Город укрылся в сумрачной дымке, наполнился вечерней прохладой. И ко мне через приоткрытое окно украдкой залетела призрачная Грусть. Увидела, что в комнате я одна, собираюсь спать и по-хозяйски уселась в кресло. Прямо в грязной обуви, даже тапочки не надела. Я оторопела от такого нахальства, но выгонять незваную гостью было неловко.
– Что случилось? Чем объяснить твой внезапный визит?
– Гру-устно…
– Считаешь, вдвоём лучше грустить? Я против.
Хорошо это я сказала, но вдруг почувствовала, как во мне задрожали воспоминания недавних обид, и глаза стали предательски наполняться влагой.
– Видишь, ты сама хотела погрустить, – довольно промолвила непрошенная собеседница, – я лишь немного помогла.
– Для печали причин нет, – не успокаивалась я.
– Тогда почему не веселишься? – усмехнулась она.
– Луна пропала. Совсем.
Я знала, Луна появится завтра и станет волшебно-быстро расти. Но уже целый час упорно вглядывалась в небо, надеясь хоть на мгновение увидеть её и в этот вечер. Волновалась, вдруг случилось непредсказуемое. Это как малый ребёнок замирает в ожидании мамы, ушедшей в магазин. Сердечко верит: обязательно придёт, но всё равно взглядывает на дверь каждую минуту – не появилась ли?
– Видишь, звёзды тебя уже не устраивают, Луну подавай. Запросы, однако. Зачем в одиночку грустить? А вдвоём мы всласть поревём, – мечтательно произнесла Грусть.
В комнату на мягких подушечках белых лап бесшумно вошёл чёрный кот Чес, услышал бредовые, по его оценке, идеи Грусти и тут же обеспокоенно заворчал:
– Мя-мяу! Что это вы навыдумывали? Грустить?
– Откуда здесь посторонние появились? Раньше он у тебя не жил. – неприятно удивилась гостья.
– Друг попросил присмотреть, – оправдывалась я.
– Это кто ещё за кем присматривает, – встрял кот.
Чес только что перекусил, поэтому был в чудесном расположении духа. Толстая серебряная цепочка на шее указывала на его избранность, белая манишка на груди придавала элегантность, торчащие кустистые седые брови – значимость, задранный трубой хвост – отвагу. Он прыгнул в кресло, словно не замечая примостившуюся там Грусть. Та поморщилась, но подвинулась, недовольно буркнув при этом:
– Ко мне в компанию раньше никто сам не подсаживался. Какая бесцеремонность.
– Дамы, вы, как смотрю, отвыкли от общества благородных рыцарей? Придётся вами заняться, – произнёс Чес, важно выпятив грудь, и положил лапу на подлокотник кресла, показывая, что не потерпит возражений.
Грусть от неожиданности фыркнула, и, чтобы не выходить из своего амплуа, прикрыла улыбку прозрачным палантином. Надеялась, что не заметим.
Кот тем временем взобрался на спинку кресла.
– Я стану вашим ангелом, – промурлыкал он, собрался, спружинил лапами и запрыгнул на шкаф. – Главное в любой ситуации быть на должном уровне.
На такой недостижимой высоте он показался себе ещё более значимым. Тут улыбку пришлось спрятать уже и мне. Поведение Чеса чем-то напомнило поведение знакомых мужчин. Вот откуда у них неизменное желание быть всегда выше женщин — из-за роста? Взгляд свысока придаёт им излишнюю уверенность?
В этот момент штора на окне заволновалась от забежавшего любопытного ветра. Кот вмиг забыл об ангельской роли, уподобился озорному котёнку и, взлетев с распростёртыми лапами, приземлился на колыхавшейся шторе.
– Мяу! Кто посягнул на мои владения?
От Грусти осталась лишь лёгкая тень: мы обе смеялись, уже не сдерживаясь.
– Ты что творишь, Чес, – спросила я сквозь хохот дрожащим голосом?
Кот опомнился, вспомнил о джентльменских замашках и стал оправдываться:
– Ветер покушался на моих дам!
Грусть, чтобы не потерять лицо окончательно, заплакала от скрываемого внутри смеха, поэтому её голос дрожал:
– С каких это пор я кошачьей дамой стала? Ох, совсем пропаду я у Вас, – с этим словами Грусть, дабы сохранить остатки значимости, вылетела в окно.
Чес прыгнул ко мне на диван, подлез головой под мою ладонь и запел извечную колыбельную:
– Мурр… Мурр…
Глаза стали закрываться: последнее, что увидела я, засыпая, – два зелёных светящихся глаза, осветивших мне путь в сказочный сон.