Уже в детстве я знала лучший способ существования.
Жить путешествуя! Об этой тайне никому не рассказывала, но готовила себя к таким дням.Предчувствовала - именно в дороге человек быстрее всего встречает необходимых людей, переживает нужный опыт, находит ответы на вопросы, а если повезет - постигает истину. Любое перемещение в незнакомое пространство становилось для меня встречей с неизвестным, волнующей и желанной.
Слово Каракорум застряло занозой в памяти с тех самых пор, когда этнограф Елена Александровна впервые произнесла его - таинственное и узнаваемое. Так называлась новая столица Монгольской империи.
Тогда, в студенческие годы, утвердилась мысль о неслучайности прибившегося слова, даже о крепкой связи со мной. Появилась смутная надежда увидеть Хархорум - еще одно название города-фатума, города-призрака. Он возник в 1235 году, словно по волшебству в долине, где раньше ветер гонял шары перекати - поля.
Чтобы монгольские воины могли сорок лет праздновать свои блистательные победы ни в чем не зная недостатка. Там ели, пили, веселились с плененными женщинами, охотились, обрастали доставшимися при дележе трофеями, планировали походы, принимали послов великих держав.
А по истечении этого срока город быстро погрузился в забвение. Еще через 160 лет шары перекати-поля, как ни в чем не бывало, чертили таинственные маршруты под бдительным присмотром огромных черепах - стражей долины.
Шли годы, я была занята делами далекими от существовавшей всего миг во времени монгольской столицы. Но она, так давно и быстро промелькнувшая, оказывалась все время рядом, на слуху и становилась все ближе. Временами неожиданно являлись целые сюжеты из жизни исчезнувшего города. Сложилась картина бурная, суматошная, как на вокзале, будоражащая, с запахами еды, с укладом, несущим торжество завоевателей и вечное движение как в наступающей коннице.
Путешествие - это приобщение к сокровенному естеству мира. Родившееся в глубине духовное желание утверждает власть над тобой. Оставив себя прежнего, ты вступаешь в неведомую страну, всматриваешься в чужую жизнь, в спутников, чтобы открыть, воспринять самую суть новых явлений, осмыслить их, претворить тем или иным способом в свое богатство. Можно представить это как переход в иную реальность бытия.
Главное в путешествии - обновление. Оно невозможно без паломничества, где ты остаешься один на один с природой, чтобы воспринять нерасторжимую общность, понять как связаны мы и как необходимы друг другу. Для этого надо соприкоснуться с ее тайнами. А где они? Вообще-то, повсюду. Для меня они начинаются с первого шага намеченного пути.
Дорога подобно наставнику припасает тебе обучающие впечатления. До поры до времени они скрыты. Но как только ты готов их принять - они проявляются. Надо быть очень внимательным, чтобы не пропустить знаки. В путешествиях своя магия, не стоит искать там правила и соответствия повседневной жизни. Зов дороги, у кого он случается, трудно описать словами. Может быть так: невыразимые чувства - потребность души в определенном опыте.
Как бы хорошо я не подготовилась, не изучила маршрут, не знала культурные особенности- толща времени, к которой адаптированы местные, для меня - неисследованная планета - никак не меньше.
...Бесконечные пространства располагают к несуетливости. Монгольские дороги, а точнее их отсутствие, а еще точнее их бесконечное количество сбивает с толку. А как же разобраться? И какое выбрать направление при таком однообразии-многообразии. Водители-монголы наподобие птиц, имеют природой встроенные навигаторы. По крайней мере у меня была возможность в этом убедиться. Если бы не это чудо, терпеливые грифы попировали бы нами на славу!
Ближайшая задача - попасть на берег озера Оги, где располагался наш лагерь, и встретиться с семьей пастуха-кочевника, единственными жителями этого пустынного места,
была водителем выполнена безупречно. Мы не сделали ни одной попытки заблудиться и уложились в назначенное время. Пятьсот километров - это путь до ночлега. А там до Каракорума - рукой подать.
Стояли первые дни октября с его робкими еще только утренними морозами, инеем на траве, низким небом. Ближе к полудню, нехотя выкатившееся из- за гор, проспавшее солнце, принялось за свою рутинную работу - его лучи достигли земли и начинали слизывать иней с короткой травы и прогревать твердь. Казалось, сама благодать явилась показать свою трогательную заботу терпеливой природе.
Вывалившись из машины, мы поодиночке разбрелись по траве, подставляя себя теплу и неге. Короткая растительность, покрывающая все видимое пространство, привставала от земли и, выпрямляясь, хорошела и пушилась, отдавая вовне необыкновенно тонкий нежный
аромат.
Так пахнет в больших и чистых гостеприимных домах. Мы все подбирали и подбирали слова, способные хоть приблизительно обозначить привлекательный запах. Выделили ноту
свежести. “Степная воля пахнет так, как пахнет Князь всех трав - типчак”!
Водитель из местных сказал, что это самое распространенное растение Монголии, которой отродясь питается все живое. Выходило: все яки и лошади, коровы, козы, овцы, верблюды и свободно пасущиеся свиньи едят в основном эту травку, потому что она в большинстве и покрывает бесчисленные лбы сопок, предгорья, долины.
Когда мы позже попробовали разные продукты, сохраняющие непревзойденный вкус свежего и живого мяса, молока, сыров - решили: типчак в истории кормления животных, а значит и народа вместе с ними - совершенно бесценен.
Солнце, уже смахнувшее иней с травы, преобразило покров земли на глазах из белого в изумрудный. Хотелось без цели бродить и блаженно дышать вкусным настоем. Кое-кто отправился "по надобности". Кстати, на бесконечно просматриваемом пространстве это решается изумительно просто, Изредка стоят как суслики невысокие камни. Туда ты и можешь сходить по нужде. Остальные, как только ты взял определенное направление, деликатно отвернутся и до твоего возвращения будут заняты неторопливым разговором.
Прогуливаясь рядом с машиной, я заметила под ногами желтый кружок с дырочкой посередине. Переводчица Соелджин сказала, что это часть украшения одежды, вроде пуговицы и добавила:
- Здешняя земля нашпигована мелочами прежних человеческих существований. Мы стоим на Великом Шелковом пути. Он до сих пор подобен бесконечно движущейся ленте транспортера.
Путь после привала стал вдвойне интересен. Теперь не только дальние горы с еле различимыми знаками монастырей привлекали меня. И не только грифы, рассевшиеся на небольших возвышениях, точно самодержцы, сторожащие неведомые сокровища.
Лисы, нередко бегущие рядом с машиной, и не обращающие на нее никакого внимания, тоже стали привычным явлением. Даже идущие вдоль ручья,похожие на драгоценности, утки-мандаринки с безупречно проработанным ярким рисунком оперения, перестали вызывать междометия восторга.
Воображение полностью заместило действительность. Картина движущегося торгового каравана, неизвестно из какого времени, предстала во всех деталях. Я была в самом центре на одном из верблюдов, бережно несущим меня в мягком седле.
Живая цепочка на всю длину была видна мне определенно сверху. Еле заметно среди бурой травы змеился путь. Дальние, едва прорисованные горы, приблизились, словно их сдвинули. Дорога проснулась, вздрогнули неровности на ней, и, потянувшись, она ровным гулом приветствовала вступившую на нее гигантскую сороконожку.
Караван оставлял на пути следования запахи, звуки фыркающих животных, крики погонщиков, степенные разговоры занятых расчетами торговцев, резкие вскрики ссорящихся женщин, их нежный утренний запах. Последний дым погасшего костра все еще стлался над утрамбованной колеей. Поварихи прилаживали к дорожным сумам начищенные котлы, которые только что накормили всю эту ораву.
А дорога между тем старательно вбирала в себя метки жизни сегодняшних путников. В многочисленные трещинки, под камешки, укрывая слоем пыли, она впечатывала оторвавшиеся пуговички расстегнутого на ночь платья, ленточку из косы, монетку, нечаянно ускользнувшую из кошелька, оберегающий амулет, накануне небрежно закрепленный, износившийся каблук, зеркальце, записочку с любовным словом. Да мало ли что странствующие торговцы, воины, скотоводы могли по рассеянности упустить из усталых, неловких рук и подарить земле.
Она бережно прячет артефакты в свое бездонное чрево. Для них настанет свой час! Запахи, звуки, вздохи, всхрапы, смехи и вскрики сонных людей и животных, как и бодрствующих, тоже застыли вдоль дороги, впитались в самый ее прах и спят до поры до времени, пока праздный любопытный человек вроде меня не потревожит ее покой не заинтересуется, не уловит, не поймает , например, тихий смех влюбленной парочки.
И тогда бытие само радо угодить внимательному. Вот прорезалось ржание лошадей и потянуло потом разгоряченных животных. Властные люди гортанными криками доводят разношерстную толпу до состояния одного организма, подчиняя своей воле кочевников, животных, их желания и даже вещи.
Караван идет, повторяя изгибы пути. Стихают звуки, дрема и оцепенение овладевают идущими и едущими. В вышине вовсю заливаются невидимые птицы.
Я, зависшая над движением, осознаю себя наблюдателем грандиозного спектакля, Отрезвляет чувство чьего-то присутствия. Догадка совсем рядом.
Это Творец вместе со мной рассматривает извивающуюся ящерицу каравана, прилепившуюся к колее торгового Пути. Мы в сговоре - мы знаем, что являемся частью этой истории. Нахлынувшая волна любви и благодарности объединяет меня с тайным Товарищем.
В это время то ли мираж, то ли видение распадается как затухающий экран, отдавая пространству все промелькнувшее в виде волн и частиц.
На последний вопрос, вспыхнувший в сознании - а КТО ПРИДУМАЛ ВСЕ ЭТО! на небе, прямо над гладью водоема, куда мы держим путь, чья-то рука рисует - "Ацмуто"!
Гигантская кулиса отделяла день от ночи. Заходящее солнце дарило нестерпимый для глаз драгоценный пурпур своего величия. В берег мягко уткнулась лодка, трое рыбаков вытащили мешок с зазевавшимися обитателями расстилавшегося перед нами горного озера.
Вечер, проведенный в гостеприимной юрте кочевников, длился и длился... Похоже, мы выпали из времени. Пока шуршащие блюдца кизяков отдавали солнечную энергию аккуратной буржуйке с огромным казаном, полным золотого взбулькивающего масла, женщины, сидя на корточках рядом, ловко препарировали белую рыбу, каждая на своей гладко оструганной доске.
Мужчины и дети с пиалами айрана вели неспешный разговор. Распространившееся тепло сделало их лица таким же пурпурными как заходящее солнце. Слегка желтоватые куски омуля просто таяли во рту. Благородный вкус и запах напоминал едоку, чего он лишился, выбрав цивилизацию.
В просторных, жарко натопленных юртах, разубранных коврами, белоснежные коконы постелей с воздушными одеялами из шерсти яков тотчас перенесли нас в сладкий сон.
Под утро некий таинственный зов выманил из теплого убежища под небеса. Все вокруг, включая четырехсоткилометровую цепь желтых барханов и жухлую траву, обросло кристаллами инея. Как невесомые растения они колыхались от легкого ветра и искрились в свете луны, звезд и проблеска солнца. Тишина завораживала полным отсутствием звуков, а невероятно близкие звезды пересверкивались над головой наподобие бенгальских огней.
Фантастическая картина была наполнена содержанием. Красота и любовь присутствовали в каждом атоме мирозданья. Боясь, что это исчезнет, я стояла не шелохнувшись. И наверное со временем ушла бы в песок, кабы не обжора-верблюд, решивший позавтракать спозаранок. Он нарушил мой столбняк, сорвав лакомые веточки с дерева, у которого меня застало изумление...
Забравшись под теплое одеяло, я пролила немало слез, оплакивая пустое свое существование. Ничтожные мелочи, ничтожные обязательства, которым я придавала вес и значение, хлопоты, лишенные настоящего содержания, мелкие желания, навязанные кем-то долженствования, праздные, cжирающие время развлечения, жалкая возня вокруг жизненных благ, все эти успешности, ревностное служение мнимым ценностям...
Они растратили мою жизнь. Не дали укорениться. Засыпали дешевым конфетти успокоения... И что же случилось с даром жизни? Она оказалась "даром напрасным, даром случайным"?
Ну уж нет! Я здесь для того, чтобы понять важное, освободиться от нечистоты.
Над малым островком жилья, над застывшей чашей до краев полной прозрачной, светящейся воды, небо воздвигло розовый купол неба ежесекундно играющий живыми красками рассвета.
Подпитанные флюидами солнца, все мы чувствовали подъем сил. Бодрил морозный утренний воздух, вобравший запахи уходящей осени, приправленный тонкой струйкой дыма сгоравшей в очаге сухой травы.
Хозяин занимался с табуном, укрощая молодых жеребцов. Женщины молчаливо и сосредоточенно, почти священно, готовили завтрак. Белая скатерть, голубые пиалы, полные свежего напитка, горячие лепешки с румянцем припека и миски несравненной янтарного цвета пенки.
Мало того что пенка - произведение неизвестных монгольских кулинарок необычайно вкусна как десерт. Это еще поставщик фантастической энергии для мозга. Трудно остановиться, поедая этот продукт. Поэтому нам вручают лакомство при расставании - дорога неблизкая, пригодится.
Безупречный навигатор нашего водителя и на этот раз не подвел. Глазу не за что зацепиться, все сопки одинаковы как бараны в стаде. Но мы минуем пасущихся яков, верблюдов, табуны лошадей, коз... и открывается, долина - та самая... куда мы стремились.
Белеющий вдалеке монастырь Эрдэнэ- Дзу - сохранившаяся точка духовного пространства Монголии.
Монахи, узнав что мы приехали ради знакомства с дацаном, стали с энтузиазмом устраивать нас на ночлег. Ужин и беседу назначили через два часа. Всех повели осматривать монастырское хозяйство. Мне захотелось побыть одной.
Сразу за воротами начиналась пустошь. Сумерки старательно укрывали соседние сопки. Впереди вырисовывались неясные очертания юрты. Идти пришлось недолго. Через приоткрытую дверь струился теплый свет. Войдя внутрь, я сразу остановилась. Примерно тридцать человек в белых одеждах образовали четкий круг. В середине горел огонь.
Перед каждым стояла на подносе пиала с айраном. Все смотрели на пляшущие языки пламени. Невероятно, но присутствующие были мне знакомы. Приветливо улыбаясь, они приглашали занять свободное место.
Здесь были и самые близкие и дорогие мне люди, и те, с которыми отношения едва теплились, а то и вовсе сошли на нет. Я переводила взгляд с одного лица на другое и поняла, что не могу вспомнить некоторые имена. И все потому, что в том времени, где мы были вместе, их лица отягощали заботы и переживания.
Сейчас они были другими: спокойные и умиротворенные, без печати пережитого опыта. До меня дошло - я вижу души.
Голос подруги прозвучал необычно отчетливо: меня всецело захватило сильное чувство общего внимания.
- Мы собрались ради тебя. Ты просила об этом. Ты хотела знать, что тебе надо сделать перед уходом. Здесь те, с кем у тебя не завершены отношения. Посмотри внимательно. Запомни. Выпей с нами напиток и возвращайся в монастырь. Тебе предстоит самое главное дело в твоей жизни. Ты здесь, чтобы это узнать.
С фотографической точностью все присутствующие отразились на экране, прямо у меня перед глазами. И сразу я вспомнила каждого. И поняла - впереди нешуточная работа. Предстояло просмотреть все запутанные отношения, понять их, простить и самой заслужить прощение.
Мне показалось, что все обняли меня. Крепко сомкнула веки, чтобы не заплакать, а когда открыла глаза, увидела разрываемое ветром пламя толстой свечи, зажатой в руке. Все вокруг тонуло в густом сумраке, смешанным с холодным туманом. Юрта, из которой я только что вышла, больше не существовала. Мне навстречу спешили монахи с факелами.
-------------------------------------
Картина из музея современного искусства, Улан-Батор