Во главе стола сидел мужчина средних лет в дорогом костюме черного цвета, рукава белой рубашки выглядывали из-под пиджака, на них виднелись красные квадратные запонки, по краям которых ровным рядом выстраивались бриллианты. Галстук шикарно гармонировал с ними. Смугловатое надменное лицо излучало уверенность, местами проглядывали морщины, а черные густые волосы, стильно уложенные на левый бок, немного поблескивали, отражая свет.
Пальцы рук нервозно стучали по столу, хорошее настроение начинало улетучиваться, потому что он не любил ждать, особенно своих подчиненных.
В этом человеке не было ничего не обычного, если бы события разворачивались лет двадцать назад, когда люди еще не были вынуждены жить в подземной царстве, последнем оплоте человеческой цивилизации. Но сейчас он явно выделялся, таких как он не осталось во всем метро.
Комнатка небольшого размера, которую называли “переговорная”, имела невиданную по тем временам обстановку: эбеновые Т - образный стол и комфортабельные кресла, в которых хотелось утонуть. Стены, обитые кожей, создавали атмосферу теплоты и уюта. На потолке висела круглая коричневая люстра, испускающая тусклый свет. За время существования комнаты в ней побывало немного людей, доступ туда имели только самые уважаемые жители города.
- Где же профессор? На него это не похоже, уже на десять минут опаздывает, - сказал сидящий боком к боссу молодой мужчина в черной униформе.
- Сбегаешь за ним? - спросил босс. - А я пока просмотрю отчет разведчиков, который ты мне принес, - Третьему лицу могло показаться, что у Полковника есть выбор и он может отказаться, но на самом деле, оба человека прекрасно понимали, что это был приказ, а не просьба.
- Хорошо, сейчас приведу его, - поправив воротник рубашки, он встал из-за стола и направился к двери.
Как только дверь закрылась, Сосновский встал с кресла и направился к шкафу, в котором стояло несколько бутылок с вином, немного подумав, Глеб Борисович взял красное сухое вино тридцатилетней выдержки и три бокала: для себя и своих гостей.
Вернувшись обратно за кресло и поставив на стол бутылку, он достал из нижнего выдвижного ящика штопор и положил его рядом с бутылкой, потом принялся читать документы.
Опаздывающий профессор и, отправленный за ним, начальник безопасности не заставили долго ждать, оставшийся один, президент, как он себя любил называть, не успел прочитать и абзаца доклада.
- Прошу прощения, за опоздание, господин Сосновский, - виноватым голосом начал разговор ученый. Он был взволнован и испуган, ведь его могли наказать. Хотя седобородый старичок с маленькими глазами и растрепанными волосами, которые уже практически нельзя было расчесать, понимал, что в карцер его не отправят, в отличие от других провинившихся, которых отправляли в кутузку направо и налево. Но быть урезанным в сух пайке не хотелось. Пройдя вглубь комнаты и сев на кресло, ученый почесал свою лысую макушку и продолжил речь, - Я задержался в лаборатории проект “Новая надежда” все больше и больше занимает меня, за последнее время мы делаем семимильные шаги и в скором времени в этой области исследований нас ждет небывалый прорыв.
- Профессор Преображенский, вы меня весьма огорчаете, но ради науки и исследований я готов простить вас. Тем более, сегодня у меня хорошее настроение и наказывать я вас не буду, более того, предлагаю распить с вами бутылку этого чудеснейшего напитка. Сильвестр, ты как самый молодой из нас, бери штопор, открывай бутылку и разливай вино, – бодрым голосом произнес Глеб, поправляя свою прическу.
Сильвестр Сергеевич, по прозвищу Полковник, был главным по части безопасности в городе, хотя нередко приходилось выполнять поручения, выходящие за рамки его компетенции, например, как сейчас. Ему подчинялись все силовые структуры, которые существовали, точнее почти все. Крепкий, невысокого роста, человек с детства ненавидел, когда его называли мелким, поэтому он упорно тренировался и занимался спортом и мог дать фору любому высокорослому бойцу. За свои годы Полякову не раз приходилось это делать, но больше всего он мечтал свернуть челюсть этому надменному павлину, впрочем, сотрудничество с которым сулило не малые выгоды.
- Глеб Борисович, вы же прекрасно знаете, что я не пью, сердечко пошаливает, - стал оправдываться ученый.
- И от вина-то отказываетесь, другие на вашем месте с руками оторвали этот бокал. Между прочим, красное вино полезно для сердечно сосудистой системы. Так что, Сильвестр, наливайте и профессору.
Преображенский отодвинул бокал, чтобы Полковник не дотянулся до него:
- Нет-нет. Я не буду. А то, что вино полезно для здоровья – миф! Это я вам, как человек науки говорю.
- И все-таки я настаиваю, сегодня годовщина смерти моего отца, которому все обязаны своим существованием, поэтому, если вы не выпьете с нами, мне придется вас наказать. Посмотрите, за каким столом вы сидите, а кресло, вы где-нибудь такие видели? Да не то, что видели, сидели за эбеновой мебелью? – все громче и громче говорил президент, чуть ли не выпрыгивая из-за своего просторного кресла, отделанного черной кожей, - Я вам отвечу: НЕТ! Так, что пейте, пока я добрый.
Такие выходки Сосновского не были редкостью, капризный, как малое дитя, он приходил в ярость, если что-то происходило против его желания, зная это, профессор Преображенский решил выпить бокал вина. “Дешевле будет, да и чего греха таить, даже до войны такое вино просто так не достанешь, а сейчас уж и подавно” – мелькнула мысль у старика.
- Хорошо, уговорили, - пододвинул пустой бокал Петр Иванович, - но только из-за глубокого уважения к вашему отцу. Сосновский Борис Абрамович многое сделал для нас. Кстати эбеновая мебель благотворно влияют на здоровье человека и ее не обивают, так как считается, что при обивке частично теряются целебные свойства.
Терпкий и насыщенный вкус вина, который был уже забыт, старик вспомнил снова. После нескольких глотков, он чувствовал, как по его телу пробежалась теплая волна. Разговаривать о работе расхотелось.
- Я давно хотел обсудить вопрос, но все откладывал это на потом, сейчас, за бокалом вина, думаю, будет самый раз, - достав из правого выдвижного ящика стола документы, Сосновский продолжил, – Сейчас зачитаю, - перебирая листы, говорил Глеб.
Листов было много. Прошло несколько минут, пока он нашел нужный.
- Вот, сейчас зачитаю!
“ Изумрудный Город - полу легендарное сообщество, будто бы уцелевшее после обрушения метромоста на станции Воробьевы горы и занимающее станции Университет, Проспект Вернадского и Юго-Западная”. Откуда у них такая информация за границей? или “Всеми тремя станциями управляет ректор, а каждая станция возглавляется деканом, их избирают”. Ха, может ректором назваться, было бы забавно. Вас, профессор, назначим деканом, - смеялся олигарх, ученого шутка тоже позабавила, и он улыбнулся. Немного посмеявшись, лицо Глеба Борисовича опять стало серьезным, Сосновский продолжил.
- С чего они решили это все? Как у них повернулся язык, сказать, что Изумрудный город – это три вонючие станции, которые у меня поперек горла сидят! – стукнул по столу Сосновский, вибрация пошла по столу, так, что, сидящие за ним, это почувствовали, а из бокалов, чуть ли не выплеснулось вино. - Гетто, подрывающее уклад жизни в городе, отбросы человечества, которые не дают правильно развиться Новым людям.
- Смею заметить, господин президент, - говорил ученый, - что среди плебеев есть талантливые люди. Некоторые даже работают в лабораториях, и хорошо работают, скажу я вам. А кто будет убирать в отхожих местах? Или мыть посуду? Полы? За такие дела истинные патриции не возьмутся, да и негоже нам этим заниматься, наша судьба - вершить новую историю. Так, что, я бы сказал, это взаимовыгодный союз, от которого все только выигрывают.
Когда дело касалось советов по укладу жизни в городе или других важных дел, Сосновский, несмотря на свою детскую капризность, прислушивался к своим подчиненным, поэтому те не боялись высказывать, то, что думали. Правда делать это можно было только с глазу на глаз, или в их тесном кругу, точнее треугольнике, если замечания будут сделаны на людях, тут же последует наказание. Будучи еще ребенком, он прочитал книжку “Государь”, там было много полезной информации, которую он успешно забыл, но почему-то запомнил именно эту часть книги, по поводу советников. Порой он думал, что следует перечитать ее, но у него не доходили руки, да и привык уже прислушиваться к своим советникам.
- Знаю-знаю, как вы любите это отребье, - фыркнул президент, - а название, какое придумали “Изумрудный город”, город-сказка, мечта. Пожалуй, и вправду так, только Берлиоз, Гайдн и Чайковский не доносятся из колонок.
- По поводу Изумрудного Города, Глеб Борисович, лучше пускай думаю так, если узнают правду попрут группами, а это куда хуже, чем одиночек изолировать, – делая очередной глоток, говорил Сильвестр.
Под словом изолировать, Полковник имел ввиду убийство пришедшего к таинственной двери и транспортировка его вглубь метро, пусть сами метро жители придумывают байки и истории об Изумрудном городе. А задача службы безопасности не пропускать людей извне, а уж тем более проникновение Охотников, которые прекрасно знали, что находится под легендарным зданием МГУ.
- Заметьте, будто бы уцелевшая, - продолжал Сильвестр Сергеевич, - а все равно идут, хотят попасть в сказку, верят, хотя… - на пару секунд замолчал начальник безопасности и пригладил свои усы, - людям свойственно верить, без веры человек быстро загибается. А по факту, только за прошлый месяц пришлось троих хлопнуть. Сами знаете, чем меньше народа больше кислорода, - ехидно улыбался военный, - поплатились за свою веру.
- Это правильно, нечего им тут делать, - злорадствовал Глеб Борисович, - но читая другой отчет, я нашел вот какую информацию, которая похожа на правду:
“Ходят слухи, что под Университетом — не какой-нибудь подвал, а большое стратегическое бомбоубежище на десять этажей вниз, в которых не только холод генераторы, но и собственный атомный реактор, и жилые помещения, и соединения с ближайшими станциями метро, и даже с Метро-2.
Говорят, там настоящий подземный город. Город, жители которого - а они, разумеется, вовсе не погибли - посвятили себя собиранию по крупицам утерянных знаний и служению прекрасному. Не скупясь на средства, они посылают экспедиции в уцелевшие картинные галереи, в музеи и в библиотеки. А детей своих воспитывают так, чтобы те не утратили чувства красоты. Там царит мир и гармония, там нет других идеологий, кроме просвещения, и других религий, кроме искусства. Там нет убогих стен, крашенных в два кондовых цвета масляной краской, - они все расписаны чудесными фресками. Из динамиков вместо собачьего лая команд и сирен тревоги доносятся Берлиоз, Гайдн и Чайковский. И любой, представьте, способен цитировать Данте по памяти. И вот именно этим-то людям и удалось остаться такими, как раньше. Даже нет, не такими, как в двадцать первом веке, а как в античные времена” – закончив читать он продолжил:
- Как вам? А как складно-то? Хоть книжку пиши. Конечно, не десять этажей, потому что нижние уровни затоплены еще в 90-е и моему отцу не приходило в голову откачать эту воду, ну и реактор у нас не один, а два, о чем любезно позаботился мой дорогой папочка, светлая ему память. Метро – 2? Откуда все знают, - недоумевающе произнес президент.
- Ничего удивительного, Глеб Борисович, перед войной многие знали о бункере, вот и расползлись слухи, немного человеческой фантазии, не имеющей предела, вот и результат, - подвел итоги ученый.
- Точно! Еще как складно, это из книги какого-то странствующего писателя, как мне сказали, - допив вино, подхватил начальник безопасности, - таких баек наслушаешься про людей из античных времен, сразу побежишь сюда: Данте, Чайковский.
- Хотите послушать, какие сказки они рассказывают детям? Вы сейчас со стульев попадаете от творческого порыва заграничных людишек, вот как раз на этот лист наткнулся:
“Где-то далеко-далеко на Сокольнической линии, за семью пустыми станциями, за тремя обрушенными метромостами, за тысячей тысяч шпал лежит волшебный подземный город. Город этот заколдован, и войти в него обычные люди не могут. В нем живут чародеи, и только они способны выходить за городские ворота и возвращаться обратно. А на поверхности земли над ним стоит огромный могучий замок с башнями, в котором раньше жили эти мудрые чародеи. Замок этот называется Университет. Когда случилась большая война и на землю стали падать ядерные ракеты, чародеи сошли в свой город и заколдовали вход, чтобы к ним не попали злые люди, которые затеяли войну”
- Когда вырастут дети, воспитанные такими сказками, точно спокойно жить перестанем, косяками пойдут, ух, - сладостно задумался Сильвестр, - тогда поработаем, правда, тогда я буду старым и никому не нужным дедом, впрочем, поживем, увидим.
- А вот еще, кто это придумал позывные: Три коротких. Три длинных. Три коротких. Еще бы придумали какой-нибудь Сим - Сим откройся. Значит так, Полковник. Надо бы вашим разведчикам не только информацию собирать о положении за границей, а еще и дезинформацию распускать, да такую, чтобы у жителей метро и мысли в голове не возникало сюда идти, а то наслушаются о счастливом сказочном месте и идут, медом им, что ли тут намазано. Город не резиновый, на всех места не хватит, да и своих плебеев хватает.
- Хорошо, Глеб Борисович, ближайшее время подготовлю проект по этому вопросу, - коротко ответил Сильвестр Сергеевич.
Собрание начинало утомлять нежную душу олигарха, обсудить нужно было еще несколько вопросов, но расслабившее вино, еще больше не позволяло этого сделать.
- Думаю, на сегодня закончим, продолжим следующий раз, - наконец он произнес эту сладостную фразу.
Советники попрощались с президентом Изумрудного города, это название придумали не сами жители бункера, а люди за границей, как здесь было принято звать остальную часть метро, узнав это, Сосновский решил назвать детище своего отца именно этим именем, сказочно, гордо и просто красиво.