Каждый кулик в своем болоте

Петр Котельников
В большинстве случаев, крупных военных и гражданских деятелей создает «господин случай» с кругом определенных лиц, обладающих властью. Крайне редко значимая в истории личность лепит самого себя, без поддержки людей, обладающих властью. Лепит себя, несмотря на сопротивление и неприязнь, и добивается того, чтобы с ним считались. Такой личностью является Шарль де Голль, бригадный генерал, сделавший все, что мог, для Франции и ставший на два срока ее президентом.
Каждый кулик свое болото хвалит. Каждому человеку родина дорога. Только преступники не имеют родины, и чувство это им либо незнакомо, либо настолько слабо и зыбко, что только зудом легким отзывается. Но по ним не следует оценивать менталитет нации. Родина большинства может располагаться на таких пространствах земли, где, кажется, человеку и жить невозможно.
Нам кажется непонятным, когда богатый араб, которому доступна любая роскошь,  направляется в пустыню, чтобы провести отпуск среди песков, в шатре, без слабого намека на цивилизацию. Есть и такие страны, красоту которых отмечает любой, попавший туда. Одной из таких стран является Франция. Долины рек Сены, Луары, Роны, Гарроны поражают зеленью полей, садов, виноградников. Здесь же находится масса старинных замков. Юг Франции – это и Альпы, это и лазурный берег Средиземноморья.  Нам красоты этой страны донесли пером своим многочисленные писатели и поэты. Нация одаренная, чего уж говорить! Я зачитывался произведениями Стендаля, Проспера Мериме, Шарля Нодье, Виктора Гюго, А. Дюма-отца и, естественно, Бальзака. Моим любимым героем в детстве был Сирано де Бержерак, а не Д’Артаньян, хотя я с удовольствием читал о его приключениях. И вот эта страна в 1940 году оказалась под сапогами тевтонцев. Виши с друзьями своими подписал акт о капитуляции. Игра проиграна Варшавой, и Прага получила шиш, утратил на свободу право и сам блистательный Париж.
 Но не все французы сложили оружие. 18 июня 1940 года, после национальной катастрофы Франции, мало кому известный тогда бригадный генерал де Голль заявил по английскому радио: «Франция проиграла сражение, но не проиграла войну!» Генерал де Голль поднял падающий трехцветный флаг и покинул территорию Франции, чтобы сражаться против ее врагов. С ним уходили  десятки тысяч гордых французов. Не забывайте, и на нашей, российской земле сражались в войну французские летчики в составе эскадрильи «Нормандия-Неман». Следует признаться, что де Голль оказался не той фигурой, которая устраивала бы руководителей США и Великобритании. Что-то не устраивало ни Рузвельта, ни Черчилля в гордом французе. А может, дело не в самом генерале, а в той позиции, которую он занимал?  Когда союзнические войска высадились в Северной Африке, Эйзенхауэр получил указание из госдепартамента, что он должен поддерживать отношения во французской Северной Африке не с де Голлем, а с генералом Жиро. 7 ноября 1942 года Жиро был объявлен командующим французскими войсками и руководителем гражданских властей в Алжире.
В дальнейшем оказалось, что позиции генерала Жиро в Алжире не были такими прочными, как казались союзникам. У него был серьезный конкурент – генерал Дарлан, ставленник Виши, сотрудничавший с немцами. Остается непонятным, почему Эйзенхауэр принял решение провозгласить Дарлана  руководителем французов?  Это решение было далеко от реальности. Дарлан не пользовался авторитетом среди французов-патриотов, а их в Алжире было большинство. Это они, вопреки указаниям генерала Дарлана, потопили и вывели из строя 60 боевых кораблей в Тулоне, чтобы те не стали добычей немцев. Убийство устранило Дарлана с политической сцены. Еще одно странное деяние американского генерала: оставаясь лояльным к коллаборационистам, явным пособникам немцев, он не освободил из тюремных застенков участников борьбы против фашистской Германии, среди которых были 27 депутатов Национального собрания Франции. Не потому ли, что они являлись членами коммунистической партии? И только в феврале 1943 года под давлением мировой общественности антифашисты были освобождены. Несмотря на то, что Эйзенхауэр действовал по прямому указанию Рузвельта и Черчилля, генерала хотели сделать козлом отпущения в этой ситуации. С трудом удалось командующему союзными войсками как-то очиститься. Но он как-то в разговоре с горечью заметил: «Если бы я мог стать простым командиром батальона и вести его в бой под огнем, все было бы куда проще». Искренне говорил тогда Айк или лукавил? Во всяком случае, он хорошо понимал, что в современной войне больше политики, чем боевых действий!
Нам, проживающим тогда в государстве, которому предстояло так много строить, латать дыры, было не до серьезных вопросов политики. Хотя, признаться, недоверие к англичанам и американцам неуклонно росло. Франция оставалась тогда еще полностью оккупированной,  и имени де Голля мы не слышали. Мы знали немного о французских маки, партизанах, сравнивали их с белорусскими и понимали, что менталитет их не тот, слаба ненависть, через край не хлещет! Я ведь читал до этих событий рассказ Ги де Мопассана «Пышка», в котором так классически рассказывалось об отношении французов к немцам.
Вашингтон и Лондон к большой политике французов не подпускали. Вспомните, что ни в Тегеране, ни в Ялте, когда решались серьезные вопросы мировой политики, представители Франции голоса не имели. Возможно, де Голль хорошо знал, какую участь уготовили Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль его любимой Франции?  Отсюда постоянное сопротивление лидера «Сражающейся Франции» де Голля. Как ни старались союзники, но им пришлось считаться с политической значимостью де Голля, хотя президент США  и другие известные политические деятели скептически смотрели  на политические амбиции генерала. Противоречия между ним и американцами возникли потому, что американцы  выступали за создание американского порядка в Европе, включая Францию. Желанье есть Парижем завладеть, но сдерживать желания изволь – народ французский никуда не деть, и не подкупен генерал де Голль.
   Рассекреченные американские документы свидетельствуют о том, что США  готовились создать во Франции оккупационный режим во главе с американским военным губернатором. На свободолюбивый французский народ подыскивали узду покрепче. Подготавливалась высадка союзных войск в Нормандию, а Черчилль и Эйзенхауэр не проявляли желания понимать национальные нужды Франции и представляющей ее интересы  «Сражающейся Франции» де Голля. Рузвельт был за океаном, а сэру Уинстону приходилось часто сталкиваться с рослым, резким в словах  французским генералом. Позднее Черчилль признается, что «Лотарингский крест» был слишком тяжел ему. Лотарингский крест был символом «Сражающейся Франции».
Западные союзники высаживались во Франции, а де Голль не получил никакой информации о деталях операции. А ведь к этому времени де Голль стал во Франции общепризнанным лидером нации.
Когда французский генерал прибыл в Лондон из Алжира, где находился французский комитет национального освобождения, Бэделл Смит, начальник штаба Эйзенхауэра, вручил ему текст декларации, с которой Эйзенхауэр должен был обратиться к оккупированным народам Европы. Де Голль сказал, что документ нуждается в исправлениях и доработке. Генерал проработал над ним всю ночь, а утром узнал, что листовки с декларацией Эйзенхауэра уже отпечатаны. Де Голлю предложили выступить по радио уже после того, как эти листовки будут сброшены над Францией.
Француз был настолько взбешен, что хлопнул дверью, выходя из штаба, и только успел сказать: «Я не могу последовать за Эйзенхауэром!»
И Черчилль, и Эйзенхауэр понимали, что если де Голль не обратится с воззванием к французскому народу, то военные и политические последствия будут для них тяжелыми. Пришлось уговаривать де Голля. Он обратился по радио к соотечественникам, призывая всемерно поддерживать западных союзников, но недвусмысленно заявил, что суверенные права на всей территории Франции будет принадлежать только возглавляемому им правительству.
Планы Вашингтона относительно Франции были сорваны.
Освобождение Франции не стоило союзникам серьезных усилий. 25 августа 1944 года была освобождена столица ее Париж. А 26 августа Париж торжественно отметил день освобождения. Два миллиона приняло участие в этом торжестве. Союзников же ждали неприятности в Арденнах и Вогезах. А Париж отстоял свое право быть свободным.