(1524 — 1585)
Пьер де Ронсар, великий поэт французского Возрождения, чуть ли не первым в мировой истории поставил вопрос о путях развития национальных языков. Именно Ронсаром был начат теоретический спор о правомерности привлечения в национальный язык иностранных слов. И хотя современные критики восторгаются идеями поэта и осуждают развенчавших его Малерба и Буало, но в вечном противоречии их точек зрения победить, видимо, может только золотая середина.
Будущий поэт родился 11 сентября 1524 года в замке Ла-Пессоньер, в долине реки Луары, провинция Вандомуа. Он стал шестым ребёнком в семье Луиса де Ронсара, рыцаря и влиятельного придворного короля Франциска I (1494—1547). Ронсар-старший привёз из итальянских походов в свой родовой замок много книг, на которых воспитывался малолетний Пьер. Отец сам охотно писал стихи.
В 1536 году, после завершения обучения в Наваррском коллеже*, юноша стал пажом: сначала рано умершего дофина Франциска, а затем сестры короля — прославленной королевы-поэтессы Маргариты Наваррской (1492—1549). Пьер оставался любимцем Маргариты до её кончины, хотя служил у королевы сравнительно недолго.
* В средневековой Франции учебные заведения назывались «коллеж», в отличие от привычного нам «колледжа».
Не меньшее значение имел для юноши тот период его жизни, когда он был назначен секретарём Лазара де Баифа, одного из крупнейших гуманистов XVI века и видного дипломата. В этой должности Ронсар посетил Шотландию, Англию, Фландрию, Данию, Германию и Италию.
В 1542 году, будучи по делам службы в эльзасском городе Хагенау, Пьер заболел тяжелейшей формой малярии и почти оглох. С этого времени дипломатическая и военная карьера для него оказались закрыты. Аристократу оставался единственный путь — принять монашеский сан. Ронсар очень этого не хотел, однако подчинился настоятельным просьбам отца. В 1543 году он прошёл обряд пострижения, но вместо того, чтобы заняться богословскими науками, с головой ушёл в изучение модной тогда античности. Это стало возможно после того, как в июне 1544 года умер Луис Ронсар. Менее чем через полгода умерла и мать поэта Джоанна Шёдрие (ок. 1487 — 1544).
Пьер пошёл в ученики к знатоку древности Жану Дора и под его руководством поступил в 1547 году в коллеж Кокре. Ближайшим товарищем и единомышленником Пьера стал в коллеже сын недавнего благодетеля Ронсара — поэт Жан Антуан де Баиф (1532—1589).
Тем временем жизнь брала своё. 21 апреля 1546 году молодой, полный жизненной энергии монах Пьер де Ронсар встретил при королевском дворе в Блуа дочь флорентийского кондотьера, банкира и кардинала Бернара Сальвиати (ок. 1492 — 1568) — Кассандру Сальвиати (1531—1607) — и влюбился в неё*. Надо отметить знатность рода Сальвиати: отец Кассандры был банкиром короля Франциска I и являлся родным дядей французской королевы Екатерины Медичи, т.е. Кассандра приходилась королеве троюродной сестрой. В ноябре того же 1546 года девушка вышла замуж за Жана Пейне, сеньора де Пре. Ронсару оставалось только страдать. В последующих веках, когда говорили о великой безнадёжной любви, обычно называли имена Лауры и Петрарки, Кассандры и Ронсара. Отмечу, что прямым потомком Кассандры является великий французский поэт Альфред де Мюссе.
* Дочери Бернара Сальвиати славились красотой. Случилось так, что именно они разбили сердца двум выдающимся французским поэтам. Вторая дочь Сальвиати — Диана — стала музой поэта Агриппы д’Обиньи (1552—1630), который даже сватался к девушке. Бернар отказал жениху, а вскоре Диана неожиданно умерла. Безутешный Агриппа всю жизнь оставался преданным своей несостоявшейся супруге и воспевал её в очаровательных стихах.
В годы учёбы у Дора и страстной любви к Кассандре поэт стал основоположником нового течения во французской литературе, которое с его же лёгкой руки получило название «Плеяда». По примеру александрийской «Плеяды», включавшеё семерых знаменитых греческих поэтов-трагиков эпохи Птолемея II, Ронсар организовал собственную поэтическую группу. Плеяда — созвездие из семи звёзд, так что в ней могло быть только семь поэтов.
Французская «Плеяда» сложилась к 1549 году на основе учеников коллежа Кокре, но в дальнейшем Ронсар сам определял её состав. Первоначально в «Плеяду» входили: сам Ронсар, а также его двоюродный брат Жоашен дю Белле (1522—1560), Жак Пелетье дю Монс (1517—1582), Жан де Лаперюз (1529—1554), Жан Антуан де Баиф (1532—1589), Понтюс де Тиар (1525—1605) и Этьен Жодель (1532—1573). После кончины в 1554 году Жана де Лаперюза его место занял Реми Белло (1528—1577), а после смерти в 1582 году Пелетье дю Манса пришёл Жан Дора (1508—1588).
Участники «Плеяды» провозгласили принцип «подражания древним». Они основывались на преклонении перед греческой, римской и итальянской литературой. Однако тяжелейшие последствия для национальной литературы, которые с трудом преодолели впоследствии Малерб и Буало, имел другой принцип деятельности «Плеяды» — принцип презрения к родной французской словесности. Ронсар был уверен, что, подражая древним, поэты таким образом возвышают литературу и многократно усиливают её идеальное начало.
Поэзия «Плеяды» оказала влияние почти на всех поэтов Франции второй половины XVI века. Литературным манифестом её по праву считается трактат «Защита и возвеличивание французского языка», принадлежащий перу Жоашена дю Белле (1522—1560). Соавтором и вдохновителем трактата был Ронсар.
В 1550 году Пьер де Ронсар впервые опубликовал собственную поэтическую книгу — это был сборник стихотворений «Первые четыре книги од» (в 1552 году вышло продолжение — «Пятая книга од»). Прочитав сборник, Маргарита Наваррская, а следом за нею и принц Карл (будущий король Карл IX), пришли в восхищение и провозгласили Ронсара «принцем поэтов».
Надо сказать, что автор оправдал восторги своих высоких покровителей. Далее последовал сборник сонетов и песенок «Любовные стихотворения» (1552), затем вышли книги «Книжка шалостей» (1553), «Рощица» (1554), «Продолжение любовных стихотворений» (1555) и «Новое продолжение любовных стихотворений (1556). Последний сборник вышел накануне кончины старшего брата поэта — Пьера Клода де Ронсара, после Пьер на долгое время стал опекуном своих малолетних племянников и племянниц.
Слава стихотворца Ронсара быстро распространилась по всей Европе. На традиционном конкурсе поэтов в Тулузской академии ему достался первый приз. Начиная с 1553 года Ронсар получил ряд бенефиций и стал состоятельным человеком. С 1558 года его назначили придворным поэтом французского короля Генриха II, через год — королевским священником, хотя рукоположен Ронсар никогда не был. Впрочем, это почётное звание не было связано с исполнением каких-либо духовных обязанностей.
Да и король погиб на рыцарском турнире в июле того же года.
При последующих королях Франциске II (1559—1560), Карле IX (1560—1574) и Генрихе III (1574—1589) Ронсар вёл довольно весёлый образ жизни. Несмотря на монашеский постриг у поэта было много женщин, но воспел он только трёх.
«Первая книга любви», вышедшая в 1552 году, была посвящена Кассандре Сальвиати. Стихи этого сборника поэт писал в течение шести лет. В целом же почти двадцать пять лет была она героиней любовной лирики гения. Последний раз Ронсар видел Кассандру в 1569 году и сочинил об этом поэму «К Кассандре».
«Вторую книгу любви» 1556 года поэт посвятил Марии Дюпен, простой крестьянской девушке из Бургейля. Познакомились они в апреле 1555 года. Несколько лет Мари оставалась любовницей Ронсара, жила с ним под одной кровлей, пока не заболела и умерла на руках возлюбленного. Точный год её смерти не известен, расхождения у биографов Ронсара колеблются от 1560 до 1574 года. В стихах поэт рассказал историю своей любви, но вот стихотворение «Смерть Марии» посвящено не возлюбленной поэта, а написано на кончину фаворитки Генриха III — Марии Клеве (1553—1574).
Третья любовь пришла к поэту на склоне дней. Его последний сборник любовных стихотворений «Сонеты к Елене» вышел в 1578 году. Книга была посвящена Елене де Сюржер (1546—1618) — надменной капризной фрейлине Екатерины Медичи. Мадам де Сюржер возмутилась, прочитав «Сонеты…», и повсюду жаловалась, что распутный старец компрометирует её своими любовными излияниями. Поэт бесился, но был бессилен что-либо сделать. К тому времени он уже давно слыл в придворных кругах сластолюбивым, чувственным и даже развратным человеком.
В 1562 году во Франции начались религиозные войны как разновидность гражданской войны. Новая обстановка плохо вязалась с творчеством Ронсара и других поэтов «Плеяды». Группа утратила своё влияние и в конце концов распалась.
С самого начала войны Ронсар решительно поддержал короля Карла IX.
Варфоломеевская ночь с 23 на 24 августа 1572 года, когда в Париже католическое большинство массово вырезало протестантов — гугенотов — и свидетелем которой оказался Ронсар, стала для поэта тяжелейшим потрясением. В том году он опубликовал фрагменты своего главного, как полагал сам поэт, творения жизни — «Франсиады». Эта героическая эпопея в духе великих античных классиков должна была, по замыслу Ронсара, не только увековечить его творчество, но и явиться произведением, венчающим французскую литературу вообще. Сюжет был подсказан поэту ещё королём Генрихом II, а затем одобрен Карлом IX. «Франсиада» рассказывала о предках династии Валуа. Ронсар успел написать только четыре песни.
В целом его творчество оказало гигантское влияние не только на французскую поэзию, но и на европейскую, в том числе на русскую — последовательницу французской. Во французское стихосложение поэт привнёс необычайное богатство и разнообразие рифм, строфики, метрики; он широко пользовался аллитерацией, смело употреблял размеры с нечётным числом слогов. Большой заслугой Ронсара является воскрешение александрийского стиха.
После смерти в 1574 году Карла IX Ронсару было отказано в должности придворного поэта. По воле гомосексуалиста Генриха III это место занял смазливенький, но малоталантливый Филипп Депорт (1546—1606). Ронсару же дали солидный пенсион, после чего он жил преимущественно в аббатствах Круаваль в Вандомуа и Сен-Ком в Турени, периодически посещая двор Генриха III, где до конца его дней господствовали миньоны*.
* Миньон («милашка») — фаворит; у Генриха III было сорок пять миньонов, о чём рассказано в романе Александра Дюма-отца и Огюста Маке «Сорок пять», последнего из трилогии «Королева Марго» и «Графиня де Монсоро».
Умер Пьер де Ронсар в Сен-Ком-сюр-Луар близ Тура 27 декабря 1585 года.
Вскоре Франция почти на двести лет забыла о своём великом поэте. Вспомнил о нём выдающийся французский литературный критик начала XIX века Шарль Огюстен де Сен-Бёв (1804—1869). С этого времени слава великого реформатора стихосложения и классика любовной лирики Пьера де Ронсара неуклонно преумножается.
На русский язык произведения поэта переводили М.В. Ломоносов, В.К. Тредиаковский и др. Лучшими считаются переводы С.В. Шервинского и В.В. Левика.
Поэзия Пьера де Ронсара в переводах В.В. Левика
Из «Книжки шалостей»
***
В дни, пока златой наш век
Царь бессмертных не пресек,
Под надёжным Зодиаком
Люди верили собакам,
Псу достойному герой
Жизнь, и ту вверял порой.
Ну а ты, дворняга злая,
Ты, скребясь о дверь и лая,
Что наделал мне и ей,
Нежной пленнице моей
В час, когда любви утехи
Мы вкушали без помехи,
Превратив каморку в рай,
Ну зачем ты поднял лай?
Отвечай по крайней мере,
Что ты делал возле двери,
Что за чёрт тебя принёс,
Распроклятый, подлый пёс?
Прибежали все на свете:
Братья, сёстры, тёти, дети, —
Кто сказал им, как не ты,
Чем мы были заняты,
Что творили на кушетке!
Раскудахтались соседки,
А ведь есть у милой мать,
Стала милую хлестать —
Мол, таких вещей не делай!
Я видал бедняжку белой,
Но от розги вся красна
Стала белая спина.
Кто, скажи, наделал это?
Недостоин ты сонета.
Я уж думал: воспою
Шерстку пышную твою.
Я хвалился: что за пёсик!
Эти лапки, этот носик,
Эти ушки, этот хвост!
Я б вознёс тебя до звёзд,
Чтоб сиял ты с небосклона
Псом, достойным Ориона.
Но теперь скажу я так:
Ты не друг, ты просто враг,
Ты паршивый пёс, фальшивый,
Гадкий, грязный и плешивый, —
Учинить такой подвох!
Ты — плодильня вшей и блох,
От тебя одна морока,
Ты блудилище порока,
Заскорузлой шерсти клок.
Пусть тебя свирепый дог
Съест на той навозной куче,
Ты не стоишь места лучше,
Если ты, презренный пёс,
На хозяина донёс.
***
Природа каждому оружие дала:
Орлу — горбатый клюв и мощные крыла,
Быку — его рога, коню — его копыта,
У зайца — быстрый бег, гадюка ядовита,
Отравлен зуб её. У рыбы — плавники,
И, наконец, у льва есть когти и клыки.
В мужчину мудрый ум она вселить умела,
Для женщин мудрости Природа не имела
И, исчерпав на нас могущество своё,
Дала им красоту — не меч и не копьё.
Пред женской красотой мы все бессильны стали.
Она сильней богов, людей, огня и стали.
Когда в её груди пустыня снеговая
Когда в её груди — пустыня снеговая
И, как бронёю, льдом холодный дух одет,
Когда я дорог ей лишь тем, что я поэт,
К чему безумствую, в мученьях изнывая?
Что имя, сан её и гордость родовая —
Позор нарядный мой, блестящий плен?
О, нет! Поверьте, милая, я не настолько сед,
Чтоб сердцу не могла вас заменить другая.
Амур вам подтвердит, Амур не может лгать:
Не так прекрасны вы, чтоб чувство отвергать!
Как не ценить любви — я, право, негодую!
Ведь я уж никогда не стану молодым,
Любите же меня таким, как есть, седым,
И буду вас любить, хотя б совсем седую.
Когда одна, от шума в стороне…
Когда одна, от шума в стороне,
Бог весть о чем рассеянно мечтая,
Задумчиво сидишь ты, всем чужая,
Склонив лицо как будто в полусне,
Хочу тебя окликнуть в тишине,
Твою печаль развеять, дорогая,
Иду к тебе, от страха замирая,
Но голос, дрогнув, изменяет мне.
Лучистый взор твой встретить я не смею,
Я пред тобой безмолвен, я немею,
В моей душе смятение царит.
Лишь тихий вздох, прорвавшийся случайно,
Лишь грусть моя, лишь бледность говорит,
Как я люблю, как я терзаюсь тайно.
Когда, старушкою, ты будешь прясть одна...
Когда, старушкою, ты будешь прясть одна,
В тиши у камелька свой вечер коротая,
Мою строфу споёшь и молвишь ты, мечтая:
«Ронсар меня воспел в былые времена».
И, гордым именем моим поражена,
Тебя благословит прислужница любая, —
Стряхнув вечерний сон, усталость забывая,
Бессмертную хвалу провозгласит она.
Я буду средь долин, где нежатся поэты,
Страстей забвенье пить из волн холодной Леты,
Ты будешь у огня, в бессоннице ночной,
Тоскуя, вспоминать, моей любви моленья.
Не презирай любовь! Живи, лови мгновенья
И розы бытия спеши срывать весной.
***
Скорей погаснет в небе звёздный хор
И станет море каменной пустыней,
Скорей не будет солнца в тверди синей,
Не озарит луна земной простор,
Скорей падут громады снежных гор,
Мир обратится в хаос форм и линий,
Чем назову я рыжую богиней
Иль к синеокой преклоню мой взор.
Я карих глаз живым огнём пылаю,
Я серых глаз и видеть не желаю,
Я враг смертельный золотых кудрей,
Я и в гробу, холодный и безгласный,
Не позабуду этот блеск прекрасный
Двух карих глаз, двух солнц души моей.
Когда ты, встав от сна…
Когда ты, встав от сна богиней благосклонной,
Одета лишь волос туникой золотой,
То пышно их завьёшь, то, взбив шиньон густой,
Распустишь до колен волною нестеснённой —
О, как подобна ты другой, пенно-рождённой,
Когда волну волос то заплетя косой,
То распуская вновь, любуясь их красой,
Она плывёт меж нимф по влаге побеждённой!
Какая смертная тебя б затмить могла
Осанкой, поступью иль красотой чела,
Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи?
Какой из нимф речных или лесных дриад
Дана и сладость губ, и этот влажный взгляд,
И золото волос, окутавшее плечи?
***
Коль на сто миль вокруг…
Коль на сто миль вокруг найдётся хоть одна
Бабёнка вздорная, коварная и злая, —
Меня в поклонники охотно принимая,
Не отвергает чувств и клятв моих она.
Но кто мила, честна, красива и нежна,
Хотя б я мучился, по ней одной вздыхая,
Хотя б не ел, не спал — судьба моя такая! —
Она каким-нибудь ослом увлечена.
И как же не судьба? Все быть могло б иначе,
Но такова любовь и так устроен свет.
Кто счастья заслужил, тому ни в чём удачи.
А дураку зато ни в чём отказа нет.
Любовь-изменница, как ты хитра и зла
И как несчастен тот, в чьё сердце ты вошла!