Удержать нити судьбы. 13. Чистилище юных душ...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 13.
                ЧИСТИЛИЩЕ ЮНЫХ ДУШ.

      Как только их посадили в большую иностранную машину, оказалось, что окна изнутри тонированные, и смотреть на улицу практически невозможно!

      «Как такое возможно: с улицы – прозрачные, изнутри – темные? – Станислав поражался до глубины души. – Уж я-то, технарь по призванию и натуре, должен что-то соображать в машинах, собирался механиком-слесарем стать. Хорош ремонтник, что не знаю даже о таком. Хотя, машинка-то заграничная, а в наших не встречал ещё такого. Может, и не встречу

      Покачал головой, тихо вздохнул, сник.

      – Так всё странно! Приехали, сунули в нос какую-то мудрёную бумагу-постановление с таким множеством пунктов и параграфов, что я, плюнув, и читать до конца не стал. Значит, нас отправляют в детдом при живой матери. Похоже, нищета и неустроенность нашей семьи кому-то в РОНО встала поперёк горла. Ты должен был и об этом подумать, Стас, когда настрочил анонимки в защиту Светика. Тогда тебя, конечно, вычислили и взяли на заметку семью. Результат – детдом. Хотелось, как лучше, а получилось, как пришлось. Может, так и надо было? Чего греха таить – совсем обнищали мы. Вещей – кот наплакал: по паре сменки всего, а про зиму и вспоминать страшно. Как бы пережили её почти голые и босые? Что-то в этом году у матери сплошные неприятности на работе – не вылезала из штрафов. Вот и не водилось в доме не то что лишней копейки – и нужной-то редко находилось. Считай, жили только с огорода да с хозяйства, и с них мало что имели, хоть всё шло на продажу. Какой-то провал пошёл. Правильно: где тонко, там и рвётся.

      Поднял низко опущенную голову, покосился на Динару.

      – Спит без задних ног! Молодец, сестрёнка, так и надо жить: спокойно принимать повороты и зигзаги судьбы. С таким характером цены тебе не будет! – рассмеялся безмолвно. – Как там бабушка-покойница говорила: “Где ногу задрала, пометила – там и дом”. Вот и Динка-Корзинка, скорее всего, такая. Там и дом… – задохнулся от резко накатившей истерики и отчаяния. – Света, я не сохранил наш дом, прости! Кто будет слушать шестнадцатилетку, кого его мнение интересует? Даже паспорта ещё нет. Прости, любимая. Как ты испугаешься, вероятно, когда позвонишь Верочке. Только не плачь, жена моя! Не сорвись из Москвы, единственная! Не найдёшь ведь. И сами ничего не знаем. Англичане впереди за стеклянной перегородкой сидят, а мы, как в клетке. Они что, с беспризорниками привыкли работать: засунули, и под замок? Да, наверное. Ладно, что плакать? Раз везут на машине – не может быть слишком далеко отсюда. Если только не привезут на аэродром. Вот тогда это будет концом всего. Если за границу перебросят – всё пропало: ни написать, ни позвонить, ни приехать.

      Глухо разрыдавшись, вскоре затих и… стал проваливаться в глубокий тяжёлый сон.

      – Господи… нас с Динкой усыпили! Какао из их термоса…»

      Почувствовал вскоре, как его кто-то поднял на руки, куда-то понёс, положил на что-то довольно твёрдое и узкое и пристегнул ремнём.

      Вокруг что-то гудело и свистело!

      «Неужели всё-таки самолёт?.. Прощай, Рыжуха моя…»


      – …Вот и прибыли новенькие! Так, просыпайтесь-ка, ребятки…

      Кто-то легонько хлопал его по щекам, а рядом был слышен довольный голос Динки.

      – Никак. Ну, тогда мы его…

      Голову сильно дёрнуло от резкого запаха нашатыря.

      – Молодчинка… Ещё разок…

      Опять нашатырь!

      Еле открыл глаза, почти ничего ими не видя.

      – Видишь мои руки?

      Что-то двигалось перед глазами, но разобрать не удалось.

      «Да хоть ноги! Не вижу нифига».

      – Тьфу, заразы, а! Опять переборщили с препаратом! – тот же чужой голос тихо прошептал и вновь сунул под нос нашатырь. – А, бестолку. Несите носилки, в санчасть его. Да врачу сообщите, что психомоторный ступор у паренька. Пусть будут внимательны.

      Снова какое-то движение вокруг.

      Стас оставался ко всему безучастным – накатила апатия, ноги-руки отказали. Оставался лишь слух и неясное зрение, но и глаза плохо слушались приказов мозга.

      «Спать…»


      В течение недели чёрная стена отодвигалась нехотя, становясь всё тоньше и прозрачнее.

      Динка часто сидела рядом, что-то восхищённо рассказывала о новеньких корпусах и мастерских, о подшефном заграничном предприятии, которое и содержит их интернат, о рабочих местах для воспитанников там и на других заводах города.

      Название его никак не хотело держаться в памяти больного.

      «Что-то цветочное такое: купальница, купавка-пупавка, что ли? – усмехнулся, скривив едва-едва синие губы. – Уж тогда, ромашкой бы прозвали. А что – Ромашково, как в мультике. Ромашка моя… – слёзы накатили волной: сильной, горькой, солёной, неотступной. – Жена моя, Светочка! Как ты там? Не сбежала ли? Молю, любимая, удержись, не сорвись, Белка! Я справлюсь с отчаянием и тоской, обещаю тебе. Должен. Обязан. Я же им обещал. И тебе…»


      – …И теперь, когда в вашей жизни начинается новая веха, новая ступень жизни, только от вас будет зависеть, как распорядитесь новой возможность и новой перспективой её развития. Добро пожаловать в наш специализированный интернат полного содержания, находящегося под патронажем Международного благотворительного Фонда помощи детям «…», чей головной офис находится в Квебеке, в Канаде, и существует на пожертвование канадского и американского народов, неравнодушных к судьбам советских детей…

      Директор всё говорил, говорил, потом стали выступать и местные шефы, и те самые, канадские, которые забирали их с сестрой.

      Стас спокойно стоял в ряду воспитанников интерната, изредка косясь на Динку, стоящую через два класса от него, в восьмом. На ней была новенькая заграничная форменная одежда с красивой эмблемой фонда на груди.

      «Счастлива! Светится карими глазами-раскосинками, играет ямочками на смуглых щёчках, кокетливо накручивает на пальчик и без того вьющиеся волосы в толстенной косе, перекинутой через плечо, теребит огромный белый капроновый бант, повязанный на волосах. Красавица моя! Как ты рано повзрослела! И похудела за эту неделю. Плохо питается или… влюбилась? Кому она так “семафорит”?

      Улучив момент аплодисментов, немного наклонился и рассмотрел её соседа.

      – Тоже чернявый! Господи, кровь позвала, что ли? – рассмеялся под нос. – Дааа, воспитателям надо быть особенно внимательными к этой паре азиатов…

      Заметив рядом с собой тёмно-синий взгляд, вздрогнул, окатившись волной острых “мурашек”.

      – Глаза так похожи на Белкины! Но только глаза: статная, тоненькая, с белой чистой кожей, ярким румянцем на худых щеках, длинными тёмно-русыми волосами, красиво убранными в причёску.

      Кажется, в мастерских есть класс парикмахеров: все причёсаны и подстрижены хорошо, приятно посмотреть, а девочки в бантах и лентах, многие даже накрутили волосы. Кокетки.

      Смотри-ка, здесь не запрещается – поощряется, а форменные костюмы и платья такие красивые! Чувствуется рука Запада. Вернее, Америки и Канады. Канады?.. Боже, сразу и не сообразил!

      София из Канады, кажется, или мне послышалось что-то такое в разговоре там, у пруда? Или в их с Максимом беседах? Да нет, просто она рассказывала о международной практике психологов и психиатров. Тогда, как на нас с Динкой вышли эти канадцы? Ладно, что гадать? Разберёмся.

      Жаль, что нельзя позвонить в Хотьково – пока строгий запрет на общение с домом. Одно из обязательных требований интерната: год полной изоляции. Дети-то все из неблагополучных семей. Как объяснили: мол, для сохранности вашей психики и морального здоровья. Полный отрыв от губительной тлетворной среды. Вот так, Рыжик, наше с тобой Хотьково тлетворным стало вдруг. Телефоны здесь только местные по области, а в город свободно не выпускают – только в сопровождении. Даже почта запрещена».


      – Фууу… Устала стоять! Пошли в сквер к пруду!

      Сестра тащила бульдозером, светилась счастьем и радостью, с благоговением трогала шерстяной бордовый костюм и шёлковую кремовую блузку под ним.

      – Красиво как! Никогда таких вещей не надевала, – погрустнела. – Стасик, не печалься ты так. Год пройдёт быстро – оглянуться не успеешь! – приникла к груди чёрной головкой. – Она тебя не забудет, я знаю. Много с ней шептались. Дождётся. Только бы не увезли её куда-нибудь. Вдруг на выставке кто заметит, нахвалит…

      Прикусила язычок, ругнула, даже ущипнула себя за бок: «Молчи, трепло! Сам не свой ходит».

      – Прости меня. Тоже скучаю.

      Не ответил, положил ей на голову подбородок, тяжело вздохнул, стал смотреть на гладь пруда, красиво окаймлённого небольшими деревцами и кустами, цветочными композициями и дорожками – гордость кружка ландшафтного дизайна.

      Усмехнулся: «Еле прочитал первый раз, когда увидел перечень кружков и групп по интересам на стенде в огромном мраморном холле. Чего не отнять у школы-интерната – широких возможностей. Что хочешь, выбирай! Практика тут же или на производствах в городе и области. Никто не выпустится без твёрдой профессии – обеспеченный кусок хлеба на будущее.

      Дина загорелась и записалась в “химический” класс. Будет по окончании работать на местном совместном предприятии “Акрихин” химиком.

      Я колеблюсь пока. Записался на автомобилевождение и ремонт техники, ещё в какую отрасль пойти – думаю. Тянет работать с иностранцами переводчиком-гидом – языки легко даются, память отменная. Светочка пошла по стезе искусства – пойду туда, куда она сначала метила. Автомастерская будет подспорьем и хобби, – рассмеялся легко. – Так и сделаю. Профессии не взаимоисключающие, надеюсь, поймут меня мастера. Только год остался – придётся программу проходить экстерном по отдельной методике, – расслабился. – Что биться головой в стену? Телефон Белки всё равно не знаю и не у кого узнать. Значит, этот год надо хоть костьми лечь, а пройти все программы на “отлично” и выпуститься с двумя, а то и тремя, надёжными и “хлебными” профессиями. Как там жизнь сложиться – неизвестно, нужно уметь зарабатывать и обеспечивать себя и семью».


      …Их не отпускали ни на одни каникулы.

      Вывозили по городам и весям в путешествия, зорко следя за каждым шагом – тотальный контроль! Всё было отлично, всё имели в достатке, всё давалось и исполнялось, кроме… Кроме личного.

      Стасу психологи так и сказали:

      – Пока ты здесь – личное отодвинь и забудь. Только учёба и получение профессии, программы и тренинги, тесты и викторины, постоянная зубрёжка и комиссии по здоровью и учёбе, по профориентированию, по совместимости с окружающими ребятами и сотрудниками интерната: лекции, коллоквиумы, олимпиады и конкурсы по всем профессиям – титаническая и неподъёмная работа мозга! Выдержишь – мир будет у твоих ног.


      Станислав за год сильно вырос и возмужал, из спортзала не вылезал – боль и тягу телесную выгонял, иначе сошёл бы с ума.

      Девушки не сводили взгляда с серьёзного, рослого, накачанного, красивого парня, в глазах которого стояла неизбывная печаль.

      Отношения со всеми поддерживал ровные, не выделяя ни друзей, ни подруг, общался на равных, никогда не повышая голоса даже в конфликтных ситуациях. Спокойно и терпеливо переносил выкрутасы взбалмошной сестры Дины, тоже сильно повзрослевшей и ставшей такой же серьёзной, как брат.

      Они вдвоём часто стояли у пруда, обнявшись и устремив грустные взгляды на водную гладь.

      Все попытки психологов прорваться в их души натыкались на стену:

      – Спасибо, с нами всё в порядке.

      Постепенно от них отстали с вопросами-опросами и оставили в покое.

      Мама пару раз звонила, их приглашали в переговорную комнату, где всегда дежурил штатный психолог. Так, под его взглядом и «прослушкой», и поговорили.

      Коротко сообщив, что всё нормально, мать приняла от них приветы и… отрубилась! Стало понятно: говорить не о чем. Все стали взрослыми. Почти чужими.

      Выйдя из переговорной, Дина разрыдалась, не сумев объяснить, что так расстроило.

      – С чего тебя так развезло? – Стас пытался расспросить – воспитатель доложит психологу, что у неё срыв. – Мать обидела?

      – Нет, – буркнула, утирая нос кулаком. – Сама не знаю, чего это меня так мокрит? – и опять принялась за слёзы. – Весна, что ли?

      – Ага! Ещё скажи – замуж хочу!

      – Да!

      Расхохотались, обнялись, пошли к пруду.

      Тайком вздохнул: «Понятно: южная кровь проснулась и потребовала любви и страсти, заклокотала в её налившемся и везде оформившемся юном, но таком некрепком теле. Теперь даст нам всем прикурить…»

      – Придётся потерпеть, Корзинка! Пока не выпустишься, не начнёшь работать на производстве и получать зарплату. И пока восемнадцать не стукнет, конечно.

      Смеясь, утирал сестре нос большим платком, вжимая её плечико в свою подмышку, чувствуя горячий упругий бок на бедре: «Так и не выросла – метр пятьдесят осталась».

      – Салим потерпит?

      – Не знаю, – покосилась, густо покраснев. – Замуж зовёт. Говорит, как исполнится шестнадцать – поженимся.

      – Будет продолжать тебе мозги пудрить – получит от меня в нос. Так и передай! – повернул к себе, заглядывая в карие глаза. – Вы должны оба иметь профессию. И ты, и он. И начать работать. Проверь его – сумеет ли содержать семью? Нет – гони! Зажми чувства, и в шею! Ты достойна настоящего, твёрдо стоящего на ногах мужчины, слышишь?

      Что б ни говорил, прекрасно видел – слепа и глуха от любви. Напрягся: «Знакомое чувство».

      – Пойми, я хочу, чтобы ты жила с мужем неподалёку, Корзинка! Я тебя люблю всем сердцем, и мне будет больно, если ты станешь страдать от несчастливой семейной жизни!

      Притянул, поцеловав в губы по-настоящему, по-мужски, лаская пальцами лицо и шею.

      Сначала не среагировала.

      Повторил провокацию, прижав руки к телу сестры, чувственно и откровенно проводя по сладким выпуклостям.

      Покраснела, вспыхнула, попыталась вырваться из рук!

      – Тссс, замри! Не для того я это сейчас сделал, чтобы ты меня возненавидела, пойми!

      Продолжал вжимать в возбуждённое пылающее тело. Вздохнул: «Весна – совсем сладу с ним не стало. Достаточно искры…»

      – Прислушайся к ощущениям: ты такое же чувствуешь с ним? Горит тело от того, что он рядом, или только от того, что хочет мужчину? Подумай, Динка! – ослабил объятия, но не выпускал из рук, чтобы не натворила глупостей, не разобравшись в ситуации. – Его поцелуи так тебя разбудили, или ты просто созрела для взрослых отношений? Соображаешь, о чём я?

      Прижался к горячему лбу губами, проведя по её спине и талии руками, играя пальцами, лаская; положил ладони на попу и, приподняв, резко прижал к своим бёдрам и напряжённому мужественному бугру, чуть не сорвавшись сам. Почувствовал, как задрожала, громко застонала и… вжалась в его «мальчика»! Вздохнул: «Понятно».

      – Чувствуешь «его»? Это не Салим тебе сейчас нужен, а простой мужчина в постель, – прошептал на ухо, осторожно оглянувшись по сторонам. – Простой взрослый мужчина. Не узбек, не таджик, не турок. Тебе не стоит ломать дрова напрасно и ехать в чужую страну, чтобы получить желаемое. Пойми меня правильно, Диночка!

      Медленно опустил на землю, нежно взял за плечики, смотря в мечущиеся, опасные, жаркие глаза, побагровевшее личико с алыми, налитыми, влажными губами.

      – Ты можешь найти местного хорошего парня и стать его возлюбленной, а не идти сразу замуж, рожать детей, кормить мужа обедами. Ты ещё для семьи не готова. А проснувшееся тело, как голодного зверя, нужно кормить, – с любовью улыбнулся прямо в душу и прикоснулся родными губами к пылающему лбу. – Тогда голод спадёт, и голова прояснится, понимаешь? Тебе не надо быть рабыней в чужой семье и стране, где всё чуждое: и язык, и уклад жизни, и религия, и привычки. Ты останешься где-то рядом, и я перестану сходить с ума от страха за тебя, родная сестрёнка моя…

      Глубоко глядя в карие глаза, погладил пальцами ласково по смуглому милому личику. Облегчённо вздохнул, видя, что кризис миновал, и она внимательно вслушивается в его слова.

      – Так уж повелось в нашей стране, что потребности тела считаются постыдными, и все скрывают эту сторону жизни. Но когда ягодка уже созрела и просится в рот… – нежно поцеловал в пунцовую щёку, прижав с трепетом, пониманием и сочувствием, – лучше найти подходящего едока. Не хищника, который, клюнув, лишь небрежно собьёт её в грязь, а истинного гурмана-ценителя, который, взяв в любящие руки, будет потихоньку откусывать, смакуя и наслаждаясь вкусом, радуясь снова и снова её красоте и сладости, – крепко обнял заплакавшую девушку. – Главное – не торопить события и найти достойного. Согласна подождать и не пороть горячку?

      Сквозь всхлипывания услышал её тихое «да», поднял залитое слезами личико, поцеловал прямо в губы: нежно, сладко и маняще.

      – Вот таким он должен быть – настоящий любящий поцелуй. Больше я к тебе не прикоснусь, обещаю, но и ты его запомни, договорились?

      Задрожав, вжалась в его сильное тело!

      Тяжело вздохнул: «Если несколько раз поцелую – запросто влюбится, неродная ведь по крови. А кровь эта, вон как кипит и бурлит в ней! Пора подыскать мужчину и свести их. Дина ещё подросток, но тело уже созрело – быть беде, если не принять меры».

      – Ты не замёрзла?.. – попытался отвлечь посторонней темой.

      Не договорив, знал, что теперь не выпустит его из рук – стал нужен, как воздух, пока не найдёт парня по нраву и… телу.

      – Смотри-ка, а лёд уже начинает таять – скоро весна! Перезимовали…

      Долго стояли возле пруда, обнявшись, не заметив за углом беседки… свидетеля.


      Это был пожилой мужчина – старший психолог.

      Он замер и потрясённо смотрел в их сторону. Слышал всё, до последнего слова, и был так поражён действиями и словами рослого воспитанника!

      Следуя по самому краю морали, парень сумел так глубоко дотянуться до сути проблемы с девушкой, как не удавалось никому из специалистов, сколько ни пытались.

      «Дина с первых дней стала нашей головной болью! А сводный брат, почти соблазнив сестру, преподал такой урок чувственности, который заставил её тело и душу пройти самое настоящее Чистилище! Как видно, ей это удалось блестяще – прошла испытание почти без срыва и потерь. Только, то, что ей посоветовал брат, ни в какие ворота не вписывается! Практически, Стас приказал сестре начать половую жизнь!

      Тихо пятясь от угла беседки назад, мучительно думал и думал.

      – Как поступить? Как ни крути – прав Станислав: созрела девочка, и если не позволить ей открыто жить с сожителем – может сорваться. Тогда – отчисление из заведения, позор и дурная слава. Как быть? Славная, старательная, прилежная, в учёбе и на практике первая. Что делать? Какую тактику выбрать в данном случае?
      Остановился за корпусом. Оглянувшись, тайком закурил, что было запрещено категорически: не подавать визуального дурного примера воспитанникам. Тяжело вздохнул.

      – Да простят меня моралисты и специалисты, но я промолчу и не доложу никому о разговоре брата с сестрой, хоть и обязан по инструкции.

      Затоптал окурок, старательно растёр и разбросал остатки фильтра. Поднял голову к весеннему мартовскому небу.

      – Да, пахнет весной и теплом. Они будоражат и сводят с ума восприимчивых пьянящими запахами. Вот и Динара надышалась. Станислав абсолютно во всём прав! Вот тебе и семнадцатилетний подросток! Хотя… что там, в личном деле его было? Жил с девочкой? Ааа, так он и сам ранний, потому-то в нём столько грусти, терпения, понимания и… опыта. Бедный. Ну, он уже выпускник – десятый заканчивает, а вот сестра-то останется.

      Почесал голову, помолчал, повздыхал, смотря на талый снег задумчиво.

      – Нет, не скажу никому и ничего! Пусть найдёт ей мужчину, тогда станет взрослой и спокойной женщиной, хоть и юной – азиатки рано созревают.

      Уже сделав несколько шагов, остановился, остолбенел, раскрыл рот, хлопая глазами.

      – Мне придётся уйти! Рано или поздно, правда всплывёт. Отвечать кому? Старшему психологу. Доложи я сейчас об их разговоре – “вылетят” они. Вышвырнут, не задумываясь, и не посмотрят, что дети ещё, неустроенные и беззащитные. Что ж, старший психолог-методист с дипломом – вот тебе и тестирование на профпригодность. Не прошёл ты его. Мальчик оказался куда мудрее и умнее тебя, дипломированный специалист!

      Медленно пошёл вдоль корпуса, сердито ворча под нос:

      – Чёрт разберёт этих подростков из проблемных семей! Всё у них не по книгам, не по правилам, не подгонишь их ни под какие западные тесты и программы – отдельная непознанная планета. Короче: доводишь учебный год и уходишь. Коль не смог с девочкой разобраться – ищи другую работу».

      Махнув обречённо рукой, вздохнул облегчённо и пошёл к входу учебного корпуса, заставив себя забыть и ребят, и разговор, и то самое Чистилище, устроенное Стасом, что сегодня пришлось пройти и счастливо преодолеть его сестре Дине.

      …Они всё стояли на краешке посиневшего пруда, обнимались и о чём-то тихо говорили, касаясь друг друга головами.

      Над городом со смешным названием Купавна плыли лёгкие облака. Небо отдавало глубокой лазурью, обещая людям раннюю, бурную, кипящую весну, от которой уже кружилась голова, хотелось лететь и плакать, бежать от всего и всех и… обнять целый мир! Наступала весна.


      …Высохли дорожки и лужайки интерната, подстриженные кусты и деревья белели побеленными стволами, украшая и без того красивый сад и окрестности городка.

      В городе были закреплённые участки, ребята свободно передвигались по микрорайону, магазинам и площадям.

      Дикий непонятный запрет и строгая изоляция были, наконец, ослаблены, и подростки пропадали в парках и скверах под присмотром педагогов и воспитателей, которым до чёртиков надоели стены заведения!

      Собрав после трудовой практики воспитанников, шли на речку за город, прихватив покрывала, складные стульчики и корзины с провизией – пикник!

      Как же дети уплетали те же самые продукты на природе! Всего-навсего, нужно было немного свободы и газировки с пирожными, и ни у кого не возникало желания куда-то бежать. Их всё устраивало, всего хватало. Мало было только одного – простора в действиях.

      Так и повелось: выездные мастерские на берегах речки Шаловки, мастер-классы и пленэры, выставки и распродажи поделок и выпечки, услуги юных парикмахеров и косметологов, портных и дизайнеров, поездки к Купавинскому пруду и в Рыбсовхоз.

      Как только «выбили» большой экскурсионный автобус, стали ездить и в Королёв, в Центр по подготовке космонавтов, и в Кубинку – смотреть на полёты и авиапарады нашей авиации. После таких посещений ни у кого из воспитанников и в мыслях не было, чтобы вернуться в нищий дом, в ту среду, из которой их вырвали работники Фонда.


      Старший психолог издалека наблюдал за Стасом с сестрой, пытаясь из чисто человеческой заинтересованности угадать, в какой момент брату удастся пристроить девушку в семейное гнёздышко? Просмотрел-таки!

      В один прекрасный момент вдруг осознал, что Динара стала спокойная и задумчивая, исчезли с её головы банты, вместо них появились милые элегантные заколки. Присмотревшись к рукам, заметил скромный маникюр с бледным, едва заметным лаком.

      Когда девушки работали в пошивочной мастерской, задумавшись, она нарисовала детали детской распашонки и чепчика.

      Мастер похвалила воспитанницу за качественный и красивый эскиз и отдала на раскрой детали всем группам. Вскоре мастерская визжала от чудных детских вещей.

      Воодушевившись, нашили целую гору вещичек для новорожденных и на ближайшем базаре продали всё без остатка! Да ещё и наперёд столько заказов получили!

      Мужчина улыбался и смущённо краснел: «Просмотрел, значит. Свершилось. Даже проснулся материнский инстинкт. Что ж, осенью ей исполнится шестнадцать. Значит, она выйдет-таки замуж рано, но не за Салима. И слава богу! Не пара они. Хорошо, что он заканчивает обучение и покидает заведение – решил уехать на Родину».

      Дождавшись, когда девушка понесёт документы к статистикам, тихо окликнул и пригласил на беседу через полчаса в свой кабинет.


      – …Присаживайся Дина. Я уже в курсе, что ты просила в паспорте написать именно это имя. С одной стороны верно: Дина Минаева, а не Динара. Странно бы звучало. С другой стороны – рвёшь связи с Родиной, отказываешься от национальности. Я так понимаю, ты решила остаться в Купавне навсегда и стать… почти русской, – сердечно улыбнувшись, залюбовался неяркой красотой южанки. – Парень ведь русский?

      Её скромный кивок успокоил.

      «Не Салим! Фууу…» – выдохнул с облегчением.

      – Я рад твоему выбору, Дина. Прости, если заставлю покраснеть, хорошо?

      Опять стеснительный кивок в ответ.

      – Ты дождёшься паспорта?..

      Густо покраснев, исподлобья посмотрела на доброго мужчину, терпеливого и понимающего. Вздохнула счастливо и, подумав, кивнула.

      – Ты знаешь законы? Скажу по секрету: их можно обойти.

      Вскинула чудесные карие глаза в роскошных густых ресницах, удивлённо распахнув.

      – Шепну тебе на ушко, как…

      Наклонившись, произнёс короткую фразу, которую, едва услышав, Дина поражённо откинулась на спинку стула и покраснела до корней волос.

      – Если он уверен в своих чувствах к тебе, поговори с ним. Только, умоляю, паспорт получи. Обещай мне, девочка!

      Подал руку, помог подняться на ослабевшие от удивления ноги, придержал за талию, провожая до двери кабинета.

      – Я увольняюсь из интерната – нашёл другую работу, но буду думать о тебе, переживать, выполнила ли ты обещание?..

      – Я клянусь Вам в этом, – твёрдый девичий голосок был спокоен и полон достоинства.

      Стало понятно – выполнит.

      Облегчённо вздохнув, мужчина пожал её плечики мягкими отеческими руками и открыл дверь в коридор.

      – Рад был познакомиться с тобой, Дина, и твоим братом Станиславом. Вы такой урок жизни мне преподали, что до смерти его не забуду. Передай эти слова Стасу и моё «благодарю». Счастья вам, дети! – улыбнувшись странно, беззвучно закрыл дверь.

      Дина, постояв в задумчивости в коридоре, очнулась и пошла искать Стаса.

      Ей тоже давно хотелось обнять его и сказать: «Спасибо, брат! Ты спас меня, мою душу и тело. Я нашла своё тихое русское счастье в этом чудесном милом городке, что недалеко от Ногинска. Туда мы и переедем, как только поженимся. Осталось полгода – потерплю».

                Август 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/08/10/1231