В темном закоулке, где даже жарким летним днем лежала тень, сидели старый рыцарь и его грифон, не менее старый. Рыцарь начищал свои доспехи, которые уже были ему ни к чему – ранним утром рыцаря исключили из гвардии, сказав, что он слишком стар для исполнения своих обязанностей. Рыцари не плачут, но ему неожиданно захотелось заплакать. Работа была для него всем в жизни. По дороге в закоулок рыцарь вспоминал о своем первом дне на службе, о знакомстве с грифоном, который сам его выбрал, обо всех приключениях, что он пережил. Как можно называть рыцаря слишком старым для меча? Это то же самое, что назвать женщину слишком старой для кухни. Мужчина становится непригоден для службы лишь тогда, когда он умирает. Так всегда было. Рыцари уходили на поле боя, защищая короля. Но сейчас на троне сидит младший брат умершего короля – совсем еще мальчишка, пекущийся о бархате для своего камзола, а не королевстве. Рыцарь вздохнул и отложил в сторону сверкающий шлем.
- Что нам теперь с тобой делать, друг мой? – спросил он у грифона, покачав головой.
Грифон отрицательно помотал головой, говоря, что не знает. За долгие годы совместной службы рыцарь научился понимать своего грифона, хотя сперва его крики, похожие на птичьи, были мужчине совершенно непонятны. Рыцарь усмехнулся, вспомнив, как он раздражался, когда грифон пытался ему что-то рассказать, а он вообще не мог этого понять и строил разные предположения.
- Людей часто списывают со счетов слишком рано, заставляя их уходить на покой, когда сердце еще жаждет приключений. Вот как мне жить спокойно, если я всем сердцем желаю отправиться в новую битву?
Грифон активно закивал головой, подтверждая слова рыцаря. Оба воина переглянулись и вздохнули. Обоих снедала печаль о будущем и тоска о прошлом, лишь настоящее их совсем не трогало, настолько скучным и несуразным оно было. Рыцарь провел рукой по своей бороде, почесал вспотевшую лысину и встал с грубо сколоченного табурета, на котором сидел.
- А, к черту все это! – бурчал он, снимая с себя доспехи, которые король милостиво разрешил ему оставить себе на память, потому что они тоже были слишком стары для службы новому рыцарю. – Начнем с тобой новую жизнь, друг! Отправимся в путешествие, будем странствовать по миру! Никто не имеет права воспрещать мне жить полной жизнью, когда в груди моей еще горит огонь! Воинов в отставке не бывает, потому что воины до самой своей смерти остаются воинами!
Грифон с уважением посмотрел на хозяина и одобрительно кивнул ему.
- Мы будем летать там, где сами захотим, - продолжал рыцарь, снимая доспехи и сбрую со своего напарника. – Мы забудем о всяких правилах, и у нас никогда больше не будет командира. Мы сами будем распоряжаться своими судьбами. Счастливые и свободные! – он весело расхохотался и запрыгнул на спину грифона. – Полетели, друг!
Бывшие, но вечные воины взлетели в небо. Рыцарь смеялся так громко, что у него начало болеть горло, но он не обращал на это внимания. Впервые за всю свою жизнь он был действительно счастлив, дышал полной грудью и чувствовал свободу в воздухе. Ее вкус уже не был таким горьким, каким представлялся ему прежде – свобода была похожа на густой эль, на золотистый мед. Свобода имела самый пьянящий в мире вкус и аромат.
Летя вместе со своим другом в последнее путешествие, конец которому положит лишь смерть, рыцарь удивлялся тому, что еще недавно, сидя в темном закоулке, он боялся будущего. Если и нужно чего-то бояться, так это настоящего, в котором можно сделать неправильный выбор, а будущее – это…надежда.