Начало: http://www.proza.ru/2012/03/23/1038
Отрывок из мемуаров
Мой товарищ и одноклассник живет неподалеку, в маленьком глиняном домике, в крайней бедности. Почти так же голодно, как и у меня с матерью. Его брату лет шесть, тихий, нам совершенно не мешает. На улице холодно, мы залезаем на еще теплую печь, очень пыльную и давно не мазанную, и часами рассказываем друг другу забавные и страшные истории.
Лицо друга не запомнилось. Зачем запоминать, если он каждый день рядом?
От него услышал сказку о неразменном рубле, который можно заполучить, если в полночь выйти с черной дохлой кошкой на перекресток. Подойдет черт и даст за кошку этот самый рубль.
Вот бы нам поймать черную кошку! Но ни у кого в округе чёрных кошек не водится, да и страшно ночью выходить на перекресток. Да и на рубль много не купишь. Два сорокакопеечных лезвия и один ластик. Не стоит и связываться.
Вероятно, эта легенда сочинялась и рассказывалась, когда рубль имел цену, и за него что-то можно было купить. В начале века за три рубля продавали корову, 17 рублей платили квалифицированному рабочему.
Братья подбирали на улицах «бычки», которые мы потрошили в обрывок газетной бумаги, стараясь выбрать краешек без типографского текста, скручивали «козью ножку» и долго курили, забивая чувство голода. После Салибаури несколько месяцев я не курил, сейчас снова начал. Дым уже привычен.
В доме постоянно звучит черная тарелка радио, к которому редко прислушиваемся, лишь, когда идут детские передачи.
Всё остальное служит фоном для наших игр. Вероятно, что-то запоминалось, как-то формировало вкус. Слащавые голоса Козина, Юрьевой приелись, каждый день одно и то же. Классическая музыка не блистала разнообразием. Впрочем, мы в ней не разбирались. Некому просветить или обратить внимание.
Нас не касались политические бури, они шумели где-то вдалеке. Не видели, чтобы взрослые читали газеты и обсуждали разоблачение чудовищного заговора, о котором сообщили газеты 13 января.
«Виднейшие представители отечественной медицины обвинялись в том, что злодейски умертвили ближайших соратников Сталина — Жданова и Щербакова и, если бы не бдительность наших славных органов государственной безопасности, теми же изощренно-коварными способами отправили бы на тот свет и всех прочих его соратников, а затем и его самого. В перечне имен названных в этом сообщении злодеев доминировали еврейские фамилии: Фельдман, Эттингер, Вовси, Коган… Коганов было даже двое. И хотя упоминался в этом перечне и знаменитый русский врач — профессор Виноградов, сообщение не оставляло ни малейших сомнений насчет того, КТО был душой и главной действующей силой этого вселенского заговора».
Бенедикт Сарнов «Перестаньте удивляться».
Позже я краем уха слышал какие-то разговоры и недовольство врачами, но с детьми об этом никто не разговаривает.
Через дорогу живет новый друг, в его бедном доме из одной большой комнаты, впервые увидел калейдоскоп, который поразил нескончаемым разнообразием красочных узоров. Это было неожиданное чудо, не мог понять, как возникают неповторяющиеся узоры. Кто-то разобрал, показал цветные обломки стёкол.
Снег быстро, и как-то незаметно растаял. На Кубани очень мягкие зимы. Даже в моем пальто не холодно. Морозы редки, а при плюсовой температуре всё течет. Дороги раскисают, перелопачиваются ногами и колесами в жидкое глиняное месиво, моментально заплывающее, стоит вытащить ногу. Пройти можно только в сапогах. Голенища измазывались до самого верха, а при более решительной ходьбе, пачкались и брюки. Грязь, как бы, ползла всё выше и выше. Редко у кого есть резиновые сапоги, которые спасают ноги от сырости. В моих сапогах постоянно противно хлюпает. У всех кирзовые сапоги, редко у кого высший шик — яловые.
Перед школьным крыльцом несколько железных скребков и корыто с водой. С трудом отодрав грязь от сапог, и помыв их в корыте, поленишься, лишний раз выбежать на улицу, где моментально попадаешь в грязь. Дежурные строго следят, чтобы в грязных сапогах не забегали в школу. Поэтому на переменах все толкутся в просторной прихожей.
Впервые увидел странную и нелепую игру «А мы просо сеяли, сеяли». Мальчики и девочки становились по разные стороны и попеременно наступали друг на друга, припевая: «А мы просо вытопчем, вытопчем».
Кто-то из старших девочек схватил и меня, вовлекая в игру. Пришлось подчиниться, но почувствовал себя полным идиотом, потому что не понимал смысла происходящего: причем здесь просо? И зачем нужно его вытаптывать? И в следующие разы всячески избегал участвовать в этой игре. Мне же никто не рассказывал об истоках русского фольклора, русских игрищах, идущих с языческих времён.
В какой-то день мать поняла, что мне нужны новые сапоги, и купила. Первые дни я поражался, что у меня после возвращения домой, прогулок сухие ноги. Начал забираться в глубокие лужи, чувствуя, как холодная вода сжимает голенища. Но через неделю и новые сапоги, не знающие смазки, начали пропускать воду. Мать представления не имела, что сапоги нужно смазывать, поэтому не знал и я.
С каждым днем становилось всё теплее. Вот уже грязь загустела, оставляя ямы после каждого следа, и образует пунктирную тропу. Через день тропинка утаптывалась и по ней можно пройти, не запачкав сапог. Но на перекрестках, там, где ездили машины и телеги, грязь перемешивалась более тщательно, и долго не высыхала.
Но вот наступал долгожданный день, когда удавалось прийти в школу с чистыми сапогами. Теплело настолько, что можно было уже и не носить сапоги, переходили на ботинки, на которые надевались непременные галоши с красной байковой прокладкой, вытирающейся уже через две недели, а там и сами галоши начинали рваться. Галоши непременный атрибут повседневной жизни, о которых ещё сам Зощенко написал рассказ. Их ещё долго донашивали в деревнях, пока не исчезли с прилавков магазина.
На углу каждого дома виднелась крашеная жестяная табличка с изображением какого-нибудь пожарного инструмента: ведра, багра, чтобы знали, что принесет хозяин в случае пожара, так и не случившегося за время нашего проживания в станице.
Периодически появлялось страстное желание рисовать, несмотря на полнейшее отсутствие каких-либо к этому способностей. Стандартный набор семицветных карандашей в коробке. Мало у кого коробка из карандашей в 32 цвета. Владелец дрожит над каждым карандашом и никому не дает пользоваться. Мне нравился карандаш салатового цвета.
Редко у кого есть альбом. Ни в одной школе не нашлось учителя, который бы показал основные приемы рисования. Полагались на самих детей, рисуйте, что пожелаете. И каждый творил в меру своих способностей. Мои рисунки страшно примитивны. Даже самому противно, надолго исчезает желание рисовать. Кто-то из девочек делится листом копирки. Тогда многие увлеченно обводят различные рисунки из учебников. Получается намного лучше, чем, если бы сам нарисовал. Никто из нас не умеет рисовать, но любит. Копирка – редкость. И в то же время понимаешь, что это плохой заменитель, с нею рисовать не научишься.
2 марта, когда я был у своего друга, по радио услышали тревожное сообщение о болезни Сталина. Каждый последующий день начинался с сообщения о тяжелом положении вождя, дыхание Чейн-Стокса. Мы, притихшие, слушали, потом шли на улицу играть.
Известие о смерти оглушило. Мы не представляли, что он смертен. Он был высшим существом. Если разговор шел о правителях, то только о нем, или Берии, реже – Молотове. Ещё реже вспоминался Ворошилов.
Антонов-Овсеенко пишет: «Вечером 1 марта произошел удар. Сталин потерял сознание, упал с тахты, лишился дара речи. Охрана вызвала четырех приближенных, но они не задержались на даче и не позаботились о врачебной помощи.
Странный поступок. Но он легко объясним. Когда дежурный офицер доложил Берии, что товарищу Сталину стало совсем плохо и он уже храпит, Лаврентий Павлович резко оборвал его: «Не поднимайте паники. Он просто заснул и храпит во сне».
Эти сведения сообщил многолетний служащий личной охраны вождя А.Т. Рыбин. Ему запомнились также тревожные телефонные звонки. Кто-то спрашивал Берию – не нужна ли врачебная помощь? Берия, грубо оборвав звонившего, отвечал, что никто здесь в помощи не нуждается.
Более тринадцати часов не вызывали врача к пораженному инсультом больному. И еще одна улика, изобличающая заговор. Когда вызванные с большим, точно рассчитанным опозданием, врачи окружили больного, его вырвало. Присутствующий при этом Булганин строго спросил: Почему товарищ Сталин рвет кровью?
То был явный симптом отравления. Вызванный на сталинскую дачу профессор А.Л. Мясников поведает обо всем увиденном своему сыну.
Злоумышленнику надо было отвести от себя всякие подозрения, и вот через день после кончины вождя в газетах появляется такое сообщение: «Результаты патологоанатомического исследования полностью подтвердили диагноз… установили необратимый характер болезни И. В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительный результат и предотвратить роковой исход».
Некоторые потом будут писать, что он умер 2 марта. Факт смерти скрывался, чтобы успеть захватить власть. Никто из нас ничего этого не знал. Взрослые с нами не разговаривали, и сами молчали.
«В первом же правительственном сообщении, опубликованном в «Правде» 4 марта, говорится о «временном уходе» товарища Сталина в связи с болезнью. И еще сказано, что удар случился у него в ночь на 2 марта, и не на даче, а в Москве. Одно место примечательно: «Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи».
Последовательность этих событий нереальна: констатировать явления паралича и утраты можно лишь до потери сознания. Оставив умирающего без врачебной помощи, авторы правительственного сообщения отказались от участия специалистов в составлении текста.
Врачи были вызваны к потерявшему сознание Сталину лишь 2 марта, с роковым опозданием».
Значительно позже, после развала СССР Михаила Полторанина назначат председателем комиссии, и он увидит засекреченные документы, из которых станет ясно, что Сталина отравили цианидом. Он же скажет, что в октябре 1950 года американцы нападут на нашу базу в 30 километрах от Владивостока и уничтожат 103 самолёта. Наше трусливое правительство скроет этот позорный факт.
5 марта черный репродуктор сообщил о смерти Сталина, без каких либо подробностей. Взрослых дома никого. Я, как обычно, пошел в школу. По дороге уже можно пройти, не запачкав ботинки. Пасмурно. Воды реки отражают серые облака. Налево маленькая плотина, о которой представления не имею, для чего и зачем она? В курточке немного свежо, но не холодно.
В школе непривычно тихо. В большой прихожей плачущие девчонки жмутся к стенке. Я направился в свой класс. Одна из учительниц быстро подошла ко мне, чуть наклонилась и ласково тихо сказала:
— Сегодня занятий не будет. Иди домой.
Вышел из школы придавленный всеобщим горем и своей бесчувственностью, которая казалась мне ущербностью перед другими, более чувствительными натурами. Девчонки плачут, а у меня ни слезинки. Нехорошо.
Всё же настроил себя на осознанное горе, выдавил несколько слезинок, что меня несколько успокоило: не такой уж и бесчувственный.
Как же мы теперь будем жить без Сталина? Страна погибнет. Имя Сталина с первых годов сознательной жизни. В первом классе учили стихи про двух соколов, сидевших на дубу: «Один сокол – Ленин, другой сокол – Сталин». В учебнике истории – героическая оборона Царицына, ныне Сталинграда, не сдавшегося немцам. Иначе и быть не может, такой город!
Редкий фильм обходился без монументально-торжественной фигуры Сталина. В своем кругу, мальчики иногда рассказывали всё, что знали о Сталине: Во время войны Сталин отказался покинуть Москву. Только благодаря его смелости, столицу не отдали немцам. Мы сознавали, как нам повезло, что у нас такой замечательный вождь и учитель.
Константин Симонов былинным строем писал:
Сталин, слава о нем — словно грома раскат,
Словно стяг над землею колышется.
И так скромен он стал, множим имя его.
Громче слава ещё не придумана.
В день похорон взрослые сказали, что по радио будут передавать скорбную минуту, когда все заводы и предприятия остановятся, как и люди. Это было внове и интересно. До полудня оставалось немного, и мы собрались в горнице хозяйки, где на стене между окнами висел картонный репродуктор.
Внезапно послышался долгий печальный гудок. Все стояли, не шевелясь. Никто не плакал, ничего не говорили. Гудок прекратился, и я вышел на улицу.
Газеты напечатали стихи К. Симонова и С. Эйдлина на смерть Сталина, и фото – Сталин в гробу. Рядом Маленков, Берия, Молотов, Каганович, на заднем плане – Хрущев, фамилия которого долгое время ничего не говорила для нас.
Возобновились занятия. Никто даже не заикался о Сталине, словно его никогда и не было, как и всенародного горя. Никто из нас не знал о погибших в Москве на его похоронах.
Через 35 лет случайно в мои руки попадет февральская газета 1953 года с портретом Сталина, которого выдвигали депутатом на предстоящие выборы. С удивлением и жалостью смотрел на газету, которая сильно отличалась от современных: более крупный и разбавленный шрифт, словно издатели ломали голову и не знали, чем же заполнить газетные листы?
Тексты почти не содержали информации. Об этом же писали месяц назад и два года тому назад. Каждый день одно и то же. Похоже отпечатан и Краткий курс ВКП(б) – им надо было создать видимость книги, а не брошюры. Вот и растягивали по страницам с огромными полями. Так печатают поэтов. Но здесь умом ничто не воспринималось, только зубрежкой.
В год 55-летия его смерти будут говорить, что его отравили, мол, в крови обнаружили препарат, разжижающий кровь, который и вызвал инсульт. Кто-то утверждает, что нашли в его крови цианид, все признаки отравления цианидом. И почти не говорят, что пришло время старику умирать.
Видимо, не каждое воскресенье в кинотеатре показывали фильмы для детей, поэтому утром я повадился выходить под репродуктор, и с увлечением прослушивал детские радиопостановки, вместе с другими пацанами, кружа вокруг столба с мощным серебристым репродуктором, горланящим почти весь день.
Самуил Маршак «12 месяцев». Подметаем босыми ногами горячую кубанскую пыль, зачем-то наклоняемся к земле, создаем видимость делового присутствия. Стесняемся признаться, что мы здесь, чтобы послушать радиопостановку.
Внезапно увидел приближающегося китайца. От мальчиков слышал, что в станице появились китайцы, но сейчас увидел впервые. Он подошел ко мне и на хорошем русском языке спросил дорогу. От волнения, я, молча, махнул рукой в направлении моей школы. Он вежливо и внимательно посмотрел на меня, улыбнулся, словно догадываясь, что эта встреча навсегда запечатлеется в моей памяти, и ушел.
Радио чуть ли не каждый день горланило о нерушимой дружбе с китайским народом. В хронике часто показывали круглое лицо Мао Цзе Дуна и ликующих китайцев при виде своего вождя. И у нас такое было недавно.
Лето в разгаре. Знойные улицы пустынны и пыльны. Взрослые на работе, мальчики на речке. Иду от рынка, где в ларьке купил лезвие для заточки карандашей. Что-то, возможно, сообщение по репродуктору, натолкнуло на мысли о правительстве: Сталина не стало. И до сих пор неизвестно, кто нами руководит? И ничего страшного не происходит. Живем. Вокруг безмятежно спокойно. Скука страшнейшая, никаких развлечений. Кино только по воскресеньям. Полнейшая информационная блокада. Никому до меня нет дела. Надоело слоняться по улицам, часами плескаться в речке. Где-то бурлит жизнь. А я не в силах ничего изменить.
Немногие знали, что 17 июня в Берлин введены советские танки для подавления вспыхнувшего бунта. Погибло более двухсот участников демонстраций. Повсюду начались аресты. Советские военные трибуналы вынесли более двадцати смертных приговоров.
В мае Берия в Москве орал на Ульбрихта за то, что полмиллиона немцев ушло на Запад. «Берия, поддерживаемый Маленковым, настаивает на изменении курса, предлагает отказаться от построения социализма и даже вывести советские войска. В этот момент идут переговоры о вступлении ФРГ в НАТО, и, по мысли Берии, в таком случае, лучше иметь под боком единую нейтральную Германию. Этот вариант не прошел, сошлись на формулировке: «отказаться от курса на ускорение строительства социализма».
26 июня в два часа дня на заседании Совета Министров арестовали Берию. «Жуков обратился к Маленкову: — Георгий Максимилианович, а давайте заодно арестуем и этих, — показывая на Молотова, Кагановича, Хрущева… Маленков не дал этого сделать».
«На повестке дня были пометки рукой Берия: «Тревога, тревога, тревога!» В числе документов, обнаружили анкету, которая разоблачала Берию, как английского шпиона, облигацию, принадлежащую Булганину, на которую выпал самый большой выигрыш. (Потрясающее совпадение!)
продолжение: http://www.proza.ru/2012/03/23/966