкуривала его из себя, потому что на деле вышло совсем наоборот.
Он рассматривал уже знакомое ему место с видом совершивший свой первый перелет птицы. В мелочах он был щедр: рассказывал мне о преимуществах этого места словно ослепшей, но не по причине слабости глаз, а по причине их замусоленности, привычке все воспринимать обыкновенно, без радости или грусти.
Я следила за тем, как он держит чашку с чаем: совершенно обыкновенно, напрягаясь ровно столько, сколько нужно напрячься, чтобы взять небольшую чашку с чаем. Пальцы тихонько стучали по белой керамике. В этом не было особого смысла, но я бы хотела записать для себя этот кадр. Было в нем что-то такое знакомое и старое до неузнаваемости. Вы когда-нибудь испытывали счастье от того, что человек просто живет? От того, как он пальцами перебирает чашку, как смотрит то на вас, то в пол, как говорит и так и хочется закричать: да, я верю, что это правда происходит, что это по-настоящему, все отыграно идеально. Я испытывала специфическое состояние правильности момента, я записывала себе в голову на самый мощный жесткий диск движения его рук, повороты головы, голос, слова, взгляды, даже молчание было записано и озвучено где-то внутри меня тысячей еле слышных колокольчиков.
Вы когда-нибудь испытывали неожиданное спокойствие, словно кто-то вводил вас в транс просто тем, что жил рядом, жил по отношению к вам, включал вас в свою жизнь еле заметно?
Этот человек обладал абсолютно простым, но очень редким талантом жить. Моё обучение этому искусству стало постепенно сводиться к тому, что я стала жить им.
Так иронично, но я бы поставила бы “два балла” второму парню, на которого я положила глаз за то, что не смог понять, что нужно было рвать когти в тот самый момент, когда я задрала свой нос и загадочно ему улыбнулась. О, да, ему стоило уйти с моих глаз долой, прятаться по всем закоулкам, едва учуяв мои духи и не высовываться оттуда даже своего носа, пока какой-нибудь добрый человек не обшустрит всю территорию радиусом пятьсот метров и не доложит ему, что “объект благополучно исчез”. Но вместо этого он только немного нервничал, когда я откровенно и прилюдно сверлила его глазами, провожала туманным взглядом как остриё ножа по подбородку, шее, ключицам, телу, и если бы кто-то мне сказал, что я способна на такое нахальство и ничуть не буду стыдиться своей заинтересованности в ком-то, я бы улыбнулась и ответила: “Вы меня просто плохо знаете”. Но то ли кролик решил подружиться с коброй, считая её клыки и яд мифами и пережитками прошлого, то ли он был рад такому вниманию, потому что совсем уж был неинтересен кобрам и они на него не зарились, даже когда были очень голодны (а ведь теперь уже в его стае можно смело говорить, что он храбро пал в схватке с чудовищем), но он и сам в какой-то мере стал проявлять интерес – аккуратно, исподтишка, по мелочам, как будто бы проверяя змею на прочность, а кобра велась, улыбалась, а не скалилась, и может быть даже поверила, что кролики они малость того... не вкусны, но очень, очень полезны в живом состоянии.
Он находит мне место рядом с собой в зрительном зале, когда мы вместе работаем волонтёрами, интересуется впечатлениями от фильма каждый раз, хотя я каждый раз предпочитаю сказать что-нибудь нейтральное (ненавижу привлекать к себе внимание, пока не разведаю обстановку, не прощупаю почву и не изучу механизм, по которому работает общество, в которое я попала). Неимоверно хочется спросить: «Что же ты делаешь, человек? Прячь голову в песок, молчи, пока тебя не спросили - или ты не видишь, что происходит что-то из ряда вон выходящее?»
А потом волонтёрство кончается и кобра начинает голодать. Нет, она конечно немного приспосабливается - тот, первый, заботливо подкармливает её всяческими насекомыми, да и она рядом с ним перестаёт быть опаснейшей рептилией и превращается в такую маленькую милую домашнюю ящерку, её можно посадить на ладонь и она спокойно там уснёт, ощущая уют и спокойствие. Всё же долго коброй не пробудешь, но в один прекрасный момент даже ящерка возьмёт в лапы телефон и черканёт таки кролику смс, о том что следует им как-нибудь встретиться за чашкой чая, посмотрит на своего хозяина змеиными глазами и улизнёт сквозь щель в полу.
Потому что мне важно было его видеть. Меня не могло остановить ни несколько пренебрежительное отношение к его персоне всех, кого я знала, ни то, что я ни на минуту не могла поверить этому человеку. Бывает так, что ты смотришь на человека и вполне можешь положиться на каждое его слово. А бывает так, что ты смотришь на человека, как на персонажа из фильма, в котором еще не ясно, положительный он герой или отрицательный и что у него на уме. Ты не дописываешь ему автоматически его мысли и чувства, только принимаешь к сведению сказанные им слова, выражение лица, его поступки. И даже если это не очень хорошее кино, ты всё равно досмотришь его до конца, потому этот герой безупречен в своём искусстве пускать туман в глаза.
Я ждала его, как ждут туристы ушедшего куда-то гида посреди пустыни. Я каждый раз старалась не особо надеяться и каждый раз, когда он приходил, это была моя маленькая победа.
Тот, первый, смотрел на моё поведение и нисколько не понимал моего интереса. И, по правде сказать, даже заявил, что кобры не едят кроликов и моя настойчивость крайне удивительна. Но кобры не читают википедию, и даже самые милые ящерки вполне могут услышать ревнивые нотки в голосе хозяина.
А потом кролик врёт, что не сможет придти на чай и заявляется спустя пару часов без звонка в полночь. Я открываю дверь, полусонная и счастливая, обросшая мягкой пушистой шёрсткой, потерявшая где-то свои клыки, совсем домашняя, наливаю ему чай, заворачиваюсь в одеяло и тихонько слушаю всё, что он говорит.
И возможно, кобры и правда не едят кроликов. И наверное кролики даже иногда питаются кобрами. В редких случаях. Таких как этот.
А жаль, что он оказался третьим. Хороший мальчик с чертовским характером. Кто-то, кто приходит к тебе домой, без разрешения ставит чайник, ехидно комментирует твой беспорядок и ничего не требует взамен. Кто-то, кто неустанно хлебает чай и кофе на твоём балконе, слушает дурацкие рассказы о том, как ты провела день, смеется с твоей глупости и никуда не уходит. Кто-то, кому ты позвонишь, когда жизнь уже в конец разыграется на твоих нервах, и ты тихим голосом попросишь встречи.
И ты будешь по нему скучать абсолютно по новому, как скучают только по очень дорогим людям. Но разве можно себе признаться, что этот болван и правда залез к тебе в душу?
Он как будто бы так, ничего особенного и важного, как бесплатное приложение в твоём телефоне, которым не так уж и часто действительно пользуешься, но если его удалить, телефон и вовсе перестанет работать.
Я люблю его нежно и отрывисто, предупреждая себя аккуратно, что он не тот человек, которого я всегда искала.
Но он безбожно красив. И если бы не его ужасный характер, все девушки были бы у его ног. Они бы застилали своими духами весь воздух вокруг него, смотрели бы на него из-под длинных ресниц и с их красивых пухлых губ срывались бы самые женственные слова, когда-либо придуманные самыми чуткими сердцами.
И, слава богу, что он – это он. Что ему чужды пленительно красивые фразы, что ему трудно даётся такое тонкое мастерство, как успокоение расстроенных женщин, что он скорее проявит заботу в какой-нибудь едва заметной мелочи, чем выскажет хоть слово участия в твоей личной жизни.
Влечение к нему, по началу распространявшееся по моему организму особенно остро и страстно, со временем заменилось более разумным чувством благодарности и привязанности. Здесь не было места безграничному фанатизму, что он – тот, единственный. Я не охотилась на него. Мне просто нравится прислоняться щекой к его спине и чувствовать тепло.
И миру можно всё простить за то, что эти люди у меня есть. Я собрала в трёх людях все эмоции, которые когда-либо мне хотелось чувствовать к мужчине.
Три-два-раз. Начинаем вальс.