«Сюжет необычный, увлекательный, автор прекрасно владеет словом,сильные диалоги, монологи действующих лиц заставляют вглядеться в себя.Последние главы пронзительные...» Владимир Жикаренцев
КОПЬЕ СУДЬБЫ»
Памяти моего деда Александра Иванова, крымского подпольщика, погибшего в гестапо.
КНИГА ПЕРВАЯ
«МНОГОМЕР»
Посвящается моей дочери Илоне
МАГИЧЕСКИЙ ОБРЯД
Крым. 1942 г.
На рассвете 3 марта 1942 г. из оккупированного Симферополя вышел конвой, охраняемый бойцами СОН (соединения особого назначения) «Бергман» («Горец»), созданного Вторым отделом Абвера осенью 1941 года для разведывательно-диверсионных операций в тылу Красной Армии. Колонна проследовала по Бахчисарайскому шоссе и к десяти часам утра прибыла на Ай-Петринское плато.
Вокруг зубцов вершины было выставлено оцепление. Солдатам строжайше запретили смотреть внутрь оцепления, куда проследовал «Опель-капитан».
Из автомобиля вышли двое гауптманов СС. Они вынули из багажника складной столик, собрали его на краю отвесного обрыва. Из грузовика привели русского пленного со связанными за спиной руками.
Полковник Штауфенберг оглядел пасмурное небо, заснеженное плато, и, сбросив на руки адъютанту шинель, со стальным чемоданчиком в руке проследовал к гауптманам, державшим пленного. По его знаку они удалились. Машина отъехала.
Связанный партизан и немецкий полковник остались на скальном балконе наедине.
В ушах гудело от ветра. Далеко внизу в разрывах облаков стыло стальное море, подернутое вдоль берега пятнами бирюзового бриза.
- Назовите ваше имя, - прокричал немец на русском языке. Белокурые волосы его бились на ветру.
- Зачем вам?… - опухшими губами выговорил партизан.
- Мне хотелось бы услышать имя такого доблестного воина, как вы.
- Ну, Петр. Петр Малашенко…
- Послушайте меня, Петр. Я не питаю к вам ненависти. Вы храбро сражались, защищая свой фатерланд.
- Это вы сражаетесь за фатерланд, а я защищаю Родину.
Измученный пленник балансировал на краю обрыва, и как ни странно, ощущал свободу, ведь он мог в любой момент прыгнуть вниз и избавиться от мук. В глазах его горела ненависть.
Оберст удовлетворенно улыбнулся.
- Именно поэтому вы здесь, Петр, - сказал он. - Богу неугодна кровь трусов и предателей. Поэтому Иуда удавился и не пролил своей подлой крови на землю. А вот Христос не умер на кресте от удушья, как обычно случается при распятии. Христа убил ударом копья офицер римской армии Гай Кассий Лонгин, германский наемник. Петр, вы удостоитесь величайшей чести – примете смерть от того самого копья, которым закололи Спасителя.
Бархатное покрывало на столике трепетало под ветром. Столик улетел бы в пропасть, если бы ординарцы не прикрепили его к скальному грунту специальными штырями. Отстегнув от запястья наручник, немец положил стальной чемоданчик на стол и открыл ключом замки прециозной штамповки.
Сквозь облака проглянуло солнце. Внутри несгораемого саквояжа заискрились драгоценными камнями золотые ножны. Немецкий полковник вынул из них старинный, почерневший от времени клинок грубой ковки. В «талии» клинок сужался, перетянутый золотым «бинтом». На месте кровостока зияла прорезь, в которую был вставлен четырехгранный кованый гвоздь, унизанный витками тонкой проволоки. Ручка клинка была круглой и полой, предназначенной для древка.
- Вот оно, знаменитое Копье Судьбы, – благоговейно склонил голову немец и
обеими руками поднял перед собой наконечник. - Копье Константина и Юстиниана, Генриха 1 Птицелова, Карла Великого, Оттона Третьего, Фридриха Барбароссы, святого Маврикия, Наполеона. Сейчас им владеет фюрер немецкой нации Адольф Гитлер. Перед этим копьем бегут армии всего мира. Время от времени оно нуждается в подзарядке. Его должно омывать кровью героев. Сегодня его омоет ваша кровь.
«И сотряс черноликий Финеес Копьем и издал вопль, и страх прошел по толпам, словно волны по водам. И снова сотряс Финеес Копьем, и полегли воины от крика его, словно колосья на поле под серпом жнеца. И в третий раз сотряс яростный в брани Финеес Копьем, и побежали воины от лица его, как отара овец от волка рыщущего. Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя!»
С пронзительным воплем полковник германской армии нанес удар. Наконечник вонзился в бок жертвы, лицо пленника исказилось, словно бы ему открылось какое-то потрясающее видение: омытое кровью, Копье пылало от переполняющей его энергии, из раскаленного наконечника вырвался разряд и покрыл небо сетью пульсирующих молний.
Чудовищная вольтова дуга, шипя и растрескиваясь, ударила вдоль побережья на северо-восток, - вал ужаса и паники покатился на отчаянно защищающие Севастополь части Красной Армии.
ПРОЛОГ
Глухой октябрьской ночью 1941 г. местоблюститель патриаршего престола митрополит Московский и Коломенский Сергий был у себя дома разбужен телефонным звонком. Звонили из Кремля, вежливо сообщили, что Иосиф Виссарионович хочет встретиться и, если возможно, прямо сейчас.
Спустя полчаса митрополит Сергий и еще два иерарха Русской Православной церкви - митрополит Ленинградский Алексий и митрополит Киевский Николай ехали на прием к Сталину.
Башни Кремля, церкви Соборной площади, звонница Ивана Великого - все было перекрашено в серый камуфлирующий цвет. Над бойницами краснокирпичных стен надстроили фанерные крыши, Москва-реку затянули брезентовым тентом, разрисованным поверху под жилые дома. С высоты бомбардировщика Кремль приобрел вид обычного спального района.
В темноте, слабо освещенной фонарями охраны, черный «ЗИС» через Троицкие вороты проехал к зданию бывшего Сената, где находился кабинет главы государства. Выйдя из автомобиля, владыки поклонились в сторону Соборной площади и осенили себя крестным знаменьем.
В кабинете Иосиф Виссарионович пригласил владык за стол, сам же продолжил прохаживаться по кабинету. «Немцы под Москвой, - сказал он, - гдэ же ваши святые, отцы? Почему они не защищают родную землю?»
После тягостной паузы встал владыка Сергий.
- Господь попускает, чтобы враг христианства дошел до Москвы, потому что сама Русь утратила веру в Бога и попрала церкви и храмы. Народ перестал молиться, старцы и монахи удалены с молитвенного поста, защиты молитвенной над страною больше нет. А это все равно как блудница нагая – любой ее колеблет и обижает.
Все годы окаянной власти Сергий готовился к мученической смерти, и в самый важный момент своей жизни не убоялся сказать правду. Теперь можно и на крест взойти.
Но не суждено было владыке просиять на Руси новомученником.
- А ваши усы пабольше моих будут… - усмехнулся Сталин, трогая трубкой усы. В задумчивости ушел в дальний угол. Возвратившись, спросил собравшийся клир.
- Ну, и что будэм дэлать, таварыщи священники? Допустим, чтобы враг растоптал нашу землю? Что пасавэтуете?
Митрополит глубоко вздохнул аромат «Герцеговины флор», табака, который курил Сталин.
- В годины лихолетий спасалась Русь молитвой, - увереннее и спокойнее отвечал он. - Всему народу надлежит стать на молитву. А для этого следует церкви открыть, священников вернуть, восстановить над богоспасаемым отечеством нашим молитвенный плат Небесной защитницы России пресвятой Богородицы.
- Харашо бы, - хмыкнул Сталин. – «По порядку, на зарядку, на молитву становись!» - Все это мы сделаем, отцы, но после. Что сейчас можно сделать? В спешном порядке. Явите чудо! Почему только Гитлер может совершать чудеса?
- Если вы спрашиваете нашего мнения, что быстро и неотложно можно сделать в
таких критических обстоятельствах, то вот наш совет: нужно немедленно вывезти на фронт чудотворную икону Тихвинской Божьей матери и совершить крестный ход с нею, чтобы войска преклонили перед матерью Божьей колени и совершили молитвы.
- Да какой фронт, – в раздражении бросил Сталин. - Перед Москвой нэт фронта.Есть атдэльные ачаги сапративлэния.
Пораженные иерархи переглянулись. После тяжелой паузы отец Сергий сказал.
- Тогда нужно немедля обнести иконой черту, за которую враг не сможет пройти.
Сталин прошелся по кабинету, попыхивая трубкой.
- А если на самолете? – спросил он. – На самолете быстрей. Как думаете, на
самолете падействует?
- Подействует и на самолете, - сказал Сергий.
- Учтите, пастыри, - Сталин ощерил из-под усов мелкие, желтоватые зубы. – Гитлер использует против нас магическое оружие - особое, заколдованное копье. Гаварят, оно обладает мистической силой, перед ним целые армии бегут. Копьем этим, кстати, убили вашего Христа.
Вождь вгляделся в ошеломленные лица иерархов, повернулся, пошел прочь, постоял у дальнего угла, ковыряясь в трубке. Из клуба дыма донеслось.
- Ну, что скажете, святые отцы? Устоит ваша икона перед копьем Гитлера?
Владыки переглянулись.
- Божья матерь? – с тихой радостью спросил Сергий. И ужасно твердо ответил. – Устоит!
Встали Владимир и Николай, осенили себя крестным знаменьем.
- Устоит!
Сталин подошел близко, в упор глянул всем трем в заблестевшие от благоговейных слез глаза.
- Если не устоит, канец вашей церкви. И вам всэм канец. А может и России канец. Идите, берите икону и - в небо, паближе к Господу. Если защитите Москву и докажете, что в вашей церкви есть сила, разрешу службы проводить, а там посмотрим…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
МОТОПРОБЕГ
В ЧЕСТЬ 21 ГОДОВЩИНЫ ОСВОБОЖДЕНИЯ КРЫМА ОТ ВРАНГЕЛЯ.
Крым. 20 июня 1941 г.
Солнечным июньским утром 1941 года выпускники симферопольской школы № 8 Василий Жуков и Анатолий Колкин заехали на мотоциклах за одноклассницей Ниной Помазковой, чтобы вместе совершить мотопробег по вершинам крымских гор «В честь 21 годовщины освобождения Крыма от Врангеля».
Елена Ивановна Помазкова, высунувшись в окно, строго наказывала дочери «быть там поосторожнее».
«Не волнуйтесь, Елена Ивановна, - крикнул ей Василий, - доставлю я вашу дочечку в целости и сохранности».
Друзья ревниво ждали, чей мотоцикл выберет Нина. На этот раз она выбрала ИЖ-8 Васи Жукова, села сзади, обхватила товарища за пояс. Спиной через кожаную крутку он с волнением ощутил упругость ее груди.
До Ялты домчались с ветерком, обгоняя друг друга. Оттуда мотопробег поднялся на Ай-Петри и по яйле добрался до Роман-Коша. На высочайшей вершине Крыма Нина взяла за руки Васю и Толю и подвела к краю обрыва. «Мальчики, давайте поклянемся, что бы ни случилось, сохраним нашу школьную дружбу и навсегда запомним этот день!»
С развевающимися на ветру волосами, белозубая и кареглазая, Нина была похожа на звезду советского кино Любовь Орлову, – худощавое лицо, волнистые волосы, тонкий нос, трагический излом бровей и бордовое сердечко помады на губах. Все трое поклялись в вечной дружбе и скрепили клятву крепким комсомольским рукопожатием.
Спустившись в заповедник, переночевали на поляне Узун-Алана и оттуда взяли штурмом Чатыр-даг. Им удалось с мотоциклами взобраться на Эклизи-Бурун. Там, в межгорной долине Василий заметил кошару овец и предложил съездить к пастуху за барашком для шашлыка. Проголодавшиеся комсомольцы приняли предложение «на ура», тем более что двое феодосийцев захватили с собой пятилитровую флягу сухого белого вина.
Пастух возвышался на коне над отарой барашков. Стояла жара, воняло овцами, мухи наматывали вокруг вспотевших на припеке мотоциклистов стремительные петли. С лаем подбежала овчарка, Василий газанул, собака шарахнулась…
Чернолицый от солнца, с клином седины посреди черной бороды, старик-татарин спешился. Поздоровавшись, ребята спросили, не продадут ли им барашка на шашлык.
Пастуха заинтересовал мотоцикл. Василий для форсу сделал небольшой круг.
- Ишака железный… - пастух с удивлением покачивал головой, укрытой татарской
круглой шапочкой.
- «Иж-8». Скоро все комсомольцы на мотоциклы пересядут, и лошадки ваши больше не понадобятся.
- Так вы комсольцы? – коверкая слова, спросил чабан.
- Не «комсольцы», а ком-со-моль-цы, - поправил Василий. - Совершаем мотопробег
по главной гряде Крымских гор.
- В честь освобождения Крыма от Врангеля, – звонко сказала Нина и засмеялась, переглянувшись с товарищами.
- Видите, как высоко забрались, – с гордостью сказал Василий. – Так как насчет барашка, продадите?
Чабан вглядывался ему в лицо с таким выражением, будто стал узнавать.
- Зачем тебе барашка? – он указал на Толю Колкина. – У тебя друга есть.
- Друг не шашлык, - усмехнулся Василий, - его не съешь.
- Ты – съешь… - пастух смерил Толю взглядом. – Из него хароши шяшлык будит…
- Нет, дедушка, я худой, – засмеялся Толя, а за ним и Вася с Ниной.
Странный пастух пасет тут стада, подумали ребята.
- Так вы продадите барашка? – спросил Василий.
Пастух понюхал бензиновую гарь.
- Десять рубли.
- Ого, – сказала Нина, - почему так дорого?
- Идет, – Жуков достал из кармана кожанки портмоне, доставшееся ему в
наследство от отца, вынул червонец.
Татарин взял деньги.
- Комсольцы… - припомнил он, - башкарма (председатель – тюрк.) говорил, они в Аллах ла илаха илла ллах (пастух отер руками бороду) не верят.
- Бог - это пережиток темного прошлого, - сказал Василий. – Но вам извинительно как пожилому человеку.
- Религия – опиум для народа, - задорно сказала Нина.
Чабан почмокал сухими губами.
- А что надо, чтобы вы в Аллах, субханаху ва тааля, поверили?
- Такого быть не может, - сказал Толя. - Мы же комсомольцы!
- На земле много случается, чего быть не может, - пастух посмотрел Василию прямо в глаза. - Вижу, девушка ты любишь. Так крепко любишь, что своими руками задушишь.
- Отец, ты о чем? – напрягся юноша.
- Когда задушишь, поверишь? – допытывался пастух. – А когда друга на шяшлык
зажаришь, поверишь в Аллах, ла илаха илла ллах? - ладони старика вновь огладили бороду.
Ребята переглянулись. «Какой темный, забитый народ сохранился еще в горах. Надо срочно проводить работу, развернуть антирелигиозную пропаганду», - примерно так подумал каждый.
- Вот этот, - пастух поднял за шерсть забившегося ягненка. – Маладой, карасивый, совсем как твой друг… - перепуганный барашек с темными кругами вокруг мокрых глаз действительно напоминал очкарика Толю.
- Подходит, – сказал Василий, - берем этого.
Пастух вынул из-за пояса и подал ему старинные ножны.
- Я не умею резать баранов, – отказался Василий. - Давайте лучше вы.
- Людей умеешь, а барашка нет? Учись. Тебе это понадобится. Скоро. Очин скоро…
Выхода не было, Василий не мог показать слабину перед Ниной. Вынув из ножен узкий, почерневший от времени клинок грубой ковки с блестящей отточенной кромкой, он взял дрыгающегося барашка за шкирку. Тот заблеял, дико кося лиловыми глазами.
Ну, и как такого резать?..
Ох! Как копытами больно! Да лежи ты, тихо! Просто зарежу…
Зажмурившись, Василий резанул по мохнатому горлу.
В шерсти вскрылась трахейная трубка, плюнула кровью.
ДАША ЖУКОВА
Москва, наши дни.
Лежу в обнимку с ноутбуком, вдруг мать врывается, тычет мне в нос телефоном.
- На, поговори с дедом! Он завещание на Никиту переписал. Допрыгалась! А я тебя предупреждала.
- Это спам. Ничего он не переписал.
- Переписал. Езжай к нему, немедленно! Ты же любила дедушку.
О-о, как неохота к деду переться! У него кличка на районе «Партизан». Когда он еще ходил самостоятельно, напивался на 9 Мая и залегал на газоне «за пулеметом», отстреливался от «фошыздов», пока не приезжала милиция и не отвозила его домой.
У нас в школе проводили «дискотеки 80-х», отстой полный, мы на них ходили только чтобы поугарать. Вот я и решила устроить деду «дискотеку 40-х», пусть молодость вспомнит. Скачала немецкий марш из тырнета, подкралась, когда он спал, вставила ему наушники в уши и… врубила плеер на полную громкость!
Wenn die Soldaten
Durch die Stadt marschieren,
Oeffnen die Maedchen
Die Fenster und die Tueren
Ei warum? Ei darum!
Ei warum? Ei darum!
Ei bloss wegen dem
Schingderassa,
Bumderassasa!
Как мой дедуля подскочит, как очи выпучит, как заорет благим матом: «Нина, немцы!» и бежать куда-то порывается, а ведь притворялся, что даже встать в туалет для него проблема. Я тужусь, чтоб от смеха не лопнуть, и снимаю этот постельный брейк-данс на мобильник, завтра размещу в инсте – вот лайков соберу!
Он меня заметил - ка-а-а-к цапанет за руку:
- НЫ-ы-ы-ы-ы-ЫЫЫЫНа-а-а-а!
У него не руки, а клешни! Кричу: «Отпусти, мне больно!», он не слышит, у него же в ушах марш грохочет. Он бы мне точно руку вывихнул, если б я не догадалась выдернуть из него наушники.
Его от тишины кондратий хватил, сидит с вытаращенными глазами, понять ничего не может, трогает свои «лопухи».
- А што это было?
- «Дискотека сороковых», по заявкам ветеранов. Думала, тебе приятно будет вспомнить молодость…
- Ни хрена себе уха! Я же чуть не чокнулся спросонья… Разве можно так шутить?
- Ну, все, все, извини! Программа «Розыгрыш» не удалась.
- Розыгрыш? Так это был розыгрыш?
Дед обиженно отвернулся к стене. Какой он стал маленький! Села я к нему на кровать, погладила по костлявому плечу.
- Дедуль, ну извини. Хочешь оладушек поджарю?
Он повернулся, насупленный, строго приказал.
- Возьми стул. Сядь! Рассказать я тебе должен. Нельзя такое с собой в могилу уносить. Ты ведь знаешь, партизанил я в Крыму.
«Уроки мужества» повторялись каждый мой приезд. А не выслушаешь со всем вниманием – все, ты ему враг смертельный.
- Дедуль, история-то длинная?
- Послушать придется.
- Тогда я у тебя волосы покрашу, ладно? Буду сохнуть и слушать тебя со вниманием.
Пошла на кухню, развела краску, нанесла на волосы, надела на голову пакет, сверху закрутила полотенцем. Вот, теперь можно и «аудиокнигу» послушать.
Акимович поманил меня к себе и зашептал, будто кто-то мог нас здесь подслушать.
- В сорок втором году взяли мы на секретной операции чемодан личного курьера Гитлера. Чемодан был тяжелый, думаю, там было золото. Немцы тогда у евреев в концлагерях вырывали коронки и отправляли курьерами в Германию. Я тот чемодан закопал в горах, на Голом шпиле, возле хребта Абдуга.
ВАСИЛИЙ АКИМОВИЧ ЖУКОВ. Прямая речь
Наш отряд базировался на склоне Хероманского хребта, а внизу, в деревне Коуш, находился крупный гарнизон татар и немцев. Мы его «сумасшедшим лагерем» звали, они на любой шорох открывали стрельбу.
Румын Русу первым к нам перебежал. Отец его, русский по происхождению, когда провожал сына на войну, сказал, что если он будет воевать против русских, чтоб домой не возвращался. Русу сообщил, что в Симферополь приехал важный офицер из Берлина в чине оберста и повсюду носит с собой стальной чемоданчик, прикованный цепью к руке. Мы доложили в штаб, командование радировало в Москву. Той же ночью из Севастополя прислали самолетом группу Омсбона во главе с майором Бураном (Омсбон - особая моторизированная бригада, состоящая из выдающихся советских спортсменов, чемпионов и рекордсменов мира, циркачей и акробатов, была прозвана «личным кинжалом Берии», использовалась для спецопераций, требовавших сверхчеловеческих умений).
Перед операцией Буран нас подкормил – каждый получил по банке тушенки, триста грамм черного хлеба и печеную картофелину. С Бураном прибыла группа испанцев из республиканской армии. Испанцы эти были боги подрывного дела, многому нас научили, один из них, Касада, стал потом советником Фиделя Кастро и Че Гевары. У Кассады не было обоих больших пальцев на руках, это типичная минно-взрывная травма. Так даже он сказал, что труднее Крыма ничего в своей жизни не видел, это был живой ад на земле. Испанцы устанавливали мины на пути проезда гитлеровского курьера. Он для чего-то на Ай-Петри поехал, по Бахчисарайскому шоссе, наверно, хотел, как турист, на Черное море с высоты полюбоваться. Вот на отходе с Ай-Петри мы его и поджидали.
Испанцы сработали ювелирно. Взорвали переднюю машину с пехотой и БТР сзади. Группа Бурана перебила телохранителей, захватила оберста и отошла к лесу. Мы прикрывали отход.
Немцы бросили против нас особую группу егерских частей «Альпини». У них снегоступы были канадские, они на этих плетенках по снегу, как по льду на коньках летали. И вот эта ягд-группа отборных головорезов устремилась за нами в чащобу Узун-Крана. Их поддерживали румыны из третьей горнострелковой армии и «ахмеды» из татарских отрядов. Еще бы, такое ЧП! Похитили личного представителя фюрера. БТРы их дошли до хребта Абдуга, дальше не могли подняться, но у этих вояк была горная артиллерия, они ее называли «пупхен», на мулах, на одном муле стол и щит, на другом два колеса со снарядами. Заберутся на высоты и молотят нас из «пупхенов» и минометов.
Из моей группы уцелело четверо. Я, Алексей Мохнатов, Гуськов Григорий и Нина Помазкова, невеста моя. Стецура, Бондаренко, Осипенко, Чуб, Русу, Коптелов и его моряки – все погибли. Дорого нам тот оберст обошелся.
В лесу наткнулись на Бурана, все его омсбоновцы побиты. Они столкнулись с абверовской ягд-группой «Бергман», ну и положили друг друга. Буран был в живот ранен, хрипит из последних сил: «Василий, бери немца, уходите с ним на «зубро-бизонов». Федя Мордовец будет вас ждать до сумерек, потом улетит. Операция на контроле Москвы, слышишь? Запомни, это «Шекспир». Под страхом смерти чемодан не открывай!»
«Зубро-бизонами» называлась взлетная площадка на месте бывшего загона для зубро-бизонов, где умудрялись садиться «этажерки» из Севастополя.
Попрощался я с Бураном, немца дулом в спину ткнул – шнель, сука!
Не отошли мы и пятидесяти метров, как сзади стукнул выстрел. Вечная память майору!