В Записи Разрядной книги о “береговой службе” и отражении нашествия крымских татар в 1572 г. прямо пишется «А как крымской царь приходил, и на Сенкине перевозе стояли по сю сторону Оки двести человек детей боярских. И Теребердей мурза с нагайскими тотары пришол на Сенкин перевоз в ночи и тех детей боярских розогнали и розгромили и плетени ис подкопов выняли да перешли на сю сторону Оки реки».
****************************************************
- Идут, князь! Татары! – всадник круто осадил коня возле человека внушительного роста, в дорогом пластинчатом доспехе. – Их тысячи и тысячи.
- Значит, Дмитрий не ошибся, здесь, на Сенькином броде, - больше для себя проговорил князь.
- Что прикажете? – всадник унял гарцующего коня.
- Скачи в Серпухов. Скажи, продержим хана, сколько сможем. Скажи, князь Шуйский и полк будут стоять до последней возможности, - князь посмотрел на своих воинов, внимательно прислушивавшихся к их беседе.
- А я тебе говорю Тимофей, зря князь эту нехристь, Черногоста Лесного, позвал нам в помощь. Грех это неискупимый, - ворчал ратник, елозя точильным камнем по и без того острому лезвию сабли и исподтишка поглядывая на благородного вида высокого старца в рваных развевающихся одеждах, склонившегося над водой неподалёку от Сенькиного брода. Нижняя часть лица старика при этом двигалась, шевеля густой седой бородой. Черногост что-то бормотал себе под нос, погрузив в сероватую речную воду крюк своего узловатого деревянного посоха. До готовящихся к битве воинов его слова долетали частично и разобрать их смысл было невозможно. Да и не до того им было, ратники готовились встретить холодной сталью многочисленного и ненавистного старого врага, постоянно совершавшего набеги и уводящего людей в полон тысячами. Вдобавок задача у княжеского отряда в две с небольшим сотни человек стояла непростая – как можно дольше удержать ногайцев на броде, выиграв хотя бы полдня для сбора основного войска, стягивающегося со всех сторон к Москве.
Шуйский с интересом следил за манипуляциями старого волхва, легенды местных лесов, которому, люди болтали, не одна сотня лет. Чуть дальше, на самом броде в воде работала молотами группа воинов, которым князь поручил особое дело.
«Врут небось, - размышлял князь, вспоминая вчерашний вечер когда к нему дядька Антип привел Черногоста, пожелавшего помочь русскому воинству в битве, - Церковь всех соперников извела в свое время, такое незапамятное, что уж мало кто вспомнит про языческих богов, про волхвов, про древних деревянных резных идолов, которым до пришествия христианства на Русь поклонялись, и жертвы приносили. Старик, конечно, в глубоких годах, но есть хитрость одна, и отца Черногоста, и деда, и прадеда также Черногостом величали. Жен они не держали, а вот в ученики нужных людей бывало брали. Отсюда и слухи, что лесной отшельник бессмертен. Также Шуйскому поведали почему церковь волхва не трогала, тут уж молва заходила о некой тайной помощи адепта древней религии самим великим князьям».
Молва сомнительная, но не о ней раздумывал Шуйский, томясь в ожидании битвы. А мысль его интересовала следующая: сказал старик, что с ним крепче достанется иноземцам, да чтобы передал ратникам чтоб когда помощь от него, Черногоста, придет, чтоб не пугались, но и не приближались к ней. На вопрос князя в чём состоит помощь старец лишь ухмыльнулся, да молвил «Увидишь, княже завтра потерпи. Главное, добро мне дай». И, развернувшись, ушел отдыхать в заваленную сторожку в небольшой рощице на холме у реки. Теперь же Шуйский видел, как Черногост вынул посох из воды, поворошил у себя за пазухой и достал плотно набитый тряпичный мешочек. Закончив бормотать, он размашисто сыпанул содержимое мешочка, напоминающее обычную серую пыль, в речную воду. Вода слегка вспенилась, побурлила и стихла. Вниз по течению потянуло темные разводы, закружило их и растворило в глубоких омутах, там, где река изворачивалась, поворачивая на север. После этого действа, волхв, запахнул одежды и побрел прочь, в сторону заваленного домишки, в котором провел предыдущую ночь.
- И всего-то, - с досадой выдохнул князь, словно ребёнок, ожидавший какого-то чуда. Таким надеждам было объяснение, только чудо могло позволить пережить его отряду сегодняшнюю битву, о целях которой Шуйский до поры, до времени даже сотенным не болтал. Хотя уже и без его слов подчиненные давно уж догадывались, что встречать будут силы немалые, а не просто брод охраняют от шальных отрядов захватчиков.
Князь перевел взгляд с уходящей фигуры старца на противоположный берег Оки. Место для встречи многотысячной татарской орды было удобным. Сенькин брод – шириной тридцать саженей от берега до берега и глубиной чуть выше пояса, кое-где и помельче. Больше таких переходов поблизости нет. Выше и ниже по течению на многие версты пороги да омуты лихие. Только тут бусурманам идти, не иначе. А позиция у княжеского отряда хороша.
Обрывистые известняковые берега с плетнями и подкопами господствуют над бродом. Сразу напротив брода с десяток телег, выстроенных в линию. За ними воины с пищалями.
- Почто нас так мало тут поставили? - сотенный голова Фёдор, вертевшийся поблизости и не раз спасавший князя в схватках с литовцами, слышал разговор князя с разведчиком и мгновенно оценил ситуацию. - Нас же сомнут!
- Тебе как малому дитяти всё объяснять? – усмехнулся князь. - Поставь тут войско большое, и татары частью завяжутся, но большей частью обойдут нас, и пока с ними тут дело будет – остальные Москву пожгут, к тому ж не все силы наши к основному войску присоединились. Каждый час нам дорог.
- А глянут, что мало, в лоб лезть будут, - сообразил Фёдор, скрестив руки на могучей груди, покрытой его «счастливой» кольчугой. Все стрелы и удары сабель, которые столько раз пытались поразить самого верного дружинника Шуйского, вязли в ней и отклонялись, словно по волшебству. В одном из боев с немцами ему удалось захватить отличный лёгкий доспех, но кольчугу сотенный голова носить не перестал.
- Верно, - подтвердил князь, - и нам нужно как можно больше татар оставить в реке. Мушкетеры фон Штадена идут сюда, помогут огневым боем.
- Не успеют наёмнички… - авторитетно заявил Фёдор, глядя, как на горизонте растет пылевое облако, поднимаемое десятками тысяч копыт вражеских лошадей.
Пока князь беседовал с сотником, на берег из брода вышли два десятка полуголых воинов с деревянными молотами. С раннего утра и до этого момента они вбивали заострённые колья и короткие копья в глинистое дно Оки, так чтоб смертельные наконечники ровно на ладонь не доставали до поверхности воды.
- Всё, князь Иван. Почти пятьсот забили, - светловолосый худощавый юноша отчитался перед Шуйским.
- Молодец, Василь. Обсыхайте, коней отведите к лесу, луки хватайте, и к плетням. Скоро начнётся.
Как только усталые ратники ушли, по ближнему берегу и прилегающему мелководью пешие дружинники разбросали сотни рогулек – скрученных заостренных железных прутьев, погибель для лошадей. На обоих холмах, охватывающих дорогу, ведущую от Сенькиного брода, за плетнями и в пролазах засели лучники, а в нескольких саженях от берега перегородили путь, укрывшись за стоящими вплотную телегами стрелки. Всё было готово для боя. Подоспей вовремя наёмные мушкетёры Штадена, и тогда они устроят татарам настоящее пекло.
- Чую, Иван, последнее это дело наше, - к князю подошел седой воин в полном панцире, второй сотенный голова.
- Не хорони, боярин, нас раньше времени. Не в таких передрягах бывали. Штаден с людьми подойдёт, а может, татары сюда вообще лезть передумают, - попытался успокоить старого бойца Шуйский.
- Это ты Василю с ребятами такое скажи, - сотник был явно зол, - Царь-то наш в Новгород дёрнул, а мы тут ложись костьми.
- Не зря тебя, Андрей, в мой опальный полк отправили, - тоже рассердился князь. - А ежели нас разобьют, Москву сожгут, царя казнят? Что тогда с Русью будет? Ежели Воротынского под Москвой побьют, царь тогда в Новгороде новое войско соберет и войну продолжит. Наперёд думать надо.
Не став спорить с Шуйским, не по чину ему, сотник развернулся и зашагал к защитной линии телег. Полсотни стрелков вытянулись в струнку при его приближении. Разжалованный боярин Андрей Бексин был суров с подчинёнными, но в бою себя не щадил, чем снискал большое уважение у вверенных ему ратников.
- Кижма, Босой, Артем. Проверьте порох и пищали, большую ручницу мою зарядите, - привычно скомандовал он притихшим воинам, озирающим мутнеющий горизонт. Облако пыли вдали разрасталось. Оно шло широким верстовым фронтом. Потом, стеснённое лесом, сужалось.
- Матерь пресвятая, – ойкнул молодой лучник Никола на верхнем правом плетне, - Тьма идёт!
На него цыкнули старшие, опытные бойцы, поскольку на телегу влез князь, держать перед всеми слово.
- Люди! Те, кто живет на русской земле и считает её своим домом! Тут не только русские – вон пан Бажинский - поляк, немец – Ульрих, башкиры имеются. На нас идет орда, огромной силой идёт. В этот раз не дань брать, а всех мужей перебить, ваших жён и детей в полон увести. И не будет больше Руси, коли каждый из вас сейчас не будет, как вепрь, драться. Не за царя, не за князя своего, а за себя сражайтесь, за дома свои! Не отступать без моего приказа ни на шаг!
Опальный боярин удивленно взметнул брови, услышав, как князь призвал драться не за царя. Подумал, что если какая-нибудь паршивая овца донос на Шуйского сделает в Тайный приказ, то плохо князю придётся. Правда для этого надо ещё битву с громадной армией крымцев, турок и ногайских татар Девлет-Гирея пережить.
Шуйский тем временем собирался ещё что-то сказать воодушевительное, но передумал, решив, что достаточно. С тридцатью всадниками, вооруженными топориками-чеканами и саблями, он отъехал в лесок. Эти люди его особый резерв. Его небольшая засада должна была выжидать до момента, когда татары прорвут «гуляй-город» из телег и хлынуть в устье между приречными холмами. Двести человек приготовились встретить крымскую орду сталью и огнём.
Пятнадцатитысячный авангард мурзы Теребердея черной тучей приближался к Сенькиному броду. С высокого обороняемого берега уже можно было различить в общей массе вражеской армии отдельных всадников и торчащие вверх копья с цветными бунчуками. Русские воины замерли, ожидая условного сигнала сотника Фёдора. Тот внимательно следил из-за плетня за передвижением татар своим пристальным взглядом серо-голубых глаз. Перед боем у него мелькнула мысль о любимой жене, Татьяне, и четверых детях, бывших сейчас в Москве.
Первые татары подошли к противоположному берегу, помялись, разглядывая кручи с плетнями и ряд пустых телег, за которыми пока никого не было видно. Затем всадник в роскошных ламинарных доспехах ткнул рукой на брод, и первая татарская сотня спустилась в воду, вздымая фонтаны водяных брызг. Солнце, тем временем уже спускалось к лесу, и фигуры захватчиков со стороны засевших славян выглядели абсолютно черными, неестественными. Первую треть брода конница прошла спокойно. Внезапно сразу три передовых лошади дико заржали, вздыбились и рухнули в воду, топя всадников. По реке поползли темные полосы людской и лошадиной крови.
Не сообразив, в чём дело, татары упрямо лезли вперед, напарываясь на копья и колья, вбитые в илистое дно. В спину им поддавливала уже вторая сотня, почти наполовину вошедшая в брод и пытавшая обойти место, где гибли люди и кони. Но и там их ждали неведомые ловушки. Наконец молодой татарский воин, сброшенный с лошади, нащупав в воде кол, выдернул его и поднял над водой, показывая находку внимательно наблюдающему за происходящим всаднику в богатых доспехах. Тот моментально среагировал, подняв руку вверх, и всадники, развернувшись в воде стали выбираться вновь на дорогу, с которой спустились к броду. Противоположный татарам берег так же мертво молчал. Только около полутора сотен трупов лошадей и нескольких десятков их наездников медленно тащило вниз течением.
- Лошадей жалко, - вздохнул Фёдор, глядя, как спешиваются передовые татары и несутся вдоль воинства, заполонившего дорогу, всадники, останавливая весь авангард крымского войска. Ещё один час был выигран, а солнце спускалось всё ниже, даруя надежду, что захватчики не рискнут ночью лезть в смертельную для них реку. Но у тех были другие планы. Их подгонял сам Теребердей, грозивший поотсекать головы сотникам, если те немедленно не переправят своих воинов через реку.
Теперь татары изменили тактику. С полсотни их, раздевшись, полезли в воду – вынимать колья для прохода всадников. Русский берег ожил появляющимися из-за плетней лучниками, которые раз за разом посылали смертельные стрелы в запаниковавших крымцев и валили их в воду. Некоторым лучникам даже удалось достать нескольких всадников и на берегу. Свалился с коня командующий переправой воин в богатых доспехах. Авангард охватило замешательство.
По команде одного из тысячников – конные стрелки татар, выстроились и осыпали сотнями стрел повозки и плетни защитников. Но славяне успели спрятаться в пролазы и прикрыться щитами, у кого они были. Кроме двоих, не успевших и теперь утыканных стрелами с тёмным оперением подобно ежам. Вновь в воду под прикрытием конных стрелков полезли татары вынимать колья со дна. Другие захватчики, теснясь и мешая друг другу, лезли вперёд, не обращая внимания на подводные ловушки.
Началась отчаянная перестрелка. Стрелы летели туда и обратно, опрокидывая людей в реку, валя с лошадей и заставляя бессильно обвисать на плетнях. Татары платили тремя-четырьмя воинами за каждого убитого лучника с вражеского берега. Но такой размен их устраивал. Сам мурза Теребердей подскакал к берегу посмотреть на «русское войско», не дающее ему переправиться. Он спешился вне досягаемости от вражеских стрел и пребывая в раздражении наблюдал за тем, как его воины не могут преодолеть речной переход, обороняемый небольшим русским отрядом. Его присутствие еще сильнее подстегнуло подчинённых и те ещё более плотной толпой ввалились в воду, преодолевая Сенькин брод. И тут произошло то неожиданное, о чём с неохотой и страхом рассказывали немногие выжившие, вернувшиеся к своим домам после окончания кровопролитной войны.
Как только плотный поток всадников достиг середины брода, воды Оки забурлили, завихрились, выбрасывая на мелководье многочисленную неведомую силу. Поначалу это были десятки толстых, словно брёвна абсолютно чёрных щупалец, покрытых острыми желтоватыми шипами. Эти щупальца охватили кольцами замедлившийся, почти замерший от ужаса строй татар, шипы резали броню наступающих словно ветхие тряпки, вспарывали крупы перепуганных лошадей, оставляя на кромках ран, светящуюся разъедающую плоть слизь. Над рекой пролетел протяжный утробный вой, заглушающий крики раненых и умирающих. Он послужил сигналом для новой невероятной атаки.
Смертоносные ядовитые щупальца убрались, утаскивая с Сенькиного брода в недра глубоких омутов мертвые и живые тела. Затем их сменили человекоподобные, но чрезвычайно сильные создания. Обнаженные, с кожей синюшного оттенка, местами раздутые и походящие на несвежих утопленников, они продолжили дело своих предшественников, безжалостно губя обезумевших от страха воинов. Задние ряды татар в панике выбирались на берег и бросались прочь, невзирая на окрики командиров.
Тем временем к броду подходили всё новые силы авангарда, скапливаясь на берегу, сталкивая своим напором в реку впередистоящих и создавая дополнительный хаос.
Мурза Теребердей застыл на берегу подобно соляному столбу, не веря своим глазам. Кровь леденела в его жилах, сердце замирало от кошмарного зрелища и подсказывало убираться прочь от ополчившейся на его армию магической реки, но бывалый военачальник понимал, что стоит ему побежать, как за ним последуют все его люди. И объяснить великому Девлет-Гирею, что проклятые славяне наслали на него гнев речных богов, он попросту не успеет. Хан обезглавит его, и ему повезет, если смерть будет столь быстрой и милосердной.
Пока самые противоречивые мысли метались в голове у мурзы, к утопленникам, рвущим на части всадников, присоединились куда более приятные на вид, но не менее смертельные создания. Бледные, нагие женские тела замелькали в вихре речного побоища. Сил новоприбывшим зеленоволосым хищницам было не занимать, к тому же они были куда проворнее уже большей частью отступивших с добычей утопленников.
Глухой вой над Окой сменился пронзительным визгом новых атакующих, отнимая волю к сопротивлению даже у тех, кто пришел в себя и попытался сопротивляться. Да, были и такие! На Русь не приходили трусливые и слабые завоеватели. Только сильному и беспощадному могла покориться эта загадочная земля.
Несколько всадников, отчаявшись выбраться из водной ловушки, принялись исступленно рубить разъяренных водниц. Вот одному воину удалось снести могучим ударом голову обитательнице реки и её тело, нелепо взметнув руками, погрузилось в воду и тут же унеслось ускорившимся течением. Другой всадник сцепился с водницей вплотную и вогнав ей в глазницу кинжал, пошел ко дну со сломанным позвоночником: так сильно сдавила его в агонизирующей хватке воительница из реки. Другие заметили, что необычный враг уязвим, и яростная схватка закипела.
А главное – мгновенно оценивший изменившуюся обстановку Теребердей, полностью овладел собой и с помощью тысячников хладнокровно навел порядок среди своего войска, столпившегося на берегу. Действуя где криками, а где и оружием, военачальники быстро выстроили ряды лучников, и те обрушили рой стрел на дерущихся на броде. Безразличные метательные снаряды вспенили и без того беспокойную воду, разя и речное воинство, и собственных бойцов. Не прошло и четверти часа, как путь для авангарда вновь был свободен. Только небольшой славянский отряд на другом берегу теперь противостоял им. Но что такое горстка обычных людей, когда армии вторжения удалось частью убить, а частью разогнать речных чудовищ. Воодушевленные татары вновь хлынули на брод, под возобновившийся аккомпанемент русских стрелков, которые сами до той поры, разинув рот, взирали на речную битву.
Подстегиваемые сотниками ногайские всадники преодолели брод, потеряв многих, и первые их десятки устремились к ряду телег.
Словно гром прогремел, повалили клубы дыма, и прорвавшихся к телегам воинов снесло огненным залпом из пищалей. Затем вновь последовали лучные залпы с противоположного берега, снова не щадящие ни своих, ни чужих. Опёршись на плетень, сидел со стрелой в гортани сотенный Фёдор. Не помогла на этот раз «счастливая» кольчуга.
- По два десятка стрел осталось, - удалось пробраться к князю Николе, командиру лучников. - Что делать?
- Берегите стрелы. Пусть побольше переправятся. Вместе с пищальщиками встретите, - Шуйский был абсолютно спокоен. После увиденного на реке, врядли что-то вообще могло вывести его из равновесия.
Когда Никола между свистящих стрел проскользнул обратно к плетням, князь отправил гонца к Штадену, чтобы тот не губил людей, а вернул их в Серпухов, всё равно тот не успевал.
Воспользовавшись почти спустившейся темнотой и всё равно теряя всадников от обстрела изрядно поредевшего отряда «боярских детей», татары сумели переправиться через Оку, потеряв на броде почти семь сотен воинов из авангарда.
На берегу, после смертоносного залпа, с ними в рукопашную сцепились пищальщики и вооруженные мечами и топорами стрелки. Яростный бой вспыхнул с новой силой. Полсотни защитников из последних сил удерживали налезших толпой и разметавших телеги ногайцев.
- За мной! Ура! – с громогласным кличем в ряды прорвавшихся врезались бронированные всадники из засады во главе с князем. Чеканы и булавы опустились на головы растерявшихся противников и едва не обратили в позорное бегство. Но переправилось очередное подкрепление, конные стрелки заняли холмы и повалили плетни. Зарубили нескольких лучников-славян, пытавшихся стрелять из пролазов.
Меткими стрелами повыбили почти всех всадников вокруг Шуйского, раздающих смерть захватчикам направо и налево. Спрыгнув с раненого коня, князь с торчащими стрелами в ноге и плече рубился с тяжеловооруженными пешими воинами. Одного из его соперников, прежде чем упасть под ударом татарской сабли, застрелил из ручницы опальный боярин Андрей. Шестеро воинов вытеснили князя к поваленному плетню и сбросили с высокого берега в воду. Раненого Шуйского течением потянуло вниз, где на извороте реки уже скопились груды трупов.
В наступившей темноте нападавшие добили уцелевших «боярских детей» и оттащили к плетням своих раненых и убитых, не заботясь о тех, кто остался в воде. Мурза Теребердей с ужасом осмотрел горы трупов. Только здесь, на захваченном берегу, их было больше двухсот. Авангард татар продолжал переправляться через Оку, изредка напарываясь одиночными всадниками на последние колья, вбитые русскими воинами.
Впереди всю стотысячную крымскую орду и примкнувших к ним турецких янычар ждало сокрушительное поражение под деревней Молоди, несмотря на четырёхкратное превосходство над русскими войсками.
А здесь, на месте невероятного сражения татар, славянских воинов и призванных им в помощь магией Черногоста речных чудовищ, всё уже закончилось…