Дальнобойщик

Иван Горюнов
               

Проехал дальнобойщик Валера всю Европу, в Скандинавии все узенькие  горные дороги изучил, на пароме через Балтийское море в Данию переправлялся,  одним словом, мир посмотрел. О каждом народе у него свои, не книжные знания; уважает норвежцев - за их трудолюбие, гостеприимство, основательность, шведов тоже уважает – за необъяснимое их взаимное уважение  к русским (шутит - после Полтавы, наверное), финнов разделяет – те, кто севернее, в глухих краях - порядочнее, проще, честнее, те, кто в Хельсинки – не такие, не хуже, но больше плохого, европейского у них. Сын старший с женой и двумя дочками уже давно в Финляндии живут, пришлось Валерию Николаевичу даже финский язык  изучать. Знает он и самое страшное финское ругательство, в переводе на русский -  страшный чёрт, которое часто звучит, когда финны нашим в хоккей проиграют, и совсем не звучит, и даже быстро через границу пропускают, когда финны выигрывают.  Но из всех европейских народов любит Валерий Николаевич сербов, которые готовы последнюю рубашку русскому отдать. Убедился на собственном опыте, не раз выручали на дорогах.


За пятьдесят Валерию Николаевичу, надоело уже по заграницам рулить,  перед пенсией  попросился в компании своей на внутрироссийские перевозки. А, может, и на малую Родину, Оренбуржье, захотелось посмотреть – вдруг да выпадет такое счастливое событие.


Загрузили в Питерском порту груз на Астрахань, едет наш дальнобойщик по России–матушке: где радуется новым и чистым дорогам, стройкам в миновавшим городах, чистым и ухоженным полям пшеницы и ячменя, где сердце рвётся от тоски из-за разрухи, при виде развалин бывших колхозов и совхозов: сам-то он деревенский, не один год на комбайнах СКД-5 (Сибиряк) отработал, по одиннадцать тысяч центнеров зерна, бывало, намолачивал.

 
Дурная слава в те годы ходила про трассы ниже  города-Героя Волгограда. Едет Валерий Николаевич едет, уже до Астрахани близко, километров четыреста осталось, и  обгоняет его простенькая "шестёрка" наша, долго и упорно едет перед ним, притормаживая, ход что бы и он сбавил. Из заднего окна рука с гранатой машет – останавливайся, значит. Знал также Валерий Николаевич, что водителей в живых на трассах тех не оставляют. Что делать? Решил не останавливаться, прижался к обочине и бампером своей «Скании» стал теснить маленький «Жигулёнок» с дороги. «Шестёрка» резко ушла вперёд, за дальним подъёмом скрылась.

 Одолела подъём и «Скания», а впереди, поперёк дороги, стоят «Жигули» и рука с гранатой опять торчит. «Если граната взорвётся, лопнет колесо, Господи!!! Только бы не лопнуло!!!» - и Валерий Николаевич резко нажал на газ, направляя  бампер в багажник «шестёрки». От удара легковушка вылетела на обочину дороги, колесо не лопнуло, и домчалась «Скания» до первого поста ГИБДД.


Долго сидим мы с братом у меня во дворе на скамеечке, всё никак не наговоримся, не виделись пятьдесят лет почти, детьми ещё расстались. Расспросам нет конца, радости встречи тоже. «И вот лежит на мне грех с тех пор, как долбанул я ту «шестёрку», и в церкви свечи ставил за того бандита, что один тогда погиб, остальных четверых взяли там прямо на месте, два автомата у них, пистолеты, гранаты. Меня три дня в КПЗ продержали, груз уже успели разгрузить, когда меня выпустили. Обещали в Питере вызвать, да так никто и не вызвал, десять лет прошло, а я всё с грехом хожу – человека убил: стойка от «Жигулей» в шею ему врезалась. Как с этим жить, брат?»
Много чего я говорил брату в ту ночь, (или – рассвет?), не уверен, что облегчил душу его. А теперь, когда брат опять далеко-далёко, я спрашиваю его: «Легче тебе, брат? Если нет - снова приезжай!»