В мировом суде энского района на приеме народа было много, не продохнуться.
Судья Кармашкин работал в этот день как пахарь во время засухи в поле. И успевал принимать решения, не открывая папки с судебными делами, изредка смахивая незримые капли пота со лба.
Дошла очередь до благообразной старушки. Божий одуванчик протягивала свою жалобу дрожащей рукой. От жалобы почему-то пахло валерьянкой и мятой.
Утираясь платочком, «одуванчик», помешкав, протянула еще и «магарыч» в виде двух мятных леденцов.
Судья покраснел как рак и отмахнулся…. Что это такое – уберите. Не надо… старушка покорно забрала … одну. Вторая осталась лежать на столе как немой укор коррупционной судейской системе.
В приоткрытую дверь очередь начала поглядывать с интересом….
« …слушается дело по жалобе гражданки ….эээ… Незабудкиной Веры Пафнутьевны по жалобе на …эээ…. своих соседей. Отодвинув листок с мятно-валерьяночным душком, судья уставился на старушку взглядом «ах как вы все меня достали» и решил разобраться с делом по факту.
- бабуль, на что жалуемся?
- на соседей, сынок, по коммуналке! Уж больно моються долго! Бывает, встанешь в очередь с утречка, да так и стоишь день-деньской… как в голодные годы за хлебом. Только отойду на синуточку, дык они, окаянные, тут как тут сменяються и опять стоять-ожидать их, иродов. Что там намывать-то! Ведь спасу нет от них! Порося бессовестные!
- ну-ну, мать, давай по делу! – судейская мантия как нельзя кстати подчеркнула отразившееся унылое выражение лица Кармашкина, который давно уже перестал слушать рассказ.
При упоминании хлеба он с тоской вспомнил, что надвигается время обеденного перерыва. Предательски заурчало в желудке….
Старушка, всхлипнув, продолжила свой монолог. Нудным голосом обрывочно доносился общий смысл про ее жизнь и жизнь соседей, про их достаток и семейную распущенность, даже упомянула Сталина и правящем при нем режиме…
Пузо судьи сделало предательский кульбит, отчаянно требуя съестного… ну или хотя бы ма-а-аленькой мятной конфеточки…. Которую, к слову говоря, так и не забрали обратно.
Судья попробовал с ненавистью посмотреть на старушонку, которая и не думала отступать…. С боевым запалом, достойным речи великих римских ораторов, она все говорила и говорила, говорила и говорила…
Кармашкин давно перестал делать вид, что слушает про ее трудовые подвиги и награды за почетные заслуги, про бессовестное новое поколение, про невоспитанных соседей, неуважение к сединам почетной труженицы тыла…
Дальше как титры в немом кино, сменялись рассказы про боевые-трудовые подвиги, про комсомольско-коммунистическое прошлое… про букет болезней, которые она приобрела, трудясь за светлое будущее…. про проворовавшегося управдома….про нищенскую пенсию…
При упоминании пенсии, «одуванчик» из кармана достала смятый огромный платок, и громко высморкалась, попутно утерев старческие слезы.
- ой, э…мать…как там вас по батюшке…Вера Пафнутьевна, а вы не пробовали обращаться в другие инстанции, ну…в милицию бы заявили что ли…там…. в жек пожаловались… - судья наморщил лоб, пытаясь сообразить куда еще можно отослать эту вредную старушенцию, чтобы побыстрее покончить с эти странным делом - от суда то вы что хотите?
- А как же, пробовала, сынок…господин судья! – старушка с готовностью закивала головой, отчего седые волоски выбились из косынки - дык все сюда и посылають…. Управдом только дармоед сказал что это к нему не относиться и… это не его… как его… - «бабуля» суетливо начала хлопать по карманам своего пальто и достала скомканный листочек с написанным на нем очевидно словом. Напялив очки на нос – начала водить выцветшими по-старчески подслеповатыми глазами по листку произнося по слогам – хо-пи-тен-ци-я… о как!
Судья уже примерно представлял, куда посылали старушку с жалобами на своих соседей по общежитию и какими словами…да и у самого отчетливо отразилось желание отослать ее и побыстрее. Вслух не стал произносить направление, только резко махнул ладонью в воздухе: мол, довольно, все понятно с Вами! Стало как то очевидно, что «труженица тыла» писала кляузы на злополучных соседей во все инстанции и кому только было возможно написать, однако воз был и поныне там, зачем кому то создавать прецеденты на свою голову. Однако дело надо как то решить, а то еще и на него пожалуется, а это совсем сейчас ни к чему. Он лихорадочно соображал кому бы подложить «свинью»… внезапно его осенило – раз нельзя отмахнуться от этого дела – значит надо принимать такое решение, чтобы она больше не возвращалось… неровен час кондратий обнимет ее – а отвечать кому придется …. Там посложнее будет доказать свою непричастность…Словно почуяв про скорбные сомнения Кармашкина, «одуванчик на пенсии» снова упомянула о своих болячках и тяжелом здоровье..
Наконец, общий смысл жалобы дошел до светлого разума судьи. В звенящей тишине, заполненной раздумьями о дальнейшей судьбе сего прецедента, отчетливо раздался рев желудка, который уже не просил, а требовал съесть эту несчастную мятную конфетку, которая как партизан в засаде выглядывала из-под кипы бумаг на столе.
Из приоткрытой двери послышалось сдавленное хихикание…
Неожиданно вспомнился вредный сосед, кстати, судебный пристав, собака которого наложила арест прямо перед калиткой его частного особнячка. Хорошо наложила так, от всей собачьей души. Нда… какими словами тогда отлаялся сосед вместе со своей собакой?...
- мать, что от меня конкретно хочешь? – с тоской и каким-то даже отчаянием в голосе взвыл Кармашкин, обуреваемый неприятными воспоминаниями.
- прикажите им перестать мыться! Пусть совесть себе заведут для начала, а уж потом в ванную ломяться..
- Так нельзя же, мать, законами то не предусмотрено! Раз есть ванная, значит надо гигиеной то личной заниматься.
- надо так надо – милостиво согласилась настырная бабулька – только время надо оградить, чтобы своими, как его, хомпетенциями не баловали.
- ну ладно, что с тобой поделаешь… судья удаляется для вынесения решения.
Взяв кипу листочков, Кармашкин захватил с собой и мятный леденец.
Старушка переминалась с ноги на ногу, поглядывая на судью с надеждой и нерешительностью и терпеливо, как манны небесной, ждала решения.
«….обязать гражданина Иванова и гражданку Сидорову занимать ванную комнату для применения процедур личной гигиены не более двадцати минут»…
Мрачно усмехнувшись своим мыслям, Кармашкин хлопнул молоточком в знак того, что решение принято и добавил: «часто моется тот-кому чесаться лень…»
Все остались довольны: очередь – завершения процесса, мятная конфетка - своего часа, а старушка – своего решения. И как то было очевидно, что недовольны будут только судебные приставы. Которым суждено будет ломать голову на тему как они будут исполнять сие незамысловатое решение мудреца в мантии, еще до-о-олго, так по-доброму, вспоминая материнскую линию судьи…