ГЛАВА 8.
СОБЫТИЯ И ВСТРЕЧИ…
Рано утром Максим куда-то пропал.
Софи не стала его искать, а постаралась подольше полежать в мягкой постели, прислушиваясь к тишине чужого дома.
«Хозяева, вероятно, ушли по делам и работам. Только ты, Соня, валяешься в кровати на чужой мансарде и стараешься не думать о сегодняшнем дне. Коль Макс пропал – созванивается, убеждается, что человек выехал сюда.
Кто бы это мог быть? О чём расскажет? Вот что и пугает. Оказывается, пока ожидаешь самые ужасные новости – не так страшно, а когда они приходят и показывают свой смертельный оскал, тогда становится по-настоящему жутко. Неужели сегодня настал именно тот день, который разделит мою жизнь на две части: до и после?
Сынок, дай мне знак, помоги нам с Максимом! Он устал биться в глухую стену! Куда только ни ездил, кому ни звонил – напрасно. Я ведь чувствую – ты жив, но почему тогда нет следов? Отчего так неясно и зыбко вокруг?
Подойдя к окну, смотря на туманное утро, мокрые деревья и травы, медлительных коров и сонных женщин, выгоняющих их из дворов, не смогла сдержать слёз.
– Где ты, родной мой?»
– Не плачьте, София. Он жив. Вы разве не слышите, как разговаривает с Вами?
Тихий и печальный голос заставил, вздрогнув, обернуться. Света.
– Хотите, я помогу и озвучу его слова?
– А ты сможешь? – поражённо прошептала.
Смотрела расширенными глазами на маленькую рыжую девочку-девушку с такими колдовскими синими омутами.
– Как?..
– Не знаю, как это получается, но иногда я слышу чужие мысли. Не всегда прислушиваюсь – глупые. Когда Вы вчера такая грустная сидели на скамье у пруда, на краю огородов, я услышала далёкий мужской голос: «Мама, ты меня слышишь?» Но Вы не слышали. Я постеснялась подойти.
– А сейчас?
– Расслабьтесь, как вчера, задумайтесь о нём. Позовите, а я послушаю рядом с Вами, – подойдя вплотную, мягко повернула к окну лицом гостью, положив ручки на её плечи. – Сердцем зовите.
Вздохнув, Соня закрыла глаза и постаралась припомнить вчерашнее настроение. Понимая, что никак не может настроиться, просто вспомнила своего мальчика, его милые проделки и поступки. Слёзы счастья потекли из глаз, слова любви и тоски полились из сердца, зазвучав в уме. Это была настоящая мольба-молитва матери к сыну, страстно любимому и обожаемому мальчику.
– Мама… Мамочка… Я тебя слышу, любимая…
Зазвучал странный низковатый голос сына из уст девушки за спиной.
Стараясь не спугнуть её, Софи продолжала молить сына о сигнале.
– Со мной всё в порядке, родная. Прошу тебя – не ищи меня. Это слишком опасно. Я сам выбрал эту жизнь. Прости, милая мама… Не вини никого… Спаси Маришу, умоляю… Вывези, спрячь, убереги… Меня не пытайся найти – погибнешь… Прощай, мамочка…
Голос становился всё глуше, тише, выше тоном, пока не сорвался в девичий детский плач.
Быстро обернувшись, подняла девчушку с пола, куда та сползла после сеанса ясновидения, и стала успокаивать.
– Тише, моя девочка, успокойся. У тебя получилось. Спасибо! Он услышал меня. Услышал. И ответил. Я всё поняла, – обняв, села на кровать, продолжая держать её на руках, укачивая. – Когда ты стала за собой это замечать?
– Не помню, – слёзы душили и мешали говорить. – Наверное, после появления в доме отчима… Не сразу… После его…
– Я поняла. Можешь не рассказывать. Защитная реакция на агрессию мира. Уход от страха и боли. Поняла.
Софи сильно затрясло от отвращения и негодования.
– Послушай меня, Рыжее Солнышко: собери свои вещи и положи так, чтобы можно было быстро взять и выйти из дома. Ты едешь со мной в Москву. В художественное училище. Здесь больше не будешь жить. У тебя своя стезя – искусство. Вот и живи им. Придётся порвать с этой жизнь, с родными и любимыми. Так надо. Только полностью став свободной, излечишь душу. Дать знать о себе сможешь много позже – не раньше, чем через пару лет.
Увидев замерший и удивлённый взгляд, утвердительно кивнула.
– Совет профессионального психолога, Рыжий Мышонок. Пользуйся, пока бесплатно. На Западе и советы платные, – криво улыбнулась, покачиваясь вместе с девочкой, баюкая, как дитя. – Мне понадобится время для уточнения деталей, но уедешь ты с нами. Придётся скрыть ото всех. Говорить ли маме – решай сама. Ты её знаешь лучше, чем я. Да! Мальчик не должен знать категорически! Как бы вы ни любили друг друга, пойми: время проверит ваши чувства. Выдержите полную изоляцию – судьба от вас никуда не уйдёт, понимаешь? Сейчас важнее спасти душу и тело, остальное отодвигается на задний план. Настало время быть эгоисткой. Жить для других придёт пора в своё время. Поверь. Просто слепо доверься мне.
В мансарде повисла гнетущая тишина.
Внизу, у подножия лестницы на второй этаж, стояла грустная, стареющая, сломленная женщина, мать Светланы, и, зажав руками рот, старалась не всхлипывать. Поняла: потеряла дочь по собственной вине, приведя в дом смазливого мужчину несколько лет назад. Только спустя пару лет случайно узнала, что был судим по той самой статье. Не смогла выгнать: без мужчины в деревне не выжить.
Постояв, вышла на цыпочках, поклявшись не мешать дочери ни в чём. Расплата за слепоту – изломанная душа ребёнка.
«Пусть летит – отпускаю.
Подошла к шкафу, достала старую косметичку, вынула документы дочери и деньги, накопленные на «чёрный день», и положила в её вещи.
– Как только начнёт собираться – увидит свёрток».
…Макс приехал к десяти часам. Был серьёзен и молчалив.
Соня поняла: «Человек выехал и вот-вот будет здесь. Что ж, Софьюшка, приготовься к новостям. И смирись. Прими, какими бы они ни были.
Как странно распорядилась судьба: отняв одного ребёнка – Филю, дала Свету – странное и чудесное дитя, художницу и гениального скульптора, фантазёрку и… медиума.
Это не случайность, не совпадение – веление свыше. Столько факторов сошлось, совпало слишком много событий – не может быть напрасно. Я тебя поняла, боженька мой! Принимаю сей дар и крест со смирением».
– …Готова? Бледная. Как чувствуешь себя, любимая?
Руки мужа обнимали и ласкали, губы касались шеи сзади, шепча тихие слова любви и обожания.
– Нам нужно быть недалеко от платформы к одиннадцати часам. Осталось немного. Прости, была проблема со связью. Замучил я телефонистку Верочку. Боюсь, стала думать, что к ней хожу, – засмеялся по-мальчишечьи лукаво. – Не стал расстраивать, пока мы здесь, и говорить, что жена для меня останется единственной женщиной на всю жизнь.
Повернул от окна к себе, целуя родные губы, прикусывая, вжимая гибкое тело в сильный торс, загораясь, сходя с ума от запаха и сладости потаённого, от страсти и неистовства возлюбленной.
«Только несколько минут. Капельку счастья и зыбкого забытья, мгновение полёта к небесам».
Как ни старался быть тише, не успел закрыть жене рот рукой: когда на пике любви – только держись! Помолившись, чтобы в доме никого не оказалось, целовал её, закрывал рот губами, почти теряя контроль. Стоял, держа на талии и вжимая Соньку в стену, расплющивая тельце в пароксизме наслаждения, на что лишь сильнее выгибалась, сжимала сокровищем его естество, лишала последних сил и способности хоть как-то мыслить!
…Света, зашедшая на минуту в дом за кастрюлей для картошки, вздрогнула от их обоюдного страстного крика. Заворожено подошла к изножью лестницы и, замерев, стала слушать звуки настоящей любви, а не похоти – знала-то совсем другие. Слушая счастливые приглушённые крики, тихо плакала, отчего-то дрожа телом и желая, сама не знала чего.
Очнувшись, попятилась к двери.
«Если удастся вырваться и больше никого из домашних не видеть, постараюсь стать счастливой! Найду такого же мужчину, как Максим: спокойного и надёжного, сильного и достойного, который не предаст, не преступит мораль и чужую душу, который будет боготворить женщину, а не пользоваться ею, словно вещью, лишь по своему желанию и потребности.
Пока мыла картошку для обеда, мягко улыбалась.
– София счастливая. Заслужила счастье. Добрая, спокойная, даже величавая в определённые моменты, но не задаётся – чистая душа. Так умеет любить!
Научусь такому? Сумею ли? Время покажет. Сейчас же могу видения и мечты писать, рисовать, лепить, творить, создавать, облекая потаённые мысли в причудливые формы статуэток и фигурок, в забавные картинки и поделки. Пока картошка будет вариться, порисую, пожалуй. Ночью приснилась чудесная сказка! Сбудется ли?..»
Машина остановилась недалеко от платформы, прикрывшись старым разросшимся кустом белой сирени.
Электричка ожидалась с минуту на минуту.
Максим стал выказывать нетерпение, явно нервничая.
«Как Сонечка поведёт себя, когда увидит её? Тяжёлая, но необходимая встреча, – уловил далёкий гудок и свист. – Вот и поезд».
– Пошли к платформе, у того марша встанем – не просмотрим.
Подав руку, помог выйти, запер машину и повёл к вокзальчику.
– Ты в порядке? – ласково обнял, загнав жену к себе в подмышку. – Хорошо, что ты такая маленькая – всюду помещаешься.
– Это ты здоровяк! – шутя, кулачком ткнула в бок. – А я среднестатистическая женщина.
– Ты никогда не будешь средней, любимая. Ты уникальна, в единственном экземпляре. Исключительная моя жена.
Улучив момент замешательства и толчеи на платформе, поцеловал смущённую супругу в губы, закрыв от счастья глаза.
– Не распускай руки и губы…
Обняла, трепеща от острого наслаждения и неземной радости, пыталась держаться в рамках приличий.
– Мы привлекаем внимание, безумец.
– Знаю, – напрягся. – Смотри, вот они!
Встав сбоку от лестничного марша, вглядывался с высоты роста в густую толпу пассажиров, хлынувших из московской электрички: «В пионерлагеря и санатории спешат, к детям и родным. Суббота и воскресенье – дни посещений». Вскоре увидел тех, кого ждал.
Смеясь, перекладывая из рук в руки тяжеленные сумки с гостинцами и сменкой одежды для малышей, по дорожке шли Марина и её подруга Надежда Надеждина.
Поравнявшись с Максом, Мари его заметила, слегка кивнула, метнув взгляд в сторону аллеи за парикмахерской.
Пропустив их, молча взял Соню под руку и повёл туда. Вскоре догнали быстро идущих женщин.
– Добрый день! Позвольте ваши сумки… – подхватив, пошёл рядом. – Когда сможете уделить нам несколько минут, Марина? Это необходимо для всех нас, уверяю Вас.
– Как только помогу Надежде и повидаю детей. Скучают по мне, уж простите. Вас не приглашаю – там толчея несусветная всегда. Это на улице Больничная – кишка узкая да тупики. Встретимся здесь же через полчаса.
Подхватив сумки, быстро ушли, переговариваясь и переживая, что малыши уже нервничают.
– Осторожна до паранойи. Ещё больше похудела – синяя! Что происходит с девочкой? В глазах мёртвая пустыня…
Соня следила за невесткой и поражённо качала головой. Подняла на мужа глаза.
– Ты что-то выяснил? Что с её офицером?
– Та же стена, что с твоим сыном. Вывод – одна причина. Больше ничего не напрашивается. Сам там был – понимаю. Странная внеплановая командировка его… Не успев завершить одну – в другую? Что-то не верится в такие продления: послали бы смену. Человек не робот: устаёт и начинает допускать ошибки. Нет, слишком подозрительно. Марина – комок нервов! Неспроста. Либо знает, либо догадывается, где он, вот и сходит с ума: Филипп, офицер, плюс «хвосты» с обеих Систем…
– Я так и знала! Предчувствовала беду! Они напали на её след? Она осталась один на один с такой опасностью! Против неё, гражданской девочки, такие грозные силы! Надо спасать! Ты же понимаешь, зачем они здесь! Не я им нужна! Они похитят Марину! – заволновавшись, напряглась, как тетива, побледнела, сорвалась на крик.
– Тихо! Не паниковать, Соня! Тссс, успокойся, – прижал к себе дрожащее любимое тело. – Кто тебе сказал, что она одна борется? Что оставили девочку наедине с монстром «забугорным»? Ты такого низкого мнения о Конторе? – покосился, лукаво смотря в тревожные глаза. – О нашей самой мощной в мире системе Госбезопасности? Думаешь, им просто так позволили бы ездить по Москве?.. Да их с первого же дня «ведут» круглосуточно. Едва мы покинули столицу, им «на хвост» сразу три структуры «сели», не сомневайся! – глухо хохотнул. – Да они не имеют никакой возможности не то чтобы за Мариной следить или пытаться её похитить, а тем паче вывезти за океан – им постоянно приходится прятаться и уходить от «слежки», от тотального контроля всех подразделений. Там все отделы Комитета уже представлены. Идёт настоящая охота!
Тихо рассказывая, приоткрывая завесу гостайны, успокаивал, стараясь быть убедительным, компетентным и спокойным.
«Соня не глупая. С ней непросто, и, чтобы убедить, приходится быть артистом. И говорить практически правду, как ни опасно, – украдкой вздохнул, отвёл взгляд. – Там тоже не идиоты приехали: сам наблюдал однажды, как буквально за спиной Марины были! Хотел вмешаться, рискуя “засветиться”, да подоспели “конторские” ребята – прогнали агентов, “сев на хвост”. Чуть не “прохлопали объект”, олухи! А девушка и бровью не повела, заметив оплошность наших. Даже, хулиганка такая, язык “операм” показала, когда мимо проезжали. Вот выдержка у человека! Конечно, два года “под колпаком” – многому научилась. Не понимает, бедная: чем больше учится, тем ценнее для Органов становится. Скоро заберут в Систему – неизбежно. “Кашники” заберут, вне сомнения. Да её ничему и учить не надо – готовый квалифицированный кадр. Несколько узконаправленных занятий, и готовый агент. Бриллиант. Полностью сознаю это. Контора своего не упустит. Кто столько знает, умеет и понимает – уже часть её поневоле. Поняли и наши “спецы”, и “забугорные”. И сам так считаю – достойный соперник. Приятно проиграть такой умнице, проспорить настолько равному по силе оппоненту, – неуловимо покачал головой. – Как поведёт себя? Смогу пробить стену? Ладно, что гадать? Скоро придёт, посмотрим, во что выльется наш разговор. Вот и она».
– Здесь не стоит «светить». Нужно место для разговора, – подошла, шепнула тихо и тревожно.
– Есть такое место, – Софи вступила в беседу. – Как ты, милая? Дочь у мамы? Отпуск скоро?..
«Спокойна и бледна. Синяки под глазами – не спит, кажется, совсем.
Пока женщины разговаривали, Макс наблюдал.
– Кожа тонкая, сквозь неё видны сосуды – голодает или плохо питается. Соня права – что-то творится с невесткой жуткое. Как вызвать на откровенность? Чем пронять?
Тяжело и протяжно вздохнул, закрыл на миг глаза, ответил себе честно и откровенно:
– Правдой и известиями об офицере. Есть таковые? Нет? Надежда на отзыв и искренность не светит. Кремень.
Встряхнулся и постарался задавить мысли. Вышло не сразу.
– Нечто неуловимое происходит рядом с девушкой, то, что тревожит даже меня, бывшего кадрового офицера. Словно не с гражданской имеешь дело, а с переодетым “спецом” высшей квалификации. Не могу внятно объяснить, что чувствую, лишь ощущение пробитого защитного биополя не отпускает, и всё тут. Раздетым догола вижу себя перед нею! Будто мои мысли не в голове, а на поверхности в виде татуировки всплывают!»
Крепко безмолвно ругнулся и занялся текущими делами и разговорами.
– Давайте пройдём к нашей машине и, пожалуй, поедем к Антонине. Думаю, не будет против гостей. В их саду и поговорим.
Предложив дамам руки, согнутые в локтях, повёл к автомобилю.
– Когда обратная электричка? – обратился к Марине.
Тепло улыбнувшись прямо в тёмный изумруд, поразился в очередной раз такому редкому оттенку глаз.
«Девочка-чаровница. Худая. Почти умирающая. Чудо небесное какое-то! Наяда. Сирена. Бедные парни…» – погрустнел, не отрывая глаз от зелени.
Выдержала «глазной обыск» и немой допрос с честью, не отведя взора, не дрогнув бровью, не шевельнув ни одним мускулом тощего личика, ни ранней морщинкой.
«Алмаз».
– Обычно возвращались на пятичасовой, – по-особенному заглянула в мужские глаза, словно шёлком коснувшись сердца.
Макс неуловимо дёрнул рукой!
Тут же ласково сжала его локоть пальчиками, сразу успокоив.
– Достаточно времени для общения с детьми. Когда их забирают на обед и дневной сон, спим возле речушки напротив санатория – обоюдный отдых получается, – улыбнулась.
Выдавив на синие щёчки капельку рассвета, отвела, наконец, взор.
Вздохнул с облегчением, но внезапно остро почувствовал невосполнимую потерю, тоску и непонятный ужас: то ли за её судьбу, то ли за свою. Опомнился, когда мягко сжала запястье: «Очнись!»
– Успею вернуться?
Поймала его растерянный взгляд, поддержала тёплом сердца, приласкала чудом.
– Не думаю, что разговор сильно затянется – сможете подремать в саду на топчане… – автоматически ответил.
Усадив женщин, сел на место. Взял себя в руки, тронул авто с просветлённым ясным лицом.
«Кудесница! Стало легко и радостно до дрожи! Вот оно что: медиум и целительница! Потому так прицепились наши. Офицер по любви с нею закрутил или выполнял задание? Как узнать?..»
Чертыхнулся, опомнился, продолжил разговор:
– У Антонины их несколько. Видимо, со времён больницы остались.
Ехал на предельной скорости, поглядывая в заднее зеркало.
Вдруг напрягся: «Показалось или уже видел эту машину? Так, Макс, не расслабляйся. Что сказал утром помощник? Что они “усилились”. Значит, всё-таки вышли на нас. Браво! В такой глухомани! Но это означает, что телефоны и у помощника “на прослушке”. Быстро сообразили. Стоп!
Кто сообразил? Да наши ли это? Постой-ка… Не шеф ли прислал “второй этаж”? Не впечатлился моим “туманом”? Почувствовал, что вожу за нос?.. “Профи”, не откажешь ему в этом. Чёрт, дело становится опасным. Даже слишком. Если найдёт подтверждение – прикажет “убрать”! Чёрт… Только бы успеть Соню отправить назад…»
– …Нам в магазин разве не нужно заскочить? – нежный голос жены вернул из бездны отчаяния.
Заставил себя встряхнуться и отодвинуть на время тяжёлые мысли: «Держись, парень. Не сейчас».
– Чуть не проехали! Не спи за рулём, извозчик!
Вынуждено засмеялся и… стал собой. На время.
…Солнце грело ноги сильно, заставляя убирать их от жарких лучей в тень от яблони.
Женщины тихо беседовали ни о чём и обо всём сразу, как только поняли, что разговор на определённую тему, о пропаже Филиппа, не состоится.
Девочка не сдалась. Её не смогли сломить ни мольбы, ни угрозы, ни слёзы матери. Молчала. Глухо.
Смирившись, Софи взяла себя в руки и больше к теме не возвращалась. Чутьё подсказало, что нынешнее состоянии девушки с сыном не связано, значит, свекрови дело не касается.
«Жаль Мариночку, но вмешиваться в частную жизнь никто не имеет права – запретная территория, без особого доступа не сунешься».
Неспешно беседуя о бабушках, их здоровье, расспрашивая невестку об эпизодах совместной жизни с Филиппом, старалась скудными сведениями пополнить информацию о последних днях сына. Заметила, как мельком на неё посмотрела Мари, тонко улыбнувшись.
Смотря в лицо девушке, безмолвно говорила: «Узнала вещи, которые тебе покупал Филя в пору вашей связи? Мне их положила в сумку Маша, заставив, таким образом, начать носить. Мне понравилось: на этих прекрасных дорогих импортных тряпочках я всё ещё ощущаю тепло рук моего мальчика, когда он выбирал в магазине, развешивал в шкафу, перебирал тонкими музыкальными пальцами в ожидании тебя, Мариночка. Как сынок любил тебя! Безумно! Помнишь ли ты о нём?..»
– Да. И не забуду никогда. Это важная часть моей жизни. Жаль, что всё так внезапно оборвалось, – твёрдо ответила!
Встав с лежака, Марина пошла к пруду, оставив поражённую мать с открытым ртом.
Она просто потеряла дар речи.
«Я что, всё это говорила вслух? Как могла разговаривать и не слышать этого? Начинаю заговариваться, разговаривать сама с собой? Такое часто наблюдается у людей, потерявших близких. Я тоже потеряла тебя, мой любимый сын, мой страстный мальчик, мой мужчина…
Слёзы отчаяния заслонили картину: Мари, стоящая на самом краю ветхих мостков над прудиком, низко склонившая голову и неотрывно смотрящая на зелёную стоячую воду.
– Тоже плачет, очевидно. Несчастная девочка: то ли чёрная вдова, то ли бедоносица прирождённая, – прижала руку к болезненно дёрнувшемуся сердцу. – Не наказывай, Филиппка. Не стану обвинять её в чём бы то ни было. Я услышала, любимый! Поняла, что твоя девушка скорее умрёт, чем скажет, где ты. Видимо, этот секрет может стоить жизни не только ей.
Теперь знаю, куда ты пропал, мой мальчик: тебя “съела” Система. Потому нет сведений, везде тупики и обвалы, оттого столько оборванных нитей в клубке тайн: и твоих, и её, и офицера. Мне не найти, не повидаться, не посмотреть в твои волшебные глаза.
Как однажды прошептала Мариночка, смотря в них: “Мой Жемчужный Принц”. Так называют по-настоящему любимого человека! Кто же для неё офицер? Первая любовь? Или смогла любить вас обоих?.. Конечно! Господи, Филя… Ты и это знал, мой маленький. Как же ты страдал! Страдал и продолжал делить её с соперником.
Мариночке тоже приходилось несладко, и глупцу ясно: бывая у него – боялась за тебя, любя тебя – заходилась в ужасе за жизнь “чекиста”. Оттого такая измученная, вымотанная физически и психологически. Но, даже умирая, молчит, боясь навредить вам, любимые мужчины её жизни.
Вздохнула виновато, качая повинной головой:
– Да, Соня, тебе такое даже не снилось. Купалась эти дни во взаимной любви и опьяняющей страсти, а девочке они давным-давно неведомы. Её удел – беспредельный страх, море слёз и жесточайшая бессонница.
Бедные вы, бедные! Родные мои! Как же вас угораздило попасть в эту карусель? Несчастные, счастливые и… обречённые на смерть. Нет и не будет вам помощи ниоткуда. Не дождётесь. Впору звать её снизу – сверху уже не отвечают. И давно. Слишком».
Из глубины души поднялось праведное возмущение и чёрная злость, они и привели в чувство.
– Мы тотчас возвращаемся в Москву. Вы с нами, – хлопнула по подлокотнику старого кресла.
Посмотрела на молчащую невестку, вернувшуюся от прудика и неслышно прилёгшую на топчан.
– Делать здесь больше нечего – пора в столицу. Заедем за подругой и двинемся…
Не договорив, Соня увидела отрицательное покачивание светловолосой головы и грустную, по-настоящему «говорящую» улыбку.
Вздохнула: «Понятно: “Не хватало вам ещё и моих проблем”, – буквально читается на лице. Господи, почему у меня такое ощущение, что мои мысли для девочки – открытая книга? Или, оказавшись в схожих ситуациях, мы стали с ней похожи, вот и написано всё на моём лбу?.. – нервно дёрнувшись телом, взяла себя в руки. – Так, Софьюшка, хватит думать громко. Учись мыслить тихо, шёпотом. Тссс…
Откинула тяжёлую голову на подголовник, застеленный белёной льняной тканью, обильно вышитой искусным рисунком.
– Должно быть, одинокие хозяйки так убивают долгие зимние вечера – рукодельничают. Весь дом в вышивках, ришелье и кружевах. Уютно и тепло от них так! – закрыла глаза, устав от тяжёлого и затяжного противостояния. – Ох, и трудный собеседник! Но только до определённой темы. Пока не касалось личного – умница и веселушка была, а потом бац, и захлопнулась намертво. Не разжать. Как раковина тридакна. Хоть топором коли – отскочит с искрами, а то и по голове даст рикошетом. Сильная и… безжалостная, когда вынуждает ситуация. Запросто убьёт, защищая».
– …Мне пора. Хочу сказать пару слов на прощанье, – Марина стояла над Соней, непонятным взглядом смотря на её живот. – Филиппа.
– Нет! Как ты могла такое подумать? Это не от Филиппа, от Сержа!
Как ошпаренная, вскочила, невольно положила руку на плоский животик. Похолодела душой: «Как узнала? Рентгеновское зрение? Ведьма, точно!»
– Это ребёнок моего мужа, клянусь своей жизнью. Я бы не посмела больше никогда быть с сыном… – охрипла. – Откуда знаешь об… этом? Сын рассказал?..
– Нет.
Подошла вплотную, положила тоненькую ручку-веточку на живот свекрови.
– Филиппа. Девочка. Будете звать Пиппа, – замерла, побледнела, положила вторую, прижав руки довольно ощутимо.
Недоуменно нахмурилась, удивлённо вскинула брови, странно заглянула-окунулась в серые глаза растерянной и испуганной женщины. Вдруг покрылась жаркой волной смущения, отпустила-уронила руки, сделала шаг назад, ещё один, ещё, словно во сне или в трансе каком-то. Постояла. Встряхнув головой, тягостно вздохнула, загадочная улыбка скользнула по синим губам.
Уходя, смилостивилась и через плечо бросила напоследок тихо:
– А его назовёшь его именем.
Через секунду Марины и след простыл.
Август 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/08/04/185