Незаметный юбилей

Виктор Ламм
                Заметки по истории комсомола

                - Я жил не с начала в отрезке времен,
                Что веком двадцатым назвали,
                Но всем его скарбом я обременен
                И выброшу что-то едва ли.   
                А.Дольский               

     Девяносто пять лет – это юбилей или не юбилей? Дата вроде бы не круглая, но все-таки заметная; организация эта более не существует, а если бы дожила до наших дней – не преминули бы широко отметить.

     Датой основания комсомола считается 29 октября 1918 года, когда Первый съезд провозгласил создание Российского Коммунистического Союза Молодежи – РКСМ. Потом он стал называться Всесоюзным Ленинским – ВЛКСМ – и всюду фигурировал под этой аббревиатурой.

     Мне могут заметить – мол, неактуально. Возможно. Но ведь это тоже часть нашей истории, другой нет и не будет. Поколение автора, а также предыдущее и последующее, так или иначе,  были как-то связаны с комсомолом, прошли через него; говорилось же в одной политической песне: «Комсомол – не просто возраст, комсомол – моя судьба». А от судьбы не уйдешь. И многие из тех, кто прошел через комсомол, до сих пор отмечают его день рождения.

     История комсомола до сих пор не написана; как, впрочем, и достоверная история партии. Не считать же таковой известный «Краткий курс» или начатое еще в 1964 году многотомное издание, так и не завершенное.

     Комсомол с самого начала был провозглашен как беспартийная массовая молодежная организация. Однако на всех этапах он считался резервом партии,  ее помощником и так далее, а по факту – филиалом. Действительно,  сравните уставы ВЛКСМ и КПСС – один к одному, что в части требований, что в части организационной структуры. При приеме в комсомол в заявлении требовалось указывать, что программу и устав признаю и обязуюсь выполнять; устав – ладно, а вот кто видел на бумаге программу комсомола?

     На протяжении всей истории комсомола вспоминали речь Ленина на Третьем съезде, где была определена задача молодежи – учиться, учиться и учиться. Еще там говорилось о необходимости овладения всем богатством знаний, накопленных человечеством. Однако, на практике в области образования на каком-то этапе, в двадцатые годы, была отброшена вся предыдущая история и литература. Считалось, что подлинная история только сейчас и начинается, а то, что было ранее – это предыстория. Правда, от этого идиотизма довольно быстро отказались.

     Автор был членом ВЛКСМ с 1952 года, и может  рассказать о том этапе на основании личного опыта. И более поздний этап происходил на его глазах. А что было до того – об этом нам рассказали литературные памятники, оставленные очевидцами и участниками событий. Правда, к этим памятникам следует относиться с известной поправкой, но помимо прочего, многое читается между строк.

     Ранний этап. Гражданская война, последовавшая после нее дикая разруха, лишения – и даже в этих условиях оставалась революционная романтика, вера в торжество нового мира, основанного на всеобщем равенстве и справедливости. А ведь были и иные точки зрения – тот же Герберт Уэллс, «Россия во мгле». Ленина он считал «Кремлевским мечтателем»; надо полагать, так оно и было.

     Роман Николая Островского «Как закалялась сталь». Роман во многом автобиографический, хотя и есть существенные отличия от биографии его автора. Не будем сейчас говорить о трагической судьбе заслуживающего всяческого уважения писателя, о героическом преодолении им своего состояния. Поговорим о самом романе.

     Конечно, Павел Корчагин – герой не нашего времени; он остался именно в той эпохе, времени революционной романтики и тогдашнего максимализма. Но уже тогда в романе  проскальзывают некоторые сомнительные, на современный взгляд, тенденции.
     Один из главных персонажей, Сергей Брузжак, сразу же после освобождения города от белых, выдвигается на пост секретаря райкома комсомола и чуть ли не на следующий день должен выступать с докладом о текущем моменте. Спрашивается – а что он вообще может понимать? Конечно, воевал; конечно, всецело на стороне красных; конечно, происхождение самое что ни на есть пролетарское. Но разве этого достаточно?

     Другой эпизод. Корчагин случайно слышит грязный рассказ некоего  Файло и не может смолчать. В итоге этот Файло получает табуретом по голове. Инцидент разбирается на партийном собрании, в результате чего Файло исключают из партии, а Корчагина посылают в санаторий лечить нервы.
     Можно этот эпизод  понять и так – мол, номенклатуре дозволено все,  и любое безобразие может сойти с рук. «Тому в истории мы тьму примеров слышим».

     Николай Островский умер в возрасте всего 32 лет. У него были обширные литературные планы, которым не суждено было осуществиться. Читая его оборванный на полуслове роман «Рожденные бурей», можно видеть, что в части литературного мастерства Островский существенно продвинулся по сравнению с первым романом.

     Тридцатые годы, совершенно другой этап развития страны. Конечно, революционная романтика еще оставалась; будни великих строек, страна мечтателей, страна ученых все это действительно было. Но не только это. Вот произведение Веры Пановой «Сентиментальный роман». Написано вовсе не «по горячим следам», уже прошло достаточно много времени, чтобы оценить те события. И что же мы видим? Тот же максимализм в отношении «светлого будущего» - что не будет ни дней отдыха, ни даже пролетарских праздников, поскольку труд станет естественной потребностью, а пролетариата не будет, поскольку общество станет бесклассовым. А еще устраивают антирелигиозное шоу аккурат на православную Пасху. А как же со свободой совести, провозглашенной еще в 1918 году? В конце концов, ведь Церковь не мешает вам, юным максималистам, праздновать 1 мая и 7 ноября?
     И что ждало этих максималистов в недалеком 1937 году?

     Другой литературный памятник того же времени – трилогия Владимира Беляева «Старая крепость», в частности, ее последняя часть «Город у моря». Имеется в виду Бердянск, хотя он нигде не назван. Также не назван и Каменец-Подольск. Романтика «солнечных рей», наша молодая развивающаяся индустрия, горячий цех – все это хорошо-прекрасно. Но некоторые моменты настораживают. Например, тезис о том, что молодые люди «из бывших» теперь «орабочиваются». А что еще прикажете им делать, на какие средства жить? Вроде бы сословия отменены еще в 1917-м; тогда откуда же взялись «лишенцы», просуществовавшие до 1936 года?

     А вообще основные персонажи трилогии, несмотря на издержки того времени, вызывают определенную симпатию. Нельзя же подходить к оценке давних  событий с позиций нашего времени!

     Предвоенные годы, конкретно – 1940-й. Тот самый год, на который ориентировались экономисты и статистики как на точку отсчета довоенного уровня. И о  котором писал Виссарион Белинский, завидовавший потомкам. А ведь уже шла Вторая мировая война (пока в нашей прессе ее называют «войной в Европе….») и настроения в обществе были такие, что нам войны не избежать.

     Вынырнул из забвения давний фильм того же 1940 года «Закон жизни». Выпускники медицинского института отмечают окончание. Вроде бы все чинно-благородно: говорят о будущем, поют некогда популярную песню на  слова Михаила Светлова «Полночь странствует над Союзом, сонный ветер шуршит в лесах…». Конечно, любовь-морковь и прочие атрибуты молодежного кино – куда без этого? Выпивают, закусывают, кто-то перебрал, повздорили, потом помирились – с кем не бывает. На праздник приезжает секретарь обкома комсомола. И главный герой фильма затевает с ним принципиальный спор – тоже нашел место для серьезного разговора.
     Дальше – больше. Он начинает «катить баллон» на секретаря с точки зрения «облико морале», пишет об этом статью в вузовской многотиражке (кто бы ее серьезно воспринимал?). Дискуссия переносится на пленум обкома, в итоге секретаря снимают с должности и исключают из партии, а главный герой занимает его место. Такая вот головокружительная карьера вчерашнего студента.

     А не посадят ли потом и того, и другого? Как в анекдоте времен разоблачения культа личности. Как сидят в ресторане на узловой станции трое освобожденных по реабилитации и вспоминают, кто и за что. Один за то, что поддерживал некоего Коврова, другой за то, что выступал против некоего Коврова, а третий – он и есть тот самый Ковров.

     «Сороковые-роковые», Отечественная война. Там все было подчинено единой цели. Основной литературный памятник – роман Александра Фадеева «Молодая гвардия». Об этом романе написано достаточно много, повторяться не стоит. Роман почти документальный, но именно, что «почти». Получилось так, что некоторые присочиненные Фадеевым факты были приняты за истину и стали для некоторых источником серьезных неприятностей. А самому роману было придано серьезное воспитательное значение, его персонажей ставили в пример молодому поколению. Типа «как на твоем месте поступил бы Олег Кошевой?» Да  наверное, примерно так же. Можно было бы трактовать роман и так – вот какая наша страна, где очутившиеся во вражеской оккупации совершенно неподготовленные молодые люди старались в меру сил вредить фашистским оккупантам.

     Автору случалось бывать по долгу службы в Ворошиловградской области. До самого Краснодона не добрался, но ему рассказывали, что жители Краснодона чтят память молодогвардейцев, что несмотря на вранье у Фадеева,  город получил немало благ по случаю создания мемориала.

     Раз уж зашла речь об Отечественной войне, как не вспомнить Зою Космодемьянскую. Вокруг ее подвига последние годы накручено столько противоречивых подробностей, что сразу и не сообразишь, что достоверно, а что, мягко говоря, не очень. Но необходимо учитывать ту неразбериху, что царила под Москвой в начале зимы 1941 года. В конце концов, не так уж важно, подожгла Зоя сарай или нет. Она действовала вполне согласно своим убеждениям и представлениям.  Ее речь перед казнью…   Не совсем по делу, но вспоминается Вольтер: «если бы Бога не было, его следовало бы выдумать».

     Послевоенное десятилетие и последующие годы. Чем жила страна, тем же и комсомол. Восстановление народного хозяйства, освоение целины, стахановское движение, соцсоревнование в различных формах, позже – движение за коммунистический труд, дожившее до самой перестройки.

      Там тоже были свои «маяки», чьи имена были у всех на слуху: токарь Павел Быков, машинист паровоза  Николай Лунин, работница обувной фабрики Лидия Корабельникова, несколько позже шахтер Николай Мамай – кто их теперь помнит? Даже во всезнающем Интернете крайне мало сведений. А ведь когда-то эти имена знал любой школьник, они получали высокие награды, избирались в Верховный Совет… Что забыли – это еще полбеды, но находится в демократической России немало борзописцев, пытающихся очернить всю историю советского периода.

      Но при этом – максимализм и лозунги, со временем порядочно набившие оскомину. Если на раннем этапе, скажем, в тридцатые годы, они воспринимались серьезно или почти серьезно, то через полвека они стали вызывать, как минимум, усмешку.

     Этот самый максимализм наиболее ярко проявлялся в учебных заведениях. На производстве даже освобожденные комсомольские функционеры старались избегать ненужных осложнений. Оно и понятно – когда-нибудь этот функционер перестанет быть освобожденным, возможно, будет трудоустраиваться на том же заводе, если только не попадет в номенклатурную обойму. А уж  если попадет – там путь известный…

     Школьный комсомол, чему автор бы свидетелем и участником. Конечно, был известный идеализм, вера в красивые слова и идеалы. Подход был такой – если ты не комсомолец, то что же – ты хуже других? Поэтому к окончанию школы комсомольцами были все или почти все.

     Вот фильм 1952 года «Аттестат зрелости», дебют в кино Василия Ланового сразу в главной роли. Фильм не оригинальный, была одноименная пьеса, почти один к одному.
     Что же там происходит? Главного героя, ученика выпускного класса, исключают из комсомола ни за. . . , ни про . . .  Райком, естественно, это решение не утверждает – по здравому размышлению, даже выговора давать не за что. И какова мораль? Показать, что коллектив – это всё, а личность – так, мелочь.
     К слову сказать – автор не помнит ни одного случая исключения из комсомола в школе. В институте – да, бывало, и за дело, и без. А уж чтобы исключить выпускника – невозможно представить, что такого надо было натворить.

     А что за школьным порогом? Бывало всяко; случалось, что и отличники, медалисты оказывались не у дел, в то время как троечники успешно поступали. Наша литература вполне в  духе социалистического реализма любила показывать успешных молодых людей, ставивших перед собой высокие цели и добивающихся их осуществления, А если не получается?
     Вот – нашумевшая в 1956 году повесть Анатолия Гладилина «Хроника времен Виктора Подгурского»; Она подробно рассмотрена в работе автора «Хроника давних времен». А здесь следует отметить, что во время  появления повести уже не все было так однозначно.

     А вот еще один литературный памятник, относящийся тоже к послевоенному времени. Это о нашем замечательном писателе Юрии Трифонове (1925-1981). Говорят, проживи он подольше – стал бы Нобелевским лауреатом.

     Его первое произведение – повесть «Студенты». За нее он получил Сталинскую премию, позже ставшую Государственной. Конечно, с позиций более позднего времени она выглядит несколько наивной, ее умеренно поругивали, да и сам Трифонов относился к ней несколько критически. Но перерабатывать не стал – книга состоялась, пусть остается как есть. И продолжения писать не стал, хотя и была такая задумка.

     Время действия – примерно 1948 год. Москва, педагогический институт, словесники. Решительно настроенное послевоенное студенчество, некоторые прошли войну, и военная гимнастерка без погон – вполне приемлемая по тем временам одежда. Достаточно скромный быт. Но это был тот еще контингент! Порой его даже профессора побаивались.

     Обычная картина студенческой жизни, многое узнаваемо. Лекции, семинары, споры о высоких материях, пирушки в общежитии. Еще НСО – научное студенческое общество. Тоже ничего удивительного – пытаются молодые люди попробовать свои силы в исследовательской работе. Кто-то, возможно, станет ученым, кто-то нет, но опыт в любом случае не помешает.
     Ну и, конечно же, комсомольская жизнь, куда без нее? Народ в институте разный, есть вчерашние школьники, есть и члены партии, даже парторг курса, в прошлом фронтовик, имеется. И помимо обычных атрибутов комсомольской работы, приводится несколько моментов разбора персональных дел.

     Одно из них базируется на довольно распространенной в определенное время фабуле. Встречался с девушкой, сделал ей ребенка, и нет, чтобы «прикрыть грех венцом», а то «я – не я, и она не моя». Словом – персональное дело по аморалке, исключение из комсомола со всеми вытекающими.

     Однако, здесь сложнее. Объектом разбирательства становится один из главных персонажей, студент-отличник, персональный стипендиат, общественник Сергей Палавин. А выступает против него его же друг детства Вадим Белов, похоже, главный герой повести. Не себя ли Трифонов имел в виду? И повод непонятный – ему, Белову, было рассказано, что одной девушке показалось, что она беременна от Палавина, а это оказалось ошибкой, а сама она уехала из Москвы, никакого заявления, даже устного, от нее нет, и на основании чего Белов обвиняет своего бывшего друга во всех смертных грехах? При таком раскладе Палавин может все отрицать и будет по-своему прав. Но по ходу дела выясняется некрасивая история с рефератом Палавина, который (реферат) «вышел за рамки». Пришел аспирант из университета и обвинил Палавина не то чтобы в плагиате, но около того. Дело в том, что последний использовал в своей работе некоторые моменты неоконченной диссертации этого аспиранта. Это уж точно свинство, тем более что аспирант предупреждал – не использовать в реферате таких-то и таких-то положений.

     Этот момент оказался решающим, иначе разбирательство окончилось бы ничем. В итоге Палавину  объявляют строгий выговор с предупреждением, тот хочет перевестись на заочное, но потом осознает свое неправильное поведение и остается на  дневном.

     Повесть заканчивается первомайской демонстрацией, где все дружными рядами маршируют в светлое будущее. Знакомая картина, и мы маршировали.
     Куда шагаем?  И что впереди?

     Следует сказать и о собственном комсомольском опыте автора, продолжавшемся почти десять лет. Из них половина пришлась на вторую половину пятидесятых, на интересное, хотя и  противоречивое время, озаренное известными решениями Двадцатого партсъезда. Многое стало меняться в нашей жизни и в отношении к ней, ожидали перемен, и перемены действительно происходили, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Довольно скоро мы поняли, что оттепель – еще не весна, что вполне еще возможны рецидивы прежних подходов. Конечно, культ личности разоблачен, но ведь служители этого культа никуда не делись.

     Студенческая жизнь от звонка до звонка была связана с комсомолом. Считалось, что поступить в те годы в институт, не будучи комсомольцем, было весьма проблематично. Наверное, не совсем так;  но во всяком случае, представителей «несоюзной молодежи» комсомольского возраста было очень мало, буквально единицы. Это был один из аспектов всеобщей политизации нашей тогдашней жизни.

     Профсоюз в жизни студента играл куда меньшую роль – наверное потому, что не было такой кровной заинтересованности. Больничных листов у студента нет, а чем еще заинтересуешь? Автор был два года профоргом и помнит, что даже сбор профвзносов порой перерастал в проблему. Спасибо, помогал староста группы – при выдаче стипендии отщипывал на профвзносы и отдавал деньги профоргу. Потом иди  ругайся, качай права – дело-то сделано.

     А без комсомола – никуда. И если кого-то за что-то исключали, то вторым пунктом решения всегда было: просить дирекцию отчислить из числа студентов. И ведь отчисляли; отчисленные потом зарабатывали на производстве положительные характеристики, через два-три года восстанавливались и в итоге все же заканчивали институт. Но это было уже «за кадром».

     А за что исключали? Да за разное: за аморальное поведение (очень растяжимое понятие), за какие-нибудь серьезные грехи в общежитии, за злостное неучастие в летних работах, за политически невыдержанную стенгазету – вот они, рецидивы культа личности. Но не было ни одного случая, чтобы за плохую учебу. Отчисленные за неуспеваемость без проблем снимались с учета и преспокойно уходили.
     Исключение из комсомола, как известно, крайняя мера. А уж сколько выговоров раздавалось – простых, строгих, с занесением, без занесения, был еще строгий с предупреждением – великое множество. И нередко их получали активисты, которые что-то не обеспечили, что-то не сумели сделать. Никто из разбирающих персональные дела не учитывал того, что тот или иной секретарь или член бюро в принципе не мог добиться требуемого, хотя и «стоял на ушах», пытаясь сделать хоть что-то; не обеспечил – получай выговорешник. Совершенно справедливо заметил Высоцкий: «Кроме мордобития – никаких чудес». Последствия таких взысканий были однозначные – эти люди потом уходили в тень и как комсомольские активисты были потеряны. А на пятом курсе наложенные взыскания снимали со всех чохом, почти автоматически.

     А вообще-то быть активистом было выгодно – и деканат в случае чего навстречу пойдет, и при распределении зачтется. Почти все, кто на памяти автора работал секретарем комитета комсомола института, были по окончании оставлены в вузе – в аспирантуре  или еще как. Автора такое привилегированное распределение не интересовало, у него были другие планы. Да и не лез он в большой актив,  выше члена курсового бюро не поднимался.

     Необходимо вспомнить Валерия Легасова, работавшего секретарем комитета комсомола института в течение двух созывов на памяти автора. По тогдашним оценкам, это было лучшее время для комсомольской организации вуза. После окончания в 1961 году  он не остался работать в институте, а сразу же ушел на практическую работу. Некоторое время работал в Томске, а затем вся его деятельность была связана с Курчатовским институтом. Его работы имели мировое значение и именно за них  в 1981 году его сделали академиком  АН СССР, а вовсе не за комсомольскую деятельность. Одни исследования в области химии инертных газов чего стоят!  Легасову «светили» самые высокие посты в Академии наук, а может быть, и в государстве. Но – трагический уход из жизни в 1988 году после катастрофы в Чернобыле, где он схватил такую дозу . . . 

     Необходимо рассказать о комсомольских конференциях вуза, где учился автор. Это была вторая половина пятидесятых, начало оттепели, которая так или иначе повлияла на все сферы жизни общества.
     Московский химико-технологический институт имени Д.И.Менделеева. Комсомольская организация была очень многочисленной, имела права райкома. Естественно, провести общее собрание было физически невозможно, поэтому ежегодно проводились конференции. Обычно это проводилось осенью, в начале октября. Занимало это мероприятие целый день -  воскресенье. Напомню, что в описываемое время это был единственный выходной. И ведь никто не роптал!

     Что-то было в этих конференциях от былой романтики тридцатых годов. Последний отзвук? Впечатляющее зрелище – когда весь большой актовый зал дружно поднимает красные мандаты! Обычный порядок дня – отчетный доклад секретаря комсомольского комитета, выступления делегатов, выборы нового состава комитета. В перерывах – сборища компаний  по интересам в фойе, хоровое пение – репертуар из студенческого фольклора (более или менее приличное). Во время работы конференции в зале «по горячим следам выпускалось что-то вроде «Боевого листка» - рисовались скетчи на темы, прозвучавшие в докладе или в прениях. Обычно к первому перерыву успевали уже что-то изобразить и вывесить, люди подходили, смотрели, нередко узнавали себя. Часто это  было в юмористическом виде, но никто и не думал обижаться. Заканчивалась конференция к вечеру. Потом вузовская многотиражка «Менделеевец» посвящала конференции целую полосу, а то и две.

     Раз уж зашла речь о печати, нельзя обойти молчанием стенгазеты, благополучно канувшие в Лету во время перестройки. На памяти автора студенческие стенгазеты никогда не носили формального характера. Конечно, там помещались и официальные материалы, куда без этого, но внимание привлекало другое. Помещались карикатуры, шаржи, стихи, иногда даже короткие рассказы, полемические заметки по вопросам культуры и искусства и многое другое. Порой высказывались довольно радикальные суждения, иногда нелицеприятно проходились и по адресу профессорско-преподавательского состава, и в большинстве случаев это не вызывало неприятных последствий.

     Совсем другая картина имела место в конце шестидесятых – начале семидесятых. Не стало уже той вольницы и это было связано с общей обстановкой в стране. И совсем уж невозможно представить себе что-то подобное в современном вузе, которые в одночасье все вдруг стали «университетами» и «академиями».  Не завидует автор современным студентам; вот уж кого зажали, так зажали!

    А что там, за вузовским порогом?
    Получив назначение на хороший химический завод, автор в процессе оформления пришел тогда еще в Перовский горком комсомола, встал на учет и с прикрепительным талоном прибыл к секретарю комсомольской организации завода Тамаре Левашовой. Она расспросила о прошлой общественной работе и похоже, осталась довольна. И на состоявшемся вскоре отчетно-выборном комсомольском собрании автор, к своему удивлению, был рекомендован комсоргом цеха, за что все дружно проголосовали.

     Цех был небольшой, соответственно и комсомольская организация малочисленная, так что бюро не было, поэтому все вопросы комсомольской работы пришлось решать секретарю цеховой организации единолично. И тут обнаружилась существенная разница с тем, что имело место в институте.

     Прагматизм – пожалуй, главная черта деятельности заводского комсомола. Здесь не было лозунгов, призывающих непонятно к чему, не было рассуждений о смысле жизни и о каких-то аспектах морального облика – конечно, если не доходило до скандала. Производство, план – основной закон, все остальное – постольку-поскольку. Что еще? Учеба, чтобы каждый комсомолец, не имеющий семилетнего образования, посещал вечернюю школу. Это более или менее выполнялось. Кстати, в ту пору у рабочих основного химического  производства был самый низкий образовательный уровень. А такие вопросы, как соревнование за коммунистический труд, рационализаторские предложения, всякого рода «общественные смотры» - это было прекрасно налажено силами профсоюза и комсоргу оставалось только следить за участием комсомольцев в этих делах.

     Конечно, планы работы, протоколы, всякого рода отчетность – это должно было быть в порядке, чтобы при необходимости показать каким-нибудь проверяющим, которых всегда было великое множество. И справлялись; при проверках все оказывалось не хуже, чем у других. В конце концов, проверяющие – тоже люди, и прекрасно понимают, что к чему.
     Вот такой штрих-пунктирчик: сколько внеплановой продукции изготовлено комсомольцами? Как это определить в условиях коллективной сдельщины, характерной для химического производства? Да очень просто: берем объем внеплановой продукции (которая была всегда), делим на число работающих и умножаем на число комсомольцев. Пусть кто-нибудь докажет, что это не так!

     Возможно, в других цехах, где было много молодежи, дело обстояло иначе – автор судить не берется.

     Но проблемы были. Создавалось впечатление, что все эти приемы и методы комсомольской работы в значительной мере устарели и то, что прекрасно работало в тридцатые годы, теперь не годится. А как надо? Этого-то никто не знал и никаких  указаний или разъяснений сверху не поступало. А сунься со своими сомнениями к вышестоящему секретарю – тот отмахнется, типа мне бы твои заботы; и будет по-своему прав. Оставалось одно – делай, как всегда.
     Даже такая уставная обязанность, как посещение собраний. Начинаешь организовывать народ – выясняется, что у одного занятия в вечерней школе, другому ребенка не с кем оставить, третий на смене – ведь химическое производство непрерывное и круглосуточное. А прибавить к этому семейные заботы…

     Согласно Уставу ВЛКСМ, комсомольский возраст заканчивался в 28 лет. К этому времени большинство начинало тяготиться этим членством – семья, дети, бытовая неустроенность (напомним – речь идет о начале шестидесятых) – проблемы далеко не молодежные. Карьера – так не всем она «светит»; высказывались предложения снизить комсомольский возраст до 24…25 лет, но в верхах прикинули, что это будет слишком накладно для комсомольского бюджета – ведь это самые высокооплачиваемые комсомольцы, от них наибольшие поступления в виде  членских взносов.
     Что касается автора, то он распрощался с комсомолом в возрасте 24 лет как кандидат в члены партии и далее наблюдал за ним как бы со стороны. Правда, одно время был членом партбюро, ответственным за работу с комсомолом. Но это было уже другое время.

     Историки современности считают концом оттепели и началом застоя 1964 год. Но это мы  сейчас так считаем, когда знаем,  что было после. Ведь все изменения в обществе происходят не вдруг; какое-то время люди продолжают мыслить прежними категориями и лишь постепенно привыкают к новым реальностям. Так вот, примерно с 1965-66 годов – не сразу, исподволь – в комсомоле, так же, как и в партии, да и в обществе в целом начали складываться те негативные моменты, оценить которые современники просто не могли. В победу коммунизма всерьез давно уже никто не верил, так же, как и в ведущую роль мирового коммунистического движения. Свой вклад в дискредитацию коммунистической идеологии внесли события 1956 года в Венгрии и 1968 года в Чехословакии. И с экономикой тоже – расхождение между победными реляциями в газетах и действительным положением дел, которое у всех на виду, становилось все заметнее. Уже вскоре после свержения Хрущева стали поговаривать (пока в узких кругах), что программа построения коммунизма к 1980 году нереальна, да и семилетка 1959-65 гг. тоже не будет выполнена. А от идеологической стороны вопроса никто отказываться не хотел – иначе что же останется от руководящей и направляющей? И продолжали пудрить мозги общественности лозунгами и тезисами, которые уже никто не воспринимал всерьез. Все понимали, что лозунги и красивые слова на собраниях – это одно, а практическая жизнь – совсем другое. Наступил восемнадцатилетний период стабильности, период правления Брежнева, который потом назвали застоем. Хотя если разобраться, не такое уж плохое было время.
     Справедливости ради следует отметить, что столетие со дня рождения Брежнева в России отметили, воздав должное его заслугам. Что же, уже хорошо, что перестали валить вину за все неудачи на предыдущего правителя.

     Проблем в стране накопилось великое множество. Пришедший после Брежнева Андропов пытался разобраться, на каком этапе развития (чего?) мы находимся, но ему не хватило времени. Возможно, проработай Андропов еще несколько лет, ему удалось бы чего-то добиться. Но . . .

     А потом пришел Горбачев со своей перестройкой и гласностью.
     Много чего ожидали от этого молодого лидера и что получили – теперь хорошо известно. Но не об этом сейчас речь.

     Отмена законодательного закрепления руководящей и направляющей роли партии в жизни общества открыла шлюзы для выражения недовольства руководством страны, руководством правящей партии и заодно ударила и по комсомолу. А причин для недовольства было предостаточно и копилось это годами, если не десятилетиями. Вот и прорвало. .  .  А поскольку за спиной партии и комсомола уже не стояли КГБ и МВД, заявившие, что они служат народу, а не общественным организациям типа КПСС  и ВЛКСМ, то это и привело к логическому результату. Побежал народ из партии и соответственно из комсомола.

     Под занавес комсомол сделал действительно полезное дело. Это научно-технической творчество молодежи, разработки, которые делались в инициативном порядке под эгидой тех же  комсомольских органов. Это положило начало кооперативному движению, а потом и предпринимательству, что было безусловно, положительным явлением.  Другое дело, к чему это потом привело.

     В 1988 году на экраны вышел фильм «ЧП районного масштаба», снятый по одноименной повести Юрия Полякова. Еще пятью годами ранее появление такого фильма, да и самой повести, было бы решительно невозможно. Это явилось своего рода литературным памятником последнего этапа существования комсомола.

     ЧП заключалось в том, что ночью какая-то шпана проникла через незакрытое окно в здание райкома комсомола, устроила там погром, пили розовый портвейн из стоявших там  кубков за спортивные достижения, а главное – было похищено Знамя районной комсомольской организации.
     Вот уж ЧП так ЧП! Наша доблестная милиция «стоит на ушах», злоумышленника, конечно, находят, заводят уголовное дело – всё, как положено.

     Но попутно, и это основное содержание фильма, показаны будни комсомольских функционеров. Время действия – 1981 год. Вот несколько эпизодов.

     Принимают в комсомол школьников и учащихся  ПТУ. Запускают в зал заседаний бюро человек по тридцать и принимают фактически списком. Правда, это утверждение решения первичной организации; надо думать, там, в первичной, рассматривали более основательно.

     Первый секретарь райкома должен уйти на повышение. По этому поводу устраивается корпоратив в сауне с выпивкой, девочками и прочим. Тост – «За комсомол!». Да еще поют песню из фильма «Добровольцы» - «Хорошо над Москвою-рекой…» Что же, у номенклатуры есть основания пить за комсомол, им он дал немало, а что до многочисленной комсомольской массы?

     Проводится какой-то слет районного значения. Срежиссировано всё, вплоть до мелочей. Скандирующая группа, задающая тон: «Ленин, партия, комсомол!!»

     Когда в СССР уже полным ходом шла перестройка, примерно такое же мы видели по телевидению – был репортаж со съезда Компартии Румынии. Так там делегаты дружно скандировали «Чаушеску и народ!» А что вскорости стало с Чаушеску? У нас намек на наше же недавнее прошлое уже вызывал усмешку. «Над кем смеетесь?»

     Да, именно так и было. И самое примечательное – создатели фильма получили благодарность от ЦК ВЛКСМ.  Справедливо – «на зеркало неча пенять…»

     У комсомола хватило ума самораспуститься. В сентябре 1991 года состоялся XXII Чрезвычайный съезд ВЛКСМ, объявивший историческую миссию комсомола исчерпанной и распустивший организацию. Сумели достойно завершить свой исторический путь, не в пример КПСС. А через несколько месяцев и СССР приказал долго жить.
     А за год до этого, когда многим уже стало ясно, что распад Советского Союза на новые независимые государства – лишь вопрос времени, группа реформаторов, занявших руководящие посты в республиканском комсомоле РСФСР, объявила о своем выходе из ВЛКСМ и преобразовании его в Российский Союз Молодежи (РСМ). А к 1991 году в бывших союзных республиках уже существовали свои молодежные организации.

     Не ушел комсомол из нашей жизни. Несмотря на самороспуск, появилось множество организаций, считающих себя, по крайней мере, идейно, его правопреемниками.
     В 1999 году создана молодежная организация КПРФ – Ленинский коммунистический союз РФ. Также в течение девяностых и нулевых годов продолжался процесс образования молодежных организаций коммунистической и не только коммунистической направленности. Так через полвека осуществился давний китайский лозунг «Пусть расцветают сто цветов!»  Но это уже совсем другие организации и совсем другая история.

     Так что в истории комсомола на всех ее этапах было немало и положительных, и отрицательных моментов.
     В современной России подавляющее большинство как сторонников, так и противников советского строя высказываются за возрождение комсомольского и пионерского движения. В 2010 году тогдашний Президент РФ Медведев высказался, что не против возрождения пионерского и комсомольского движения, но только на уровне общественной организации без идеологической составляющей и без участия государства.

                Июль 2013.