Любит - не любит?

Петр Котельников
               

Боже, как прекрасен луг близ реки погожим майским днем! Травы сочные, высокие, меж ними в одиночку и большими  красными, белыми, желтыми пятнами цветы мелькают. Насекомые жужжат, звенят, поют. Посреди трав стоит девочка лет шести в легком платьице выше колен, полупрозрачную ткань его колышет ветерок. К голым ногам девчушки травы льнут, в руках у нее незабудка. Крохотными пухлыми пальчиками девочка отрывает лепестки цветка, говоря громко: «Любит – не любит, любит – не любит, любит!»
Бывает, в политике тоже просчитывают влияние руководителя страны на народ в тиши и тени кабинетов: «Любят – не любят?  Любят – не любят?» Прежде чем напасть на нашу страну, такой расчет производился аналитиками рейха. Вывод был сделан однозначный: Советский Союз – колосс на глиняных ногах. Деление страны на территории по национальному признаку сделало Россию значительно слабее, чем она была до революции. А сколько недовольных стало из репрессированных советской властью, сколько раскулаченных, сколько дворян, ограбленных и обесчещенных…
               Не нужно быть пророком, чтобы не предвидеть, что были в нашей стране те, кто, спать ложась, молился за погибель советской власти. Да и тиран, диктатор, каким бы он ни был, имеет тех, кто его поддерживает, и тех, кто его люто ненавидит. Так было когда-то, так будет и впредь. Но нужно знать, куда смотрит та часть, огромная, которую принято называть инертной. Эта часть живет вне политики, волнуют ее только вопросы материального плана, но она-то и определяет устойчивость государственного строя. Люди, образующие огромную серую безликую массу, с неба звезд не хватают, они не терпят тех, кто талантом ярким отличается; даже в детстве они начинают ненавидеть тех, кто отлично учится, называя их пренебрежительно зло – «зубрилками». Вот с этой массой и должен ладить диктатор, играть на нее и для нее. И если тиран – хороший актер, власть его над массой будет огромной, ему будут прощаться ошибки, даже непростительные. Если эти ошибки будут судьбоносными, станут искать вне его тех или то, что, несомненно, заставило их кумир поступить именно так. Знамена, символы, тотемы, издревле - знаки, жизни суть Тела живые, несомненно, те ж знаки на себе несут!
Сталин обладал всеми качествами, необходимыми для роли диктатора. Он внешне всегда спокоен, уверен, его движения выверены, неторопливы. Народ в восторге от того, каким движением он поднимает руку, не замечая, или стараясь не заметить, что одна из рук его дефектная. Своим происхождением он близок и понятен массам. Он свой, родной человек. Его отец простой грузинский сапожник. И образованием особым кумир не отличается – обычный семинарист. Сталин пьет и ест то, что доступно каждому гражданину, питался он пищей простой, неизысканной. Биографы его подчеркивают, что Сталин любил украинский борщ и гречневую кашу, пил он грузинское вино. И дети «отца народов» учились и росли в обычной детской среде, не выделяясь. Их не балуют, напротив, к ним сдержанно суровы. Дети Сталина не знают роскоши, они, как и все вокруг, радуются подаренной игрушке, а еще больше – обычному человеческому вниманию. И если Сталина показывали иногда с его дочерью Светланой, то точно таким, с такими же движениями, его показывали с Намлахат Наханговой, девочкой из восточного кишлака, лучшей сборщицей хлопка. Во что одевался народный кумир? Простая тужурка, без знаков отличия, брюки и сапоги. И знал народ о его шинели с потертыми обшлагами, и о стоптанных ботинках, и что лечится он у обычного фельдшера-коновала. Народ умеет видеть только то в своем диктаторе, что хочет видеть. Каково окружение признанного вождя? Такое же простое и рядовое, как и они сами, среди членов политбюро немало малограмотных: Каганович, Калинин, Ворошилов, Хрущев. И зарплата у вождя – 730 рублей, иными словами, как у обычных рабочих. Знал народ и о том, что Сталин ночами не спит. Не спит, значит, печется о нуждах народа. И слов на ветер не бросает,  все, что обещает, выполняется. Сомневаться в его словах не приходится. К слову сказано, Сталин не терпел пустых  обещаний, попробуй пообещать да не выполнить! Это уже во времена Л.И. Брежнева можно было председателю колхоза обещать получить от каждой курицы-несушки по 1000 яиц в год. И сидели товарищи в президиуме и ладони себе отбивали, не посчитав, что курице, чтобы выполнить обещание колхозного вожака, придется беспрерывно приносить по три с половиной яйца ежедневно.
Что бы сегодня ни говорили о Сталине, ему верили и его любили. Даже осужденные по вине его, идя на гибель, верили ему, считали, что не Сталин виноват, а люди бездушные, обманывающие и самого Сталина. И умирали с криком предсмертным: «Да здравствует Сталин!» Не нужно тем, кто берется за перо, искажать факты. Следует признаться, раз и навсегда, что с именем Сталина бойцы, поднимаясь во весь рост, шли в штыковую, с его именем, обвязавшись гранатами, бросались под танк. И когда Сталин умер, в большинстве семей русских, оплакивали грузина, как принято оплакивать самого близкого и дорогого человека. Пусть простят автора строк этих, я имел основания не любить Сталина, но я не видел в окружении его ни одного равного ему или близкому по уму и деловым качествам. Феномен Сталина уникальный – его любили и боялись сразу, его ненавидели и верили в него. И что бы ни говорили сейчас, перед Сталиным преклонялись, его любили за ум, энергию и заботу. Он умел подойти к человеку так, что видел его сильные стороны. Не было ни одного важного вопроса, которым бы он не занимался, и замечания его по существу обсуждаемого вопроса не были пустыми и праздными.
Вы, порочащие его сейчас, также ошибаетесь, как росчитались там, на Фридрих-штрассе, рассчитывая, что неудачи первых месяцев войны оторвут русских людей от Сталина. Напрасно в листовках для нас СССР расшифровывали, как – «Смерть Сталина спасет Россию!» Глядя в сторону России, они забывали о том, что Германию возглавляет близкий, по сути, «творец нации» – Гитлер. Не следует отделять вождя от нации.  Гений – это нация в одном лице! 
А, говоря о тех, кто бессмысленно вторит тем, кто привык все подряд чернить, мне бы очень хотелось увидеть их душевное состояние, когда бы все это они произносили и писали при жизни Сталина или в ближайшее время после смерти его. Мне пришлось видеть жалкий вид одного из моих товарищей, когда он осмелился в день смерти Сталина открыто читать стихи Константина Симонова. А ведь в стихах тех и тени пренебрежения к имени умершего вождя не было, он только позволил себе публично не выразить печали по поводу его смерти.  И не сотрудники госбезопасности на него налетели, а свои – сокурсники, друзья по учебе.