Затем - последовал обвал во тьму. С миллиардами звёзд и других сияющих субстанций; туманностей, похожих на бриллиантовые колье или покрытые разноцветной глазурью пряники. Они летели среди этого сияющего убранства и великолепия по Млечному Пути - его "молочная" или "чечевичная" река, собранная из тысячи звёзд и планет, служила им хорошим ориентиром. Вокруг не было ни души. Но тьма и одиночество не пугали.
"...Ничего что ты не предупредила ни отца, ни мать, что сегодня не ночуешь дома? - только успел спросить Толя как увидел её улыбку, ощутил её прикосновение... Он мгновенно вскочил и сел. Пять минут он дышал то учащённо, то спокойно. То останавливал дыхание вовсе, чтобы войти в норму. Сильно ныла голова. Она лежала, вытянувшись, на диване. Совершенно голая и прекрасная, лицом к нему - плед свешивался и стелился по паркету. Округлости груди с розовыми сосками вздымались от сна и дыхания, руки были сведены подле живота, покрывая "венерин холм"...
Он отогнал новое досадное воспоминание о Ксении и её телесах.Затем заботливо укрыл Риту и нежно расцеловал её плечи, шею, подбородок - коснулся губ...
-Не надо-о-о... -простонала она во сне с тихим отчаяние. И умоляюще подняла прекрасный овал лица с закрытыми глазами: - Ты, когда взял меня... тоже наверное думал: всю ночь будем... всю... Я тоже - всю ночь, а ты взял... хр-р-р... Хорошо спать... Устала... в туалет хочу... быстро...
Толя едва подавил смех. Затем взял её губы в свои, немного их оттянул... В следующий момент он в ужасе вскинул голову на светящиеся стрелки и цыфры: часы показывали "пол седьмого". Время двигалось неумолимо - в его распоряжении находилось ещё полтора часа. Только и всего.
Это было больно и жестко, но это - так. Он служил в Комитете государственной безопасности, служил своему народу, партии и стране. Служил не на страх, а на совесть. И главное - потому, что это ему нравилось. Но были на службе, которая ему нравилась, и такие жёсткие моменты, как воинский долг и воинская дисциплина. На "гражданке" опоздания на 5, 10, 15 минут не вызвали б нареканий и тем более осложнений. Ну, пропесочили бы на комсомольском и профсоюзном собраниях, влепили бы максимум "строгача" по партийной линии, дабы пресечь регулярность опозданий, если нарушитель член КПСС конечно... Но то ли дело - на военной службе, тем более - в КГБ! на такой службе любая просроченная минута бъёт тяжким колом по голове и оглушает мозги. "В года спрессованы столетья.." Да, Иосиф Кобзон устами его композитора - правы, лучше не споёшь.
...Он яростно прыгал, натягивая на себя брюки (от таких усилий что-то хрустнуло в паху). Затем принялся одевать через голову полузастёгнутую рубашку, которая была изнутри покрыта белёсыми наростами высохшего пота. Ну, запах как-нибудь убьём одеколоном (он прыснул на себя из флакона с "Красной Москвой"). Теперь - правильно застегнуть рубашку, одеть туфли, не забыть папочку. Не забыть застегнуть ширинку - не самое главное, но всё-таки... Да, и проверить в кармане кошелёк; в левом - кошелек, в правом - связка ключей. Стоп... В левом нагрудном - удостоверение... Чё-о-орт, где удостоверение?
Он, ошарашенный и почти одетый, но без носок и туфлей так и сел на паркет. Нагрудной карман рубашки был пуст, а пластмассовая пуговка призывно застёгнута. Нечему было из него выпасть, однако маленькая красная книжка с щита и меча, с названием одной из самых могущественных организаций Советского союза куда-то исчезла. Он на минуту задержал дыхание, пока в голове не прояснилось, затем не спеша обшарил все карманы, прощупал даже швы - увы, нет... Сохраняя спокойствие, он снова перестал дышать, медленно сосчитал до десяти. Тут же опустился на колени и, повинуясь какой-то интуиции или логике тела, упал на руки и опустился почти до подбородка. Брюки клацнули пряжкой ремня по паркету, звякнул в кармане своей мелочью кошелёк. В голове мелькнуло: а где её платье? В комнате что-то не видать... собрала... жаль не удалось помыться с ней в душе...
Ему хотелось самого постыдного в этот святой момент: разбудить девушку. Устроить форменный допрос. Где когда, что... когда он спал. Он готов был совершить этот гнусный поступок, но вовремя одёрнул себя. И тут наконец свершилось - его взгляд точно упал на раскрытую красную книжицу. Она лежала корешком наверх и "маслом вниз", по "закону бутерброда". Возле обнажённого, матово-белого колена Риты.
...Пелена постепенно оставляла его.Подавляя мелкую тряску конечностей, Толя медленно, прижмуриваясь, потянулся к красной книжице. Медленно зацепил её двумя пальцами - потащил на себя... "Милая, родная, будь со мною..." Чтобы как-то расслабиться, он зафиксировал свой взгляд на белой девичьей коже, на крохотном коленном шрамике, что устроился среди коленной чашечки.
Все его мысли были сконцентрированы на одной. Но через минуту - его уже не стало. На ходу почистив зубы и сплюнув в раковину на кухне, он подхватил папку и был таков. Если бы не вспомнил - надо в сполоснуть чужую щётку... Затем он ринулся к двери. Вспомнил, что оставил папку на кухне - снова пришлось вернуться.
Крак-крак щёлкнул изящный английский замок - дверь медленно отворилась. Понимая, что самостоятельно не войдёт больше в эту квартиру, Толя с минуту подержал дверь ногой. Затем - плавно запер, чтобы вернуться к ней, снова коснуться её губами...
***
В троллейбусе (оставалось пол часа) Толя хвалил и корил себя одновременно. Но вскоре - всё отбросил в сторону, так как близилась служба с её строгим регламентом, где посторонние мысли только мешали и даже вредили. "...В конце-концов, - успел подумать он, - схватил рубашку с пола тряс ею... Да, но карманчик-то был заперт? Хорошо, она взяла посмотреть - сравнить с оригиналом... Ну, не будем мешать с грязью ни себя, ни Риту. просто надо стать по-внимательней, только и всего. А нежные чувства немного расслабляют, делаю даже безоружным. Это безусловно плохо, но - куда от них деться. Не задеревенеть же, не зачерстветь?" Но неприятные чувства, которые он выгонял, старательно саднили его.Он прекрасно знал, что "тройка" и "четвёрка" в составе Комитета, подчинённые как и все Управления напрямую Председателю КГБ, вели самостоятельные разработки в отношении личного состава. Они привлекали для этого родных и близких сотрудников всех уровней. (Ограничением отчасти выступали принадлежность к КПСС и параллельная должность в партийной номенклатуре, как-то председатель парткома, его зам, член ЦК, член Политбюро ЦК КПСС.) Не хотелось думать без содрогания о Рите - не надо ей туда, не стоит...