Хочу, чтобы мой портрет в твоих глазах, мама, был реалистичным и контрастным. Именно поэтому расскажу тебе историю о том, как однажды в порыве гнева я нечаянно убил ручную крысу и что из этого вышло. Дело было так.
Я учился в четвертом классе. В то время у меня завелся личный враг. Человек, который причинял мне страдания в повседневной жизни. Он тоже был детдомовцем, учился в шестом классе. У него, в отличие от меня, были покровители из наших старшеклассников и множество друзей на стороне. Короче говоря, он меня приметил, увидел мою неуверенность и слабость, ну и, естественно, начал третировать, пользуясь тем, что я младше. К тому же у него было за кого спрятаться и кем угрожать мне.
Мы регулярно с этим парнем сталкивались — на переменах, в перерывах занятий. Я пытался с ним драться, и не без успеха. В то время в моей душе было очень много страха, я был труслив. Я не мог собрать себя как личность, был плохо организованным сгустком страха, агрессии, жестокости, желания выжить и состояться. Одновременно я приспосабливался, приноравливался к своей детдомовской жизни, старался не опускать себя ниже определенного уровня. При этом мне не хватало уверенности в своих силах, чтобы отстаивать себя в любых столкновениях с детдомовской братией. В какой-то момент я сдался, и тогда мой враг стал регулярно меня терроризировать: то отнимал у меня второй завтрак в школе, то публично высмеивал. Это было для меня тяжелым испытанием. Я пытался убедить себя, что имею достаточно сил, чтобы ниспровергнуть личного моего тирана, даже мечтал и фантазировал, как я это буду делать. Шло время, а у меня ничего не получалось. Неуверенность росла, внутренний мой судья наказывал меня презрением за трусость и слабость.
Однажды мы в актовом зале смотрели видеофильмы. Этот парень сидел недалеко от меня и держал ручную белую крысу. В перерыве между сеансами он, заметив мое присутствие, начал публично насмехаться надо мной, унижать. И тут в моей душе лопнула сдерживающая сила моего страха и слабости, я в порыве гнева вскочил с места, схватил парня за волосы, запрокинул его голову и начал яростно наносить удары кулаком по лицу. Мне было удобно это делать, поскольку он сидел в кресле, а я над ним стоял и лупил сверху вниз, к тому же я застал его врасплох. Он пытался прикрыть лицо руками, но ему мешала крыса. Сила моих ударов была невелика, мне не хватало злобной сосредоточенности, а также навыка избиения человека. Остановило меня ощущение чрезмерности собственного бунта, то есть я опять испугался. Ведь у меня в друзьях числились только мои одноклассники. Перестав его бить, я отошел в сторону, растерянный, подавленный страхом неминуемой расправы со стороны его друзей. Он поднял красное и заплаканное лицо, показал мне мертвую крысу, которую слишком сильно сжимал в своих руках. Посыпались угрозы в мой адрес, он кричал дрожащим и плаксивым голосом, что крыса принадлежит его старшему другу, который, конечно, силен и могуч. Вскоре парень убежал, а мне стало радостно за то, что я вот так, публично его поколотил. Я уже не боялся никаких расправ. Крысу я не жалел, к животным я был равнодушен и даже жесток, люди заслоняли мне всех прочих живых существ.
Тебе, мама, может показаться странным понятие «сила слабости». Сила слабости в моей душе опиралась на опасение причинить себе еще больший вред, еще большие страдания. Я жил иллюзией, что если буду прилежно превращать себя в ничтожество, то избавлюсь от массы проблем в настоящем и будущем.
Надеюсь, ты поверишь в силу привычки. Быть ничтожеством — это привычка. Быть человеком — это тоже привычка, но она приобретается через большие внутренние усилия, которые я по многим причинам был неспособен производить. Последний раз я сделал над собой усилие в дошкольном детском доме, когда совершил побег. Это привело меня к разочарованию и к еще большим страданиям. С тех пор я привык приспосабливаться и отвык бороться. Мой враг учил меня бороться, но тогда я этого не понимал.
Спустя какое-то время меня вызвали на беседу, где присутствовал побитый мною парень. К моему удивлению, меня не били, наш детдомовский суд в лице старшеклассников, друзей моего врага, дал мне возможность высказаться, после чего вынес свой вердикт. Меня обязали, под угрозой физической расправы, достать хоть из-под земли десять рублей и отдать их владельцу погибшей по моей вине крысы, то есть этому самому моему врагу. Оказалось, он врал мне, что крыса старшеклассников. Они же по дружбе, да и, видимо, из собственных корыстных интересов, решили выцыганить из меня деньги.
Где взять деньги, я знал. Дело в том, что мы иногда прогуливали уроки, а вместо них ходили в кино. Деньги на кино добывались попрошайничеством. Стоимость билета на утренний сеанс в то время составляла всего двадцать пять копеек, такую сумму можно было «настрелять» за десять-пятнадцать минут. А то и за минуту, для этого достаточно было встретить сердобольную студентку. Опыт попрошайничества был у меня в достатке, но я никогда не собирал больше рубля. В то благодатное время хорошо одетые дети «стреляли» деньги на улице у прохожих только на развлечения, добрые советские граждане с охотой снабжали детдомовскую малышню карманной мелочью, на которую тогда можно было неплохо развлечься.
Я впервые познал необходимость просить деньги не на кино. Пугала сумма, я пытался понять, сколько может понадобиться времени для того, чтобы собрать десять рублей.
Деваться было некуда, и я приступил к трудной работе уличного попрошайки. На эту работу ушла целая неделя. Я «стрелял» железную мелочь, потом обменивал ее на бумажные купюры достоинством один, три, пять рублей, а затем складывал их под стельку моих ботинок, на хранение. Попрошайничеством я занимался все свободное время, а также пришлось прогулять много уроков в школе.
В конце недели у меня собралась необходимая сумма. Я извлек деньги из-под стельки и пошел в булочную обменивать их на одну-единственную бумажку — десятирублевую купюру. Продавщица с подозрением смотрела на мои дурно пахнущие и влажные деньги, да и на меня самого, протягивающего ей такую приличную по советским временам сумму денег. Люди были тогда несколько добрее, чем сейчас, помучив себя подозрениями, она решила со мной не связываться, молча достала из кассового аппарата десятирублевую купюру и со снисходительным выражением лица вручила ее мне. Я несся в детдом с чувством удовлетворения от выполненной трудной работы, с одной стороны, а с другой стороны, я понимал, что эти десять рублей закрывали историю моих отношений с допекшим меня врагом.
Так, мама, меня в детдоме научили компенсировать ущерб, который я нанес в гневе и по неосторожности. В то же время я понял, что легче попросить деньги, чем воровать. Поэтому, когда мы стали подростками, я не мог понять своих товарищей, которые по ночам вскрывали автомобили и таскали оттуда магнитолы или фомкой взламывали аппараты с газированной водой, пытаясь вытряхнуть из них деньги. Меня удивлял масштаб этих бессмысленных подростковых преступлений, полученной наживы и последующего наказания, которое было неотвратимым, поскольку после каждого такого случая милиция заявлялась в наш детский дом, вызывала своих штатных доносчиков и в течение нескольких часов раскрывала преступление.
Ты можешь гордиться мною, мама: я никогда в подобных акциях не участвовал. Часть моей озлобленной души не желала мелочиться, другая часть, согретая людьми, точно знала, что денег можно попросить, и за это не посадят и не дадут условной судимости. Вскоре нам начали выплачивать небольшие карманные деньги, два рубля в месяц. А одно время мы могли зарабатывать деньги прямо в детдоме, собирая электрические розетки. Но недолго, вскоре этот источник доходов для сирот прикрыли. Ну а когда я стал старшеклассником, я подрабатывал в детдоме дворником.
Тот парень действительно перестал ко мне приставать, не так, конечно, быстро, как хотелось, но довольно скоро. Однажды он пытался еще раз заставить меня собрать для него деньги, но я его уже не боялся, ведь история моих отношений с ним научила меня прятать страх за агрессией. Я стал бросаться с кулаками даже на старшеклассников. Наверное, ребята в детдоме решили, что я бешеный и что со мной лучше не связываться. Кулаки и оскаленные зубы — иногда очень эффективное средство для защиты себя в жестоких детских коллективах. Но, к сожалению, агрессия не учит быть мужественным, отважным и человечным, она лишь прикрывает слабость.