Удержать нити судьбы. 10. На финишной прямой...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 10.
                НА ФИНИШНОЙ ПРЯМОЙ.

      Выпив кофе в тишине опустевшей квартиры, София почувствовала усталость и сонливость.

      – Тоже мне, кофе попила, называется, – проворчала, чувствуя, что засыпает буквально на ходу. – Подсыпали в банку снотворное, что ли, мои хулиганы? Точно, проделка Мариши!

      Тепло засмеявшись, поплелась в спальню.

      Едва голова коснулась подушки, провалилась в сон…


      …Темнота поразила:

      – Где я? Что за странное место? Почему темно и так дурно пахнет?

      Рука нащупала скользкую мерзкую стену, покрытую гадким зловонным налётом то ли плесени, то ли нечистот. Справившись с приступом дурноты и отвращения, продолжая касаться, пошла вперёд, где едва что-то брезжило. Под ногами противно хлюпало и чавкало, обувь наполнилась липкой массой.

      – Боже, я что, в сточной клоаке ада? Очень похоже, – нащупав угол стены, заглянула за него. – Тоннель!

      Вышла и замерла от удивления: большой, округлый, со сводами-арками, поросшими потёками нечистот, а в каждой секции арок в углублениях на полу стоят толстые сальные свечи, коптящие и мерцающие, словно даже гореть здесь им противно.

      – Разделяю ваше отвращение, милые.

      Постояв, посмотрела в концы тоннеля. Только вправо он уходил вверх к свету. Оторвав руку от грязной стены, отряхнула, вытерла о брюки. Вдохнув отвратительного воздуха, пошла в сторону слабого свечения, стараясь не споткнуться и не упасть в жуткую массу мерзости под ногами.

      Чем ближе подходила, тем чище становился воздух!

      Дойдя до поворота, помедлила.

      – Что там дальше?

      Решившись, шагнула вперёд.

      Это был тот же тоннель, только с чёткими квадратными формами, без грязи и стоков. Подземелье. Здесь было почти темно, но даже в скупом неверном свете, льющимся из непонятного источника, в стенах заметны ответвления, ходы, коридоры.

      – Куда идти?

      Постояв, прислушалась и к звукам, и к ощущениям. Вдруг вдали послышались неясные голоса. Вздохнув радостно, пошла быстрым шагом, всматриваясь под ноги.

      – Не пораниться бы.

      По мере приближения к звукам, становилось понятнее их происхождение.

      – Это дети!

      Детские голоса разговаривали, смеялись, кричали что-то радостно. Среди них можно было разобрать голос маленькой девочки, мальчика и… Светочки-Рыжика!

      Поразившись, остановилась.

      – Света? Откуда?

      Отбросив сомнения, двинулась вперёд на голоса и довольно чёткий свет.

      Шла долго и, наконец, поняла, что во что-то упёрлась. Пощупав, нашла поручень, оттолкнула с силой, с предельной натугой.

      – Какой тяжелый!

      Едва справившись, смогла вылезти из колодца наружу.

      Выпрямившись, подняла голову и замерла, потеряв дар речи: находилась в вечернем осеннем парке, усыпанном опавшими листьями, оранжевые фонари заливали конусами света пятачки дорожек и скамеек, пропадали в лёгком тумане вдали.

      – Постой-ка, я знаю этот парк!

      Не успев сообразить, услышала английскую речь, обращённую к ней.

      – Привет! С Вами всё в порядке? Помощь не требуется?

      Кто-то спрашивал из темноты и тумана. Мужской голос. Женский что-то шептал ему, то ли удерживая, то ли советуя.

      – Спасибо. Со мной всё хорошо. Я в порядке! – постаралась ответить с достоинством, спокойно.

      – Ну, тогда, прощайте. Доброй ночи! – и пропали.

      Оглянулась.

      «Да это же дальняя аллея парка моего района в Торонто! Если немного пройти назад, наткнёшься на перила опоясывающей ограды по краю большого холма – излюбленное место прогулок парочек, – поражённо замерла. – Где голоса детей? Они что, здесь бегали неподалёку? Тогда надо идти искать и загонять – поздно уже.

      Отряхнувшись, расправила плечи, вскинула голову.

      – Домой, к детям и мужу. Я дома».


      …Вздрогнула от звука хлопнувшей входной двери, проснулась, ахнула: «Боже, ну и сон! Тоннель, коридоры, свечи, смрад, дети, парк… Софьюшка, даже и не старайся разобраться без психоаналитика. Такое только ему по плечу: каждому своё».

      – Ау! Сонечка! Ты где? – Макс.

      Распахнул дверь спальни, замер на пороге.

      – Прости, милая. Я разбудил тебя? Извини, прошу! Как-то не подумал, что в такое время можешь уснуть, – беззвучно подошёл, невесомо присел на уголок кровати. – Как ты хороша спросонья, Сонья…

      Притянул, нежно провёл губами по горячему от сна лицу, ласкаясь и прижимаясь к коже.

      Вжалась дрожащим телом, медленно раздевая и заваливая на постель.

      «Почему тебя не было во сне, Максик? Куда пропал, любимый? Ты так мне дорог, родной! Я пропаду без твоей ласки и страсти, растаю в слезах без этого тела и кожи, без неповторимого запаха! Опиум мой…»


      …Резкий звук телефонного звонка вырвал из плена любви, заставил разжать объятия, отбросил от Сони Макса. Со стоном, ворча что-то негодующее под нос, метнулся нагим к аппарату.

      Нервно соскочила и проследовала следом, едва прикрывшись прозрачным пеньюаром – очередной провокационной штучкой, купленной сыном для Маришки.

      Максим стоял у телефона, уткнувшись головой в стену, опершись на согнутую руку, сжатую в кулак. Так сжал, что костяшки побелели!

      Замерла неподалёку: «Понятно – плохие новости».

      Постоял некоторое время, слушая абонента.

      – …Понял. Приму меры. Встречай. Отбой.

      Опустил руку, застыл на несколько мгновений. В трубке шли прерывистые частые гудки, а он всё не мог прийти в себя.

      Софи подошла, прислонилась к напряжённой мужской спине, положив голову между лопаток. Не дождавшись ответной реакции, вздохнула и просунула руки на грудь, лаская тонкими пальчиками обнажённую кожу, касаясь жёстких волос, нежно задерживаясь на чувствительных сосках.

      Вздрогнул, прерывисто вздохнул, положил трубку на рычаг, выпрямился, прижал руки жены к торсу, застонал.

      Поняв, что ему тяжело на что-то решиться, спрашивать не стала, а мягко оторвалась, обошла, остановилась перед любимым и принялась целовать лицо, напряжённую шею, грудь, живот. Опускаясь ниже, встала на колени…

      В тишине громко отбивали последние минуты любви старинные часы с боем, стоящие в холле элитной квартиры, равнодушно отмеривающие каждую четверть часа мелодичным боем и идущие дальше, чтобы напомнить о себе и о нём, о времени, через пятнадцать минут вновь.

      Песок бытия всё сыпался, сыпался, образуя горку прошлого у ног влюбленных, которые уже кричали от страсти. В последний раз?..


      …Как только въехали во двор на Никололесковском, Макс заметил помощника, Юрия Лозового, нервно выхаживающего по тротуару у подъезда.

      Затормозил резко рядом, повернул бледное лицо-полотно к Софии.

      – Живо из машины! Ну?!

      Притянул в быстром поцелуе-укусе, странно посмотрел вглубь расширенных глаз и… сильно вытолкнул из салона.

      Едва не вывалившись на асфальт, была тут же подхвачена мощными руками сотрудника и поставлена на ноги.

      Максим, быстро сдав «Опель» назад, махнул рукой в окно и скрылся.

      – Немедленно за мной! – Лозовой, схватив Софи за руку, затащил в подъезд. – Без разговоров в квартиру и не высовываться, пока сам не приду! Живо!

      Не дав опомниться, засунул женщину в лифт и нажал кнопку этажа.

      Выйдя, осторожно подошла к окну вестибюля, из-за деревца китайского розана осматривая подъездную площадку. Увидела, как парень выскочил из подъезда и скрылся влево, за угол дома. В ту же минуту из-за угла въездной арки показалась чёрная машина. Присмотрелась: «Мерседес». Въехав, постоял, словно те, кто был там, осматривали двор и кого-то ждали. Через минуты три сдали назад и уехали. «Ясно – “гориллы”. Поняли, что опоздали и Макса уже не застали. Значит, охота началась». Прислонилась к стене, в панике закрыв глаза.

      – Сонечка, слава богу, успели тебя привезти!

      Мягкие руки Маши обняли и повели домой.


      …Юрий появился на второй день, вырядившись слесарем.

      Его впустила Мария и провела в комнату к Софии.

      – Вы завтра же уезжаете в Канаду. Вот все необходимые документы, – выложив папку на стол, проверил пакет, быстро перебрав бумажки. – Здесь всё. На улицу не соваться. Он приедет часа за три – хочет в аэропорту побыть с Вами подольше, – нервно вздохнул. – Я его отговаривал. Не послушал. Рискует сильно, – глаза на молчащую женщину не поднял. – Прошу ради него – предельная внимательность. Вашу безопасность мы гарантируем. С ним сложнее. Они тоже не простаки, – свернул наставления, стараясь не нервировать клиентку. – До завтра. Рано утром приеду, приму от Вас распоряжения по всем вопросам. Адвоката тоже привезу. До свидания.

      Через минуту в квартире повисла гнетущая тишина.

      Справившись с жуткой паникой, Соня заставила себя встать и посмотреть документы: «Всё в порядке. Билет: Москва-Торонто, IL-62М-186, “Aeroflot”, 12:25, 10 часов, “Шереметьево”-“ПирсонD”. Прямой. Хорошо. Сил на пересадку не понадобится, – билет задрожал в руке. – Сил? Каких сил? Их уже нет, – положила на стол и рухнула в рыданиях на пол. – Я погубила тебя, Макс! Прости меня, Христа ради!»

      Вбежала Маша, что-то говорила, что-то вливала в рот, судорога, укол в вену и… темнота…


      С раннего утра завертелась карусель дел: звонки, переговоры, уговоры, планируемые встречи, пожелания, прощания.

      Пожилой юрист семьи что-то печатал на портативной машинке и приносил Софии на подпись, подробно объясняя пункты и абзацы. Что-то уточнив, уходил без звука дальше переделывать и доводить до европейских стандартов мудрёный договор или обязательство. Папка с документами всё росла и росла.

      «Кажется, всё, – подперев руками усталое лицо, задумалась. – Всё сделала, вспомнила, предусмотрела? Вспоминай-ка, Софа, с начала: сын – потерян – пропускаю; Марина – помощь, охрану и надзор твёрдо обещали – пропускаю; бабушки – документы в порядке, счета доступны – пропускаю; Маша – за Лерой досмотрит, обеспечена – пропускаю; Света – созвонились, Машенька встретит и пропишет на время учёбы, присмотрит – пропускаю; Стасик с Динкой – представитель Фонда извещён, машина запущена, международный надзор обеспечен, будут помещены в элитную школу-интернат с математическим и языковым уклоном, содержание за счёт Фонда – пропускаю; квартира на Русаковской – помощница присмотрит, как только Света поступит в Строгановку, станет тут жить под надзором бабушек, оплата со счёта, адвокат контролирует – пропускаю; машина – на платной стоянке, приезжая, будем с Сержем пользоваться, механик присмотрит, оплачен – пропускаю…

      Взвыла вдруг безмолвно:

      – Господи! Почему такая тяжесть на душе? К врачу бы… Да! Врачи! Чуть не забыла. Тоня – открыт счёт пожертвований для толстосумов, реклама старинной уездной больницы в глубинке России заработала, поедут туристы за экзотикой, старинные инструменты и оборудование отовсюду начали свозить – пропускаю. Теперь Тоне с дочерью Таней будет, чем жить и развлекать заезжих туристов, – улыбнулась криво. – Я и сама бы там полечилась, полежала б на старинных лежаках в тишине старого яблоневого сада, принимала порошки и микстуры на чудесных хотьковских травах, лечилась душой и телом.

      Закрыла глаза, вспоминая тишину и покой русского захолустья, романтику туманных восходов и оранжевых закатов, тишь ночей, разбавляемых только криком петухов до лаем редких собак.

      – Как опять захотелось до слёз, до сердечной боли, оказаться на мансарде со скошенным потолком, на той полуторной кровати; и чтобы Макс вновь тихо спал, раскинув руки, чтоб его обнажённое крепкое тело горело и пылало от любви ко мне, и в доме было б пусто, и нам ничто не мешало кричать в экстазе и парении в небесах, в полёте сердец, в полном единении чувств и помыслов, – расплакалась глухо, потерянно и горько. – Я убила тебя любовью, Максимка мой…»


      – …Время. Больше ждать нельзя. Назначенный строк вышел. Немедленно выезжаем, – мужской тихий и настойчивый голос призвал к трезвомыслию.

      – Нет, я дождусь Максима!

      – У Вас десять минут. Жду в машине. Живо! – Юрий грозно шикнул, зыркнув прямо в глаза.

      «Господи, что происходит? – посмотрела на часы. – Макс опаздывает. Не в его привычке и правилах! Только б ничего не случилось. Если просто задержка – догонит по дороге или уже в Шереметьево найдёт. Так, Соня, не паниковать – Москва полна неожиданностей, будем надеяться на лучшее».

      Быстро приводя себя в порядок, дрожала всё сильнее.

      – Маша! – едва та показалась на пороге, взмолилась: – Трясёт всю.

      Вскоре лежала на кровати, а Мария делала успокоительный укол, поглядывая исподлобья.

      – Я с тобой. Провожу. Хочу убедиться, что села и улетела. Не отговаривай – не отступлюсь.

      В машину сели вдвоём.

      Прощание с Калерией было трудным.

      – …Ну, родная, и что ты тут залегла, как в берлоге? – поцеловала старушку, такую сморщенную и худенькую, в сухую, словно пергаментную щёку. – Развалилась, как барыня.

      – Уже не барыня – старуха… – едва прошелестела.

      Показала глазами на прикроватную тумбочку.

      – Открой и забери коробку. Дочери передашь… как потомственной наследнице нашего рода – ваша фамильная драгоценность будет. История внутри. Маша под мою диктовку всё написала… – задохнулась от долгого монолога. – Мариночка отказалась. Теперь это ваша ноша, девочки…

      Соня поражённо слушала странные слова, не понимая ничего.

      – Не открывай пока. Разрешение на вывоз оформили – всё законно. Адвокат расстарался. Частый гость у нас. Тебе пора, Софьюшка. Ступай с богом! Благослови тебя Господь…

      Поцеловала склонившуюся к ней наречённую родственницу, по-особенному глубоко заглянула в глаза.

      – Береги их всех: и кровных, и некровных. Бди!

      Так и вышла из спальни старушки под этот непонятный, острый, тревожащий душу взгляд.

      Выезжая со двора Леры, Соня оглянулась на высотку: «Увижу ли тебя ещё раз живой? – едва задав вопрос, знала ответ. – Нет, – тяжело вздохнула. – Как мало виделись! Не получилось как-то».

      – Пока чисто.

      Лозовой вёл машину Сергея и тревожно поглядывал в зеркало заднего обзора.

      – Повезло, что машина не «засвечена» – ждать будут другую, – метнул на Софию насторожённый взгляд. – Как Вы?

      – В норме. Пришлось прибегнуть к инъекции. Благо, врач свой под боком, – улыбнулась, с теплом посмотрев на Машу.

      – Хорошо. Пристёгнуты? Тогда держитесь – опаздываем.

      Едва выехал на столичное шоссе, рванул на предельной скорости мощный и добротный джип.


      Проехали несколько светофоров спокойно.

      Вдруг движение застопорилось. Машины притормаживали, водители нетерпеливо высовывались из окон, нервничали, спрашивали друг у друга о причине непредвиденной задержки. Вскоре пролетело по рядам страшное слово «авария».

      Продолжая медленно продвигаться, достигли аварийного оцепления и стали выстраиваться в тонкую цепочку, стараясь обогнуть огороженный знаками участок дороги.

      Поравнявшись с ним, увидели всю картину трагедии. Противоположная сторона дороги была перегорожена полностью. Поперёк шоссе стояла оранжевая машина коммунальных служб – мусоровоз с большим мусоросборником, а за ним было что-то невнятное. Проехали ещё немного, стало понятно: за коммунальщиком поперёк стояла легковая машина. Вернее то, что от неё осталось: от корпуса частично сохранились лишь вертикальные стойки. Салон был полностью снесён и смят, от сидений не осталось и следа! Смотря на остатки кузова, становилось ясно: не выжил никто. Просто физически не мог – практически до шасси повреждено!

      – Да… кому-то сегодня не повезло, – странным голосом проговорил Юрий, глядя в боковое приоткрытое окно.

      Маша тихо запричитала: «Беда-то какая…» Софи, мельком взглянув на жуткую картину, тут же отвела взгляд: «Бедные!»

      Уже проехав место аварии, машина опять притормозила. Тогда только увидели на асфальте тело, прикрытое чем-то чёрным и грязным. Из-под покрытия виднелась мужская рука.

      Напрягшись, похолодев, окатившись ледяным потом страшного предчувствия, как во сне, Софи открыла свою дверцу и пошла, словно лунатик, к телу, распростёртому на дороге. Не слышала ни окриков из машины сопровождающего, ни вскрика Маши, зовущей её и о чём-то умоляющей.

      Не видя перед собой ничего, кроме этой руки, перешла дорогу, не обращая внимания на строгие замечания милиционеров, вырвалась из их сильных рук с неистовостью фурии!

      Побежав к телу, мельком оглянулась на номер покорёженной машины…

      – Максииим!..

      Душераздирающий крик женщины перекрыл шум машин, сирены «Скорой» и гул спецтехники, свистки милиции и крики людей.

      Рухнув на окровавленный асфальт коленями рядом с телом, взяла руку, рассматривая её. Сомнений не было – Макс: его часы, обручальное кольцо и родная, знакомая до каждой чёрточки и складочки, рука: страстная, ласковая, нежная и такая любимая.

      – Мааакс!.. Нееет!..

      Целуя руку любимого, заливала её потоками слёз, истерически кричала, потеряв ощущение времени и… опасности.

      Подбежали Юрий и Мария, оторвали от руки покойного, повозившись и негодующе крича, схватили в охапку и понесли к машине, стараясь уехать скорее с места аварии. Раз Максима «убрали» – очередь за Софией!

      Гаишник преградил дорогу, на чём-то настаивая, но Юрий сунул ему в нос красную «корочку», отчего тот побледнел и отступил в сторону, взяв «под козырёк». Лозовой подал служивому бумажку, тихо сказав: «Вызовите срочно!», и понёс кричащую и рыдающую пассажирку к джипу.

      Соня стремилась к любимому, вырывалась из рук и была просто невменяема.

      Маша что-то шептала на ухо, уговаривала, потом закричала диким голосом:

      – О ребёнке подумай! Ты не имеешь права его убивать! Он имеет право жить! Эгоистка!

      Лишь эти слова подействовали на бедную женщину.

      – Ты обязана выжить! Иначе он погиб напрасно! Неужели не понимаешь?.. Живи и дай жизнь ребёнку! Выноси, вырасти, помни.

      – София, выслушайте, прошу, – тихо заговорил Юрий, едва притихла, всхлипывая. – Это спланированная авария. Сейчас объясню: коммунальные работы в центральных районах столицы, по негласному закону, обязаны производиться только в ранние утренние часы, ещё до начала рабочего дня. А здесь, сами видели: мусоросборщик в такое время – раз. Судя по траектории его шин на асфальте, он двигался с большой скоростью, что запрещено вообще для его класса – два. Шёл поперёк движения транспортного потока – три. Следовательно, начал столь резкое движение направленно, выбрав цель и точно её зная, чётко видя, куда едет – четыре. И пятое – машина угнана незадолго до трагедии, угонщик с места аварии скрылся. Узнал об этом из разговоров гаишников – подали заявление об угоне только что. Значит, «им» поступил приказ на физическое устранение «объекта». Вы – следующая. Опуститесь на сиденье ниже. Маша, тоже. Пусть видят: в салоне один мужчина. Тишина! Не высовываться. Вырвемся за город – встанете.

      Женщины послушно сползли на сиденьях, насколько было возможным, и беззвучно плакали.

      Маша – от ужаса и животного страха: «Как такое возможно у нас в стране, в СССР? Мы же не на Западе или в Америке? Где была милиция? А Органы?..»

      Софи оплакивала временного мужа, стискивая в судорожно сжатом кулачке окровавленное кольцо Максима – умудрилась стащить в пылу борьбы, пока оттаскивали от обезображенного тела. Чувствуя тепло металла, всё поняла:

      «Ещё был тёплым, когда стала целовать его руку! Тогда, вполне возможно, остатками сущности почувствовал касание и любовь и не винит себя ни в чём: ни во вспыхнувшем внезапно чувстве, ни в должностном преступлении, ни в предательстве вероломного шефа, который, вероятно, и “заказал” строптивого сотрудника, пошедшего против него. Может, держась за тело, душа была рядом до тех пор, пока я не встала на колени и не поцеловала руку, не забрала наше обручальное кольцо? Оно у меня, Максик, любимый! Теперь ты всегда будешь со мной. Я попрошу мастера сузить его и стану носить, как украшение. Чтобы не пробуждать постороннего интереса, закажу сверху гравировку: вид Калязинского собора, стоящего в воде. Так, и ты будешь рядом, любимый, и то место, которое окольцевало нас навек…

      Продолжая оплакивать любовь, не спросила Машу, как она догадалась о её беременности.

      – Наверное, это ни для кого не секрет. Плохая ты актёрка, Софьюшка. Да уж, ты – не Марина».

      Мощная машина вынесла их на трассу к Шереметьево.

      Смотря в окно, София грустно провожала пейзаж глазами, понимая, что увидит его нескоро, возможно, никогда.

      «Прощай, немытая Россия! Ты столько подарила мне, но стольких же и забрала. Прощай, жестокая моя Родина».

                Август 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/08/07/165