Потомок инквизиторов

Посвящается Эдгару По и Лилю Адану, а также Ф.М.Д. и его легенде.
В низких казематах сыро. Согнутые в коленях ноги узника быстро затекают. Он прикован за талию к стене и оттого не может поменять позу. Стоит вытянуть ноги — они оказываются в луже и быстро пухнут, становясь белесо-синими. В коридоре слышатся эхом шаги — идет потомок великих инквизиторов. Он явно родился позже, чем следовало. В щель между дверью и косяком видно, как тяжелый засов исчез. В низкий проем входит монах-палач, уполномоченный всех обвинителей. Кажется, он наклонился, что бы пройти, но войдя, он так и остается сгорбленным в позу человека прислушивающегося к последнему вздоху умирающего.  Он потирает руки, и садиться на принесенную стражником скамейку.
-Вы здесь, кажется, месяц, - начинает он вкрадчивым скрипучим голосом. - пытки давно запрещены нашим, пожалуй, слишком справедливым правителем. И кроме увещевательных бесед и досадного ограничения вашей свободы я ничего не мог сделать. Но теперь у меня есть, что вам предложить. Назовите два имени и я высушу лужу. Вы же заметили, что кольца в стене есть только под щелью в потолке. Два имени и всего-то.
Три недели назад узник назвал одно имя и его плошку перестали случайно ронять. Ведь по закону камеры избавили от крыс и ежедневно чистили от нечистот, не говоря уже о давно запрещенных физических пытках. Но потомок инквизиторов отличался изобретательностью и добился не одно признание. И несчастный узник назвал одно имя из шайки Деревянной Ноги, конечно, вымышленное. Бедный трактирщик, приютив на ночь компанию шумных странников, не знал, вправду, не знал, кто это. Но проворный сосед, претендующий на земли трактирщика, увеличил ночное посещение с одного раза до еженедельного. Да еще Нога расплатился бракованными награбленными монетами, ехавшими на исправление на монетный двор. Бракованные монеты сыграли роль меченных.
-Ну что, два имени? Ваши ноги перестанут пухнуть. Или мы подождем еще месяц, и я найду еще, что вам предложить.
-Вы будете меня мучить ночами, как моих несчастных соседей? Я слышу их стоны и крики каждую ночь, - узник поднял голову и заглянул мутным взглядом в то место, где у обычных людей находится зеркало души.
-Ночью? - переспросил потомок без единого признака удивления, ибо оно являлось эмоцией. - Вы ошибаетесь, мой друг. Ночью здесь нет никого, кроме самих узников. А крики, стоны, - это призраки. Бойтесь, мой друг, это место проклято. Умершие в его стенах навсегда остаются здесь, бродя в поисках выхода, но найдя его, оказываются вновь в своей темнице. Молитесь, что бы вас казнили за его стенами. Ну что, вы назовете имена?
-Я уже говорил, что не знаю не кого!
-Как, - воскликнул наместник палачей, - вы же назвали нам одно имя и мы схватили разбойника! На наше счастье он страдал подагрой и сырость наших стен развязала ему язык на третий день. Он признался в принадлежности к банде, но назвать имен не успел — умер. Как же вы теперь смеете утверждать, что не знаете никого?! - потомок слишком быстрым и проворным движением для своей фигуры оказался прямо перед трактирщиком и вонзил свой непомерно длинный ноготь между глазным яблоком и нижним веком жертвы и стал водить из стороны в сторону.
-Сколь часто вы делали это сами, что бы избавиться от соринки? - прошипел человек-демон, - но вы чувствовали и могли контролировать свои движения, я же не чувствую вашу боль, - он остановил движения, но сильнее нажал на слизистую, узник похолодел и не рискнул даже схватить своими онемевшими руками руку палача. - на ваш крик прибегут стражники и ах, какое несчастье! Как вы не аккуратны! Придет врач, если повезет, вы проведете пару дней в лазарете. Но после второго подобного несчастного случая вам будет не в радость, не лазарет, не свет Божий, ибо не увидите его. Выбирай, несчастный! Два имени! Два!
Князь неверия нажал еще сильнее, и узника затошнило от страха и боли.
-Да, да. Я назову! Назову! - захрипел трактирщик, - только полчаса подумать, кого именно назвать, молю! Полчаса!
Несчастному нужно было время придумать такие имена, что бы ищейки не схватили невиновного, как произошло с первым именем.
-Полчаса...- задумчиво произнес потомок, освобождая глаз узника от своих железных оков. - я даю вам полчаса. Придумывайте. Хм, придумывайте, кого назвать первыми.
Палач удалился, выйдя спиной в низкий проем. Трактирщик ужаснулся — он все знает! Тогда зачем? Неужели нет границ страстям, даже таким? Бедный умерший! Невиновный человек! Он, трактирщик, привел его к смерти! И если инквизитор не врет о призраках, то и дух подагрика бродит где-то здесь по ночам и, не ровен час, придет к своему убийце! Имена, ах имена! Надо сочинить что-то совсем нереальное, что-то не из этих мест. Да! Пусть члены шайки Ноги будут нездешними. Однажды трактирщик видел негра, его звали Абака. Да, пусть будет Абака, если его найдут, он хотя бы не христианин... А второй... Второй Кин-Кин, как китайский чай, когда-то привезенный ему другом. Когда-то... когда? Неужели была другая жизнь. Любая, лишь бы свободная.
-Теперь я понимаю... как я всю жизнь был счастлив, - прошептал узник, сжимая кулаки и впиваясь отросшими ногтями в ладони.
Дверь опять раскрылась, но первым вошел писарь — знак того, что палач не сомневается в своей победе.
-Кин-Кин и Абака? Что ж... найдем и их, - скверно улыбнулся, выходя потомок.
-Лужа, вы обещали убрать лужу, - застонал узник.
-Я оставил вам глаз, - хлопнул дверью палач.
Ночь мучила кошмарами бедного трактирщика. В забытьи он надолго оставлял ноги в ледяной луже. В очередной раз из царства небытия его вернула режущая боль в низу живота. Влага на его ляжках говорила о том, что он обмочился. Трактирщик посмотрел на лохмотья штанов — разводы между ног были кровавыми. Его стошнило — скорее от страха, чем от боли. Узник попытался подогнуть ноги, но они не слушались. Он испугался, что они не просто онемели, но совсем отнялись. В ужасе он рванулся вперед схватиться руками за ступни и почувствовал, как от сильного толчка штырь его цепи сильно поддался. На миг забыв о ногах узник, рванул цепь обеими руками и вырвал ее. Он упал на пол, лег на бок. Это все чего он желал в ту минуту. Все готов он был отдать за возможность свободно двигаться. Он даже не сразу заметил, что ноги его еще слушаются и просто сильно затекли и замерзли. Все еще лежа на боку, он обнял руками колени и засмеялся. Тихо, воровато, боясь, как бы кто не отнял его счастья двигаться. Через несколько минут он перевернулся на другой бок с чувством триумфатора. Рядом с его лицом лежала полоса света от дверного проема. У него перехватило дыхание, взор помутнел. Он встал на четвереньки и пристальнее вгляделся в полосу, не решаясь поднять голову на сам проем. Так и есть! Полоса не прерывалась! Нигде! Медленно, волнуясь спугнуть что-то не ясное, поднял узник голову и так же медленно провел взглядом по щели между наличником и дверью – по ровной, не прерывающийся тоненькой поперечной щели. Бедный трактирщик подполз к дубовой двери и одним дрожащим пальцем надавил на нее. Она, конечно, не поддалась. Тогда он положил на нее ладонь и медленно стал нажимать, будто дверь была из хрусталя. Тихо, без скрипа поплыла она от узника, увеличивая проем, освещенный чадящими факелами. Когда его стало достаточно что бы выпустить пленника, трактирщик отпустил дверь и, дрожа всем телом, выполз в коридор. Свет факелов больно и не привычно обжег ему глаза. Трактирщик прислонился к стене и тут же отпрянул — спина, почувствовав свободу, обнажила всю свою боль от многодневных прикосновений. Узник аккуратно прикрыл за собой дверь и попытался встать. Как не странно, ноги его послушались и он сделал пару шагов вглубь коридора.
Малоозоряемый тусклыми факелами коридор казался бесконечным. По его бокам шли бесчисленные двери за которыми, тяжело дыша и вскрикивая, пытались забыться сном другие несчастные. Всего две двери были не заперты, чьи казематы оказались пусты. 
Медленно, шаг за шагом продвигался несчастный все дальше по коридору. Члены его ничего не чувствовали, но слушались и перестали болеть. Нескоро, казалось через вечность, показался конец тоннеля, увенчанный массивной железной дверью. Неужели, неужели это тупик?! Там, за дверью свобода, любая другая жизнь, лучшая, чем здесь, и всего одна преграда, но какая! Трактирщик толкнул дверь — она открывалась наружу и там же была заперта на массивный засов. Но она поддавалась и немного внутрь! Чуть-чуть, на столько, что бы отощавший и изодранный узник мог протиснуться. Сантиметр за сантиметром, к свободе! Несчастный содрал часть лохмотьев и кое-где кожу, но не чувствовал боли. Он стоял под высоким сводчатым потолком в огромном зале. Здесь предварительный суд решал дальнейшую судьбу задержанных. Редко кто выходил отсюда сам по себе, на волю. Здесь творили свои страшные дела прихвастни потомка, слепо верующие ему и его мнению, вернее – мании. Слева от судейского стола находилась дверь ведущая в основное здание суда, а напротив... напротив желанный выход во двор! Страдалец толкнул ее — так и есть: внутренний двор тюрьмы. Через парадный вход выходят счастливчики или входят добровольцы со штрафами. А всех несчастных проводят через внутренний дворик. Узник еще помнил его. Косматые кусты, кривые деревья и нелепо скошенная трава показались ему самым дивным пейзажем, который он когда-либо видел. Впереди, совсем не далеко, блестит мокрое железо калитки, слегка, только слегка прикрытой. Судорожно и глубоко вздохнув, трактирщик сделал шаг на мокрую тропинку и ноги его подкосились. Казалось, он падает в бездну. Голова кружилась, кровь пульсировала, желудок порывался извергнуть жалкие остатки пищи узника. Трактирщик ощутил легкий удар и понял, что лежит ничком, но не чувствовал не температуры, не материала поверхности. Он открыл глаза — камера, такая же, как его. Перед ним в его прежней позе узник. Его ляжки в крови, грудь в рвоте. Трактирщик подскочил и попятился назад — перед ним лежал его труп.
 2012г.