***

Юрий Кротов
                Н е ч т о   в   с к аз е

Сродный брат Ивана Руднянского – художника-импрессиониста с каким-то потерянным видом попрощался за руку, пожелав ему удачного полёта в Москву на встречу с долженствующим туда прилететь из Парижа послед -   ним отпрыском графов Шереметевых – с Петром Петровичем. Последний,    быв всю жизнь архитектором, занимал должность председателя правления Европейского  русского  альянса.
Ивану нужно было иметь хоть какую-то поддержку в Париже на предмет  оформления ассоциации художников-импрессионистов по совету одной  из его поклонниц творчества – мадам Людмилы, проживающей в Париже, занимаясь сдачей в наём нескольких квартир гражданам. Получив от друга-художника телефоны этого офиса, Иван и случаем «напал» на графа Петра Петровича, с которым  состоялось летучее знакомство.
Объяснив ему суть дела, художник попросил у графа помощи в оформ-    лени офиса ассоциации, на что он ответил:
- Ну, я вам помогу… помогу.Вот что, вы сможете прилететь в Москву че -  рез четыре дня – я там буду тоже у себя в квартире. Вот мой сотовый телефон (для Москвы только!) – звоните, может  взять трубку мой помощ- ник , и он вам всё объяснит, как нам встретиться и переговорить. Вы мне о     приезде заранее сообщите.
- Да, конечно, граф Пётр Петрович. Я постараюсь сделать так, как вы сказали.Хорошо, до встречи! C’ est en  tendu! A tout a’ l’heure!.. А я вам по-дарю  одну – две  картины!
- Н-ну, что вы!... Но я польщён…    
А после прощания с братом у милицейского кордона на входе в аэровокзал Иван с дорожной сумкой через плечо и двумя небольшими картинами, перевязанными бичёвкой (картинки в рамках под стеклом!), направился в зал ожидания – времени было ещё много до отлёта.
Сидя в рядку кресел, почти незанятых пассажирами, он в памяти воспроизводил некоторые события последних дней. «Ну, вот, опять я в ро-   мантики подался, а уж годы-то зрелые. И что меня подвигло на сей «героический поступок»? Как-то всё быстро само собою свершилось… и билеты купил удачно быстро, без волокиты в офисе Аэрофлота, да… де-      нег ушло много, хотя, ведь, еду только на сутки. Благо, братец подкинул     для доброго вспомоществования шесть тысяч рублей! Да привёз сюда на своей машине в рань утра в аэропорт из своего дома, где я у него ночевал. Ай, ладно с расходами этими, главное, с графом могу что-то для себя сделать».
Взгляд обратился к недальней девушке-пассажирке, которая сидела в стороне и чуть впереди. Она что-то рылась в своих пакетах, потом доста-    ла книжку, стала её листать,но на тексте взгляд её не останавливался…она засунула книжку в пакет. Вдруг достала планшетник, начала что-то там выискивать…
«А вот, как бы удачно посадиться на самолёт, ведь, как неудобно мне     с этими картинками… Странный подбор:  любимый мой зимний пейзаж притаёжных мест у деревни Восточного Саяна и картина из французской серии по импрессионизму по Огюсту Ренуару, на которой позировала его    модель – некая мадам Фурнез.
…И всё же какое-то разочарование во внутренних чувствах Ивана свершилось. Ему, правда, уже не хотелось ехать в неизвестность по неторо- ливому размышлению, здесь, сидя в полузаполненном зале-накопителе.     Вот в этом-то и заключается психологическая надстройка под уже принятое решение (зачастую опрометчиво!). Груды молнией сожалений вдруг обрушиваются на человека, даже в некотором плане и решительного – всё преисполнено калейдоскопных видений, порой, нелицеприятных. Ну, да что делать? Жребий, как говорится, брошен…
Ноябрьский лёгкий морозец бодрил на взлётном неимоверном прост -    ранстве – скорее в автобус. Как всегда экономия: вместо двух – один авто-  бус и пассажирского люда набилось, естественно, до предела. «О, как бы       мне этот народец не раздавил стёкла картин, тогда случится окончательный конфуз. Не дай-то Бог!» Мягко как-то подкатил автобус к самолёту «Авиалинии Российского правительства»…Ого – го…»Ну, это мне как-то личит» – съязвил в свой адрес Иван!
Долго у входного трапа мурыжили девчушки из наземной службы. То          какая-то центровка, то очередь элитная, то очередь простолюдинов, - всё это нервирует до предела, тем более на пронизывающем ветре сибирского ноября…
Ровно гудят турбины, вроде бы всё вокруг с умиротворённостью расположились пассажиры. Правда, какое-то око не дремлет, да одно ли? Руднянский находился в первом салоне (он в жизни всегда летал в середине, или почти в хвосте), ему хотелось в туалет, и он по привычке на-       правился было вдаль идти по салонам к хвосту. Но тут в конце его салона поджарый мужчина встрепенулся, протянул руку наперерез идущему Ивану, и сказал: «Вам в другую сторону – к кабине!»
«К кабине?» - мелькнула мысль в недоумении. А там в отсеке стюардессы что-то готовили, суетились.Одна свободная тут же указала на дверку напротив, Он понял, вошёл, закрылся, но ему  было как-то неприятно от подобной близости скученного женского персонала… 
«Господи, наконец-то, отвёл естественные надобности, теперь чуть пос-   покойнее будет.» Он чуть задремал, но, знать, с какою-то тяжестью в голо-  ве.Тут ещё картинки с верхней полки, расположенной вдоль по салону, сползали, вот, пришлось их постоянно подталкивать к стенке салона вновь и вновь: ещё забота…
А забота главная: « Ну, вот, прилечу во Внуково… да… скорей всего, нужно будет уехать к центру, а там уже буду звонить. Ну, да ладно,» - к пос-   лесловию  тяжело вздохнул Иван.
    Вот рулёж самолёта, почти были у терминала. Стали выходить, слава Богу, был здесь тёплый ноябрьский ветерок, встречающего народа было много, что-то предлагали таксисты. Тут возникла мысль – поменять «симку» в телефоне с ЕТК на Билайн. Здесь же был и этот сервис.
Наконец, всё сделано, хотя бы то, что нужно и необходимо. Изучив движение  транспорта, Иван решил ехать микроавтобусом на Павелецкий вокзал… шофёр-армянин зазывал пассажиров, рядом с Иваном размести-     лись китаянки со своим извечным скарбом.  « Мне как-то радостней, что     ещё гости Москвы, не я один, бедолага»!
У Павелецкого вокзала суета, такая же, как было и прежде, когда художник часто наезжал сюда в командировки по делам НИИ.
Как бы акклиматизировавшись, через полчаса начал звонить по воз-      жделённому сотовому телефону.
- Алло, вы что хотели, -заученным тоном в голосе проговорил абонент.
-Я к графу Петру Петровичу приехал, как мы с ним и договорились здесь в Москве встретиться. Я художник.
- А – а – а, он мне говорил о вас, но он, к сожалению, не приехал. У нас там забастовка авиадиспетчеров началась и на Россию рейсы первыми от-   менили, как, впрочем, всегда.
-А… может быть, он вам позвонит из Парижа и что-то конкретное ска-    жет. Я вам ещё раз позвоню часа через два?
- О, конечно,, конечно, звоните, может быть что-то решится .
Телефон умолк. В немоте и застывшие чувства приезжего романтика-импрессиониста …
Чуть позже, вернувшись к реалиям свершившегося  Иван решил про-     ехаться к центру города на Тверскую, хоть что-то вспомнить из виденного  8-10 лет назад. Конечно, это было небольшим подарком самому себе. Проехав на метро, проходив по улицам с час-полтора с этой ношей из дорожной сумки и связанных картин, ему уже как-то стало всё в тягость. Снова звонил, снова стандартный ответ с отрицанием приезда графа…
Испив два стакана чая с булочкой в каком-то кафе с неимоверными ценами для приезжего, чертыхаясь от злобы на торгашей столицы с надлежащими словами российских мужиков, он решил опять возвратиться на Павелецкий… Снова метро, снова кружения вокруг да около… Сев на скамейку, какого-то придомового садика, благодаря Проведению за тёплый ноябрьский день с раннезакатным солнцем, всё же задумался о превратностях судьбы, судьбы прежде всего художника.
«А может быть и не надо было затевать мне этот вояж, в принципе-то, зачем?! Так из скудных  средств своих да отрывать их на просто, по-человечески, необъяснимые поступки. Да, но подобие положительных чувств всё же случилось, ведь, вот, эти мои картины оказались в путешествии по Москве на сутки, - я буду это вспоминать как состоятельный казус … Ах, ну, да ладно. Надо что-то, ведь, делать…»
Он решил в общем-то здраво. Шёл пятый час дня, а в два часа ночи был рейс на Красноярск из того же Внуково, поэтому нужно добраться туда за-  благовременно, а там можно и переждать поспокойнее.
…У Павелецкого на остановке микроавтобусов рядом вслух причитала женщина бальзаковского возраста о боязни опоздать на свой рейс, который был на девять часов вечера.А машины всё не было, хотя и был тут при деле и свой диспетчер с мегафоном на ремне, закинутым за шею. Парень молодой постоянно докладывал прохожим о следовании маршруток по времени.
Ивану пришлось её успокаивать, говорить бодрым голосом о её благополучном исходе дела. «Ну, и правда, чёрт возьми, как нерасторопно работают московские маршрутки, ведь, вот, мне на два часа ночи, а я тоже как-то чуть встревожен необязательностью расписания. Но… при таком су-   масшедшем движении и плотности снующих машин всё как-то простительно…»
Наконец, она с помощью диспетчера была «втиснута» в армянскую маршрутку и, видимо, в удаче доедет до своей цели.
А  Иван свою маршрутку дождался в девятом часу вечера. В этих плотных потоках машин думалось, что с каким риском приходится ехать! О, Господи, как бы доехать!.. Ну, доехал. Стало на душе как-то беспечней, уже с праздным интересом проходил мимо всевозможных ларьков. Для любопытства ещё звонил на телефон графа, но телефон у адресата уже вообще не отвечал, не отвечал и всё тут…
Позади все перипетии досмотров (вплоть до разувания, - «а можно было бы и догола!» - язвил он про себя), оформлений на рейс… Вот,уже благополучно оказался в накопителе. Ещё десяток томительных минут ожиданий и сопровождающая повела шумную толпу к близстоящему самолёту.
Та же канитель у трапа. «Сначала проходят, кто в первом салоне, потом остальные!» - монотонно вещала она…
Опять в руках, - уже сидя в кресле, - те же картины, которые основательно выматывали художника этим суетным путешествием – практически, в никуда! Но теперь он заснул, праведно заснул после стольких переживаний и треволнений.
А проснулся он уже после посадки, встрепенулся, вместе со всеми засуетился, а вскоре был уже на автобусной остановке. В утренний местный час, слава Богу, он был  дома.
Через некоторое время он решил позвонить графу в Париж.
- А я ещё дома, самолёты на Россию из-за  забастовки не летают…А вы вот что! Знаете, я буду в Москве точно ровно через две недели. У меня дела по  оформлению нашего семейного дома на Фонтанке в Петербурге, и мы можем с вами в Москве встретиться, я вам определённо помогу…
- Граф Пётр Петрович! Я бедный художник и два раза в месяц летать в Москву материально не в состоянии. Поэтому, к сожалению, приехать не смогу.
- А понимаю, понимаю… - несколько потерявшись в голосе, как-то нараспев с конца провода слышалось проговаривание.
После паузы, которую выдержал Иван, он отключил свой телефон.
То ли каскадом, то ли чередой мысли его с нервно свершившимся и пережитым перемежались с возникавшими чувствами зряшно предпринятого, некоторого сожаления, но тихой радости содеянного, даже некоторой толики исполненного перед самим собой долга решительности в некоторых случаях жизни.
И всё же, и всё же, некоторая, пусть обывательская, мудрость верховенствует, ведь, можно было вести своё дело и в обстоятельном разговоре с какими-то гарантиями и договорённостями. Можно было и переждать свой романтический экстаз, тем более, как будто в антифоном хоре всё подкреплялось французской же умудрённостью: «Laisser faire, laisse passer!»
                22.07.13г.