Странное это было письмо, адресованное мне на школу, без указания класса, без обратного адреса и непонятной подписью вместо имени отправителя. Повертела конверт – штамп почтового отделения г. Москвы. Принесла мне его из директорской почты нераспечатанным старшая пионервожатая, когда я застёгивала портфель, чтобы идти домой, и с интересом уставилась на меня.
Что-то остановило меня распечатать конверт. Письмо из Москвы! В Москве у меня знакомых не было. Правда, однажды получила я письмо из редакции радиопередачи «Ровесники», в котором вежливо посоветовали «поработать над слогом», но тогда это был редакционный конверт. Короче, к вящему неудовольствию любопытной вожатой, я небрежно сунула письмо в портфель и выбежала во двор, где меня ожидали девчонки. Но и при них не открыла я письмо, ощущая какое-то беспокойство.
Дома никого не оказалось. Велико же было моё нетерпение, если я, не снимая пальто, распечатала конверт. И первая строчка словно обожгла, заставив присесть на стул:
«Здравствуй Галина. Пишет тебе твой брат Вячеслав» Со страхом переворачиваю листок – подпись «Вячеслав» и моя фамилия почему-то в скобках. Слышу поворот ключа во входной двери. Мама. Неожиданно для себя самой, быстро кладу листок в книгу и почему-то прячу в шкаф. Ещё не знаю, почему так поступаю, но чувствую, что «так надо».
Приезжает отец. Ужин. Обычные вечерние разговоры. Никто не замечает, что я – «не своя». Телевизор – «Солдат Иван Бровкин». Ссылаюсь на уроки. Несколько раз пытаюсь достать и прочесть письмо, но не решаюсь. Почему боюсь? Мне уже семнадцать. Учусь в десятом. Но понимаю, что в конверте – тайна, которая может нарушить мир нашего дома, и потому молчу.
Наконец, дом затихает, засыпает, и я, сославшись на недописанное сочинение, остаюсь одна. Дрожащими руками достаю письмо:
«Здравствуй Галина. Пишет тебе брат твой, Вячеслав. Думаю, ты ничего не знаешь обо мне, да и мне всё стало известно недавно. Наш с тобой отец до знакомства с твоей матерью, после ранения некоторое время жил в доме у хозяйки, где снимала квартиру и моя мама, учительница, эвакуированная из Пскова. Он ещё ходил на костылях, когда его назначили на работу в другой район в МТС, где он познакомился с твоей матерью и вскоре женился. А в конце 1944 года родился я. Мама ничего ему не сообщила. Как объяснила мне, потому что была гораздо старше его и познакомилась в то время с моим нынешним отцом, которого я всегда считал, и сейчас считаю своим единственным и настоящим. Мне было 5 месяцев, когда он зарегистрировал меня, как сына, на своё имя, и увёз нас с мамой к себе на родину в Сибирь. Историю эту я узнал случайно из неосторожно оставленного письма давней маминой знакомой, которая живёт в ваших краях и слышала о вашей семье. Тогда же я узнал, что ты существуешь и учишься в старших классах. Вот наугад и пишу на школу. Объяснился с матерью. Она категорически - против, чтобы я искал встречи с биологическим отцом, на самом деле, совершенно чужим мне человеком. Именно поэтому не даю домашнего адреса. Мои родители - учителя, очень хорошие люди, я не хочу и не могу их обижать. Но мне хочется познакомиться с тобой, зная, что у меня есть сестра, о которой я всегда мечтал. Посылаю это письмо с московского вокзала. Приезжал поступать в МЭИ, да не прошёл. Осенью – в армию. Я пришлю тебе адрес «полевой почты» и тогда обменяемся адресами и фотографиями, если захочешь. Вячеслав».
Мой младший брат Вовка, для которого я всегда была нянькой, с ранних лет одевая его, проверяя уроки, опекая всегда и во всём, сейчас был в спортивном лагере.
Старший брат, окружённый тайной рождения! Двоякое чувство владело мною: Прикосновение к запретной теме – взрослой жизни родителей, бросающее в жар.
Как быть? Сказать ли отцу? А маме? Нет! Определённо нет! Ведь он мне пишет в тайне от своих. А что же – я!
Неизвестно, как поведёт себя отец - неожиданно отстранённо, начинаю судорожно думать я - вдруг он не забыл свою бывшую подругу и захочет возобновить знакомство. А мама? Нет, маме лучше вообще не знать. Она такие вещи тяжело переживает, уж я - в курсе! Нет! Определённо – нет!
С другой стороны – если не делиться секретом с девчонками, они могут считать его моим молодым человеком. Интересно – какой он из себя? У него такой хороший почерк!
В этих тревогах и заснула. Решив для себя, что буду молчать, тем более, что общаться было невозможно, обратный адрес отсутствовал.
Однако, в ноябре школьная техничка мне принесла письмо с треугольным штемпелем вместо марки и обратным адресом – номером «полевой почты». Так началась наша переписка.
Солдатские письма безбоязненно приходили на мой домашний адрес. Мама воспринимала их, как необязательную переписку молодых людей, распространённую в те годы, не догадываясь, кто, на самом деле, был моим адресатом. Отец же, никогда не вникал в девичьи мои дела.
Весёлые солдатские письма о том, что он любит научную фантастику, читает журналы «Знание –сила» и «Вокруг света», которые ему регулярно высылает мать, что не хватает времени по-настоящему вникнуть в новую книгу об элементарных частицах вещества, и что надеется после армии, когда у него появится льгота, вновь попытаться поступить в Московский энергетический, чтобы строить атомные электростанции. А однажды поразил замечанием, что носит в кармане крохотный разговорник французского языка. Только с фотографией почему-то мешкал.
Должна сказать, ни в одном письме, зная, что пишет на домашний адрес, он не обмолвился о нашем «секрете», неизменно завершая послание беспечной, нам обоим понятной, фразой - « Пока, сестрёнка! Славик».
Письма прекратились внезапно без всякой видимой причины. Я ещё писала пару раз, но не получила ответа. Долго ждала я, обиженная. Мой «старший брат» исчез, поселив в душе моей чувство потери и внезапного одиночества, которым я ни с кем не могла поделиться.
Университет, новые знакомства и заботы почти вытеснили из памяти горькое чувство разочарования, которое я для себя окрестила «предательством». Да, и был ли . . . брат?
Письмо я получила через два года. Красноярск, незнакомый почерк, незнакомый парень:
«Здравствуйте, Галя. Об этом нельзя было говорить, теперь я демобилизован и сообщаю, что мы со Славой были включены рядовыми в группу военной помощи Алжиру в разминировании минных полей. Во время одной операции, 21 сентября 1964г. Слава погиб. Я знал от него историю вашей переписки. Но Вы не числились его родственницей и потому Вам не сообщили. Прошу Вас письмо это уничтожить. Я не имел права этого рассказывать, но не хотел, чтобы Вы ошибочно думали о хорошем парне, Славике. До свидания. Анатолий».
В письмо была вложена фотография, где Славик и его друг весело хохочут. Пометка Анатолия - «Слава – в тельняшке» мне была не нужна. Я сразу его узнала, он был похож на моего отца с фото молодых лет.
Отец мой лежал в больнице с диагнозом рак в 4 стадии. Я вновь не решилась ничего сказать ему. Кто знает, простил бы он мне наше со Славиком молчание. Жить ему оставалось несколько месяцев. А маме дала прочесть письмо Анатолия, вновь не обмолвившись, кем был мой адресат. Одна, сама с собой, пережила я потерю.
Прошло много лет. Жизнь прошла. Как-то, незадолго уже до маминой смерти, помогая сматывать клубки с пряжей, я вдруг решилась рассказать эту историю с самого начала. И пожалела, увидев, как смущённо зарделось её лицо, как растерянно пожала она плечами:
- Нет, ничего подобного я не слышала. И ты молчала столько лет…?
Война! – она горестно покачала головой, - что ж, отца нет и ответ держать некому.
И опять, задумчиво глядя в окно долгим взглядом, повторила:
- Война! И неизвестно о какой войне теперь говорила она. О нашей ли, переломавшей столько судеб, или о той, что оставила минные поля в песках горячего Алжира.
Фото из интернета.