ПРОВЕРКА НА ВШИВОСТЬ
Вот и настал тот момент, когда развод стал тем берегом, куда предстоит причалить при любом раскладе. Дальше так продолжаться уже не может. Семья, казалась бы, рожденная от большой и светлой любви, потускнела для него и превратилась в тяжелую ношу, невыносимую и непригодную зависимость, где начинаешь испытывать свою ненужность. Нет теперь, хоть ты тресни, того тыла, где тебя ждут и ты можешь чувствовать себя главой семейства и настоящим мужчиной, где можно зарядиться энергией в кругу любимых тебе людей. Андрею было тяжело, что жена Галина и даже сын Игорь в нем совершенно не нуждаются и воспринимают как некий предмет, с которым принято соседствовать, терпеть, не обращая особого внимания. Начинать самому бракоразводный процесс не хотелось, и он даже боялся от одной лишь мысли, что будет стоять перед судьей и талдычить как ребенок, что его никто больше не любит. В конце-то концов, не он тому виной, что вдруг стал никому не нужен. Свои отношения к жене и сыну он не менял. Эта её прихоть, пусть она и занимается этим делом. К тому же его переполняла такая обида, что мог наговорить много всяких вещей, о чем впоследствии будет жалеть. Нужно как-то холоднокровно и сохранив гордость взять и отойти в сторону, поскольку изменить ничего уже не сможет. Нужно уехать, куда глаза глядят, не позориться и смешить людей. Юрист автоколонны, где он работал, посоветовал написать нотариально удостоверенное заявление в суд, что он согласен на развод с женой, что сын остается с матерью, что он согласен на любой вариант жены по разделу имущества и просит рассмотреть дело о разводе в его отсутствии.
- Уезжать будешь, оставишь это заявление у жены, чтобы дело, с целью сохранения семьи, бесконечное количество раз не откладывали. Хотя, конечно, сын большой и вас бы могли в ЗАГСе развести, но ведь ты не захочешь ходить туда вместе с ней?
- Конечно, - Андрею никак не хотелось участвовать в этом деле. – вся эта бадья её инициатива. Я поставлен перед фактом, не поддерживать и не препятствовать не собираюсь.
Как бы не было тяжело, решение он принял, теперь нужно было определить «куда глядят глаза». Ехать к брату в Ульяновскую область не хотелось. Он, конечно, принял бы распростертыми объятиями, помог бы с жильем и работой, но стоит ли тревожить? Брат на три года младше, но у него, поди, своих проблем имеется свыше крыши. А тут, видишь ли, заявлюсь я вот, дескать, прибыл. Прими меня, я такой не самостоятельный. Нет, так не годится. Ему уже скоро сорок лет исполнится и найти себе новое место сможет сам. Сначала надо уволиться, взять расчет и отдохнуть малость. Сколько можно жить на натянутых нервах и изводить себя. А вот на отдых следует ехать в деревню Воронцово, где они были со сменщиком Сергеем, с которым в Уренгое зашибали деньгу на «Камазе» около трех лет. Там живет бабка Домна, сестра матери Сергея одна в деревне возле речки. Красивые места. Рыбалка, конечно, не такая как на Сибири, но сомики водятся хорошие. Старуху он тревожить не будет, обеспечить питанием и будет платить, как квартирант. Там и домов-то штук 10-12 и остались одни старики. Любой пустит. Можно даже сколотить времянку из досок, и пока лето жить во дворе. Так даже лучше будет, чем слушать в душном доме храп стариков. Все, решено. Там и до Нижнего Новгорода недалеко, часа полтора на автобусе. Нужно собрать все необходимое; рюкзак с вещами, деньги и документы. И нечего тут мозолить глаза, как брошенный бабой мужик.
Всё началось еще перед временем, названным перестройкой. Галина оказалась на редкость предприимчивой женой или, как она говорит, удачливой. Уже через два года после окончания техникума совторговли была назначена заведующей секцией большого гастронома. Она умела хорошо работать, а ещё лучше составлять планы и отчеты о проделанной работе. Переходящие вымпелы и поощрительные грамоты Управления торговли прописывались в её секции навечно. Директор гастронома стал поручать ей связь с Управлением, где Галина Ивановна быстро находила нужных людей и завязала крепкие связи, что «нужные товары» так же перестали обходить их торговую точку. Благодаря её усилиям, уже заместителя директора, сам директор гастронома Осип Иосифович был переведен в Управление, но увы не вовремя. Ни он, ни 99 процентов советских людей не были готовы к таким быстрым переменам. Началась компания приватизации, когда всю экономику, поднятую после войны из руин и окрепшую за полвека, довели до нищеты и решили переложить на плечи населения, разделив на копеечные ваучеры. Осип Иосифович оказался не у дел. Возня и интриги среди руководства, почти незнакомого ему Управления, проходили где-то рядом. Вернуться обратно в свой гастроном он так же не сумел. Галина Ивановна снова оказалась среди удачливых и денег для юристов, городской администрации и вновь образованной налоговой инспекции не жалела. Во вновь образованным ею закрытом акционерном обществе место для бывшего директора не нашлось. На неё работал целый коллектив никому незнакомой юридической службы, которые составляли, бесконечно раз переделывали Уставные документы общества и, наконец, протолкнули их через управление общественного развития. Она была одной из первых, кому удалось провернуть такое дело «малой кровью», пока чиновники не совсем успели понять, какие огромные взятки сулило утверждение Уставов и Положений вновь открываемых предприятий, которые стали расти, как грибы после дождя.
Здание гастронома, две автомашины, склады, холодильное оборудование и прилавки были оценены Галиной Ивановной при помощи знакомых ей независимых оценщиков, и общая сумма была разделена на количество работающих в магазине людей, которые объявлялись хозяевами акций своей доли. Сами эти документы никто не видел, они прилагались к пакету уставных документов с протоколом общего собрания, которое потом действительно было проведено. Сумму продуктов, находящихся в складах обошли как общее имущество для получения зарплаты, как и средства, переведенные на обеспечение нового заказа. Дело было молодое, не совсем налаженное и новое. Общество стало на налоговый учет, где сотрудники так же едва начинали разбираться в различных формах собственности, путались в документах и в названиях. Однако все понимали, что всякое начало ранее неизвестного почина имеет свои недостатки, которые потом сгладятся посредством многочисленных подзаконных актов, ведомственных указаний и дополнений. Позже, конечно, и по магазину выявилось множество недостатков и несоответствия, но это уже было действующее юридическое лицо с государственной регистрацией, а потому оставалось подкорректировать и внести изменения в документы. Не много прошло времени, как люди узнали, что Галина Ивановна является единственным владельцем большой торговой точки уродливого капитализма, и ей нужно отдать должное и смериться таким положением дел. Несколько месяцев задержка заработной платы заставили работников гастронома получить увеличенную плату с условием продажи своих акций сначала небольшому коллективу актива , а позже Галине Ивановне, действующей единолично. Продавцы и подсобные работники шли на это добровольно, ибо знали, что хозяйка их на улицу не собирается выбросить, что они остаются такими же наемными работниками, коими были и до этого. Государство решило, что теперь нужно работать не на него, а на Галину Ивановну, значит, так оно и должно быть.
Именно перед этими событиями, Андрей подался на заработки в Уренгой, где шоферил вахтенным методом и получал неплохую зарплату. Жена тратила много и не успевала напоминать, что ей нужно остаться на плаву. Вначале казалось, что он снова становится кормильцем своенравной жены-начальницы и подрастающего сына, пока не понял, что упустил что-то очень важное и невосполнимое. Деньги и здесь, на Северах, стали зажимать толи от жадности, толи от количества желающих, согласных «пахать» и за меньшую сумму. Росла безработица, росли и желающие покидать свои семьи ради заработка хоть к черту на куличках.
Галина Ивановна, тем временем, приобрела ещё один магазин, и аппетит у неё возрастал каждым разом. Она продолжала дружить бывшими работниками управления торговли, которые успели удержать за собой торговые базы и превратить их в оптовые рынки, платя то одной, то другой «крыше», но собственность свою сохранили.
Только уволившись с работы и оказавшись в семье постоянно, Андрей обнаружил, что оказался у разбитого корыта. То, что жена оказалась главной по содержанию семьи можно было и потерпеть, но её показная снисходительность в обращениях доканывали основательно. Постепенно в голосе Галины стали появляться властные оттенки. Нет. Она не помыкала их с сыном, но открыто относилась, как потребителям. Межу ними образовалась такая стена, которую он попытался, но не мог сломать. Обнаружилось, что и сын растет великовозрастным оболтусом, выделяясь среди своих сверстников, на всем готовом. Он, похоже ни на минуту не забывал, что обеспечен вещами, о которых друзья могут только мечтать. В нем вырабатывалась высокомерие и грубость. Никакие разговоры до его сознания не доходили и, казалось, нравоучения отца были смешны и несерьезны. Все слова он встречал с улыбкой, но не реагировал.
По звонку Галины, Андрей устроился в автоколонну, получал неплохо, но возвращаясь домой не испытывал никакой радости: «Галина, скорее всего, на банкете каком-нибудь, а сын пропадает неизвестно где». Правда, от того, что он окажется дома толку так же никакого.
Последняя ссора возникла тоже из-за сына, который вернулся поздно, с запахами спиртного и табака. Надо было что-то делать. Стоять и смотреть, как пропадает его родной сын, Андрей не мог, а потому пытался на этот раз быть резче, но напоролся на нападки со стороны жены.
- А он и не должен сидеть в четырех стенах, как остальная голь перекатная! – кричала Галина. – Теперь дети выбирают своих товарищей именно из этой среды. Мой сын ни в чем не будет нуждаться, пусть все видят! У него всегда будет все, что имеют другие и даже получше, чем у некоторых. Ты одичал у себя на Северах. Теперь так, как ты воспитывают своих детей только неудачники, кто ничем другим обеспечить их не могут!
- Так я, по-твоему, неудачник?! -не выдержал Андрей. – А кого ты воспитываешь? Барчука в блестящей фольге, у которой внутри нет никакого содержания? Неужели не видишь, что портишь его?
Как они, в такой короткий срок, сумели превратиться из любимых в совершенно чужих людей, Андрей не был в состоянии понять. Сына было жалко больше всего на свете. «Хоть бы Армия воспитала, - подумал было, - хотя она его не отпустит. Дети таких особ не служат. Ясно только одно - я не смогу жить здесь. Много есть мужчин, кто бы пожелал кататься, как сыр в масле, ничего не делая. Я так не смогу. Это хуже, чем быть альфонсом. Так не только жить, но и умирать будет гадко».
Заброшенная ранее деревня Воронцово изменилась до неузнаваемости. На окраине возле заброшенного яблоневого сада, где стояла развалившаяся халупа, обосновался небольшой двухэтажный особнячок с красивой отделкой стен и крыши. Напротив, достраивался еще один коттедж. Предприимчивые люди, кому не хватило мест возле Волги-матушки или не устраивала цена, сумели таки оценить местную благодать. Какие-то полтора часа езды от Нижнего значения для быстроходных авто не имели. Красивый особняк и приютившихся к нему шесть домиков напоминали небольшую дореволюционную усадьбу из кинофильмов, словно барин присмотрел в своих владениях красивейшее место и превратил его в имение. Крестьяне, в небольшом своем количестве, проживающие рядом, могли исполнять роль прислуги и снабжать, при необходимости, барский стол грибами и ягодами окружающего леса или свежей речной рыбой. Андрей понимал, что такой пейзаж простоит недолго и скоро ветхих домов не останется совсем, а на их месте вырастут такие же коттеджи и образуется дачный поселок. Хозяева найдут общие силы отремонтировать дорогу до поселка, где проходит шоссе в сторону Нижнего Новгорода. Еще год-два и прощай кусочек патриархальной России. Эта современная утонченность и стремление к роскоши непонятным образом будут стоять возле берега, не вписавшись в общую картину. Местность красила творение рук человеческих не в угоду к себе, поскольку само это творение местность не смогло украсить.
Бабка Домна оказалась крепка на память и приезд племянника с Андреем помнила хорошо. От какой-либо квартирной платы отказалась наотрез, но Андрей уговорил её, что в поселок за продуктами на обоих будет ездить он и покупать по её списку на свои сбережения, а кроме того отремонтирует во дворе времянку с летней кухней и развалившийся вокруг дома и огорода забор. На том и сошлись. Первоначально он выложил из рюкзака пару банок тушенки, копченую колбасу, кофе, заварку и пакет конфет, приобретенные в магазине недалеко от вокзала. Приехал он на своей «восьмерке», поскольку был уверен, что Галина на такую автомашину не позарится. У неё на этот счет свои, повышенные, запросы. А проработать водителем на Севере и не иметь личный транспорт считалось фактом позорным. Засмеют. Все его товарищи покупали дорогие иномарки, но он работал на Галинину «остаться на плаву» и поменять машинку не успел.
- Ничего, - проговорил он вслух, - моя ласточка еще послужит.
Так началась деревенская жизнь Андрея, которая его вполне устраивала. Кроме немногих пожилых людей, оставались строители второго коттеджа, а по выходным наезжали многочисленные родственники стариков и нового жильца особняка со своим чадом. По вечерам было людно и весело. Днем все пропадали на берегу, где стоял веселый ребячий смех, жгли костры и готовили шашлыки. Андрей рыбачил, и иногда ему удавалось забросить наживку и попасть в яму, где водились жирные сомы. Кроме них, на местную лягуху неплохо брал судак, тоже вкусная рыба. Бабка Домна жарила рыбу, обваляв в муке с яйцом и, казалось, что эта пища никогда не надоест.
Вскоре Андрей стал очень необходимым для стариков человеком. Теперь в те редкие дни они, трое старух, шли гуртом в церковь расположенный в поселке, и возвращались обратно порожняком, без этих котомок с продуктами на несколько дней. Андрей стал возить им все необходимое, выслушав их пожелания во дворе дома у бабки Домны, и смеялся, отказываясь от денег «на бензин». Эти люди до сих пор думали, что бензин стоит таких денег. Наивность протягивающих копейки стариков его веселила и, в то же время, было грустно. Они, вечно благодарные к заботливому государству, продолжали думать, что бензин так же застопорился по стоимости, как и их пенсия.
- Не возьму ваших денег, баушки. Бензин я потрачу столько же, сколько трачу на себя одного. Себя я кормлю, а лишний вес дополнительно бензина не просит.
Иногда с ним ездила кто-нибудь из них, которая долго выбирала в «лавке» мягких булочек, масла, крупы и макарон. Изредка покупали водку, и тогда у двух оставшихся в деревне стариков был праздник. Особенно дед Степан «распоясывался» и выходил на улицу, где размахивая клюкой орал одну и ту же песню:
Когда б имел златыя горы
И реки, полные вина…
Ему нравилось смешить старух и он орал на всю деревню:
- Домна! Слышь, Домна! Ты самая молодая из девушек, и я иду к тебе!, - после чего падал и засыпал.
В один из субботних вечеров к Андрею обратился владелец особняка, представившийся Аркадием Владимировичем. Ему приспичило в срочном порядке уезжать по делам и он, за хорошую плату, просил на другой день отвезти его семью до Нижнего.
- Понимаешь, Андрей, дети только вчера вечером приехали на природу, и не хотелось бы мне прервать их отдых уже сегодня. Они так рвались сюда и едва дождались выходных, а мне за день не управиться. Отвези их, пожалуйста, завтра по адресу, который укажет жена. Понимаешь, работа может встать на целую неделю.
- Нет проблем. Договорились.
Андрей всю дорогу шутил с детьми и разговорился с женой Аркадия Владимировича, которая представилась «просто Ирина». Путь не такой уж длинный, но удалось узнать многое. Выяснилось, что Аркадий Владимирович является владельцем одной из автозаправочных станции и мебельного цеха. Имея такие разные по роду деятельности предприятия, он справлялся хорошо. По изготовлению мебели, он сам был неплохим мастером, а заправку посчастливилось приобрести позже у переезжающего в Израиль знакомого. Конечно, пришлось потратить кучу денег на саму заправку, «дать в лапы» в нескольких инстанциях и «накрыть поляну» для тех, кто работал на нефтебазе. А что делать? От них зависело тоже многое, там заправлялись бензовозы. Дело того стоило. Слова «дать в лапу», «накрыть поляну» звучали в её устах как вполне обыденные слова. Она, как и муж, знала, что деньги в теперешней России открывают любые двери.
Позже Андрей подружился и с самим Аркадием Владимировичем, который устроил его водителем мебельного цеха. «Первоклассные водители, имеющие все категории, на дороге не ваяются». Он же помог ему с пропиской, а съемную комнату Андрей нашел сам.
Гаражные боксы цеха находились на территории, огороженной железным забором, на котором была выведена люминесцирующая надпись – «МЕБЕЛЬ ПО ЖЕЛАНИЮ ЗАКАЗЧИКА». Андрей должен был доставлять на Газели с фургоном готовую мебель по адресу заказчика. Однако, Аркадию Павловичу показалось, что он недостаточно будет платить, но и просто так увеличивать зарплаты так же не привык, В результате Андрей со сменщиком должны были выезжать на место, куда указывал заказчик вместе с мастерами, которые на месте производили замеры будущего местонахождения изделия, уточняли размеры и давали расписаться заказчику. Недоразумений с покупателями Аркадий Владимирович не допускал. Для этой цели пользовались не первой свежести автомашиной «фольксваген-пассат». Такой работы было мало, поскольку заказчики приезжали, в основном, с готовыми замерами и подписывали свой заказ в конторе цеха. Однако эта прибавка к заработку не была лишней.
- Текущий момент работает на нас,- говорил Аркадий Владимирович, - но и мы должны бороться за честь предприятия. Многим бы хотелось отобрать наш хлеб, а потому нужно регулярно следить за модой, выписывать иностранные журналы о мебели и по интерьерам. Все новое и лучшее должны начинать выпускать мы, и только мы.
Он прекрасно видел, что стройорганизации города занялись не тем, что надо. Вместо того, чтобы строить доступное дешевое жилье, они погнались за большим рублем и стали украсить центр дорогостоящими домами улучшенной планировки. Вся их направленность на «нового русского» себя не оправдала. Покупатель, имеющий такие деньги, предпочитал жить в загородных домах, а не пылиться и потеть по узким улицам, глотая городской смог. В то же время городскому жителю такие квартиры были не по карману, хоть ты имей три ипотечных договора. Никто не хотел остаться без штанов и жить голодными, даже в таких шикарных квартирах. В результате в центре большого города стояли пустые квартиры. Строй они красивые, но дешевые многоквартирные дома, то были бы в барыше хотя бы за счет количества.
- Имейте в виду, - повторял Аркадий Владимирович своим работникам, - все, кто имеют возможность, будут тянуться поближе к природе и подальше от городов. Они многие годы будут заняты такой миграцией, а в новые загородные дома со старой мебелью не въезжают. Вы всегда будете иметь хороший и постоянный заработок, если будете хорошо трудиться. Заказы будут всегда, а наша задача – делать такую мебель чтобы им не хотелось обращаться к другим мебельщикам.
Едва получив постоянную работу и прописку, Андрей решился написать Галине, чтобы быть в курсе дела. Ему очень хотелось знать о планах сына, который окончил школу. Сам он уже сошелся с другой женщиной, в так называемом гостевом браке. В редкие дни, когда не было Сабира дома, приходила в гости она, оставалась ночевать и не забывала немного прибрать холостяцкие «хоромы», но в основном ходил к ней он. Вероника жила одна, а её единственный сын остался на Кавказе прапорщиком, после окончания сверхсрочной. Такое положение устраивала их обоих, и родилось что-то похожее на взаимное уважение. Связь эта началась обдуманно, после достаточного времени, без спонтанного инстинктивного порыва. Эта было связь взрослых людей, когда не строят воздушные замки, не ждут принца и принцессу. Они не клялись в вечной любви, не встречали закаты, но глаза и объятия говорили о многом. Единственно, чего они опасались было то, что оба боялись спугнуть и испортить отношения нежеланным восприятием другой стороны своих слов и действий. Из-за этого возникали множество смешных эпизодов, поскольку старались уступать и доказывать, каждый отдельно, серьезность своих отношений. И пусть они потом смеялись над этим, но поняли, что это оказалось лучше, чем сразу начинать давить на другого, стараясь самоутвердиться.
Ответ Галины был лаконичным, как и все документы «делового» человека. О сыне Игоре, что бесило Андрея, не было ни слова. Половина, без того короткого «документа», состояла в просьбе направить ей еще одно удостоверенное нотариусом заявления, где Андрей будет просить у федеральной регистрационной службы, что просит приватизировать их квартиру в его отсутствии, поскольку от своей доли отказывается. Письмо заканчивалась словами «Хочу продать жилье и переехать поближе к центру города, 1/3 часть вырученных от продажи денег вышлю на твое имя, не обману, ты меня знаешь».
Ничего похожего на человеческую речь письмо не содержало. Закачай подобную программу, робот ответил бы именно так. Ведь он просил, чем будет заниматься сын, и какие у него планы. Ни одного слова. Совсем баба свихнулась со своими деньгами.
Часто задумываясь об образе жизни Аркадия Владимировича и бывшей жены Галины, Андрей всё время возвращался к одним и тем же вопросам и никак не мог отыскать ответ, который устроил бы его в полном объеме. Они, такие люди, бесспорно, были не просто с предпринимательской жилкой капиталистов. Такое понимание было бы неверным. Капитализм – это не характер, а всего лишь один из путей развития, когда одни живут за счет других, как бы это не звучало марксистки. Да и невозможно их назвать паразитами. Они трудятся не менее остальных, но деятельнее других и привыкли не ждать у моря погоды. Их труд приносит больше выгоды потому, что работают головой, имея к тому же огромную волю в достижении своей цели. Им, скорее всего, не давали проявить себя в условиях «равенства всех людей», а вот теперь появилась возможность, и они кинулись утверждать, кем являются на самом деле. Однако же, чего греха таить, среди них становилось все больше тех, кто достигал свою цель именно стараясь выжать последние силы с работников, зажимая заработную плату до минимума, задерживая её выдачу и устраивая без официального оформления, чтобы они становились более бесправными. Именно так, хочешь ты этого или нет, капитализм насаждался дико и безжалостно. «Да и черт с ним, капитализмом этим, - думал Андрей, - хотя он и уродлив до невозможности, да и людей жалко, кто жили согласно госпланов. Они привыкли, что за них думают другие, но оказавшись предательски выкинутыми этим государством на улицу, ничего поделать уже не могли. Это уже не путь развития, а слом сознания и образа жизни, насильно прививаемый извне». Такие мысли его всегда уводили в сторону, но он снова и снова возвращался мыслям о душе человеческой, о его жизни в согласии с самим собой. Вот, почему он не смог ужиться с Галиной? Ведь дело не в том, что он чурался безбедного существования или просто хотел утвердиться, как глава семейства, обеспечивающего всех членов семьи? Нет. Было еще что-то другое, что он никак не мог выявить и, возможно, оправдать себя. Может он не смог смериться, каким растет сын Игорь? Пожалуй , да. Но это не главное. Может он не может выжечь в себе старые понятия и действительно является всего лишь неудачником? Согласиться с таким ответом, Андрей никак не мог. С Сабиром, с которым снимали комнату, он так же не смог прийти к единому мнению.
Сабир, уже пожилой мужчина, давно уехавший из Средней Азии, был отличным печником, с которым они познакомились на даче одного заказчика мебели. Он был мастером своего дела, клал хорошо удерживающие тепло печки и замечательные камины, которые научился украсить разноцветными плитками. Едва обойдя комнаты дома, он определял лучшее место, где должна находиться печь, из каких колен должен состояться дымоход, чтобы не зря пропадало тепло, прежде чем улететь дымом над крышей. С наружи печки, сложенные им так же не имели никакого изъяна. Руки у него действительно «росли оттуда, откуда надо». Сабира, еще подростком. отправили к дяде, проживающему в Сызрань, где окончил школу и курсы каменщиков. Оттуда же призывался в Армию, а позже женился, но пришлось вернуться на родину в связи со смертью отца, 99-летнего аксакала аула. Позже выяснилось, что сын успел за это время креститься, а простить такое родные не могли.
- Понимаешь, Андрей, меня могли свои же земляки прирезать как барана за то, что предал веру и молюсь другому Богу. А что я мог делать? Жена умерла, а детей у нас не было, и я обратился в веру. Молился дома по ночам, сначала лежа на постели, ибо плохо мне очень было. Сначала я просил, чтобы Бог прибрал и меня к себе, но прочитав Библию, отказался от этих слов. С тех прошу другое - чтобы душе её было покойно в царствие небесном. Я и выжил-то только благодаря молитвам, а арабский не изучал и молитв мусульманских не знаю, и к тому же я хотел разговаривать моим Господом, а не повторять выученные наизусть арабские молитвы, значение которых не понимаю.
- Но ты, наверное, мог при желании найти верующих мусульман и в Сызране, они бы все объяснили.
- Нет, Андрей, не то ты говоришь. Я хотел говорить с моим Богом, а не декламировать перед Ним. Возможно, что я молился бы аллаху, если жил все время там и привык мыслить на своем родном языке. Тебе покажется странным, но я не считаю, что уж такая большая разница в наших молитвах. Я не хочу делить людей по образу передачи своих просьб и благодарности к Всевышнему. Какая разница, мусульманин ты или христианин? Есть верующие, есть неверующие. Просто верующие молятся каждый по своему. Земля-то ведь большая. Он видит, что его дети расселены во многих местах и молятся, как принято у них дома. Я привык думать и говорить на русском, вот и молюсь, как мне удобней. А то, что кто-то убивает от имени Бога или Аллаха, тот ушел от веры своей и одержим бесом или шайтаном. С Его именем убивать себе подобных- это большой грех. Те, кто одержимы в этом, те служат не Ему, а хозяевам и из корысти. Многие просто заблуждаются. Политика, одним словом, не хочется говорить об этом.
Сабир действительно, казалось, верует серьезно и у него с самим собой есть согласие, но не верилось, чтобы у неверующих этого согласия не было. Оно должно быть и, наверное, есть в чем-то. Но в чем?
-Сабир, а ты никогда не думал, что вера – это форма добровольно сумасшествия? Они ведь тоже блаженны и всегда ходят, довольны жизнью, с просветленными глазами.
- Ты не только меня обижаешь этим, Андрей. – вспылил Сабир.- Не говори больше так. Душевная болезнь и состояние души, вещи разные. Неверующие люди заблуждаются в том, что возомнили себе, что люди – царь природы и выше их никого нет. Думать всегда о выгоде, приспосабливая для этого законы природы- это не высшая цель человека. Это всего лишь инстинкты, когда хочется есть и выглядеть лучше других. Материализм, если хочешь. Он всегда мешал человеку и преуспел запятнать душу. Суета, одним словом, мирская. Святые старцы не зря уходили в скиты, чтобы очистить души свои от всего этого хлама.
- А почему бы и тебе не уйти в монастырь?.- пытался пошутить Андрей.- Там тоже ходят в одинаковых одеждах, питаются от земли, без химикатов и заняты только тем, что души свои очищают.
- Зря ты это. Всем и от всех уйти невозможно. Человек тварь стадная, - засмеялся Сабир в ответ на его вопрос, - Так, что очищайся, сын мой, в условиях действительности.
Так на веселых тонах заканчивали разговоры.
С появлением Вероники жизнь приобрела смысл, и не так было муторно на душе. Он уже подумывал – не сделать ли предложение и перейти жить к ней. Так было неудобно тревожить Сабира, который стал редко ночевать дома, а его слова «работы много подвалило» звучали не очень убедительно. Да и сама Вероника было другого мнения.
- Знаешь, Андрей, продолжим всё, как есть. Я действительно рада твоему предложению, да и вообще эти слова желанные почти всем женщинам. Я счастлива от них бесконечно, но боюсь. Боюсь, как никогда раньше не боялась. Подождем еще немного, похожу ещё в царстве этих чувств. Правда, боюсь. Нам ведь и так хорошо. А еще мне очень лестно чувствовать, что по мне скучают и радостно, что оно прерывается желанными встречами.
Андрей, честно говоря, и сам побаивался и понимал, что её отказ означал «ДА». Вероничка права.
К тому же в его жизни произошла резкая перемена. К нему совершенно нежданно приехал сын Игорь, что было большой радостью. Когда Андрей узнал, что сын решил жить и учиться возле отца, был на седьмом небе. Хотелось узнать, что привело к такой резкой перемене в его взглядах. Игорь изменился до неузнаваемости.
- Знаешь папа, у мамы теперь другой спиногрыз, который уже имеет лысину, но нуждается в содержании. Противно смотреть, как она перед ним стелется. А я решил быть настоящим мужчиной, который должен проложить свою дорогу жизни. И дорогу я проложу железную. Это, конечно, образно, но я решил поступать здесь в техникум железнодорожного транспорта, как на это смотришь?
Конечно же он не против, об этом и мечтать не мог.
- Мне мама предлагала идти в медицину и заняться зубопротезированием. Даже обещала через пару лет открыть свою небольшую клинику. Эта, я понимаю, тоже необходимая работа, но уж больно она напирала на денежную сторону этого предприятия. Этим она скоро проела бы мне плешь, больше чем у нового «папика». Тошно мне уже стало от таких разговоров. Представляешь, её ничего кроме денег не интересует. Даже те книги, которые были при тебе и то куда-то исчезли. Везде одна посуда, дорогая мишура и тряпки. И самое плохое то, что у меня не должно было быть своего мнения, если только не совпадало её стараниями или было не о выгоде.
Особо интересоваться новостями, Андрея так же расхотел, мог только проговорить, похлопывая сына по спине:
- Ты решил все верно, сын. Ты настоящий мужчина, а не мамочкин сыночек, неспособный прокормить себя и будущую семью. И я очень рад, сына, что ты рядом. Ну всё, держись спокойная житуха! Мы идем, отец с сыном! Радость какая! Считай, что мы с тобой прошли проверку на вшивость и начинаем строить новую жизнь.
И действительно пошла жизнь со сложностями и новыми проблемами, которые они принялись преодолевать упорностью настоящих мужчин. Андрей стал по выходным брать Игоря в Воронцово, а иногда с ними ездила и Вероника. Игорь к ней отнесся, не проявляя особой радости, но терпеливо и молча. «И это правильно», - подумал отец. Впрочем, такого же мнения придерживалась и Вероника, которая на самом деле была рада за Андрея.
Деревня еще не превратилась в дачный поселок, было много травы, неухоженные дороги и смешанный лес сразу за околицей, который отражался поздней осень своим разноцветьем на зеркальной глади реки. Наличие рядом небольшого количества деревенских домов, нравилось и владельцам обоих особняков, что Аркадий Владимирович умудрился купить где-то горластого петуха, которого подарил бабке Домне.
- Это же такое счастье просыпаться петухами в тихой деревне.
И его, казалось, больше всех печалил тот факт, что стариков становилось все меньше и меньше, а значит, не далек тот день, когда Воронцово начнет так же походить на городок в парковой зоне. Тогда уже ни один петух не вернет былую первозданность.