Это слово вошло в наш быт уже после освобождения города, когда стали судить людей за сотрудничество с немцами. По сути своей, это слово соответствовало предательству, измене, выражая только количественную сторону вопроса. Его применяли тогда, когда обвинения не носили определенного характера.
Кто знает, откуда слова те взялись – пособники немцев? Их – сколько? Из воздуха ветром они принеслись, Иль жизнь родила их – и только?
За рубежом нашими союзниками по антифашистской коалиции использовалась замена этому слову – коллаборационизм. Какое из этих слов точнее соответствует сути, я не знаю. Но знаю точно, французы пособников немцев безжалостно казнили. У нас они получали меньшее наказание, но без отправки в исправительно-трудовые лагеря не обходилось. А пребывание там медом не назовешь! Я не знаю, как и где, но, пребывая на оккупированной немцами территории длительное время, не быть пособниками немцев, население не могло. Удовлетворяя свои потребности в материальных благах, оно работало на рейх. Могла ли маленькая Голландия не работать на Германию, будучи оккупированной? Нельзя же назвать всех голландцев только поэтому немецкими пособниками. Не по своей воле они делали это. Немецкая авиация в один день превратила цветущий, второй по величине город Роттердам в груду развалин. И тут же последовал ультиматум: «Окажете сопротивление – следующим будет Амстердам. И голландцы сдались. Раньше было сломлено сопротивление Польши. Но было отличие голландцев от поляков, когда немецкие войска вошли на территорию Советского Союза. Среди поляков нашлось немало таких, кто добровольно пошел в немецкое воинство из чувства мести, которое испытывали к русским. Ненависть передавалась из поколения в поколение. О своем захвате Москвы и разорении России они забыли, а вот о разделе Польши помнили отлично. Помнили и о подавлении восстания в Варшаве войсками А.В. Суворова. И такие останутся врагами, что бы хорошего им Россия в дальнейшем не делала. Позднее ответственность за подавление немцами восстания в Варшаве, поднятое по зову правительства в изгнании, находящегося в Лондоне, они тоже возложат на русских. Видите ли, русские не поспешили с наступлением, позволив немцам утопить восстание в крови. Но почему, спрашивается, кто-то должен отвечать за те действия, которые и не согласовывались с русскими. Польша спешила освободиться от немцев до прихода русских, чтобы не попасть в сферу влияния Москвы. Ну, в общем, отношения такие, о которых говорится в украинской песенке, когда девушка, отказывая в любви нелюбимому, причиной называет «лихими» и мать его, и отца, и даже, наконец, ни в чем не повинных мышей. Ну, что поделать, если так хочется воссоздать Великую Польшу «от можа и до можа», а территории те заняты русскими!
И все-таки больше всего находилось пособников среди своих, советских граждан, не волею своею попавших в неволю к немцам. Я знал немало людей наших, которые, боясь ответственности только за то, что оказались на оккупированной территории, бежали вместе с немцами, боясь ответственности. Каким разумом надо было обладать, чтобы поверить распускаемой немцами сказке о том, что с востока идут не русские, а восточные люди, по-русски не говорящие, и они, эти варвары, режут глотки тем, кто остался и не ушел с нашими на восток. К числу таких относились двое молодых парней призывного возраста, но со слабыми мыслительными способностями. Семья Вертошко была бедной и по меркам советского времени. Грузчику в порту с трудом удавалось содержать семью из семи человек, с прекрасными крепкими зубами и превосходным желудочно-кишечным трактом, утилизирующим все, что можно было назвать одним словом – съедобное. Проживали они по ул. К.Маркса, 35. Говоря о них, я забыл сказать еще об одном свойстве этого племени: все они, за исключением кормильца, были невероятно ленивыми особями рода человеческого. Бездельничая, они даже в квартире не могли навести должного порядка. Хотя внешними данными природа их не обидела, они были прекрасно сложены, приятны на вид. Особенно выделялась старшая из девочек. Она была сущей шестнадцатилетней красавицей. С приходом оккупантов на нее, как теперь принято говорить среди юных, глаз положил сам начальник керченской тюрьмы, почти втрое старше ее. Она стала жить, как никогда прежде не жила. Все голодают, а у Вертошко все есть на столе, только птичьего молока не хватает. В одежды богатые разодета, вся в золоте. Не знает девчушка того, что носит на себе то, что снято с евреев, отобрано у них перед тем, как отправить на смерть. Только радость в семействе короткой была, пришлось бежать – наши десант в городе высадили. Осталась только мамаша в семействе, которую старшие сыновья называли непривычным для слуха моего словом – «маткой», да с нею младшая дочка Тамара, да еще самый младшенький, над которым ни природа, ни общество человеческое трудиться практически не начинали. Летом 1942 года вернулись старшие сыновья, но без главы семейства, сестры и «зятя», оказавшегося, как ни странно, евреем. Разоблачен он был теми, кто его хорошо знал по городу Джанкою. Старших сыновей не тронули немцы, убедившись, что те только физическим развитием напоминали мужчин, достойных внимания.
Еще раз судьба свела меня с Вертошко, когда мы шли в колонне по пути в концлагерь Багерово. Вот тогда я услышал из уст их удивительные слова.
Самый старший, Анатолий, говорил мечтательно брату своему Алексею, шагавшему в центре небольшой колонны, сопровождаемой немцами- конвоирами: «Придем до места, матка будет блинцы печь!» Меня потрясла глупость взрослого мужчины, предполагавшего начать такую жизнь за колючей проволокой. Вместо блинов, ему пришлось попробовать немецкой баланды. Потом обоих братьев в составе колонны крепких мужчин погнали на Севастополь. Я полагал, что судьба более не сведет меня с ними. Так нет, – в 1966 году я увидел Алексея, приехавшего в Керчь из Аргентины. Встреча была кратковременной, продолжительностью в несколько минут. В умственном отношении Алексей вырос, но незначительно. И мелькнула у меня тогда мысль странная, но вполне реалистичная для наших органов безопасности: «И подобные порой рассматривались как немецкие приспешники?»
Когда обвиняются в пособничестве отдельные люди – одно дело! Одному отбиться от многих невозможно. И другое дело, когда в пособничестве обвиняется целый народ. Тут следует не спеша, серьезно разобраться. Произносимое при этом слово – «депортация» часто звучит условно, если перемещение массы людей происходит в пределах одного государства. Перемещение народа в пределах СССР не является депортацией, в прямом смысле слова, а перемещение их после развала страны на территории образовавшихся государств уже полностью соответствует этому значению. Почему, скажем, перемещение в лагеря лиц немецкого происхождения в период войны в Англии, а японцев в США не осуждается? Почему не осуждается помещение исконных жителей Северной Америки в резервации? Законны ли они были? Имели ли основания для перемещения огромной массы людей у нас? Когда я слышу о страданиях крымско-татарского народа, мне хочется напомнить о греках, итальянцах, армянах, немцах, которых тоже выселяли из Крыма. Разве они не страдали? Я не был в кабинетах, где принимались решения о переселении народов. Я не знаю об истинных причинах переселения турок-месхетинцев, карачаевцев, черкесов, ингушей, чеченцев, калмыков, ибо я никогда не бывал на тех территориях, которые до войны эти народы населяли. А вот о Керчи я могу сказать. Всего полтора месяца немцы находились в городе на берегу Керченского пролив в 1941 году. Кажется, что можно успеть сделать за такой короткий период времени? И все же успели, оказывается, создать общества содействия германской армии. Об этом гласили художественно оформленные вывески: Армянский комитет содействия германской армии, Итальянский комитет содействия германской армии, Болгарский комитет... Кто им разрешил выступать тогда от имени своих народов? Чем они могли содействовать германской армии? Маломощные, малочисленные, они проявить себя ничем не могли. Но заявить о себе вывесками успели. Засветились несвоевременно, из рабского чувства угодничества, полагая, что советской власти конец. Не на ту карту поставили, не просчитали все, не додумали… Не было среди них только русского комитета. И это факт. Полагаю, не только Керчь отличилась греческим и татарским комитетами содействия немцам? Неужели же об этом факте не доложили Сталину? Быть того не может! Не может быть и того, чтобы Советское правительство не знало о том, что крымско-татарским населением, кроме комитетов содействия германской армии, еще было сформировано 14 боевых батальонов. Батальонов, одетых в немецкую военную форму и вооруженных немецким оружием. Считаю ли я действия Сталина правильными? Нет. Нельзя осуждать народы за действия пусть и больших групп их представителей, помогающих врагу! Народы, потом выселенные из Крыма, не проводили съездов, определяющих назначение вышеупомянутых комитетов. Но после освобождения они и не осудили действий их. Означало ли это, что они считали их правильными?.. И ответ Сталина был в духе того времени. Суровы, беззаконны, но не беспочвенны действия «отца народов», и об этом должны знать те, кто считают переселение народов в пределах одного государства преступным. Русские, украинцы, белорусы и другие простые люди не принимали в СССР решений, вины на них нет. Нам было жалко переселяемых, но нам и непонятны претензии вернувшихся их потомков, которые требуют для себя особого отношения. Во время войны непострадавших от несправедливости не было.