Мелкое философское хулиганство. Вместо рецензии

Инна Днепровская
       Необходимое предисловие.

       Это действительно мелкое хулиганство. Дочери моих знакомых преподаватель по философии дал задание: прокомментировать журнальную заметку с использованием философской терминологии. За сим знакомые обратились ко мне. А я решила похулиганить.
      
      Так вот и получилась эта вольная интерпретация статьи Анны Скрынниковой "Что еще мы снимем, дамы"

(Опыт философского прочтения).
       
         Статья Анны Скрынниковой является ярким примером того, что даже «дамский» разговор о «мелочах быта» вполне способен приводить к «глубокомысленным» обобщениям о диалектике духовного и материального, о первичности духовного или телесного (например, зависимости степени внутренней свободы женщины от степени обнаженности ее тела).

         Несколько ироничный тон постановки нами основного философского вопроса (о первичности материи или сознания) обусловлен не менее ироничным вопросом в названии статьи: «что еще мы снимем, дамы?», в котором явно прочитывается отсылка к одному из законов диалектики – переход количества в качество. Количество снятой женщинами одежды должно же перейти когда ни будь в новое состояние женской души, когда свою свободу она станет связывать не со свободой демонстрировать прелести женского тела, бросая тем самым вызов нравам «мужского» общества, а с раскрепощением своих творческих возможностей для создания противовеса однобокому мужскому видению мира, которое явно превалирует во всех общественных сферах от политики и до искусства. Да и сама мода на «раздевание» не является ли проявлением мужского взгляда на женщину и ее место в обществе? (большинство знаменитых кутюрье - мужчины).

         В статье дан беглый, но яркий очерк эволюции женской моды от предельно маскирующей женские формы (что является следствием крайнего закрепощения женской души) – в 18 веке, до введения в ансамбль женского туалета нижнего белья – в конце 20 века. Данный очерк со всей наглядностью демонстрирует действие закона ускорения общественного развития. За весь 19 век женщины только и успели, что избавиться от корсетов и длинных волос, несколько укоротив юбки или сменив их в единичных случаях на брюки. Но уже всего за одно последнее десятилетие 20 века тенденция к «раздеванию» сделала скачек от коротких шортиков к – как это ни парадоксально – длинным вечерним нарядам, правда, теперь уже не скрывающим ничего, даже отсутствие нижнего белья под этим нарядом.

         Столь откровенное возвращение к костюму Евы приводит к выводу, что человеческая цивилизация в своем развитии пришла к собственному отрицанию, ибо мода конца 20 века явно возвращает нас к «пляскам у костра» в костюмах Адама и Евы. Гегель, иллюстрируя действие закона отрицания отрицания на стадиях развития цветка, вряд ли предполагал, что цивилизация, отрицающая «дикость» архаичной культуры, придет к отрицанию самой себя через столь явную архаизацию, увы, не только женской моды, танцевальных стилей и ритмов, но и восприятию женщины. Мужской диктат женской моды на подиуме отводит женщине роль «возбудителя» биологических инстинктов, совершенно не усматривая за ней никакой социальной роли.

         Но ведь бум эмансипации (освобождения) женского тела из тисков корсета, начинался с протеста против приниженности социальной роли женщины.

         Почему так произошло? Почему, пытаясь освободиться, женщина опять попала под диктат мужского взгляда?

         Почему обществу так и не удается достичь гармонии мужского и женского начал? Возможно потому, что общество, освобождая женщину, не столько востребует творческий потенциал женской природы, гармонизирующую, умиротворяющую функцию женского начала в природе, сколько пытается уравнять женщину с мужчиной в правах и свободах, подталкивая женщину при этом к мужским формам борьбы за свободу.

         В погоне за социальным равенством общество унифицирует мужские и женские роли сначала в профессиональной сфере, а затем и в семейной, нарушая тем самым закон качественного разнообразия как условия развития.

         Переодевшись в брюки, женщина, конечно, приобрела значительно боле удобную одежду чем корсет, но тем самым она только утвердила приоритет мужского начала в культуре. Отвергнув «женскую» одежду, постепенно отвергнула и женскую природу, и женские роли в обществе.

         Социальное равенство само по себе не освобождает женщину. Обществу необходимо не столько уравнять женщину в правах с мужчиной, сколько признать «равноправность» женского начала, значимость для общества «женской логики», необходимость женского взгляда на вещи.

         Тот ироничный взгляд на женскую эмансипацию на примере женской моды, который предложила Анна Скрынникова в своей статье, позволяет проследить, как те или иные мировоззренческие установки проявляют себя в такой мелочи как страусиное перо на дамской шляпке. Но верно и обратное: задаваясь вопросом о происхождении изменений в деталях дамской одежды, мы можем проследить изменение в мировоззренческих установках общества, о смыслосодержательных установках той или иной культуры.

         Так, например – мода 18 века – это барокко, с его пышностью, вычурностью, затейливостью, но за этой пышностью можно увидеть и внимание к деталям, и не только на дамской шляпке, но и в проявлениях душевных порывов. Стремление женщины радовать и удивлять собой мир, увы, превращало ее в «цветочную клумбу», что вызывает улыбку у современного человека, но и сочувствие. Не имея социальных возможности для раскрытия красоты своего внутреннего мира, женщина, тем не менее, находила способы изумлять мир.

         Изумление же будит творческое начало. Так что женщина барокко вполне справилась со своей ролью – быть вдохновительницей мужчин: барокко 18 века сменяется техническим прогрессом 19-го. А вот на какие подвиги подвигнет мужчин 21-го века мода на «раздевание», не оставляющая место для тайны и загадок, сказать трудно.
Разоблачение женщины сродни развенчанию тайны мироздания. Вполне закономерный итог утилитарного отношения как миру, так и к женщине.