Устное поэтическое творчество села Дану

Виктор Панько
УСТНОЕ ПОЭТИЧЕСКОЕ ТВОРЧЕСТВО  СЕЛА ДАНУ

     Устное поэтическое творчество сел Дану, Николаевка и Каменкуца, подобно другим украинским селам Севера Республики Молдова, характеризуется как общими чертами, так и определенным своеобразием. Общее состоит в проблемах формирования собственного репертуара путем сохранения традиционного наследия, создания новых произведений, заимствования молдавских мелодий, как танцевальных, так и песенных, а также поэтических сюжетов молдавского фольклора. Особенное заключается в неповторимом, свойственном только для Дану, соотношении указанных трех источников в «каталоге» произведений, унаследованных от предков и послуживших основой для формирования репертуара села. Его создание в нынешнем виде произошло во многом благодаря коллективному стремлению жителей сохранить те песни и баллады, которые пели матери, отцы, деды...
     Степень сохранности традиции можно проследить на примере баллад. Изучение украинских народных баллад, записанных в Дану, позволяет сделать вывод не только об активном бытовании этого жанра в репертуаре исполнителей, но и о том, что их создание продолжалось безвестными авторами буквально до недавнего времени, а возможно, они создаются и сегодня.
Интересные баллады были записаны от Веры Григорьевны Цысарь, Василия Николаевича Руснака, Константина Ильича Баланюка, Ольги Федоровны Кадельник, Евдокии Михайловны Панько, Марии Ивановны Панько, Марии Дионисиевны Лупашко, Марии Георгиевны Букатарь. В соответствии с закономерностями жанра к балладам можно отнести «Ой там в полю керниченька», «Покинь, Ясю, жінку», «Тече річенька невеликая», «Ой там терньом, терньом», «Провожала сина в далеку дорогу», «На горі є сосна, на долині корчма», «Ой за лугом зелененьким» и т. д. А в некоторых лирико-бытовых и даже шуточных песнях сюжетность представлена в настолько развитом виде, что они воспринимаются как своеобразные баллады: «Мала мати їдну доню», «Пішоу милий йа у дорогу», «Ох ти сад, ти мой сад», «Ой піду я в ліс по дрова» и т. п.
Одна из баллад, известная в фольклористике под названием «Дочка-пташка», в Дану бытует не менее чем в трех вариантах: «Ой там терньом, терньом», «Тече річенька невеликая», «Під круту гору, під крутесечку». Особый интерес представляет баллада, возникшая на местной почве около 50 лет назад, записанная у Веры Григорьевны Цысарь: «Чи ви чули, люди добрі, цену й новиночку?». Это баллада-плач, в основе ее сюжета лежит реальный факт, случившийся в конце двадцатых годов ХХ века в селе Яблона, расположенном в 14 км от Дану. Несомненно, что автор баллады был хорошо знаком с законами устного поэтического творчества и блестяще их использовал. Слова в сочетании с мелодией, характерной для плача, буквально потрясают слушателя.
      Каждое село на протяжении своей истории функционировало как некий самостоятельный административно-хозяйственный организм. Этот статус подкреплялся культурной самобытностью, индивидуальным выражением фольклора. Каждый житель формировался в условиях достаточно неповторимого культурного «микроклимата» в пределах родного села. Поэтому переезд на постоянное жительство в другое село (а это случалось в первую очередь с девушками при выходе замуж) означал смену всего, что было привычным, устоявшимся. Изменялся характер родственных связей, знакомые с детства календарные и семейные обряды вытеснялись другими, даже напев голошения над покойником, как правило, был иным. Весь этот комплекс новизны был нелегким испытанием для молодой девушки, воспитанной в традициях родного села. Видимо, поэтому такое сильное развитие в фольклоре получила тема «чужины».
      Одним из наиболее ярких воплощений судьбы девушки, отданной замуж в другое село, является баллада «Дочка-пташка». Не выдержав разлуки с родным домом, героиня баллады «перекинулася в сиву зозульочку» и опустилась в сад своего детства. Не узнав родную сестру, брат собирается застрелить ее, сестра -  сгоняет гостью, и только мать сердцем понимает, что это - дочь.
В одной из песен молодая женщина на чужбине сравнивается с конопелькой, брошенной в студеную воду:
            Дала-с мене, моя мати, замуж молоденьку,
            Як би тую конопельку в воду студеную.
            Ой як тяжко конопельці в сирій воді та гнити,
            А ще тяжче молодичці на чужині гнити.
                («Дала-с мене моя мати за Дунай»).
      Особенно щемящее чувство вызывает неудовлетворенная потребность в общении со своим родом, с матерью, а отсюда - необходимость каким-то образом сообщить им о себе. Широко распространенным является образ посланника-сокола:
           Чобан віуці розкорняє, віуці розпасутца,
           Як заплачу я у чужині, аж гори стрясутца.
            -Сивий сокол, сивий сокол, сиву голву маєш,
           Перекажи до родини, бо ти добре знаєш.
                («Чобан віуці розкорняє»).
      Но больше, чем соколу, женщина доверяет «руже» («роже»), то есть цветку мальвы. Если цветущая калина символизирует незамужнюю девушку, то «ружа» - это символ замужней женщины. (См., например, песню «Розцвила рожа трояка»).Цветок мальвы пускается по воде, как послание от дочери к матери:
           Ой возьму я з рожі квітку, та й пустю на воду:
           «Плини, плини з рожі квітка аж до мого роду.”
      В другой песне выражается надежда на то, что братья вспомнят о своей сестре и навестят ее:
             Ох, я ж маю родиночку далеку й від себе,
             Та й чую я через люди - цураєтца ж мене.
             Приїжжайте ж, браття ж мої, на йорданскі сьвата,                Приїжжайте ж, браття ж мої, ви до мене у гості.
А я хліба приборую, горівочки куплю,
Та я з вами, браття ж мої, сьвата опровадю.
                («Пийте, люди, горівочку»)

       В народных песнях хорошо сохранились многие темы, которые давно утратили свою былую злободневность. Одна из таких тем - имущественное неравенство. Тексты песен выступают как полноправные документы, свидетельствующие, например, о том, что дети по достижению зрелости обладали неравными возможностями при разделе имущества родителей. Так, приоритетным правом пользовались дети мужского пола, девушки же находились в ущемленном положении. Вот как об этом говорят песни:
        Не журітца, браття ж мої, шо я така бідна,
        Коли я ж вам, браття ж мої, я ж вам сестра рід (на).
                («Пийте, люди, горівочку»)
Ой на горі вітер віє, там удова оре-сіє.
Ой орала й волочила, там йї зима захвати(ла).
-Соловею, рідний брате, прийми мене зимува(ти).
- Не прийму, сестро, зимувати - діти будут об'ідати.
                («Ой на горі вітер віє»)
    Ой у лісі під сосною сидит братчик із сестрою.
    Сестра шила-вишивала, дрібні сльози проливала:
    -Їдна мати нас родила, та не їднако поділила,
    Тобі дали штири воли, штири воли, як соколи.
    Мені дали іголочку-нитку, шоб я шила-вишивала,
    Шоб я шила-вишивала, дрібні діти годувала.
                («Ой у лісі під сосною»)
Ніхто ж мене й не спитає, чого я й ся журю,
Тато ж мене й не спитає, мамки я й не маю,
Та й хто ж мене засватає, шо поля не маю?
                («Спати хочу, спати хочу»)

     Имущественное неравенство нередко было причиной того, что красивую девушку из бедной семьи выдавали замуж за физически непривлекательного богача. Тема высмеивания такого жениха - тема песни «Оченята, як кислиці». Вот что в связи с этой песней вспоминает ее исполнительница Мария Ивановна Панько: «Колись віддавали, де поля багато, де богатство було... Богач їден був дуже поганий, а вона була файна, та любила другого, а мама хотіла їі віддати за него, бо він дуже богач був, - вона мала добре жити. Та вона бере, та каже мамі: -Як я піду за него, як він такій-сякій?»
     Рождественские и новогодние праздники были и являются значительными событиями в крестьянской жизни. Накануне Рождества дети ходили к своим крестным родителям (нанашкам) с вечерей, подготовленной дома: брали в узелок вареную пшеницу с орехами, голубцы, калачи, плацинды и другую еду. Придя к нанашкам, говорили: «Просили тато й мама, прийміт нашу вечерю». Детей кормили, и им передавали домой свою вечерю.
В канун Нового года допоздна ходили «гейкати» с «Плугушором», нередко с музыкой, «бухаем», издававшим гудящие звуки, и оглушительно хлопающим батогом. Парни исполняли театрализованное представление, персонажами которого были Маланка, Конь, Коза, Солдат, Цыган и Барышня.
    Важным событием в жизни села была и остается свадьба. В условиях сельской местности это событие затрагивает многих - родственников, знакомых жениха и невесты, их друзей и подруг. И именно на свадьбах исполняются наиболее популярные, а бывает, что и довольно редкие народные песни.
В селе Дану подготовка к свадьбе еще в недавнее время начиналась так. Хлопец, имевший намерение жениться, обращался к своим родственникам, которые, по его мнению, могли бы справиться с таким важным поручением (а для этого нужно было обладать красноречием и смелостью), и просил их засватать за него понравившуюся ему дивчину.
Исход переговоров во время сватовства во многом зависел не только от установившихся отношений между молодыми людьми, но и от их положения в селе, а также от дипломатических способностей сватов. Если переговоры проходили успешно, то договаривались о дне помолвки, когда будут «пить слово». «Слово» пили старики: отец, мать и другие ближайшие родственники. Событие происходило в доме родителей невесты. В это время договаривались о дне свадьбы и о том, кто что даст молодым для хозяйства.
     Готовились к свадьбе отдельно у жениха и у невесты. Каждый из них использовал помощь своих родственников, которые варили, парили и жарили. Особое внимание уделялось выпечке калачей, по одному с той и с другой стороны. Калач украшался красными нитками, базили¬ком, разнообразными цветами.
     В день свадьбы жених посылал группу парней (они назывались и называются дружбами) и девчат (дружек) за невестой. Дружбы и дружки приводили ее к жениху1. Двое хлопцев, стоя на пороге, держали высоко над собой украшенный калач. Под ним трижды проходили дружбы и трижды - дружки. Потом калач ломали, и участники этого обряда брали - кому сколько попадется, хотя бы кусочек калача или отрезок нитки, или цветок. Красная нитка считалась целебной и применялась, когда болела рука.
После этого приглашали к столу молодых. Жених находился во главе стола вместе с нанашками (посаженными отцом и матерью). Подходила невеста в кругу дружек и дружб и переступала через стол на место рядом с женихом.
На столе в миске с пшеницей находились спрятанные обручальные кольца. Жених и невеста погружали правые руки в пшеницу. Кто первым находил кольцо, тот считался более «гарным», т. е. трудолюбивым.
Все угощались. Потом под звуки обрядовой мелодии «выводили молоду». Невеста и жених выходили из-за стола, а с ними выходили, держась за руки, присутствующие. Начинались танцы, среди которых преобладали молдавские.
Затем сопровождающие невесты вели ее к жениху. Потом венчались в церкви. После венчания или регистрации гражданского брака дети «переливали дорогу» перед идущими по селу молодыми, а они благодарили детей мелочью.
Посылали музыкантов за родственниками невесты. Те приходили под марш. Все угощались, танцевали.
Потом «витали» дружки и дружбы. Они подходили к столу, за которым сидели нанашки и молодые и, обмениваясь рукопожатием с ними, желали счастья, любви и добра, подносили деньги, выпивали стопку вина. В этот момент звучали соответствующие обрядовые мелодии.
После «витання» веселье продолжалось. Молодежь расходилась по домам, а женатые оставались. Они «витали» уже под утро.
      Многие из описанных элементов традиционной свадьбы сохранились до настоящего времени.
      Волнующим моментом свадьбы является «розвивання молодої». Нанашка усаживает невесту на стул на подушку, снимает с нее фату, цветы и перевязывает ей голову платком, который обычно носят замужние женщины. При этом нанашка (либо та женщина, которая знает слова) поет свадебную обрядовую песню «Та як уночі сонца ніхто не бачиу». Ее напев подхватывает оркестр. Затем исполняется молдавская обрядовая свадебная песня «Pl;ngi, copil; ;i suspin;».
Оркестр продолжает играть танцевальные мелодии и свадьба, обычно под утро, заканчивается.
     Область семейно-обрядовых песен не ограничивается свадебными. В Дану сохранилась песня, которая когда-то исполнялась при крещении ребенка, точнее говоря, по окончании обряда. Эту запись следует считать уникальной. В 1905 г. вариант текста этой песни (без мелодии) опубликовал в Варшаве П. А. Несторовский:
   «После этих собраний» (имеются в виду обряды и обычаи, выполнявшиеся при крещении ребенка.- В. П.), особенно после «покрестын», гости имеют обыкновение, идя по улице, петь соответствующие песни. Вот для примера одна из таких песен:

-Кумко моя мыла!
Я для тэбы голубчика (голубя) имыла,
Та й на сад пустыла,
Зробыла с гребенец -студенец,
А с головки печеня буды,
Обід добрий, ще й вечеря.

          Завершает семейно-обрядовый цикл голошение над покойником. Его образец был записан в виде воспоминания о случившемся трагическом событии «Ой Васю, Васю, встань!». В соответствии с традицией в нем воспроизводятся все подробности того трагического дня.
      Выше нам уже приходилось сравнивать народную песню с историческим документом. Сошлемся еще на один пример такого рода. Вот начало песни лирико-бытового содержания:

Виорю ниуку й засію ганиш* ,
Не дай ня, мамко, молоду заміж...

Из того же труда П. А. Несторовского узнаем, что возделывание аниса играло большую роль в хозяйстве северобессарабских крестьян. Он занимал второе место после зерновых. Сбывался анис в Хотин, Подольскую губернию и даже в Австрию.
      
      *Ганиш — анис, род травянистого растения семейства зонтичных. Плоды аниса применяются в парфюмерной и ликеро-водочной промышленности