Глава десятая. Генеральное сражение
Оказывается, самое трудное в засаде – это молчать и сидеть на одном месте. Конечно, вряд ли кто-то обладает таким тонким слухом, что может услышать через стену, как в доме переговариваются ежи и мыши, но друзья решили не рисковать.
Место для засады было выбрано в маленьком коридорчике перед входной дверью. Даже если бы расчёт на то, что вор полезет именно в старое оконце, и не оправдался – всё равно вору этого коридорчика не миновать. И дверь со двора, и из погреба, и с террасы, и лестница с чердака – все они выходили в этот коридорчик, а уже из него дверь вела в дом. Ежи заняли место под скамейкой, на которую хозяева ставили вёдра с водой, принесённой с колодца. Вся же остальная команда через чердак и щель в потолке пробралась на небольшой шкафчик, висевший на стене, и спряталась за старым треснувшим чугунком, пылившимся там с незапамятных времён.
Каждый развлекался, как мог: Пафнутий перемножал в уме трёхзначные цифры, Глафира вспоминала рецепт бабушкиного пирога с ежевикой, Чуня напевал про себя модную песенку. И только Никодим, попросив друзей разбудить его в случае чего, мирно посапывал в уголке. Но на него никто не обижался – уж ему-то за этот день пришлось поработать едва ли не больше всех.
Трошка сидел, свесив ноги, на краю шкафчика, чутко вслушиваясь в ночь и вглядывался в чернильную мглу за стеклом. Медленно текли минуты.
- Всё, не придёт, - пискнул было кто-то из многочисленных братьев Чуни. На него зашикали со всех сторон. В ту же секунду с крыльца послышалось бульканье и бормотание Вяхиря. Все замерли – если вор выберет другую лазейку, Вяхирь снова должен подать голос. Но Вяхирь молчал.
На крыльце послышались крадущиеся шаги и осторожное позвякивание. Домовые видят в темноте не хуже кошек, поэтому Трошке отлично было видно, как в незаметную щель под рамой просунулась тонкая железка, осторожно отгибая гвозди. Нижний край рамы приподнялся, в щель просунулась рука в тёмной перчатке и ловко утянула раму наружу. Потянуло студёным воздухом, но дыра тут же закупорилась вновь. Из стены торчала та самая борода, а вот рожа над этой бородой…Видно, вор насмотрелся боевиков, поэтому не только натянул перчатки, но и шапку натянул на самый нос, отогнув отворот, и теперь вглядывался в темноту через две прорези для глаз, которые раньше были спрятаны за отворотом шапки. Было совершенно непонятно, от кого он прятал лицо на совершенно пустой даче, но друзей этот вопрос волновал недолго. Послышался щелчок, и в руке домушника вспыхнул узенький луч фонарика. Друзья замерли – а вдруг вор разглядит подготовленные для него ловушки? Но фонарик мельком выхватил из темноты смятый коврик у двери, огромную старую пыльную паутину поперёк коридора, какие-то палки в углу у двери и замер. Поднатужившись, домушник с кряхтением втянул в окошко довольно щуплый торс, опёрся руками, подтянулся и…
Надо сказать, это был опытный вор-домушник, специализировавшийся на таких вот дачных домиках. Дождавшись, когда хозяева уедут в город, он залезал в опустевшие дачи и уносил всё, что представляло хоть какую-то ценность: одежду, сковородки, посуду, всякие безделушки. Вор был удачливый, наглый, за всё это время он ни разу не попался. Конечно, хозяева, обнаружив пропажу, сильно расстраивались и даже вызывали милицию, но поймать жулика не удавалось. И в этот раз вор не ожидал никаких сюрпризов. А зря…
Едва он спрыгнул на коврик у двери, как ночную тишину разорвали свист, звук удара и вопль домушника, слившиеся воедино. Это сработала ловушка номер один. Под смятым ковриком прятались зубья граблей, стоявших в углу. Правда, удар пришёлся по руке, но зато вор лишился фонарика, который теперь освещал где-то в дальнем углу подошву старого резинового сапога. Опомнившись от удара, вор довольно-таки быстро сообразил, в чём дело, и шагнул к фонарику, разрывая паутину…
Вообще-то порвать паутину очень легко. Она очень тоненькая, и хотя пауки ткут её из очень прочного материала, рассчитана она обычно на муху, самое большее – на шмеля. Но эта паутина только выглядела старой, потому что мыши по всем закоулкам собрали пыль для маскировки. И только выглядела просто паутиной, потому, что среди обычных паутинок примерно на высоте человеческих колен прятался целый канат, туго сплетённый из добрых трёх сотен паутинок, не уступающий по прочности стальной проволоке. Ловушка номер два сработала отлично, и на первом же шаге вор нырнул головой в темноту, где ждала его ловушка номер три.
Над этой ловушкой всей мышиной компании пришлось работать часа четыре, очень уж трудно в двадцать мышиных сил набрать такой большой таз воды. И ловушка сработала на славу! Вор грохнулся лбом о край таза и опрокинул его на себя. Ледяная вода потоком хлынула на него, моментально вымочив от макушки до пояса. Мышата восторженно взвизгнули.
А вот Трошке было не до восторгов – ловушка номер четыре не могла сработать. Ведь старый чугунок, за которым прятались друзья, был установлен на самом краю шкафчика точно над серединой таза! И если бы вор упал на эту середину, то хватило бы небольшого толчка, чтобы чугунок полетел вниз. Но расчёт оказался неточным – видимо, вор оказался не таким уж громадным, как им показалось со страху прошлой ночью. Трошка даже растерялся. Тащить чугунок ближе – дело долгое, жулик успеет подняться. Он уже попытался, только сразу ему это не удалось – чета ежей надёжно скрутила ноги жулика верёвками, которые сплёл для этого всё тот же неутомимый Никодим. Но надолго ли они его удержат?
- Подтаскиваем, - скомандовал Трошка. – Может, успеем…
- Не успеть так, - мотнул головой Чуня, и вдруг подскочил. – Тащите, а я сейчас! И нырнул в щель между стеной и шкафчиком.
Друзья не одолели и половины пути, как вор всё-таки стал приподниматься, подтягивая связанные ноги. В этот момент дверца шкафчика открылась, и оттуда, точно на голову домушника, полетел бумажный пакет. Пакет с треском лопнул, и в воздухе поднялось целое облако белой пыли. Вор опять шлёпнулся в таз, приподнял голову и громко чихнул. В воздух опять поднялось пыльное облачко, белый порошок облепил мокрую голову и плечи домушника, шапочка съехала ему на глаза, он растерянно крутил головой, на этот раз уже явно не понимая – что это с ним происходит. Этой секундной растерянности Трошке и мышиной команде хватило для того, что бы поточнее прицелиться. Чугунок, просвистев в воздухе, треснул несчастного жулика точно по голове, нахлобучившись по самый нос. Тот заорал и попытался стащить неожиданное украшение, да не тут-то было! Чугунок сидел прочно, ни туда, ни сюда. Шатаясь и клацая зубами от страха, домушник снова попытался подняться. Но Никодим не зря гордился своей работой, верёвки снова выдержали! Рухнул мужик на пол, как стреноженный конь. И надо же было так угадать: со всего маху да прямо животом на Глафиру! Глафира как заверещит, вор как заорёт!!! Тут ещё Пафнутий на выручку жене бросился. Страшное это дело – сердитый ёж, разбуженный посреди зимней спячки! Словом, через шесть секунд дрожащий от ужаса домушник, шарахнувшись в одну сторону, потом в другую, наступив сначала в таз, а потом ещё раз на грабли, дотянулся-таки до окошка и завис вниз головой, зацепившись штанами за гвозди, которые раньше раму держали. Он был готов выпрыгнуть из штанов, лишь бы покинуть такой негостеприимный дом, но тут за дело принялся Вяхирь.
Голубь спустился на голову вора и принялся быстро-быстро клевать, попадая то по шее, то по чугунку. Скрежет птичьих когтей и удары клюва наполнили голову домушника дребезжащим гулом, совершенно непонятным, и от этого особенно страшным. Вор попытался заползти обратно в дом, но теперь за гвозди зацепилась телогрейка. Пришлось ему немного помочь: мыши перебежали по бревенчатой стене к окошку и дружно впились острыми зубками в торчащую из стены филейную часть отчаянно извивающегося жулика. Домушник взвыл и вывалился на крыльцо, основательно приложившись и без того пострадавшей головой. Ещё через минуту он улепётывал по спящей улице, провожаемый многоголосым лаем разбуженных собак.
Друзья перевели дух.
- А если он вернётся? – спросил озабоченно Чуня.
- Думаю, он больше не вернётся, - задумчиво сказал Трошка, оглядывая поле боя.
- Да уж, на такой приём он не рассчитывал! Как мы его! – расхохотался Чуня, а за ним – и все остальные. Хихикала в кулачок Глафира, смеялся до слёз Пафнутий, мышата катались по полу, держась за животы. Улыбнулся даже вечно хмурый Никодим.
- Нет, как он улепётывал! – не мог успокоиться Чуня. – Мокрый, штаны спущены, телогрейка задралась, весь в муке, да ещё и чугунок на голове!
- Где ты только муку взял, разбойник? – проворчала Глафира, притворяясь сердитой. – Хозяева ведь все продукты увезли, чтоб не испортились, я для пирогов муку по щепотке отсчитываю, а он почти полпакета ухнул!
- А и правда, Чуня, откуда ты муку-то взял? – спросил Трошка, - В этом шкафчике только гвозди да шурупы были, да остатки краски и прочий хлам после ремонта.
- А я знаю? – развёл лапками Чуня. – Я просто столкнул то, что ближе к его голове стояло, чтоб задержать хоть чуть-чуть.
Трошка взял у Никодима ещё одну верёвку и спустился вниз. Пафнутий подкатил поближе фонарик, и они развернули остатки пакета.
- Ох! – только и выдохнул Трошка.
- Что такое? – забеспокоился наверху Чуня.
- Да, Чуня, - покачал головой Пафнутий, водрузив на нос разбитые в пылу сражения очки. – Сразу видно, что читаешь ты пока плохо…
На обрывке пакета крупными буквами было написано «ГИПС», а чуть пониже, меленькими «строительный». Домовичок и ёж переглянулись. Трошка представил себе, как на мокрой голове жулика белый порошок превращается сначала в вязкую кашицу, а потом затвердевает, связывая в одну окаменевшую массу волосы и бороду жулика, надвинутую на глаза шапочку да ещё и старый чугунок. Трошке даже стало немножко жалко незадачливого ворюгу.
- Что же теперь будет? – пробормотал домовичок.
- Будет скульптура под названием «Не воруй», - философски заключил Пафнутий. – И хватит веселиться. Принимаемся за уборку, а то из этой «муки», из этого «теста» у нас такой «пирог», такая скульптура получится – хозяевам потом на неделю уборки хватит.
Друзья принялись за дело. Вязкая, быстро твердеющая масса отчищалась плохо, но мысль о том, что такая же масса в это время застывает на голове у жулика, придавала новых сил. Чуня иногда даже подхихикивал тихонько. А потом прилетел Вяхирь, и попытался рассказать, как улепётывал вор, как налетал чугунком на столбы и деревья, оглашая округу руганью и дребезжащим звоном, как кувыркался через скамейки и падал в кусты. А когда пробовал остановиться, на чугунок сверху садился Вяхирь, и, барабаня клювом по донышку, снова подгонял его. Голубь хвастался, что гнал жулика до самой окраины посёлка, но из его рассказа мало кто-нибудь что-то понял – Вяхирь и так-то говорил непонятно, а тут ещё то и дело переходил с бульканья на смех, так что понял его только Трошка, да и то с пятого на десятое.
Через час с уборкой было закончено. Оставалось только решить, что делать с открытым окошком, но ни у кого уже не было ни мыслей, ни сил. Постановили оставить всё до утра, тем более, что Вяхирь вызвался переночевать в оконном проёме, а если что случится – разбудить. Друзья распрощались и разбрелись кто куда: мыши отправились восвояси, ежи вернулись в свой домик под крыльцом, а Трошка и Никодим поднялись на чердак.
После двух бессонных ночей Трошка был готов проспать весь день, но уже к обеду его разбудили громкие голоса на крыльце. Домовичок выглянул из-под застрехи. У ворот стояла милицейская машина, а на крыльце Трошка увидел двух весёлых румяных милиционеров, и с ними странного унылого типа в телогрейке с белыми разводами на воротнике. Голова типа была неестественно красной, гладко выбритой и очень исцарапанной, особенно уши. Лицо тоже было чисто выбрито, более того, на нём, кажется, не было ни бровей, ни ресниц. Ну никак этот тип не был похож на ночного гостя, но тем не менее это был он.
- Как воры следы обуви оставляют – видел, гипсовые слепки с таких следов сколько раз снимать приходилось, - весело хлопал себя руками по бокам тот милиционер, что повыше. – Но чтобы вор готовый слепок на месте оставил – такое у меня в первый раз!
- А в такой «упаковке» тебе подследственные каждый день поступают, да? – хмыкнул второй милиционер, широкоплечий и курносый. – И все, как один, радуются, когда их наголо бреют?
- Да не ворую я, - тоскливо протянул бритоголовый.
- Ага-ага, - закивал головой высокий. – И слепок на крыльце не с твоего сапога, и дорожку из гипсовых ошмётков от самого этого дома не ты проложил?!
- Да не украл я ничего, - так же тоскливо тянул своё жулик.
- Ну, здесь, может, и не украл, это мы потом у хозяев выясним. Только мы точно таких слепков на обворованных дачах уже целую коллекцию собрали, – и широкоплечий повёл жулика в машину. Оттуда он вернулся с молотком. Милиционеры поставили раму на место, приколотили двумя здоровенными гвоздями, а сверху ещё забили двумя досками крест-накрест. Потом обошли вокруг дома, всё осмотрели и уехали.
Трошка спустился в коридорчик и осмотрелся. Теперь здесь уже ничего не напоминало о генеральном сражении в доме N 11 по Второй Полевой. Трошка сладко потянулся, ещё раз обошёл дом, и вернулся в кровать. Он спал, и ему снились добрые цветные сны. Тихо-тихо падал белый пушистый снег. Наконец-то наступила настоящая зима.