Трагедия, когда разрушается семья, тем более та, которая существовала долгие годы. Страдают от этого все, в том числе и взрослые дети, которые по-своему переживают разрыв отношений между родителями.
Я знала одного молодого человека, который как-то сказал: «Я не могу представить отца и мать врозь, хотя они расстались много лет тому назад. Не могу принять ни новую жену отца, ни, тем более, мужа матери, ибо для меня они не реальны. Родители же воспринимаются как нечто единое, которое никогда нельзя разорвать, как бы искусственно не пытались это сделать».
Из рассказа этого молодого человека я узнала историю их семьи, которую и воспроизвожу как есть, без прикрас.
«Мои родители имели филологическое образование. Отец — журналист, мать всю жизнь проработала в научно-исследовательском институте. С первых дней своей совместной жизни они были очень дружны, и их всегда видели вместе. Когда родился я, а затем и брат, мы стали везде появляться вчетвером и никогда не расставались. Родители очень любили нас и делали всё возможное, чтоб мы выросли достойными людьми, но никогда бездумно не баловали. У нас с братом было всё необходимое, но без излишеств. И мы привыкли к тому, что одежду, обувь и окружающие нас вещи нужно разумно беречь. И мы старались делать это всегда, ибо знали, что нельзя огорчать родителей и доставлять им дополнительные трудности, ибо в их бюджете была всего лишь зарплата.
Трудолюбие родителей было для нас с братом примером. Помню, как я, еще будучи школьником, всё время удивлялся тому, что мать всегда успевала встать раньше всех нас, чтоб приготовить горячий завтрак. И когда я, проснувшись, выходил на кухню, чтоб сказать ей «доброе утро», там всегда пахло чем-то очень вкусным и приятным. На этой же кухне, между варкой пищи и стиркой белья, наша мать писала диссертацию.
Отец же часто засиживался ночами за письменным столом, чтобы подготовить в газету материал для дополнительного гонорара, на который планировалось приобрести что-либо, в чём мы особенно нуждались.
Родители всегда поощряли нас в хороших и полезных делах. Помню, как младший брат увлёкся музыкой, и мать, опубликовав свою брошюру, купила на гонорар ему пианино, на котором он долго впоследствии играл, учась в музыкальной школе, а затем и будучи взрослым.
У меня появилось хобби — химия. И где только ни исходил отец, чтобы достать мне аппаратуру и необходимые химические препараты для опытов!
Мать, как женщина, во многом отказывала себе, порой даже в одежде и обуви, чтобы на сэкономленные деньги приобрести что-нибудь отцу или нам. А отец, когда мы были на химической олимпиаде в Баку и оказались по воле случая без денег, продал свою единственную шляпу, чтобы купить понравившиеся мне книги.
Планируя отпуск, мы всегда рассчитывали свой бюджет на четверых. Ни мать, ни отец никогда без нас не отдыхали, ибо никто из нас не мог и представить, как мы сможем быть друг без друга.
Казалось, у нас была прочная, дружная, хорошая семья, где царили мир и согласие, взаимопонимание и доброта, забота друг о друге и искренняя любовь.
Когда мы с братом уехали учиться в Москву, во всех трудных ситуациях нас согревала мысль о том, что у нас есть замечательные родители и свой родной дом, в котором всё так надежно и прочно.
Шли годы, мы выучились, получив дипломы инженеров-химиков-технологов. А родители старели. Мать стали одолевать частые болезни, но она не сдавалась, а продолжала самоотверженно трудиться для семьи. И когда бы мы ни приезжали домой, нас, как и раньше, встречали пышные мамины пироги, её особенный плов, баранья нога, запечённая в тесте, а главное — любовь и забота. Мать за всю жизнь ни разу не побывала на курорте, хотя порой и сильно болела. Но однажды ей как будто повезло: попалась путевка в санаторий. Однако она не решилась поехать одна, почему-то подумав, что обделит этим семью. По этой путёвке поехал лечиться отец. И больше, по сути, к матери не вернулся, встретив там, в санатории, молодую пассию.
Бедная мать! Чего только не довелось перенести ей! На неё невозможно было смотреть! Особенно же поражали её страдальческие глаза! И хотя она больше молчала, глаза выдавали её затаённую боль... Мы с братом как только могли поддерживали её, в то же время страдали сами. Уговоры и просьбы к отцу, чтобы он образумился, чтобы не бросал больную и пожилую мать, не разрушал дотоле дружную семью ни к чему не привели: настолько сильны оказались чары молодой львицы, которая, между прочим, была прекрасно осведомлена, что играет недостойную роль разрушительницы не ей отведенного, чужого счастья.
Отец ушел... Мать, оставшись одна, перебралась в маленькую узкую квартирку. И хотя мы с братом, навещая её, приезжали к ней, не ощущали уже той полноты счастья, которое существовало раньше. Нам всем не хватало отца... Кругом поселилась тоска, которая никогда не проходила, а только глубоко ранила и заставляла вспоминать о прошлом.
Я решил повидать отца. Нашел его адрес через справочное бюро и в один из августовских вечеров поехал в Видное. Я отыскал его дом, но его новая тёща не впустила меня, сказав в приотворенную, на цепочке, дверь скрипучим голосом: «Ходят тут, не знаю кто. А может, вы рэкетир?»
Соседи сообщили мне, что отец, вероятно, на садовом участке. Наконец-то вечером я увидел его: отец полол огород, а рядом стояла его новая подруга, напустив на себя эдакое смирение невинной овцы... Как больно сжалось мое сердце! «Почему, — подумал я, — рядом с ним не наша мама? Ведь она родом из этих мест и так мечтала пожить здесь на старости лет. И разве не она привила отцу любовь к этой трепетной природе, убеждая его отдыхать каждое лето всей семьей в этих местах?»
Не знаю, обрадовался ли отец моему приезду. Думаю, что вряд ли. Наверное, ему не очень хотелось, чтоб рядом с ним, при молодой жене, был также взрослый сын, у которого были уже свои дети. Только, провожая меня к электричке, он с беспокойством почему-то вопрошал: «Ну скажи честно, зачем ты приезжал?»
Отец, оставивший нас, не мог понять моего такого простого и естественного желания — просто увидеть его, поговорить с ним, напомнить, что родные его не забыли. Он же, увлеченный новизной отношений с молодой подругой, был не в состоянии прочувствовать того, что чувствовали оставшиеся в одиночестве мать и мы с братом.
Я сел в электричку, и думы одна горше другой стали будоражить мою душу. Я подумал, что
уже никогда, как в былые времена, нам не сидеть всей семьёй за столом, никогда не увидеть вместе наших родителей. И я поставил цель: помирить отца с матерью, хотя сделать это было очень трудно... Ведь у отца в новой семье росла дочь, а мать, промучившись в одиночестве двенадцать лет, объединилась с одним пожилым человеком.
И я поехал к отцу еще раз Теперь мне пришлось выслушивать только жалобы. Во-первых, его тёщи: «Заберите своего отца домой. Он замучил ревностью и подозрениями мою дочь, которая нажила болезнь сердца. Ваш отец тут никому не нужен. И вообще непонятно: что делает здесь этот семидесятилетний старец?» Во-вторых, я вынужден был наблюдать демонстрацию молодой жены: она постоянно хваталась за грудь и глотала нитроглицерин. В-третьих, меня больно кольнули жалобы отца: «В этой семье я никогда не был принят».
И тем не менее отец упорно продолжал цепляться за тех людей, которые откровенно отталкивали его. Возвратиться н нашу семью он не захотел...
Возвращаясь домой, я мысленно обращался к отцу: «Отец! Что заставало тебя уйти от нас? Мы ведь все так любили друг друга! А как заботилась обо всех нас мама! А помнишь, как ты опекал её, и как она была трогательно благодарна тебе? Как же ты, самый старший из нас по возрасту и умудрённый сединами, не смог предвидеть, что от твоего поступка будут страдать все, не только мы и мама, но и ты? Будет страдать и твоя новая семья, ибо часть своего сердца ты оставил всё равно с нами. И ты никогда не сможешь оправдать себя, ибо в глубине твоей души тлеет чувство вины перед нами. Мы так любили тебя, отец! И несмотря ни на что, продолжаем тебя любить. Ты чувствуешь это и поэтому тоже страдаешь. Я взываю к тебе, я, твой сын, и буду взывать всегда : «Вернись к нам, отец, вернись!», хотя наверное знаю, что это уже бесполезно...»
Впервые опубликовано в газете "Перекоп" (г.Красноперекопск, Украина) 22 февраля 1994 года