Тебя здесь, знаю, всё гнетёт:
и быт, и люди, и природа.
В тревоге сердце что-то ждёт,
хоть ты в Израиле три года.
Я не могу тебя понять.
Сюда ты ехал добровольно;
зачем теперь, скажи, пенять,
что сердцу сумрачно и больно?
Необустроенность свою
виною чьей-то ты считаешь.
У здешней жизни на краю
ты посторонним обитаешь.
А в той стране, где жили мы
и годы лучшие отдали,
скажи-ка честно, от страны
добра мы много ли видали?
Социализм на костях мы
не построили, и браво!
Всегда в долгах, в очередях.
Нас колебало влево, вправо.
С надеждой, на ноги чтоб встать,
с постыдно мизерной зарплатой,
мы что-то путное достать
могли лишь по большому блату.
А кто не делал ни черта,
сидев в номенклатурных креслах,
с презреньем быдлом нас считал,
пил коньяки и сытно трескал.
В стране генсеков-неумех
и алкашей, и дилетантов
ковали счастье мы для всех
коммунистических мутантов.
Маразматический подъём
и пыл сердец партийных наших
давно пошли уже на слом.
Давай их памяти помашем
и выпьем хоть по двести грамм,
забывши про больную печень.
Израиль всё же старость нам
довольно сносно обеспечил.
Ничто не сделав для страны,
мы пожинаем дивиденды.
Давай-ка, друг, не будем мы
вести себя как диссиденты.
И позабыв менталитет,
совковый с примесью снобизма,
пусть не сто двадцать – десять лет
в стране лихого сионизма,
не тратя много нервных сил,
мы будем жить на радость детям.
Кто здесь живёт, пусть будет сыт,
и мир его пусть будет светел.