С самого начала собеседники договорились, что каждый из них имеет не только право на своё собственное мнение по любому обсуждаемому вопросу, но и на личное отношение к тому или иному персонажу. Оценка его не оспаривается, а лишь выслушивается и доводится до сведения читателя.
Закончив работу над материалом о трёх днях, проведенных замечательными собеседниками, я решилась написать о том, о чём умолчала. А умолчала потому, что сама не готова была принять новые мысли и факты, разрушающие моё представление о хорошо знакомом поэте - Анне Андреевне Ахматовой. Я лично Ахматову не видела никогда. Будучи в давние годы в Ленинграде, ездила в Комарово, поклониться её могиле. Люблю этого поэта, как любят её миллионы читателей. Часто читала Ахматову, проводила вечера, посвященные её творчеству с участием таких знатоков , как Л.К.Чуковская, Л. А. Шилов. Трудно мне было перестроиться.
Понимая, что навлеку на себя гнев поклонников Ахматовой, долго не решалась рассказать о ранее не знакомых фактах. Но расскажу всё по - порядку.
«Ахматова приходила в ярость при одном только упоминании мемуаров Маковского*, Оцупа, но особенно Георгия Иванова и Одоевцевой, требовала даже считать «уголовным преступлением самовольное введение ( в мемуары) прямой речи". Она могла при этом опереться и на свидетельство Берберовой, которая говорила, что и сам Георгий Иванов признавал : в его «Петербургских зимах» не более двадцати пяти процентов правды». (А.В.)
Рене Герра на это замечание А.Ваксберга отвечает: «Тут случай особый. Борясь с различными мифами, которыми была окружена её биография, Ахматова и сама создавала мифы о себе и о тех, кто её окружал. Она хотела остаться в истории такой, какую сама создала в своём воображении. Всё, что хоть мало-мальски отличалось от её версии, ею категорически отвергалось. Уж вы-то, юрист отлично знаете, что свидетельские показания об одном и том же факте, одном и том же событии, далеко не всегда совпадают во всех деталях, именно их многообразие и разнообразие позволяют воссоздать подлинную картину. Никакой лжи в «Петербургских зимах» нет. Есть вымысел художника, бывающий более правдивым, чем сама правда. К Одоевцевой и Иванову, да и к другим эмигрантам у Ахматовой была неприязнь. Мне кажется, она завидовала им. Помните стихи будущей внутренней эмигрантки, которые определили её судьбу?» ( Р.Г )
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: "Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид".
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух
А в 1922 году, когда многие поэты и писатели покинули Россию, Ахматова написала ещё одно стихотворение, в котором чувствуется ледяное сочувствие тем, кто не захотел остаться, чтобы разделить страдания русского народа.
Не с теми я,кто бросил землю
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час;
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
«Те, кого она называла странниками, могли писать с той свободой, которая ей была недоступна. Говорю, как Вы понимаете не об уроне таланта, как тут сравнивать, на каких взвешивать весах? Нет. Говорю о свободе. С какой мощью развернулся бы её талант, обретя свободу! И не надо было бы вымучивать себя сочинением «Миру-мир», и кидаться в ноги палачу тоже было бы не нужно. И сын её не пережил бы трижды арест, избежал бы ГУЛАГа и раскрыл бы своё дарование в полную меру, не платя за это ужасающую цену. И всё это она сознавала и хотела оправдаться перед собой, перед современниками и потомками». (Р.Г.)
Вслед этому А. Ваксберг подтверждает «крамольную» речь Герры и, в свою очередь, высказывает мысль о том, что ахматовское решение остаться было продиктовано не какими-то соображениями принципиального порядка, не основаны были нравственным выбором, или страстным желанием быть со своим народом там, где её народ, к несчастью был,- по хронологии следовало бы сказать будет,- а прежде всего сугубо личными мотивами. Очередной влюблённостью, если хотите. Пусть и не только этим, но этим в очень большой степени. Недоброво* никуда уезжать не собирался, Шилейко* тоже, Артур Лурье предпочел подругу Анны Анднреевны – Глебову- Судейкину* и отбыл, Судейкина вслед за ним, а уж Пунин-то, с его комиссарско-революционной романтикой, тот и подавно был стойко на боевом посту и ни о какой загранице не помышлял. Куда же она без них?»
Эмма Герштейн, очень близкий к Ахматовой человек, свидетельствует, что у неё были реальные возможности уехать из России вскоре после казни Николая Степановича Гумилёва» притом не только возможности - она часто спрашивала себя: «Что было бы, если бы сын воспитывался за границей? Перед ним открылась бы дорога учёного, к которой он был предназначен»
Э.Г. Герштейн приводит и свидетельство В.Вейдле*, которого Ахматова перед его отъездом за границу, просила навести справки о возможности учёбы Льва* в Париже.
Но ещё больше подтверждает её готовность уехать опубликованное письмо Цветаевой* к ней из Бельвю от 26 ноября 1926 года, то есть значительно позже того, как были написаны стихи о «вечно горьком изгнаннике» и о том, как она «замкнула слух», чтобы не слышать нечестивые мысли об отъезде.
Цитата из письма Цветаевой:
«Пишу Вам по радостному поводу Вашего приезда…хочу знать, одна ли Вы едете или с семьей ( мать, сын). Но как бы Вы не ехали, езжайте смело…Переборите «аграфию»… и напишите мне тотчас же: когда - одна или с семьёй - решение или мечта. Знайте, что я буду встречать Вас на вокзале…» Вот такое письмо пишет Цветаева.
Рене Герра согласен с причинами, высказанными А.Ваксбергом. Он отмечает надменность ( слово, выбранное самой Ахматовой) с которой Ахматова относилась к своим близким товарищам. «К людям её круга, никогда не упрекнувшим Ахматову ни за её выбор, ни за её надменность, ни за её укор». ( Р. Г.)
Это не касается книги "Семь дней в марте", но к этим небольшим воспоминаниям хочется прибавить воспоминания Леонида Зорина, которому посвящено несколько "Книжных окошек"
Воспоминания (Лидии Корнеевны) Чуковской об Анне Ахматовой. Странное дело! Она, бесспорно, была влюблена в свою героиню, фанатичка, служила ей верой и правдой. Ради нее она не считается ни с собственным зрением, почти отсутствующим, ни с больными опухшими ногами. По первому зову она готова бросить свой дом, дела, работу, даже безмерно ее захватившую — ранним ли утром, глубокой ли ночью, кинуться к своей повелительнице — читать ли верстку, статью, две-три строчки, только что нежданно рожденные, или пришедшую телеграмму. Ловлю себя на том, что меня буквально преследуют эти сгорающие, эти слепнущие глаза, эти отказывающиеся служить бедные опухшие ноги. Эпическая, античная преданность!
Но что ж возникает из этих трех книг, из этого мемуарного подвига, какая Ахматова предстает?
Умная, властная, славолюбивая, недобрая, никого не любящая, думающая лишь о месте в истории и ревнующая историю к Пастернаку, к Цветаевой, к Заболоцкому, к Блоку, к каждому самобытному гопосу. Даже больного несчастного Зощенку, которому жить осталось полгода, она добивает своим рассказом.
Всякая ее похвала (самая пышная и щедрая) сопровождается тонкой добавкой, этакой ядовитой специей, в сущности, сводящей на нет все лестное, сказанное в начале. В зловещую нобелевскую неделю, когда на Пастернака обрушились со всех сторон — и сановная сволочь, и доброжелатели-коллеги, она не находит ни слова сочувствия для старого друга — одно раздражение, странная, желчная реакция. Солипсизм, доведенный до абсолюта, до религии, ни больше, ни меньше! («Трагический случай нарциссизма», — писала английская журналистка.)
Неужто же, Лидия Корнеевна не понимала, не разглядела, что вышло из-под ее пера? Признанный мэтр редактуры, опытный, сильный литератор? Не верится. Так что же тут было? Реванш (возможно, и подсознательный) за эти годы духовного рабства, почти мазохического самоотречения, за все ташкентские унижения? Ответа мы никогда не узнаем.
Вместе с тем мемуары великолепны — своей беспощадностью, прежде всего. Но чем они выше, тем горше думаешь — и об Ахматовой и о Чуковской, обо всем нашем несовершенном роде. А главный итог размышлений не нов — чем одареннее произведение, тем оно свободней от автора, тем меньше оно от него зависит.
Ахматова терпеть не могла двух самых дорогих мне писателей — Алексея Константиновича и Антона Павловича. «Гавриилиада» была ей мерзка. Не сошлись мы во вкусах с Анной Андреевной.
Смотришь на поздние портреты грузной рыхлой Анны Андреевны и только с горечью вспоминаешь, что все, кто знал ее в юные годы, первым делом говорили о редкой, почти пугающей худобе, называли Ахматову «ивовым прутиком». Что ты делаешь с нами, чертова жизнь? * * *
Примечания:
ВЕЙДЛЕ ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ
(1895, Петербург —1979, Париж) — литературовед, культуролог, либеральный мыслитель, историк культуры русской эмиграции, поэт.
http://www.proza.ru/2013/08/09/902
ГЛЕБОВА-СУДЕЙКИНА ОЛЬГА АФАНАСЬЕВНА
( 1885, Санкт-Петербург — 1945, Париж) — знаковая фигура Серебряного века: актриса, танцовщица, художник, скульптор, переводчик, декламатор, одна из первых русских манекенщиц.
http://www.proza.ru/2013/08/09/902
ГУМИЛЕВ ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ
Пассионарная теория этногенеза Льва Гумилёва описывает исторический процесс как взаимодействие развивающихся этносов с вмещающим ландшафтом и другими этносами. Была опубликована в виде статей в рецензируемых журналах, представлена в виде диссертации на соискание степени доктора географических наук (защищена, но не утверждена в ВАК) и депонирована в виде рукописи «Этногенез и биосфера Земли» в ВИНИТИ РАН, позднее издана в виде монографии в издательстве ЛГУ (1989 год). Теория Гумилева определяет и описывает понятия этноса (точнее, несколько видов этнических систем), вводит понятие пассионарности, описывает типичные процессы этногенеза и взаимодействия этносов.
Пассионарная теория этногенеза не встретила понимания и поддержки учёных ни в СССР, ни за пределами Советского Союза.
Пассионарную теорию этногенеза преподают в высших школах России, Казахстана, Узбекистана как одну из теорий развития этноса.
http://www.proza.ru/2013/08/09/902
ЛУРЬЕ АРТУР ВИНЦЕНТ
также Артур Сергеевич Лурье, настоящее имя — Наум Израилевич Лурье, при рождении — Лурья. англ. Arthur-Vincent Louri.(1892, местечко Пропойск Быховского уезда Могилевской губернии,— 1966), Принстон, Нью-Джерси, США) — российко-американский композитор и музыкальный писатель, теоретик, критик, один из крупнейших деятелей музыкального футуризма и русского музыкального авангарда XX столетия.
Один из вдохновителей Анны Ахматовой.
http://www.proza.ru/2013/08/09/902
МАКОВСКИЙ СЕРГЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ
(1877, Санкт-Петербург — 1962, Париж) — русский поэт, художественный критик и организатор художественных выставок, издатель.
http://www.proza.ru/2013/08/09/902
НЕДОБРОВО НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
(1882, имение Раздольное, Харьковская губерния- 1919, Ялта) — русский поэт, критик, литературовед. Творчество Недоброво оказало большое влияние на Анну Ахматову.
http://www.proza.ru/2013/08/09/902
ПУНИН НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ
(1888—1953) — историк искусства, художественный критик
Второй брак (1923—1938) — А. А. Ахматова, был её третьим гражданским мужем (официально брак не был зарегистрирован). Многие стихи Ахматовой посвящены Н. Н. Пунину.
http://www.proza.ru/2013/08/09/902
ШИЛЕЙКО ВЛАДИМИР КАЗИМИРОВИЧ
настоящее имя Вольдемар Казимирович,(1891, 1930, Москва) — русский востоковед, поэт и переводчик, второй муж Анны Ахматовой, член Императорского Православного Палестинского Общества.
http://www.proza.ru/2013/08/09/902
Об упомянутых именах даны краткие сведения в афавитном указателе к «ВОЗВРАЩЕНИЮ»
Читайте продолжение-http://proza.ru/2013/08/17/974
Дополнение: Очень интересна лекция Дмитрия Быкова об Анне Андреевне
Ахматовой. Советую прослушать. https://www.youtube.com/watch?v=L6btG3A_IyM