Жанетта и голоса

Борис Зислин-Ахматов
(театральная притча)               
               
               
***               
               
Действующие лица:

ОТЕЦ,
МАТЬ,                ЭМЕ, ЖАНЕТТА, их дочери,
ДЮРАН, брат Матери,
ШАРЛОТТА, соседка,
ЖАН, ее сын,
БЕРТРАН, караульный,
СЕРЖАНТ,
ПРОКУРОР.

               
Франция, XV век.



***               



               
               
Интродукция

               
Пройдет, не бойся, суета и дрожь.
Твой путь начнется, встанешь и пойдешь.
Ну а куда, на свет какой звезды,
то Небесам виднее с высоты.

Пусть над тобой сомкнутся Небеса,
и да услышишь ты их Голоса.
Они подскажут с горней высоты,
с каким заданьем в мир заброшен ты.               


             
Действие 1


1.

На лесной поляне над святым источником растет древний бук, он  украшен цветными лентами, венками, на толстой ветви висят качели. Это Дерево Фей, сюда вечерами приходят  развлекаться деревенские парни, девушки.
Соловьиные трели. Время к вечеру.
Входит ДЮРАН, невысокого роста, лысоватый. Его правый пустой рукав заправлен за пояс. Ходит он, опираясь на палку, при этом заваливаясь на бок.
ДЮРАН (хлебнул воды из источника, ополоснул лицо, сел на качели). Господи, Господи…
ГОЛОС (тоненький). Госпиди-госпиди!
ДЮРАН (огляделся). Феи,  что ль, дразнятся?
Из листвы появилась рука, палка Дюрана исчезла.
Во, разбаловались, черти, – палки нет. (Посмотрел наверх.) Жанетта!
ЖАНЕТТА. Дядя Дюран!
ДЮРАН.  То-то я смотрю, вроде наша Жанетта на Дереве Фей сидит.
ЖАНЕТТА (села, свесив ноги). Хочу на дереве жить, как думаешь?
ДЮРАН. Это правильно, чем по земле-то пылить. Тут, на земле-то, столько всего, и не сказать, и не сказать… (Раскачивается.)
Жанетта спрыгнула на землю, ходит вокруг него, опираясь на палку.
Может, и не жить лучше, столько всего вокруг, рыбка…
ЖАНЕТТА. Что это ты бормочешь, а? Бормотать стал.
ДЮРАН. Я чего? А ты чего? Чтоб по деревьям порхать, это, знаешь, крылья надо.
ЖАНЕТТА. А я у Михаила-архангела попрошу.
ДЮРАН. Хорошо попросишь, даст, он добрый.
ЖАНЕТТА (спрыгнула, села под деревом). Или я уродка какая, скажи? Сны какие-то сниться стали.
ДЮРАН. Какие сны?
ЖАНЕТТА. Дурацкие. Отцу, например, приснилось что орехи надо собирать, масло жать, – второй уж день собираем. Или матери – что башмаки у нас у всех износились. Утром смотрит, у Эме, правда, один каши просит.
ДЮРАН (смеется). Да? А тебе Михаил-архангел, что ль?
ЖАНЕТТА. Или хор как будто, и мне будто аллилуйю поет, представляешь?
ДЮРАН. Тебе? Надо ж… А мне все больше детство снится, – как я бегаю, в речку ныряю. И солнышко яркое-яркое!
ЖАНЕТТА. Может, я, вообще, уже это? (Крутит пальцем у виска.) Скажи?
ДЮРАН. Молода еще. Ты его наживи сначала! С мое вот проживешь, тогда и будет тебе «это».
ЖАНЕТТА. Ой, тут чего было-то, дядя Дюран! Два дня тому, человек у нас один ночевал. Не бродяга, а… Ну у него есть где-то родители, братья;. Из дому ушел. К морю идет, к южному. Красота, говорит, там, – вода прямо аж, говорит, с небом сливается, голубая-голубая!
ДЮРАН.  Надо ж. Был, что ли, видел? Чего же обратно ушел?
ЖАНЕТТА. Может, рассказывал кто.
ДЮРАН. А делать что там будет, не сказал?
ЖАНЕТТА. Матросом наняться хочет, поплавать, страны разные посмотреть.
ДЮРАН. Я вот тоже моря не видел, на картинках только… Сбежать, что ль, с ним хотела? Из дому бегать… нет, рыбка, это я не одобряю. От себя-то, знаешь, не убежишь никуда.
ЖАНЕТТА. Да нет… Отец прогнал его. Увидел, что мы разговариваем, расшумелся, материться стал.
ДЮРАН. Это он умеет.
Помолчали.
ЖАНЕТТА. Дядя Дюран…
ДЮРАН. Чего «дядя Дюран»?
ЖАНЕТТА. Ой, этого еще несет! (Полезла на дерево.) Меня тут нет, понял?
ДЮРАН. Кто?.. А , понял, понял. Тихо сиди, морячка.
Входит ЖАН с граблями, вилами на плече. Темная рубаха прилипла к телу.
ЖАН. Какие люди! Здорово, дядя Дюран. (Пожал ему руку, попил из источника, ополоснул лицо, сел рядом.)
ДЮРАН. Здорово, здорово.
Помолчали.
Как оно, сено-то, небось, пересохло?
ЖАН. Жарит.
ДЮРАН. Жарит.
ЖАН. Чего расскажешь, дядя Дюран? Эти-то, годдэмы*, говорят, прут?
ДЮРАН. Говорят… Кто говорит-то?
ЖАН. Уже чуть не пол-Франции под ними.
ДЮРАН. Ты что? Пол-Франции?
ЖАН. Ничего, может, работать научат да жить по-человечески. В Нормандии вон пшеницу аж по сам-двадцать пять снимают да  овса  по сам-десять! Пашут-то плугами ихними. Да с тремя отвалами!
ДЮРАН. Бывают такие?
ЖАН. Вот те и захватчики, да? Татары!
ДЮРАН. Культурные люди, что ж ты хочешь. Образованные.
ЖАН. Жанетту не видали тут?
ДЮРАН. Какую Жанетту? Не, не видали.
ЖАН. Племянницу-то вашу?
ДЮРАН. Да я сам присел только. (Слушает соловья.) Что вытворяет, паразит, а? Ты послушай!
ЖАН (посмеиваясь). Может, породнимся скоро, дядя Дюран. Маманя моя с ее отцом все это… толковищу ведут, не сговорятся никак.
ДЮРАН. Нет, ты погляди, какие выделывает!
Жан зевает.
Харектерец-то у ней, я говорю, – о-го-го, наплачешься!
ЖАН. Знаю. Обломаем!
Возмущенный возглас в листве: «У!»
ДЮРАН. У…спехов тебе, дорогой, желаю. (Обняв его за плечи, уводит.)  Не слыхал, как это… солдат один в дом постучался? Хозяйка выглядывает. «Хозяюшка, – говорит, – так жрать охота, прям в горле горит, аж переночевать не с кем!»
Жан гогочет. Уходят.
ЖАНЕТТА (на дереве). «Толковищу ведут». Корову продаете? Вот вам, вот! (Показывает кукиш на все стороны.) Уйду от вас… уроды. (Встала на качели, раскачивается.) И-эх! И-эх! (Вдруг стала прислушиваться, озираться. Спрыгнула на землю.)
Неясный шум, похожий на голоса.
 Уже наяву голоса. Господи… Не дай с ума сойти, лучше к себе забери!!!


---------------------
*Прозвище англичан, от англ. «God damn» – «черт возьми».
2.

Деревенский двор. В глубине его дом из белого камня, слева сарай и хлев, оттуда временами доносятся мычание коровы, блеянье овец. Позади
строений, обнимая их по бокам, виноградник. Во дворе за длинным столом сидят маленький, щуплый ОТЕЦ  и ЭМЕ, рослая, мужеподобная девица. Пол ее угадывается с трудом (ее роль может исполнять актер). Камнями они колют орехи, зерна бросают в большую кастрюлю.
ЭМЕ. Зареченские, не слыхал, на будущий год хотят гречиху сеять.
ОТЕЦ. Да? Хрен они посеют, а не гречиху.
ЭМЕ. Хотят гречиху.
ОТЕЦ. А потому! Эти идут, не слыхала? Говорит, скоро уже тут будут.
ЭМЕ. Кто говорит?
ОТЕЦ. Все говорят! Однокрылый!
ЭМЕ. Мало ли? И чего, пахать, сеять не будем? Тебе-то не все одно, кто там (Кивнула наверх.), Шарль или Генри? На нас это не влияет.
ОТЕЦ. Тоже верно… Говорят, культурные люди. Порядок знают.
Помолчали.
ЭМЕ. На пойменных землях она, говорят, хорошо растет.
ОТЕЦ. Кто?
ЭМЕ. Гречиха.
Из дома выглянула МАТЬ, руки ее и фартук в муке.
МАТЬ. Давайте накрывать. Проголодались, небось? Быстро давайте.
ОТЕЦ (стукнул по столу). Где эта кукла, я спрашиваю?
ЭМЕ. Сидит, небось, на Дереве Фей, кукует. Не наигралась еще.
ОТЕЦ. Опять спуталась с кем? Узнаю, обе ноги перешибу и в реке утоплю. Слыхали? Все слышали?
ЭМЕ (взяла из кастрюли орех, бросила в рот, тут же получила от отца затрещину). Ладно!
ОТЕЦ. Тарелки, кружки неси, ну?
ЭМЕ. Какая-то она стала. Томится чего-то.
ОТЕЦ. Ага. С детства томится, никак не утомится! Три года ей было, с сарая свалилась, не помнишь, голову-то расшибла? С тех пор, видать, и томится. Небо потрогать! Эме, нормальному человеку, вот тебе придет в голову – небо потрогать?
ЭМЕ. Замуж ее пора, пока в конец не утомилась. Жан-то – чего он?
ОТЕЦ. Мать стерва. Прижимиста, будто у ней не один сын, а десятеро.
Эме уходит в дом.
«Томится». А ты не томишься? Кобыла вымахала, прости Господи… (Взял орех из кастрюли, бросил в рот.)
ЭМЕ и МАТЬ выходят, ставят на стол бутыль вина, кувшин молока, миски с блинами, маслом.
Жрать ей не давать, ясно?
МАТЬ. Ясно, ясно, садитесь.
ОТЕЦ. А то томится.
Сели, перекрестились.
Господи, благослови ты нас и дары твои, что мы вкушаем по щедротам твоим. Через Христа, Господа нашего. Аминь.
МАТЬ и ЭМЕ.  Аминь.
Едят, макая блины в миску с маслом.
За забором появился ДЮРАН, на нем напяленная на глаза синяя фуражка.
ДЮРАН. Бу-бу-бу! Бе-бе-бе! (Содрал фуражку.) Что, испугались?
МАТЬ. Дюран! У меня прямо опустилось все. Думала, правда, эти пришли.
ОТЕЦ. Тебе, видать, Однокрылый, на войне голову тоже слегка повредило?
ДЮРАН. Ага, видать. Иду по лесу, а она валяется, я и поднял. Ну извините, коли что. (Сел на завалинке дома.) Виноват.
ОТЕЦ. Или тоже томишься? А ты влезь вон на сосну да кричи «ку-ку», сразу всем весело станет.
ДЮРАН. Да… Боюсь, не влезу, зятек.
МАТЬ. Садись, Дюран, давай, присаживайся. (Положила ему блинов, налила вина.)
ДЮРАН. Христианская ты душа, сестренка, благослови тебя Бог. (Сел к столу, перекрестился.) Во имя Отца и Сына и Святого духа…
Едят, пьют, поглядывая друг на друга.
ОТЕЦ. Ну? Блины жрешь, винцо пьешь, рассказал бы что-нибудь. На большой дороге живешь, видишь все, слышишь. Расскажи, будь уж так добр.
ДЮРАН. Чего рассказывать? Идут, собаки, прут.
Эме давится блином, смеется.
ОТЕЦ. Куда прут?! (Заглянул под стол.) Чего-то не видать пока. Сколько живу на свете, столько и слышу. (Посмеивается, глядя на дочь.) А может, их и нету никого, а, Эме? Сказки одни?
ЭМЕ. Точно, придумали детей пугать. Как про Змей-Горыныча.
ДЮРАН. Вчера один путешествующий рассказывал, армия ихняя идет во главе с герцогом таким… не помню…Шутбери, Шмутбери?
ЭМЕ. Да и хрен с ним, с Шутбери!
ДЮРАН. Ну это да, вам все хрен с ним.
ОТЕЦ  (ударил дочь по затылку). Кончай ржать, дура! (Дюрану.) Ну? И чего герцог этот?
ДЮРАН. Совсем, говорит, чокнутый герцог. Лет десять он там, на севере, буйствовал. Мирных жителей убивал, дома жег, детей.
МАТЬ. Ой. Зачем же это, Дюран?
ДЮРАН. Зачем?.. Звереют люди на войне, сестренка, с ума сходят. И солдаты, а командиры еще больше… А может, вообще, закваска такая, бандитская, хрен их знает.
ЖАНЕТТА выглянула из-за угла дома, спряталась.
МАТЬ. И чего, к нам, сюда идут, герцог этот?
ДЮРАН. Вроде, на Орлеан идут.
ОТЕЦ. Ну так это еще… где Орлеан и где мы! «На Орлеан».
ДЮРАН. Почему на Орлеан, спрашиваешь?
ОТЕЦ. Ну? Почему?
ДЮРАН. От Орлеана, ребята, дороги  веером по всему югу Франции. И ни одной крепости по дороге, нигде. Возьмут Орлеан – все на этом,  хана, дальше, как нож по маслу, пойдут туда, туда, туда, да хоть куда, хоть до самого моря южного… где море с небом сливается. Как дыню, рассекут всю нашу Францию и съедят.
ОТЕЦ. Думаешь? Да… Она сладкая, видать, наша Франция! (Эме.) Поняла, дура, чего умные люди говорят?
МАТЬ. Дюран, ну Франция ладно, а с нами-то, скажи, с нами что будет?
ОТЕЦ (хохочет). Франция ей ладно. А мы кто тебе, не Франция?!
ЭМЕ. Чего ж  армия-то наша не чешется?
ДЮРАН. «Армия»… Нету у нас армии, разбежалась армия.
ЭМЕ. Чего ж это так?
ДЮРАН. «Чего» да «отчего»… (Отцу.) Я тебе так скажу, зятек: француз, он, видать, для хозяйства больше приспособлен. Как скот примерно, – пока резать не начнут… тогда только вой поднимают. Не, бабы, те еще… Во Франции, вообще, видать, все решают бабы, примерно как у тебя в доме.
ОТЕЦ. Однокрылый, ты говори-говори…
ДЮРАН. Тут, не слыхал, притча пошла, мол, Францию сгубила женщина, а спасет ее Дева?
МАТЬ. Ну да, бабы? Все от баб?
ДЮРАН. Королева наша года два, что ль, тому, перед смертью, от сына от собственного отреклась, от Шарля, что он, мол, незаконнорожденный, заявила. (Эме.) Вот у него и армия разбежалась, он же не коронованный! А дочку за ихнего короля отдала, за Генри. И получается, что он теперь и наш тоже король! Но мы-то ему не свои, а…как стадо какое, которое доить, давить надо. Он языка-то нашего не знает.
МАТЬ. Страсти какие…
ОТЕЦ. Так у нас, выходит, и короля, что ль, нет своего?
ДЮРАН. Выходит… Да, вот так оно, зятек, выходит.
ЭМЕ, А Дева откуда, кто такая? Пресвятая, что ль, Дева?
ОТЕЦ. Да. Она спасет. Она, знаешь, кого спасет, шуряк? Кто трудится в поте лица, а не ходит, где бы блинков пожрать да винца попить!
Мать ударила его по затылку:  думай, что говоришь.
Ты уж прости меня, конечно, пострадал ты, но я тебе, шуряк, так скажу: сколько на нас напастей было – и чума, и засуха, саранча, и чего только не было, а… спасла Пресвятая Дева? И эту чуму тоже переживем. Правильно я говорю? Согласен со мной?
ДЮРАН. Дай-то Бог, зятек, дай-то Бог. (Пьет.)
ОТЕЦ. А то «французы». Ничего, как-нибудь… (Зевает.) Ой, спина болит, прямо… Ну что, спать, французы?
ЭМЕ. Завтра, дай Бог погоду, сено скирдовать надо.
ОТЕЦ (Матери). Эта придет, жрать не давать, ясно? Дурь одна в голове! Ведь я бы не углядел, увел бы ее бродяга этот, выхухоль, сбежала бы с ним!
ЭМЕ (зевает, чешется). Спать так спать.
ОТЕЦ. А то «томится». Все ребра ей пересчитаю, враз ее томление кончится!
Отец и Эме уходят.
ДЮРАН. Хозяин.
МАТЬ. Да ну его. Я его и не слушаю.
Дюран налил себе вина, выпил.
Жанетта, тихо подойдя, села на дальнем конце стола.
Вот дочки меня беспокоят, Дюран.  Эта (Кивнула на дом.), вообще, не пойми что, не в мать, не в отца, в проезжего… жеребца! Младшая тоже…
ДЮРАН. А был?..
МАТЬ. Чего?.. Кто был?
ДЮРАН. Жеребец-то?
МАТЬ. Да ну тебя, хулиган!.. Младшенькая, говорю, совсем малахольная какая-то, натворит что-нибудь, чует мое сердце.
ДЮРАН. Что-то в ней, знаешь… Не пойму даже. Нездешняя она какая-то.
МАТЬ. Ой. Как это так «нездешняя»?
ДЮРАН. Да не знаю, как. Чудная. С Луны свалилась, «как»!
МАТЬ. Такие вот дела, Дюранчик миленький… Сам-то как? Живешь ведь, как пес бездомный.
ДЮРАН. Это почему ж? Дом стоит еще, родителев, крепкий еще.
МАТЬ. Покрасить бы надо, облупился… Бабоньку бы тебе завести, Дюран, какую-нибудь сердобольную. А? Шарлотка вон, соседка-то наша?
ДЮРАН. «Сердобольную»… Ее ж приобнять надо, сердобольную! Одной-то рукой не обнимешь! Да и, слыхал, от объятий этих, говорят, дети ро;дятся?
МАТЬ. Ну? Так это же счастье, дети!
ДЮРАН. Да? А их, скажи, много счастья ждет, девочек твоих, когда тут… не знаешь, что завтра будет? В преисподнюю все рухнем скоро, вот что.
МАТЬ. Ой, тьфу на тебя. Да не пугай ты меня на ночь!
ДЮРАН. Знаешь, говорят, упаси вас Бог рожать детей в смутное время.
МАТЬ. Что, перебьют всех, скажи? Как Русь татары?
ДЮРАН. Не, зачем всех?.. (Выпил; он захмелел; мутным взглядом смотрит  на племянницу.) А, Жанетта.
ЖАНЕТТА. Дядя Дюран...
МАТЬ. Чума прямо. Отец грозился тебе все ребра пересчитать!
ЖАНЕТТА. Все не сможет, он до десяти только умеет.
МАТЬ. С тебя-то, боюсь, и этого хватит. (Налила ей молока, положила блинов.) Остыли уж.
ДЮРАН (пьет). Сидр у вас хорош.
МАТЬ. Это он. (Кивнула на дом.) Знает, как чего… Не напейся, смотри!
Темнеет.
ДЮРАН. Ложись, сестренка. Я посижу да пойду. (Жанетте.) И ты, иди. И я пойду, поковыляю.
МАТЬ. Ты не заболел случаем, Дюран? Может, заночуешь у нас?
ДЮРАН. Не, не заболел. Кутька у меня там, как же, покормить надо.
МАТЬ. Завтра к обеду приходи. Придешь?
ДЮРАН. Ага. Если жив буду.
МАТЬ. Ноги гудят прямо. И поясница… Давайте, правда, расходиться. Спать, дочка, спать.
ЖАНЕТТА. Ага. (Смотрит на дядю, словно ждет ответов на свои вопросы.)
Мать уходит.
Нездешняя, говоришь? А какая же, откудашняя я?
        ДЮРАН. Господи, Господи… Да не знаю я ничего. Чего вы меня всё спрашиваете? Вот спрашивает…
        ЖАНЕТТА. Зачем я девчонкой родилась? Была бы я парень, дядя Дюран!..
ДЮРАН. Да… А я мальчишкой зачем родился? Зачем, вообще, люди ро;дятся, ты не знаешь?
ЖАНЕТТА. Не-а.
ДЮРАН. Вот и я не знаю. Кто для удобрения почвы, верней, все почти что, а один, может, кто-то – о-о, мало ли для чего!.. (Помолчав.) А я вот, знаешь, вс; думаю: калекой я по дурости своей стал? Что бабам я никому и на фиг не нужен – по дурости моей, да? Если для вас, что Шарль, что Генри… На войну-то я добровольно пошел, шестнадцати не было. Как ты думаешь, а? Никак не думаешь?
ЖАНЕТТА. Что ты  ругаешься все?
ДЮРАН (еще выпил). А думать-то у вас есть чем? Или у вас там вместо мозгов по лепешке коровьей?
ЖАНЕТТА. Ага. Наверно.
ДЮРАН. А ты говоришь, море… (Вдруг стукнул кулаком, кричит в сторону дома.) Имею право, понял? И блины жрать, и вино пить! Потому что за вас, дураков!.. (Помолчав.) Или может, правда, что Шарль, что Генри – один хрен? И вообще, кому она на хер нужна, эта Франция? Может, и не надо ее?.. Что молчишь? Ты о чем хоть молчишь, а, рыбка?
ЖАНЕТТА. Скажи, а герцог этот… Шутбери, как его?.. армия его, они, что ль, как звери все, на людей непохожие? Скажи?
ДЮРАН. Чего «скажи»? Вам-то что – они, не они?.. (Встал, шатаясь.) Не… Пока на навоз всех не изведут… пока не придут, вот тут вот (Стучит по столу.) кучу не наложат, не поймут ни хера!!! Народ…
ЖАНЕТТА (вскочила). Чего ты лаешься, дурак старый? Сам-то ты что?.. Ну и что, рука-нога твои спасли Францию? Надоел ты уже, понял? (Убежала в дом, хлопнула дверью.)
ДЮРАН. Семейка, будь вы прокляты. Думаете, нас это не касается? (Кричит, расшвыривая все вокруг, перевернул стол.) Касается, зятек, погоди, коснется! Как нож горла, коснется! Понял,  филин лупоглазый?!
Из дома выбежали все.
ОТЕЦ. Совсем, что ль? Моего сидру нажрался и буянишь тут?
ДЮРАН. Да чтоб ты подох, гузка куриная! (Схватил валявшуюся на земле фуражку, напялил на себя.) Бе-бе-бе! Бу-бу-бу! Тьфу! (Ковыляя, уходит.)
ЭМЕ. Во, дает Однокрылый. В дом скорби пора.


3.

Полдень. Под Деревом Фей дремлет ШАРЛОТТА, пышнотелая крестьянка. Рядом стоят ее грабли. С граблями, вилами на плече, держась за спину, входит ОТЕЦ, осторожно садится.
ШАРЛОТТА. А!!!
ОТЕЦ. Ой, ты, Шарло? Не видал, извини.
ШАРЛОТТА. Бухнулся, как буйвол прямо!
ОТЕЦ (сел рядом). Так спина болит, прямо... Что смотришь? (Отодвинулся.)
ШАРЛОТТА. Как этот, бухнулся на меня!.. Чего отодвинулся-то? Или не гожусь, Жак?! Когда-то ведь годилась!!!
ОТЕЦ. Брось, Шарлотка. (Огляделся.) Совсем ты, я смотрю…
ШАРЛОТТА.  Чего? Иль забыл, Жак?!! А то, пока женушки-то нету!!!
ОТЕЦ. «Женушки»… Не видишь, спина вон не разгибается.
ШАРЛОТТА. Да? Старые, говоришь, стали?
ОТЕЦ. А то какие?
ШАРЛОТТА. А я еще... не забыла.
ОТЕЦ. Не израсходовалась еще, смотрю. Конечно, без мужа-то тебе… А быстро он у тебя свернулся... Вон Однокрылый-то, чего? Давай! Бобылем живет, мается.
ШАРЛОТТА (встала, взяла вилы). Ладно, говорить с тобой. «Однокрылый»… Шутки! Шучу я!
ОТЕЦ. Шутки так шутки.
ШАРЛОТТА. Или сказать чего хотел?
ОТЕЦ. Я-то? Да не, чего говорить? Вс; и так уж…
ШАРЛОТТА. Всё так вс;.
ОТЕЦ. Ведь ты же, Шарло, упрямая, как…
ШАРЛОТТА. Прямая я, а не упрямая, понял? Не люблю эти, знаешь…
ОТЕЦ. Вот и я не люблю, говорю все, как есть.
ШАРЛОТТА. Ну? И чего ты говоришь-то?
ОТЕЦ. То и говорю. Сынок твой, говорю, липнет к моей девке, пристает!
ШАРЛОТТА. Жак, да они же сами к нему, как эти… как мухи на пирог с вареньем!
ОТЕЦ. Да. Давай, мол, поженимся. Или это тоже она сама ему?
ШАРЛОТТА. Ладно врать-то!
ОТЕЦ. Шарло, никогда не врал. Дюрану он сказал… мол, породнимся скоро.
ШАРЛОТТА. А, так это еще!.. А, может, он это про Эмешку вашу, а?!
ОТЕЦ (поразмыслив). Что ж, я не прочь. Душа у нее, у Эме, золотая. А работящая какая? Целый день всё крутится, крутится, как эта.
ШАРЛОТТА. Жак, а чего это они у тебя разные такие? Может, женушка-то твоя… А, Жак? Согрешила?
ОТЕЦ. Чего-о?
ШАРЛОТТА. Молчу, все, молчу, мое-то дело какое?
ОТЕЦ. Ну вот и молчи!
ШАРЛОТТА (села рядом). Жак, я тебе честно скажу, сынок мой… ну ты сам видишь.
ОТЕЦ. А моя? Да это ж  два бриллианта, а не девки!
ШАРЛОТТА. Вроде, и женить его пора, и жалко, так чтобы, абы как, честно.
ОТЕЦ. Да. Да ты посмотри на нее!.. Погоди, ты это про Жаннетту или…
ШАРЛОТТА. Чего? Я тебе про сына своего говорю!
ОТЕЦ. Ну вот и я тебе тоже. И мордой Бог не обидел. А смышленая какая? Детство играет, так это уж, как говорится… сама знаешь.
ШАРЛОТТА. Да. На морду-то, она… ничего не скажу. Но морда, она и есть морда.
ОТЕЦ. Да вот весной в Невшатель ездили с шерстью, не поверишь,  дворянин один к ней цепляться стал, свататься… ко мне подкатился. На полном серьезе, ты представляешь?
ШАРЛОТТА. А мой? Я не рассказывала? Горничная из замка с ним заигрывать стала! Еще бы, говорит, чуть-чуть, и прям, говорит, я не знаю, чего было бы!
ОТЕЦ. Да. А нотариус приезжал, перепись-то была? Так все ему толково объясняла! В школе ведь отличницей была. Голова, он говорит, у ней светлая, в университет ее надо.
ШАРЛОТТА. Куда-куда, в университет?! (Закатилась смехом.) Ой, ну ты, Жак… В университет!
ОТЕЦ. Вот так, ага!.. А сама маркиза ему на шею не кидалась, нет?
ШАРЛОТТА. Ладно, знаешь что, давай по-простому, без этих твоих…
ОТЕЦ. Ну вот и я говорю, по-простому давай, без фокусов. Давно бы уж…
ШАРЛОТТА. Ведь жить-то у меня будут! Значит, еда моя, крыша моя!
ОТЕЦ. А помощница будет?
ШАРЛОТТА. Опять двадцать пять! Что даешь за ней, спрашиваю?!
ОТЕЦ. Всего дам, Шарло, ничего не пожалею. Белья дам постельного, посуду всякую…
ШАРЛОТТА. Я говорю, из живности чего?!
ОТЕЦ (помедлив). Семь овец дам, не пожалею.
ШАРЛОТТА. Давай десять, Жак, и по рукам.
ОТЕЦ. Шарлотт, ты чего? «Десять»!
ШАРЛОТТА. Ну или корову тогда.
ОТЕЦ. Ну здрасьте, корову!
ШАРЛОТТА. А чего же ты тогда – «бриллиант»? Бриллиант – это, знаешь, когда у ней оправа хорошая, тогда она бриллиант!
ОТЕЦ. А тебе семь мало?! Овцы-то! По всей Лотарингии таких нету!
ШАРЛОТТА. Да? Ага, «по всей Лотарингии»!.. Ладно, девять, Жак. Хорошо, девять давай! Да? Договорились, что ли?
ОТЕЦ. Семь, Шарло, я сказал.
ШАРЛОТТА. Ей-богу… Ведь дочка, Жак, родная!
ОТЕЦ (встал, кряхтя). Все, соседка, мое слово твердое.
ШАРЛОТТА (встала).  Всегда знала, шакал ты и есть шакал.
ОТЕЦ. Что сказала?!
ШАРЛОТТА. Сиди! (Толкнула его, он упал.)
ОТЕЦ. А ну, повтори…
ШАРЛОТТА (кричит направо). Жан, Жан! А ну, иди!
Слева вбегает МАТЬ.
МАТЬ. Что за шум, а драки нет?
ОТЕЦ (встал). Шакалом меня обозвала! Да я тебе за шакала…
МАТЬ. Вы, что, ополоумели совсем? (Вырвала у мужа грабли.) Шарлотт, ты-то хоть… Ведь женщина!
ШАРЛОТТА. Я вам не женщина, поняла, я мать! Это ты козлу своему женщина!
ОТЕЦ. Чего-о?
МАТЬ (шепчет ей). Вечерком обговорим с тобой это дело, ладно? Хорошо? Только ты дурака моего не трогай!
ШАРЛОТТА. Нужен он больно трогать его! Еще и приставать стал с этими…
ОТЕЦ. Чего-о? Это я приставать?! Сволочь такая...
МАТЬ (толкает его в спину). Иди! Что ты лезешь все, куда не просят?
ОТЕЦ (обернулся; соседке). А за козла я тебе…
МАТЬ. Иди, что ли, кобель старый!
Отец, держась за спину, охая, и Мать уходят. Справа входит ЖАН.
ЖАН. Опять сцепились? Чего тебе надо, мать, скажи? Тебя просили? Сами разберемся, без вас!
ШАРЛОТТА. Да. Это для того, значит, я тебя растила? Одна, без мужа! Я ж ведь тебя не под забором нашла, Жан!
ЖАН. Ладно, пошли давай. (Толкает ее в спину.)
  ШАРЛОТТА. А то «в университет ее приглашали». (Кричит вслед ушедшим.) В хлев ее приглашали!!!
Уходят. Тему любви продолжает соловей.


4.

Хлев. Темнота, лишь в двух местах прорезаемая ярким солнечным светом, это щели в дощатой стене. Видны коровий зад, ведро и руки доярки. Струйка молока брызгает в ведро.
ЖАНЕТТА (утирает рукавом лицо, причитает напевно). Пресвятая заступница, и ты, святой Михаил, и вы, блаженные Екатерина и Маргарита! Век мне, что ли, пропадать в хлеву этом, в жиже коровьей? Господи-и, и за что мне доля такая выпала-а, и зачем я на свет родила-ась?! Корове этой рябой лучше, она хоть не плачет, мычит только. И кем я тут буду-у, бабой толстозадой, сисястой, сиськами трясти буду? Господь-вседержитель и вы, святые Екатерина и Маргарита, и ты, святой Михаил, сделайте так, чтобы… Сделайте, я не знаю, что-о!!!
Вдруг яркий свет  осветил  хлев. Жанетта замерла в испуге, в ожидании, но это  отъехала в сторону доска стены, и  там появилась улыбающаяся физиономия ЖАНА.
ЖАН. Ку-ку! Корову доишь? Правильно. (Влез внутрь.)
  ЖАНЕТТА (утерла слезы). Это ты, Жан? А… ты ничего сейчас больше не видел?
ЖАН. Сейчас? Нет. Покажешь? (Приближается к ней.)
ЖАНЕТТА. Дурак! Вот подойди еще, визг такой подниму, все сбегутся.
ЖАН. А их нету никого, все в поле пошли. (Схватил ее.)
ЖАНЕТТА. Уйди, дурак!
ЖАН. Ах ты…
ЖАНЕТТА (отбивается). Уйди, ну пожалуйста!.. Мама!
ЖАН. Кричи «мама», кричи. (Повалил ее на солому.)
ЖАНЕТТА. Отпусти, слышишь? Ты что?! (Попала, наконец, коленкой, куда надо.)
ЖАН. Уй!!! (Катается, скрючившись.) Гадюка, тварь!
ЖАНЕТТА. Больно, Жан? Я же сказала, не трогай меня! Больно?
ЖАН. Ой, в глазах будто молния прямо.
ЖАНЕТТА. Так ты видел его?!. Святого Михаила, «кого»!
ЖАН. Тут всех святых увидишь. У мужика – это самое больное место, не знаешь?
ЖАНЕТТА. Да? Я думала, голова.
ЖАН. Фу… Все, прошло. Слышишь, папаня твой с моей маманей опять тут толковишу завели, разругались в дым, она его козлом обозвала! А? Смех просто.
Жанетта села доить корову.
Жаннетт, может, мы, это…  сами договоримся?
ЖАНЕТТА. Нет, Жан, не договоримся, Жан.
ЖАН. Почему?
ЖАНЕТТА. Я еще цены своей не знаю, Жан.
ЖАН. Бесценная какая. И кто, он тебе, что ль, цену назначит, святой Михаил?
ЖАНЕТТА. И святые Екатерина и Маргарита.
ЖАН. Брось строить из себя, слышишь? Жанетт! Ведь мы же всю жизнь вместе. И по деревьям лазили, на плоту плавали. Помнишь? С дерева ныряли.
ЖАНЕТТА. Ага, помню, Жан, я вс; помню.
ЖАН. Как родные, считай. А насчет всего этого, что они там… ты не думай. Дурь это у них, жлобство крестьянское. Через забор ведь живем, чего там?.. Парень я здоровый. (Сжал руку в локте.) На, потрогай.
ЖАНЕТТА (потрогала). Мне бы такие.
ЖАН. А в другом месте хочешь потрогать?.. Шучу я, шучу! Жанетт… Любить буду, знаешь?
ЖАНЕТТА. Жан, Жан! Давай поженимся и убежим отсюда к черту! Хочешь? Давай?
ЖАН. Чего?.. Куда убежим?
ЖАНЕТТА. К морю, на юг! Там, знаешь... И для здоровья, говорят, полезно жить там. Я буду детей растить, кричать: «Жан, домой, Жанетта, домой», а ты будешь рыбу удить… ловить... Ну не могу я тут больше, с вами тут со всеми, с коровой этой проклятой, чокнусь уже скоро. Я тебе правду говорю, Жан!!!
ЖАН. Жанетт… Я ж люблю тебя, глупая, не понимаешь, что ли? Давай убежим, давай! Когда мужчина с женщиной это… когда любят друг друга, это тоже вроде как бегство, понимаешь? Знаешь, сладкое какое?
ЖАНЕТТА. А ты пробовал, Жан? С кем, Жан?
ЖАН (обнял ее). Каждый день, каждую ночь убегать будем, когда захочешь. Ну не могу я больше, пойми! Ну правда!!!
ЖАНЕТТА (вырвалась). Уйди, сказала! Сейчас опять всех святых увидишь!
ЖАН. Ну что ты, дурочка? Ты же не знаешь…
ЖАНЕТТА (плеснула в него молоком из ведра). Вот! Понял?
ЖАН. У!!! Чума болотная. Я к ней и так, и сяк… Да пропади ты пропадом, чума болотная! Чокнутая! Чтоб я еще когда-нибудь… Тьфу, да чтоб ты сдохла, дура проклятая! (Убежал, ногой захлопнул ворота.) Чтоб ты сгорела!!!
ЖАНЕТТА. И пропаду, Жан, и сгорю. Прости меня, прости маленькую Жанетту, которая никогда взрослой не станет… Ведь чтобы стать, надо согласной быть, понимаешь? Сказать: «Я согласна – на всё». А я… нет, не могу я. А что делать с собой, с жизнью этой, не знаю. Ну что поделаешь, если я такая? А на это вот, нет, не согласна я. (Сняла с гвоздя толстую веревку, делает петлю.) Может, ошибка какая вышла у Господа Бога, что я родилась тут, в деревне этой? А может, мне через тыщу лет родиться надо бы, когда жизнь совсем другая будет? (Встала на скамеечку, привязала веревку к потолочной балке.)  У него цель, у матроса этого, понимаешь? Может, и глупая, конечно, – к морю... А тебе не надо цели, Жан, Жан? Как корове этой? (Крестится.) Прости меня, Господи-и!!! (Оттолкнула скамеечку.)
В тот же миг огненный луч перерезал веревку, девушка  упала на солому. Пауза.
Заскрипев, открылись ворота, в воротах стоит ДЮРАН с мешком за спиной.
ДЮРАН. Ты тут? А где все?
ЖАНЕТТА. Дядя Дюран…
ДЮРАН. Вс;, пришли, рыбка, приплыли.
ЖАНЕТТА. Чего? Кто приплыли?
ДЮРАН. Эти, гости дорогие, годдэмы. У меня в дому теперь, пост ихний будет дорожный.
ЖАНЕТТА. Да? А тебе куда ж?
ДЮРАН. Вот и я спрашиваю: «А мне куда ж, господа мои, сэры?» «А куда хочешь, – говорят. – Теперь свобода, старик, либерте, вали, куда хочешь!» Кутька моя прыгала вокруг, лаяла, так он ее копьем насквозь проткнул.
ЖАНЕТТА. Ой, жалко-то как! Она хорошая была, Кутька.
ДЮРАН. Хорошая… (Утер слезу.) Все, бездомный теперь, мать твоя, как в воду, глядела.
ЖАНЕТТА. У нас жить будешь.
ДЮРАН. Приютите? Вот она тебе, война, вы поняли теперь? Господи, Господи… Они в поле, что ль, все? Правильно. Жрать – это при любой власти  надо, жрать. Господи… (Поковылял, бормоча.) Вот оно тебе, море будет, поняла? Крови море. Помилуй меня, грешного…
ЖАНЕТТА (нюхает перерезанные концы веревки).  Вроде, паленым пахнет?
 

5.

Вечер. Во дворе дома ОТЕЦ и ЭМЕ, подвернув  штаны, стоя каждый в своей кадке, месят виноград. На завалинке дома сидит ДЮРАН, плетет корзину, зажав ее обрубком руки, здоровой рукой и зубами протягивает лыко. Над лесом багровые всполохи пожара.
ОТЕЦ. Чего им у нас? Деревенька маленькая, партизанов тут нету.
ЭМЕ. А они знают? Пойди, врой кол на дороге, напиши: «Партизанов нету. А тараканы есть».
Помолчали.
ОТЕЦ. Вот тебе «они прут», поняла теперь? Доперла?
ЭМЕ. Мы-то что можем?
ОТЕЦ. Закрой рот, я сказал! Распустились! Отец для них – тьфу! Слово отца для них…
ДЮРАН. Там один… слышишь, Жак?.. Колен, не помнишь такого,  Мишель?.. Лошадь стали у него уводить, заорал, материться стал. Всегда горластый был.
ОТЕЦ. Ну?
ДЮРАН. Нету Мишеля, закопали.
ОТЕЦ (сопит). У меня, попробуй, забери. Возьму нож подлиньше…
ЭМЕ. Лучше вилы возьми, они еще длиньше.
ОТЕЦ (Дюрану). А материться не хрена! Такие матерые, они, знаешь, сами напрашиваются!
ЭМЕ. Да. Может, это он задирать их стал, горластый? Можно ведь культурно как-то…
ДЮРАН. Культурно, да? А это что? (Показывает на всполохи.) Его, небось, дом догорает. А может, мой.
ОТЕЦ. «Культурно». Ну скажет тебе: «Пардон, пардон» и мечом по черепушке! Тебе легче будет?
ЭМЕ. Ты что сказать-то хочешь, отец?
ОТЕЦ. Того! А это откуда? (Показывает на зарево.)
ЭМЕ. А ты знаешь, откуда? Может, такая вот юродивая! Ведь что угодно, натворить может.
ОТЕЦ (выскочил из кадки). Мать! Мать!!!
МАТЬ (выглянула из дома). Что? Чего ты?
ОТЕЦ. Ты за ребенком смотреть будешь? Где эта кукла, я спрашиваю?
МАТЬ. В доме, «где»! Сам же из дому выходить не велел!
ОТЕЦ. (сел, налил себе вина). Да. А то скучно ей! Когда тут, того гляди…
МАТЬ. Ладно, еще попробуй, тронь девочку! Возьму палку хорошую, так тебя отделаю!
ОТЕЦ (потрясен). Это что же происходит, а? Шуряк?
ДЮРАН. Бунт на корабле.
ОТЕЦ. Да я ж тебя… (Ищет, что бы взять в руку.) 
МАТЬ. Тихо ты!
Все четверо замерли, глядя на вышедшего из леса СЕРЖАНТА. Он пьян, идет, опираясь на меч. На нем военная одежда, фуражка, такая же, как та, что нашел Дюран. Эме вылезла из кадки.
СЕРЖАНТ. Почтенные сельские жители! Командир отряда по борьбе с бандитизмом… (Попытался щелкнуть каблуками, не получилось.) сержант Кеннет… (Уставился на Эме.) У, богатырь какой!.. Присяду. Не побеспокою?
ЭМЕ. Здравия желаем.
СЕРЖАНТ (сел). Фу… (Принюхался к бутыли.) Сидр? Ничего, я?.. Не побеспокою? (Налил себе, пьет.) Славный. (Бутыль пуста.) Угостишь, хозяин?
МАТЬ. Сейчас, мсье... капитан? Сейчас. (Взяла бутыль, спотыкаясь, убегает в дом.)
СЕРЖАНТ. Сержант. Ну? Как жизнь, мужики? «Хорошо». Разве ж это хорошо?
ДЮРАН. Чего хорошего…
СЕРЖАНТ (обернулся). Чего сказал?.. (Отцу.) Что он сказал?
ОТЕЦ. Да все… нормально, сэр. Живем помаленьку, никого не трогаем.
СЕРЖАНТ. Во-во, все у них нормально… (Задремал.)
Долгая пауза.
ОТЕЦ. Это… В Нормандии, говорят, по сам-двадцать пять снимают! Пшеницу. Плугами пашут!
ЭМЕ. На колесах.
ОТЕЦ. На колесах! Английскими! С тремя отвалами! Верно это или нет, сэр?
СЕРЖАНТ. Что ты сказал?
ОТЕЦ. Да нет, я… так, ничего.
ЭМЕ. А по-нашему у вас хорошо получается.
СЕРЖАНТ. Город Шербур слыхал? Я там родился. Франция, парень, – моя родина!
ЭМЕ. Земляки, значит?
МАТЬ (входит бутылью). Прошу,  мсье капитан.
СЕРЖАНТ. О, женщина!.. Ага, земляки. (Разливает вино по кружкам.) За Францию, земляки! Прекрасная страна, скажу я вам. Как девка сдобная! Вы, наверно, это… принюхались, а?!
ОТЕЦ. Принюхались, сэр.
СЕРЖАНТ. А ты чего, женщина? За Францию? (Придвинул ей кружку.) Давай!.. Сады, виноградники! (Кивнул на кадки.) Виноград месите?.. Эх, будь я Господь Бог, я бы Францию на весь мир растянул, весь мир чтоб – одна Франция! А? Давай. За Францию.
Пьют.
Она всегда такая?
ОТЕЦ. Франция?
СЕРЖАНТ. Баба твоя!
ОТЕЦ (жене). Ты чего?
СЕРЖАНТ (хлопает Эме по спине). О, молодец. Этот… Голиаф!
ОТЕЦ. Мать, ты, знаешь, иди, там в доме приберись, а мы тут, как говорится, мужской компанией.
Мать, уходя, кивнула дочери в сторону дома, та отмахнулась.
СЕРЖАНТ (зевает). Заблудился я… Отряд наш стоит в деревне Бюре. 
  ОТЕЦ. Как же, там шурин мой… Вернее… (Огляделся. Дюран исчез за домом.) Проводить можем, мсье капитан.
СЕРЖАНТ. Сержант. Не, устал. Заночую у вас. Не побеспокою?
ОТЕЦ. Гостям рады…
СЕРЖАНТ. Пообедали мы славно, я в лесок отошел, чтобы это… И заблудился! Что? Значит, нормально, говоришь? «Нормально»... Пашете-то на  лошадях?
ОТЕЦ. Да у нас плохонькая лошадка, старенькая.
СЕРЖАНТ. Ну и дураки. На волах надо! В Нормандии мы научили, они теперь – только. Смотри. (Загибает пальцы.) Вол стоит в два, в три раза дешевле. Это уже? Вол терпеливей в работе, выносливей. Это два? Лошади овес нужен, а вол тебе хоть опилки жрать будет. Вол свое отслужил, ты его забьешь, мясо засолишь или на базар повезешь, так? А у лошади? Одни копыта!
ОТЕЦ. Так-то оно так…
СЕРЖАНТ. Погоди! Упряжь у вола дешевле. Это уже сколько?
ОТЕЦ. Вот ты говоришь… Извиняюсь.
СЕРЖАНТ. Да! Лошадь подковывать надо, вола не надо. (Показывает пальцы.) Ты понял, сколько? Так они их что? Они их, как лошадей, подковывать стали! А? Дурной народ, я же говорю!
ОТЕЦ. Вот ты говоришь, лошадь стоит в два, в три раза. Так от нее и работы в два, в три. Как погонишь, так она и пойдет. А вол? Он же – что вол, что осел.
СЕРЖАНТ. Ну? А ты куда, на тот свет спешишь? А глубина вспашки?
ЭМЕ. А дождь вдруг?
ОТЕЦ. Да. И вся твоя глубина вспашки…
  СЕРЖАНТ. Во-во, я и говорю. Так вы и живете, мужики, – «дай Бог дождь, не дай Бог дождя». Да вам еще тыщу лет надо, чтоб человеками стать, понял? Дикари вы тупорылые! Согласен со мной?
ОТЕЦ. Вообще-то, черт ее знает. А, Эме? То есть, это… Жак?.. Слышь, капитан?
СЕРЖАНТ. Сержант.
ОТЕЦ. Мы тут, честно скажу, всю жизнь сидим, дрожим, как хвосты поросячьи: «эти прут», «годдэмы»!
СЕРЖАНТ. Как-как? Годдэмы?! (Хохочет.)
ОТЕЦ (дочери). Ну вот пришел. Такой же, как ты да я, две руки, две ноги. (Хлопнул Сержанта по спине.) Верно я говорю, а? Так что за дружбу давай. Мы ж ведь, все-таки, христиане все, черт возьми, братья! Я правильно говорю?
СЕРЖАНТ (озирается). А где она?.. Баба, говорю, твоя где?! Пусть сюда идет!
ОТЕЦ. (поднял кружку). За дружбу, капитан!
СЕРЖАНТ. Давай. И за службу.
Чокнулись, пьют.
Как тебя зовут, говоришь?
ОТЕЦ. Жак.
СЕРЖАНТ (Эме). А тебя?
ОТЕЦ. И ее тоже Жак. Мы все тут Жаки.
СЕРЖАНТ. Жакерия?.. Давай споем, Жаки. Вот эту вашу, ой, как люблю! (Запел неплохо, душевно.)
                Соловушка лесной,               
                зачем поешь так звонко?
                Вон плачет под сосной
                молоденький мальчонка.               
                В гордячку он влюбился.
                Соловушка, не пой!               
                И с сосною обручился
                он веревочной петлей.*
ОТЕЦ. Панихиду-то затеял. Давай вот эту лучше. (Разлил вино.  Эме.)  Тебе хватит! (Встал с кружкой, запел.)
Я в честь твою, любезный брат,
полней бокал налью.
Тебя я ждал, тебе я рад.
Брат, за тебя я пью!
СЕРЖАНТ (встал).
Я тоже чашу подниму.
Пока не пригубил,          
желаю дому я сему,
чтоб он, как чаша, полным был!*               
ОТЕЦ. Друг! Брат! (Полез с поцелуями.)
--------------------------
*По мотивам французских народных песен.
СЕРЖАНТ (треплет  Эме   по  голове).  Молодец.   Богатырь!   (Стал засыпать.)
Отец делает дочери яростные знаки, чтоб она шла в дом, та отмахнулась, налила себе еще.


6.

Тот же двор. На черном небе крупные звезды. Стрекот цикад, иногда
во сне овца заблеет. Спит Франция.
Из сарая, открыв дверь рукой, выполз СЕРЖАНТ, его мутит. Мыча что-то, пополз к ограде, там его и вытошнило. Приполз обратно, дремлет,
привалившись к стене.
Из дома вышла ЖАНЕТТА в длинной белой рубахе, ушла за дом.
СЕРЖАНТ (вытаращил глаза).  Привидение? Померещилось...
Жанетта вернулась.
Господи! (Крестится.) Лорд, сейв энд тэйк ми!*
ЖАНЕТТА (крестится). Господи спаси!
        СЕРЖАНТ. Женщина?
ЖАНЕТТА (вглядывается). Ой, забыла совсем…
        СЕРЖАНТ. Э, слышишь? Пс-пс. Поди-ка.
ЖАНЕТТА. Чего?
СЕРЖАНТ. Поди, сказал! Это приказ!
ЖАНЕТТА (сделав несколько шагов). Чего?
СЕРЖАНТ   (вглядывается).  Ты кто, жена, что ль,  этого плешивого?
ЖАНЕТТА. Дочь.
СЕРЖАНТ. Дочь! Ах, дочь... Поди сюда, говорю!
ЖАНЕТТА. Чего? В чем дело-то?
СЕРЖАНТ (схватился  вдруг  за  живот). Ой,  не могу. Ой, мне плохо, умираю!
ЖАНЕТТА. Сидру перепили?
СЕРЖАНТ. «Перепили». Ты  с  кем  разговариваешь?!  Детка,  старших  уважать  надо. Тебя папа-мама не учили?.. Отравили вы меня, сучье племя, яду подсыпали! Утром приведу отряд, всех перебьем, руки-ноги переломаем и всю деревню спалим к чертям! Поняла?.. Чего смотришь? Поняла, что я сказал или нет?!
ЖАНЕТТА. Нет. Чего?
СЕРЖАНТ. Ты, что, больная?
ЖАНЕТТА. Кто? (Дебильным голосом.) Ой, больная я! Чего  хотите-то, не понимаю я ничего!
СЕРЖАНТ.  С  головкой  плохо?  Ну это ничего, даже   лучше еще.  Говорю, не  хочешь,  чтоб  мы  вас всех на гуляш порубили –  и тебя, и маму-папу, и братика?
ЖАНЕТТА. Какого братика?
СЕРЖАНТ. Совсем плохая. Пс. Поди, я сказал, ну?!
ЖАНЕТТА (сделала шаг). Чего? Не понимаю я ничего!
СЕРЖАНТ. Вот. А чтобы твои папа-мама и братишка живы были, здоровы, что надо, а? Чтоб я добрый был, ласковый, правильно? А для этого что? Чтобы ты тоже со мной была. Согласна, да? (Дернувшись, схватил ее за подол.)
ЖАНЕТТА (упала). Ой, что вы! Ма…
        СЕРЖАНТ (зажал ей рот). Тихо! А  то сейчас  ни  мамы, ни  папы… и тебя  придушу,
поняла?
ЖАНЕТТА. Отпустите!
СЕРЖАНТ.  Погоди, сейчас отпущу. (Потащил ее в сарай.)
ЖАНЕТТА. Ой… Мама!
-------------------------
*Господи, спаси и сохрани! (англ.)         
СЕРЖАНТ. Замолчи, сказал!      
Долгая тишина, заполненная стрекотом цикад. Вдруг отчаянный вопль.
ЖАНЕТТА. Мама!!! (Пятясь, выходит из сарая, в руке ее меч, рубашка в крови.)
ДЮРАН (его голова высунулась из хлева). Что такое?!
МАТЬ (выскочила из дома). Дочка!!! (Побежала к Жанетте, сгребла ее в объятия.) Что он с тобой сделал?!
ЖАНЕТТА. Ничего. Ничего.
Дюран взял у нее меч.
Дядя Дюран…
ДЮРАН (заглянул в сарай). Да, рыбка…
Мать, заглянув туда, остолбенела.
ЖАНЕТТА. Я убила его?
ДЮРАН (вытер меч тряпкой, отнес в хлев). Что стоите? Будить надо спящих. Только тихо!
МАТЬ. Боже мой, Боже, какой… ужас… (Пятясь, ушла в дом.)
ДЮРАН. Да, дела.
ЖАНЕТТА. Убила?
ОТЕЦ выскочил из дома, на ходу заправляя рубаху, за ним выходят МАТЬ и ЭМЕ.
ОТЕЦ. Что? Где?
МАТЬ (снова заглянула в сарай). Ой! (Ей плохо.)
ОТЕЦ (заглянул, крестится). Боже мой, Боже.
  МАТЬ (заголосила напевно). Доченька-а! Да как же это-о? И что же теперь…
ДЮРАН. Тихо, сказал! Соседи услышат!
ОТЕЦ (Жанетте). Он ничего с тобой не…
ЖАНЕТТА. Нет, папа, нет.
       ЭМЕ (заглянула в сарай). Вот она к нам и война пришла.
Все стоят в глубоком раздумье.
Командуй, дядя Дюран. Что делать будем?
ДЮРАН. «Что делать»… Так. Давайте берем его за руки, за ноги и тащим за огороды, я лопаты возьму, там закопаем. А ты, сестренка, воды натаскай, замой там все хорошенько, чтобы следов никаких. И никаких разговоров, поняли? Никому! А то пропадем все.
        МАТЬ (Жанетте). Слышишь? И ты тоже, Эме. Никому!
ДЮРАН. Не видали, не слыхали, не знаем ничего.
ОТЕЦ.  Да. Господь-вседержитель, царица небесная… (Эме.) Помогай, дочка.
Отец, Жанетта и Эме вытаскивают из сарая труп Сержанта. Дюран достал  из сарая две лопаты.
Это ж надо такому… Грех какой приключился.
МАТЬ. И что теперь с нами…
ЖАНЕТТА. Господи, помилуй. Святые Екатерина и Маргарита…
ЭМЕ. Да замолчите вы все! Отец, надоел ты уже! Тихо вы!
ОТЕЦ. Отец им надоел. А? Черти вы такие. (Заплакал.)
ДЮРАН. Ребят, вы бы это… до другого раза.
Уносят труп Сержанта за дом.


7.

Дерево Фей. В его листве лишь кое-где видны обрывки цветных лент, качелей нет, висят оборванные веревки, и само Дерево, кажется,  пожухло, поникло. ЖАНЕТТА сидит на ветви, свесив ноги, в мрачной задумчивости. Внизу, опершись о палку, в  такой же задумчивости сидит ДЮРАН. Долго-долго молчат.
ЖАНЕТТА. Простит?
ДЮРАН. Кто, Бог?.. Так это же враг. Я бы тоже убил бы хоть одного. Но что я могу?
ЖАНЕТТА. На войне-то убил хоть одного?
ДЮРАН. На войне?.. Да не знаю, не помню я.
Снова молчат.
ЖАНЕТТА. Дядя Дюран…
ДЮРАН. Чего «дядя Дюран»?
ЖАНЕТТА. А что там хоть было, скажи?
ДЮРАН. Где, на войне?
ЖАНЕТТА. Ну в пророчестве, в притче в этой! Про Деву! Как спасет-то?
ДЮРАН. Спасет-то?.. Откуда мне знать? Это ж не записано нигде, так, люди говорят.
ЖАНЕТТА. Ну что говорят-то, что-о?!
ДЮРАН. Что… Дева на белом коне встанет впереди маршалов Франции, и в руке ее будет меч Роланда, что острее бритвы и легче пуха. И крикнет: «Кто любит меня, за мной!» И маршалы поскачут за ней. А за маршалами двинется армия. А за армией… в общем, вся Франция пойдет за ней. Вот что. Люди.
ЖАНЕТТА. Маршалы, да? Армия?.. Так ты же говоришь, никакой армии у нас нету?
ДЮРАН. Нету.
ЖАНЕТТА. Ну?
ДЮРАН. Вот, ей-богу! Сказка это, не понимаешь?
Помолчали.
ЖАНЕТТА. И куда она подевалась, армия наша?
ДЮРАН. Хрен ее знает, куда. По домам разошлись. Может, к морю все подались, не знаю, куда.
ЖАНЕТТА. Так, армии нету. А маршалы?
ДЮРАН. А маршалы есть.
ЖАНЕТТА. И чем же они занимаются?
ДЮРАН. Маршалы-то? Да при деле при каком-нибудь. Бумаги пишут.
Помолчали.
ЖАНЕТТА. Выходит, дядя Дюран…
ДЮРАН. Выходит, рыбка.
ЖАНЕТТА. Если сама Франция спастись не хочет…
ДЮРАН. Не хочет, это ты верно говоришь, не хочет.
ЖАННЕТА. …только чудо ее спасти может?
ДЮРАН. Чудо, вот-вот, только чудо.
Долго молчат.
ЖАНЕТТА (спрыгнула с Дерева). Ну почему чудо-то, почему?! Что, она об трех головах должна быть? И пламя изо рта? И дым из ушей?
ДЮРАН. Кто? Дева? Может, и пламя, и дым, кто ее знает? Сказка же.
ЖАНЕТТА. А какая она должна быть? Ну скажи-и!
ДЮРАН. Вот прицепилась. Отстань, а?
ЖАНЕТТА. С мечом Роланда, что легче пуха?.. И куда, на Орлеан пойдет? На герцога этого?
ДЮРАН. Что ты все спрашиваешь, а? Вот спрашивает. Дай посидеть спокойно.
ЖАНЕТТА. Сиди… черт такой.
Пауза.
ДЮРАН. Знаешь, последние ночи все Кутька снится. (Утер слезу.)
ЖАНЕТТА. Да нет, я ж понимаю, что не гожусь. Тут хоть образованная нужна, правда? Умная. В военном деле чтоб соображала. Но, понимаешь, пока она, умная-то… Сидит, небось, где-то там над книгами, мозгами ворочает… Они скрепят у нее, как жернова, медленно крутятся. А тут, глядишь, такая вот, вроде меня…
ДЮРАН. Чего?
ЖАНЕТТА. «Кто любит меня, за мной!» Францию спасу, «чего»! (Смеется.) Что ты смеешься?
ДЮРАН. Я не смеюсь. И так уж наделала дел, рыбка. Хватит.
ЖАНЕТТА (притихла). Как вспомню, сразу руки дрожат… Так ты же сказал, простит – Бог?
ДЮРАН. Францию – не знаю, себя-то спасла точно.
ЖАНЕТТА. Да. А может, и Францию так же? Ведь я же его убила! (Вскочила, кричит.) Я же его убила, дядя Дюран!!!
ДЮРАН. Тихо, тебе сказано!
ЖАНЕТТА (пляшет в восторге). Убила, убила, убила!!!
ДЮРАН. Чумовая, ведь всех перебьют!
ЖАНЕТТА. Схватила меч этот Роланда и ка-ак ему… И там что-то у него хрустнуло. Одно только слово прохрипеть успел.
ДЮРАН. Какое?
ЖАНЕТТА. «Ведьма»! (Села.) А может, чтобы спасти ее, вообще, никаких мозгов не надо? А? Умная-то как раз и не крикнет это: «Кто любит меня, за мной», подумает: кто меня любит-то, за что? Наоборот, все скажут, – вот как ты говоришь: «Чумовая». Она подумает так, понимаешь? Что засмеют, подумает! Умная! А такая вот, вроде меня, дурочка, чумовая… Может, тут такая и нужна? А, дядя Дюран? Скажи-и!
ДЮРАН. Ты-то веришь?
ЖАНЕТТА. Что? Что за мной побегут? (Долго размышляет.) Не знаю…
ДЮРАН. О, то-то  и есть. Сама не знаешь, что говоришь.
ЖАНЕТТА. Вон их сколько ходит кругом с постными рожами, умных. Эме, например. И что от них толку?
ДЮРАН. Дурочка нужна, говоришь? (Посмеивается.) Может, и так, хрен его знает. Может, ты и права. (смотрит на нее.) То, что дурочка, это-то есть.
ЖАНЕТТА. Да? Ура-а!!! (Восторженная пляска.)
ГОЛОС МАТЕРИ. Жанетта, домой!
ЖАНЕТТА. Тьфу, на самом интересном!.. Ага, домой, как же. (Полезла на дерево, скрылась в листве.)
ГОЛОСА.
Пройдут, не бойся, суета и дрожь.
…Встанешь и пойдешь.
И будут пусть шаги тверды…
ДЮРАН. Веришь или нет, я тебя спрашиваю?!




Действие 2

8.

Город Невшатель. Крепостная стена с выступающими круглыми башнями. С ее верха далеко видны окрестности, озирая которые, время от времени по стене ходят караульные. ЖАНЕТТА и ДЮРАН сидят у края стены.
ДЮРАН. Во время деру дали. Скотину увели, слава Богу... Они поищут и уйдут, ничего не найдут. Что им в дыре вашей делать? Не как у меня – на тракте, на большой дороге.
ЖАНЕТТА. Уйдут, а потом опять придут? Так и будем деру давать, да? А потом, может, совсем придут, навсегда.
ДЮРАН. Бог его знает, что там завтра будет, нам это неведомо.
ЖАНЕТТА. Тогда что делать будем?
ДЮРАН. Бог его знает. Помирать будем.
ЖАНЕТТА. Совсем ты плохой стал, смотрю… Все Кутька снится, да? А что ж ты тогда; орал, разорялся?
ДЮРАН. Чего? Когда «тогда»?
ЖАНЕТТА. «Народ», орал. «Пока на навоз всех не изведут». Буянил.
ДЮРАН. А-а. Да не помню, шибко выпимши был.
ЖАНЕТТА. Сам ты дурачок, я смотрю.
ДЮРАН. Поздно мне, рыбка, буянить… Ну прости. Простите меня все. Дурачок старый, что поделаешь?
ЖАНЕТТА. О. сказал. И отойдите от меня, да? Дайте умереть спокойно?
ДЮРАН. Чего ты от меня хочешь, скажи? Чего ты…
ЖАНЕТТА (вскочила). Верю, понял?!
ДЮРАН. Да? Верю любому зверю… И зачем я тебе сказки эти рассказывал?
ЖАНЕТТА. Черт такой. Однокрылый, понял, ты кто?! Год целый охмурял меня, а теперь в кусты?
ДЮРАН. В какие в кусты?.. Чего ты привязалась ко мне, а?
ЖАНЕТТА. Ве-рю! Понял или нет?! Говори, что делать надо, черт лысый!
ДЮРАН. Кто тебя охмурял-то, ты чего? Так просто, для разговору...
ЖАНЕТТА. Дядя Дюран, миленький, ну ты же все знаешь!..
ДЮРАН. Да не знаю я ничего. Откуда мне знать-то? Вот спрашивает!
ЖАНЕТТА (проговаривая это слово, привыкает к нему, что ли, или, может быть, это самовнушение). Верю, верю… Верю!!! Ну хочешь, на колени перед тобой встану?
ДЮРАН. Еще. Я тебе икона, что ли, «на колени»? «Что делать». Тут много чего надо... Погоди, дай, как ты говоришь, жерновами поворочать.
ЖАНЕТТА. Ну думай, думай… На белом коне, говоришь? А где взять его? У нас и нет их нигде, белых коней.
ДЮРАН. Да это дело десятое, «на белом коне», это-то… Так, говоришь, «верю»?
ЖАНЕТТА. Поклянусь, хочешь? Я – девчонка – вот такая-растакая, черт знает, какая, чумовая – Жанетта из деревни Домреми – верю – что спасу – Францию!!! Клянусь. Клянусь, что верю. И верю, что клянусь. То есть, что спасу. Скажи – что делать – надо?
ДЮРАН. Ну-ну… Что делать? А вон, к примеру, караульный идет.
ЖАНЕТТА. Чего караульный?.. Ну идет, и что?
ДЮРАН. Ведь скольких тебе людей обратить в свою веру придется, бошки их деревянные продолбить, чтоб они поняли то, что ты понимаешь! Если понимаешь… Чтобы пошли за тобой, вот тебе и «чего»! А это-то – сесть на коня да крикнуть – это, знаешь, самое последнее дело… Вот этого, да, да! Признал чтоб, что ты и есть та самая, поверил, как ты веришь!
ЖАНЕТТА. Верю…
ДЮРАН. Ну? Чего, боишься?
ЖАНЕТТА. Кто, я?
ДЮРАН. А то она все спрашивает. Спрашивать, знаешь… это можно аж до морковкина заговения, спрашивать. (Прячется за башню.)
ЖАНЕТТА. Ой. Только ты не уходи далеко, дядя Дюран!
ДЮРАН. Спрашивает все…
Входит караульный БЕРТРАН, долговязый блондин с ружьем за спиной и лютней на груди.
ЖАНЕТТА (перекрестилась). Господи, святой Михаил, святые Екатерина и Маргарита… (Манит караульного.) Пс-пс!
БЕРТРАН. Чего-о?! (Подходит.) Я караульный, а не «пс-пс», кукла ты деревенская! Сидит тут… «Пс-пс». Караульному! Ну чего надо? «Пс-пс».
ЖАНЕТТА (строит глазки). Много чего!
БЕРТРАН. Чего «много»? Много мне некогда. Говори давай, только быстро!.. Надо ж, представителю власти! Совсем обнаглел народ. Ты будешь говорить или нет?
ЖАНЕТТА. Буду… Беженцы мы, во-он из той деревни, видишь? Домреми называется.
БЕРТРАН. Из той? И что? «Беженцы». Ну Домреми. Дальше что?
ЖАНЕТТА. Там они сейчас. Знаешь, как свирепствуют?
БЕРТРАН. Кто? А-а. Как свирепствуют?
ЖАНЕТТА. Убивают всех, «как»! Штыками колют, копьями. Ты их видел?
БЕРТРАН. Кого?.. Не, не приходилось еще.
ЖАНЕТТА. Как волки, все. И ругаются, лаются. «Годдэм», говорят, «годдэм»!
БЕРТРАН. «Годдэм»? И что?.. Тебе от меня чего надо-то, скажи?
ЖАНЕТТА. Дело одно предложить.
БЕРТРАН. Предлагай… А, понял! (Подмигнул.) Да?
ЖАНЕТТА. Ага!
  БЕРТРАН. А тебе лет-то сколько?
ЖАНЕТТА. Все мои.
БЕРТРАН. Не, не могу я сейчас. Служба, понимаешь?
Жанетта строит глазки.
(Заулыбался.) Ты чего?.. А, это… парня-то у тебя нет?
ЖАНЕТТА. Есть один, только он мне не нравится. Мне такие вот, как ты, боевые нравятся, бравые!
БЕРТРАН (разулыбался). Понял, понял.
ЖАНЕТТА. Которые служат Франции!
БЕРТРАН. Понял, понял... Мне тоже такие, как ты, нравятся. (Сел рядом, ружье поставил.) Меня Бертран зовут. А тебя?
ЖАНЕТТА. Бертран, а… когда они сюда придут, чего делать будешь?
БЕРТРАН. Кто придут? А-а. Стрелять буду, «чего». Ружье-то вот оно.
ЖАНЕТТА. Правильно, убивать их надо, чтобы ни одного на нашей земле не осталось, Бертран!
БЕРТРАН. Не, в воздух буду стрелять. Мое дело тревогу поднять. А, может, еще и не придут… Я даже песню специальную придумал тревожную. Хочешь, спою?  Только я шепотом, а то люди, боюсь, услышат, сразу это… (Обнял девушку за плечи, она сбросила его руку.) тревога поднимется. (Наигрывает на лютне, поет.)
                Вставай, вставай, народ!
                Враг вот он, у ворот.
                Не спи, вставай
                и рот не разевай.
Все.
ЖАНЕТТА. Здорово.
БЕРТРАН. Тебе понравилось?
ЖАНЕТТА. Ты поэт настоящий, Бертран.
БЕРТРАН. Да это я так. Что, правда, тебе понравилось?
ЖАНЕТТА. А… например, гимн ты сочинить можешь?
БЕРТРАН. Какой гимн?
          ЖАНЕТТА. Сражающейся Франции!
БЕРТРАН. Не понял, а ты-то что… Да она, вроде, пока еще и не сражается, Франция.
ЖАНЕТТА. Будет, Бертран, я тебе обещаю!
БЕРТРАН. Да? Это как только я гимн сочиню? А ты колдунья, что ль, или кто, что все наперед знаешь?
ЖЕНЕТТА. Бертран, я эта…
БЕРТРАН. Вообще-то, песенки я люблю сочинять, но так, знаешь, для себя. Про  дюбовь.                Милую целуя,               
я сорвал цветок.
Я сорвал цветок,
устоять не мог.

Птички подглядели
наше рандеву,
как мы с милой рядом               
бухнулись в траву, –               
вся земля узнала,               
запад и восток:
милую целуя,
я сорвал цветок.
Я сорвал цветок,
устоять не мог.*
Как, понравилась тебе песня моя?.. Чего молчишь? (Обнял ее за плечи.)  Тебя  хоть как  зовут-то, скажи?
ЖАНЕТТА. Дева меня зовут, понял?
БЕРТРАН. Ева?
ЖАНЕТТА. У тебя  со  слухом  плохо, Бертран?  Дева, говорю!  Та  самая,  да, да!
БЕРТРАН.  Которая  спасет  Францию?! (Присвистнул.) Ты случаем не… (Покрутил пальцем у виска.) А, вот зачем тебе гимн!
ЖАНЕТТА. Ты пойдешь со мной, скажи?
БЕРТРАН. С тобой?.. Вообще, я бы пошел. (Огляделся.) Куда пойдем-то?
ЖАНЕТТА. Против графа Шмутбери или как его... Бертран! (Смотрит на него пронизывающим взглядом, гипнотизирует.) Ты станешь –  героем – Франции! О тебе песни –  слагать… не ты, о тебе – будут! Ты хочешь – скажи – Бертран?
БЕРТРАН. Песни… слагать… 
ЖАНЕТТА. Ты должен – мне верить – Бертран. Нет, ты уже веришь – что я – спасу – Францию!
БЕРТРАН (стряхнул наваждение). Что  так смотришь-то?!  Правда,  что ль, колдунья, ведьма?
ЖАНЕТТА. Я Дева Жанна, Бертран.
БЕРТРАН. И что, вдвоем пойдем? С одним ружьем?.. Ты  смотри, стихи
получились! Вдвоем пойдем с одним ружьем на графа… как-как его?
ЖАНЕТТА. Неважно, как. (Она не знает, что еще говорить, обернулась на выглянувшего из-за башни Дюрана.)
ЖАНЕТТА    (читает   по    его   губам).    Мы    пойдем     с    тобой    к   
командиру… (Дальше не может понять.) И, в общем, мы… поедем… А, к принцу Шарлю мы поедем! И… Бертран, в общем, с гимном, который  ты  сочинишь, мы пойдем  спасать  Францию! Ты хочешь, скажи?
БЕРТРАН. Слушай, да ладно! Делать тебе, что ль, нечего? «Поедем», «пойдем»… А ты хорошенькая. Хочешь, я про тебя  песенку сочиню?
ЖАНЕТТА. Опять двадцать пять! Ты, что, ничего не понял?
БЕРТРАН. Почему? Понял, что ты ко мне… ну… (Разулыбался.)
ЖАНЕТТА (вскочила). Лопух ты пыльный, а не Бертран, теперь понял?
БЕРТРАН. (присвистнул). Или ты это? (Крутит пальцем у виска.)
ЖАНЕТТА. Ага! Когда они нас из  домов  наших  выкидывают,  как тряпье  ненужное,
чтоб мы, как пьянь подзаборная, в канавах подыхали, а меня, вообще, чуть не… ты тут песенки поешь про бабу да про цветок какой-то?! Еще кто из нас это!
БЕРТРАН. Эй, Дева, ты не очень… Ты чего лаешься, а? (Встал, взял ружье.)
ЖАНЕТТА. Шакал, вот ты кто, понял?
----------------------------
*По мотивам французской народной песни.
БЕРТРАН. Я же при исполнении, ты понимаешь, нет? Так. Шакал, говоришь?
ЖАНЕТТА. О! Ты разозлился? По-настоящему?
БЕРТРАН. По-настоящему! (Затопал ногами.)
ЖАНЕТТА. Вот и я тоже, Бертран, по-настоящему!
БЕРТРАН. Застрелю сейчас, как собаку!!!
ЖАНЕТТА (пятится). Ты что? А… а тревога поднимется?
БЕРТРАН. Я тебя к прокурору поведу, вот куда, он тебя в тюрьму посадит. А ну, вперед быстро!
ЖАНЕТТА. Да ладно, я пошутила, чего ты?
ДЮРАН (выходит из-за башни). Эй, парень, погоди, пожалуйста.
БЕРТРАН. Еще один. А ты кто, апостол Павел? Я тебе не «эй» и не парень! Я – власть, понял, калека деревенская?
ДЮРАН. Это ж девчонка глупая, ты извини уж. И меня, дурака, если что.
БЕРТРАН. Я ей тут песни пою, а она… Сказал, руки вверх! Застрелю, и мне ничего не будет, я представитель власти!
ЖАНЕТТА. Дядя Дюран… (Подняла руки.)
ДЮРАН. Друг, пожалуйста, ты уж…
БЕРТРАН (замахнулся прикладом). Зубы выбью. (Толкнул Жанетту дулом ружья.) А ну, вперед пошла!
ЖАНЕТТА. Мама…
Уходят.
ДЮРАН. Тьфу ты! Во, наделал делов балбес, бес, башку задурил девке. И что теперь?.. Отцу пойти сказать? (Ковыляет в другую сторону.) Господи, Господи, прости ты меня, дурака старого. Одно слово, дурак… однокрылый.


9.

Приемная ПРОКУРОРА. Справа тесная, темная прихожая, слева кабинет, в глубине которого высокое, до потолка, готическое окно с разноцветным витражом, под окном стол Прокурора. Сам он стоит перед большим зеркалом, глядя на себя то в фас, то в профиль, репетирует выступление на процессе. Это крупный мужчина с громким голосом, не лишенный обаяния.
ПРОКУРОР. «Ваша честь! Да, неспокойное мы переживаем время… время переживаем мы неспокойное. Страна под…» и так далее. «Но скажите, можем ли мы подчинить наш разум и нашу совесть логике войны, логике разбоя? Нет и нет! Процесс правосудия не может быть поколеблен, даже когда земля колеблется под ногами!» Какой пассаж… «Или, как говорили древние, да погибнет мир, но восторжествует юстиция. И вот перед вами человек, который...» (Достал из шкафчика большую бутыль, наполнил бокал.)
В прихожую входят ЖАНЕТТА с поднятыми руками, за ней БЕРТРАН с ружьем.
«…украл перстень. У кого? У своей жены!»
БЕРТРАН (Жанетте). Стой, не двигайся!
ЖАНЕТТА. Да я стою, Бертран, стою.
БЕРТРАН (заглянул в кабинет). Можно, мсье прокурор?
ПРОКУРОР. В чем дело? Вы видите, я занят!
БЕРТРАН. Мсье прокурор… (Втащил в кабинет Жанетту.) Я обвиняю эту… эту…
ПРОКУРОР. И не выражаться тут, ты не в казарме!
БЕРТРАН. …эту девушку в оскорблении при исполнении. Да, еще в мошенничестве.
ПРОКУРОР. Господи, твоя воля. Она что-то обещала тебе? Догадываюсь, что.
БЕРТРАН. Она обещала спасти Францию.
ПРОКУРОР (поставил на место бутыль, бокал с вином, закрыл шкафчик). Спасти…
БЕРТРАН. Францию.
ПРОКУРОР. Она, что, сумасшедшая?
ЖАНЕТТА. Я не сумасшедшая, мсье прокурор.
ПРОКУРОР. Не сумасшедшая? А какая? (Бертрану.) Стрелялку свою убери! Что ты на меня ее наставил?
Бертран поставил ружье к стене.
Так… Или, ты просто пошутила, девочка, а он не понял, да, м?
ЖАНЕТТА. Я не пошутила.
ПРОКУРОР. Не пошутила? Значит, ты в самом деле собираешься…
ЖАНЕТТА. Спасти Францию.
ПРОКУРОР. Владыка небесный. Ладно, сядьте.
Сели.
(Раскрыл журнал для записей.) У меня такой процесс, а тут какая-то… Ладно, так… (Бертрану.) Зовут? Род занятий?
БЕРТРАН. Бертран Пуланжи, солдат Первого караульного взвода.
ПРОКУРОР (пишет).  «...Пуланжи… Первого…» А есть и Второй?
БЕРТРАН. Нет.
ПРОКУРОР. Ясно. ( Жанетте.) Зовут?
ЖАНЕТТА. Жанетта, Жанна. Д'Арк фамилия.
ПРОКУРОР. Как-как? «Д» отдельно?
ЖАНЕТТА. Как отдельно? А я не знаю.
ПРОКУРОР. «Д'Арк»… Род занятий?
ЖАНЕТТА. Крестьяне мы, Домреми деревня.
ПРОКУРОР. «Домреми... деревня…» Так. Клянитесь перед Богом и святой нашей матерью церковью говорить правду и единственно правду, на Библии клянитесь. (Ищет Библию, нашел на полке, сдул пыль, протер ее рукавом.)
БЕРТРАН (положив на нее руку). Клянусь говорить правду, истинную правду, ничего, кроме.
ЖАНЕТТА. Клянусь. Да что толку? Я всегда говорю правду, а мне не верит никто.
ПРОКУРОР. Не верит никто… Хорошо. Буланжи Бертран, расскажи, как ты познакомился с… (Заглянул в журнал.) д'Арк Жанной, что ты видел и что слышал. Не части только.
БЕРТРАН. Видел и слышал… Я обход совершал по стене, а она сидела, на деревню свою любовалась.
ЖАНЕТТА. Любовалась, ага. Как она горит!
БЕРТРАН. Что ты врешь-то? Ничего не горит, врет она! Сказала мне вдруг: «Пс-пс». Представителю власти, мсье прокурор, – «Пс-пс»!
ПРОКУРОР. Ну?
БЕРТРАН. Я подошел.
ПРОКУРОР. Ну-ну?! Подошел!
БЕРТРАН. Сказала, что я ей нравлюсь. Я тогда ей это… песни стал петь. А потом она вдруг сказала, ну там… мол, я Дева! Которая спасет! А потом стала обзываться словами всякими разными, что я ей не верю.
ПРОКУРОР. Какими словами, конкретно?
БЕРТРАН. Лопухом обозвала пыльным…
ЖАНЕТТА. Шакалом.
БЕРТРАН. Шакалом!
ПРОКУРОР. Ну это ладно, «шакалом»… Так. Свидетели есть, м?
БЕРТРАН. Что она обзывалась?
ПРОКУРОР. Что обещала Францию спасти!
БЕРТРАН. Как… Да она только что сама призналась, вы не слышали?
ПРОКУРОР. Значит, свидетелей нет. Хорошо. (Жанетте.) А у тебя?
ЖАНЕТТА. Что я… Есть. Есть!
ПРОКУРОР. Свидетели?! Что ты спасешь Францию?! Как это?
ЖАНЕТТА. Святой Михаил и святые Екатерина и Маргарита.
ПРОКУРОР. Ты их видела? Где? Они являлись тебе? Когда, при каких обстоятельствах, м?
ЖАНЕТТА. Слышала больше.
ПРОКУРОР. Слышала больше... Ты их голоса слышала?
ЖАНЕТТА. Они разговаривают со мной.
ПРОКУРОР (Бертрану). Она голоса слышит, ты понял?
ЖАНЕТТА. Мсье прокурор! Богом клянусь и всеми-всеми святыми, что я вам правду говорю!
ПРОКУРОР. Кто тебе сказал, что это правда? Кто тебе внушил эту мысль, – что ты спасешь Францию, м?
ЖАНЕТТА. Михаил-архангел… внушил.
ПРОКУРОР. Это я понял. Еще кто? Здесь? (Показал вниз.)
ЖАНЕТТА. Дядя, может.
ПРОКУРОР. Имя, фамилия дяди?
ЖАНЕТТА. Нет… Нет никакого дяди! Это я так, пошутила.
БЕРТРАН. Там инвалид какой-то, мсье прокурор…
ЖАНЕТТА (кричит). Да это просто нищий был, я ему милостыню подала! А он мне сказал: «Господь с тобой»! А я ему: «Спасибо, дядя»! Михаилу-архангелу никакой инвалид не нужен, ты понял?
ПРОКУРОР. Хорошо. Значит, ты и Михаил-архангел? Только? (Откинулся, разглядывает ее.) Интересно… А вот как ты думаешь, он ни с кем больше таких переговоров не вел, как с тобой?
ЖАНЕТТА. Я не знаю.
ПРОКУРОР. Не знаешь… таких, с кем бы он вел? Чем же ты так замечательна, м?
ЖАНЕТТА. Не знаю, чем. Хотите сказать, я это?.. (Крутит пальцем у виска. В глазах ее застыли слезы) Ну уж какая есть. С Луны свалилась, да? Да, да, свалилась!!! Какая есть!!! Дальше что?
ПРОКУРОР. Интересно. То есть, ты признаешь, что ты…
ЖАНЕТТА. Что признаю?! Что вы из меня жилы тянете, прокурор?!
ПРОКУРОР. Работа такая, девочка. Я спрашиваю…
ЖАНЕТТА. Хорошо, признаю! Признаю, что я не такая, как вы все… уроды! Да? (Последнее слово прошептала в сторону.)
ПРОКУРОР. Все, все, достаточно. Голоса слышит, с Луны свалилась, «уроды»! (У него хороший слух.) В дом скорби, куда ж еще? Сейчас оформим сопроводительную бумагу… (Бертрану, показывает на ружье.) Возьми это! И смотри, чтоб она не убежала!
Взяв ружье, Бертран встал у двери.
ЖАНЕТТА (она и не думала бежать). Я не сумасшедшая, мсье прокурор!.. Это вы все кругом сумасшедшие, я вижу. Вся Франция – большой дом скорби.
БЕРТРАН. Что она говорит!!! Вы слышите, мсье прокурор?!! Да это же государственное…
ПРОКУРОР. Замолчи, я не глухой!!! (Достал что-то из ящика стола, положил в карман, встал, прохаживается.) Так-так, большой дом скорби, говоришь? Франция? Ну-ну? Дальше говори. (Быстро достав из кармана, надел на нее ручные кандалы, захлопнул.) Я слушаю, слушаю.
ЖАНЕТТА. Святой Михаил, я не могу… (Упала на колени.) Помоги мне!!!
Ярко вспыхнул витраж за спиной Прокурора, возникли лики.
ГОЛОСА. Дева Жанна. Не бойся.
ПРОКУРОР. Ну-ну?
ЖАНЕТТА (глаза ее загорелись). Это вам пора в дом скорби, мсье прокурор, если  не понимаете ничего. И жалко мне вас всех, французов, до ужаса. Потому что люблю вас всех!!! Мирные твари, да? Ходят и травку щиплют. Да я сама такая была, пока не… (Стряхнула с себя кандалы, они упали на пол.)
Бертран уронил ружье.
(Встала с колен.) Вот так они и к вам придут, мсье прокурор, как пришли к нам, – к вашей жене, к дочери, если она у вас есть!  Да что ж за народ такой, Господи?! Мужики еще во Франции есть или все передохли к черту, в баб сисястых превратились?! Ведь и в голову никто брать не хочет, что всех стричь будут, а потом и зарежут, когда час наступит! Нам – что Шарль, что Генри или хоть оба сразу? Политика нас не касается? Касается, слышите, вы, уроды? Как нож горла, касается! А я спасу вас!!! Вы француз или нет, прокурор?! Вы жить хотите или нет?! У вас семья есть, прокуро-ор, черт тебя расшиби совсем?!!
БЕРТРАН. Ведьма…
ПРОКУРОР (крестится). Господи спаси. Ты ведьма?
ЖАНЕТТА. Что ж, если вам так легче понять, – да, я ведьма!!!
ПРОКУРОР. Господь всемогущий… Э-э… солдат, выйди-ка, пожалуйста.
БЕРТРАН. А…
ПРОКУРОР. Выйди, я сказал.
БЕРТРАН (вышел в прихожую, снова заглянул). Мсье прокурор, а…
ПРОКУРОР. Выйди!!! Сволочь!!! И стрелялку свою забери!!! И застрелись из нее к черту!!!
БЕРТРАН (взял валявшееся на полу ружье, вышел в прихожую). Ну ладно… (Затопал ногами.) Я нервный!!! (Уходит.)
Прокурор поднял с пола кандалы.
ЖАНЕТТА. Сядь, прокурор, и успокойся.
ПРОКУРОР (сел, глядя на кандалы). Фокус такой, да? Ты фокусы показываешь?
ЖАНЕТТА. Конечно. Ведь мы с тобой договорились. Мы еще не такие фокусы покажем, прокурор!
ПРОКУРОР. О чем мы договорились?.. Или, все-таки, ведьма, м? Тогда тут инквизицией пахнет... Честно сказать, в ведьм, в чертей я не верю.
ЖАНЕТТА. Я тоже.
ПРОКУРОР. Но они-то верят, вот в чем фокус! Ну это ладно (Убрал кандалы в стол.), про это там расскажешь… А может быть, ты против властей злоумышляешь? Раз только ты спасешь Францию? Зачем власть тогда, верно? А, может, ты королевой хочешь стать? Или нет, лучше императрицей, м?
ЖАНЕТТА. Прокурор, а ты не святой Михаил?
ПРОКУРОР. Чего еще?!
ЖАНЕТТА. Ну раз только ты можешь помочь мне, м? Ты принял образ прокурора, чтобы помочь, чтобы направить меня? Помоги, прокурор! То есть, святой Михаил… Я не подведу, клянусь, я через все пройду!
ПРОКУРОР. Стоп, стоп! Я вижу тут, два варианта: или ты, все-таки, сумасшедшая…
ЖАНЕТТА. Я уже сказала.
ПРОКУРОР. Сказала. Или ты хитрая.
ЖАНЕТТА. Хитрая, да, я хитрая.
ПРІКУРОР. Хитрая? Понять бы только, зачем хитрая, ради чего?
ЖАНЕТТА. А ты не понимаешь?
ПРОКУРОР. Пока нет.
ЖАНЕТТА. Прокурор – я Дева – которая…
ПРОКУРОР. Это я слышал, слышал.
ЖАНЕТТА. Но не понял? Какие вы все непонятливые! (Поманила его.)
ПРОКУРОР (присел с ней рядом). Ну-ну? Что?
ЖАНЕТТА. Есть одна тайна, прокурор. Но об этом никому!
ПРОКУРОР. Клянусь. Только тебе.
ЖАНЕТТА. Ты не святой Михаил? А думаешь, я та Дева, которая должна с небес спуститься, которую ждут все? Ты ведь слышал сказку эту?
ПРОКУРОР. Слышал, слышал, детям рассказывал.
ЖАНЕТТА. Я обычная деревенская девчонка.
ПРОКУРОР. Правда? Я так и думал… Но хитрая? А цель, м?
ЖАНЕТТА. Но что же делать, прокурор, если той, небесной, не дождешься никак? Мы ждем-ждем, а ее нет и нет. А ждать уже нельзя, пойми, уже все сроки прошли!
ПРОКУРОР. Какие сроки? Почему прошли? Ты знаешь, сколько война идет в этой проклятой стране?!
ЖАНЕТТА. Потому что они идут на Орлеан.
ПРОКУРОР. На Орлеан? Они? И что?
ЖАНЕТТА. Объясняю. От Орлеана дороги веером по всей Франции. И ни одной крепости нигде, понимаешь? Возьмут Орлеан, – все, дальше, как дыню, рассекут нашу Францию и съедят! Она сладкая, видать, наша Франция!.. И сюда придут, к тебе, в кабинет твой этот! Пока только их отряды бродят какие-то, а придет целая армия! Тыщ сто придет! А может, двести. Представь, прокурор! Кстати, прокуроры у них свои будут! И что тогда с тобой будет и с семьей твоей?! 
ПРОКУРОР. Так… Погоди. Что будет, что будет… Погоди. (Достал из шкафчика бокал с вином.) Не хочешь? (Выпил.) Да, это серьезно. На Орлеан – это… (Снова наполнил бокал.) А ты это откуда все знаешь, девчонка деревенская?
ЖАНЕТТА  (отойдя в сторону, молится). Святой Михаил, дай мне силу в битве с дьяволом. Порази его по воле Господа рукой моею. И вы защитите, святые Екатерина и Маргарита, щитом мне будьте и кольчугой.
ПРОКУРОР (у него вдруг руки затряслись, расплескал вино; поставил бутылку, бокал). Я француз, да, девочка. И дети у меня… французы, один мальчик, три девочки, младшей полтора годика. Тут, видишь ли, в чем дело… Всю нашу жизнь идет война, всю жизнь. Трава растет, вода течет, война идет… Привыкли, понимаешь? А ты девочка, видно, еще не привыкла… И ты выведешь нас, всю Францию, из ямы этой исторической, как Моисей вывел евреев из Египта? Спасешь?
ЖАНЕТТА. Не веришь? У тебя есть другие предложения?
ПРОКУРОР. У меня?.. Кто от меня ждет предложений?
ЖАНЕТТА. И от меня тоже никто. Долго ждать, прокурор, пока попросят.
ПРОКУРОР. Ты так ставишь вопрос? Ну да, ты же святая. Да…  Хорошо, предположим. Но ведь тебе армия нужна?
ЖАНЕТТА. Я знаю, нету армии Будет. (Села за прокурорский стол, приняла осанку Прокурора.) «Слушай меня, Дева Жанна…»
ПРОКУРОР. Ну-ну? Слушаю, слушаю.
ЖАНЕТТА «Ты пойдешь к командиру гарнир…»
ПРОКУРОР. Гарнизона?
ЖАНЕТТА. «И скажешь…»
ПРОКУРОР. Нету гарнизона! Здесь, в Невшателе, нету никакого гарнизона!
ЖАНЕТТА. А где есть… гарнизон?
ПРОКУРОР. В Вокулере есть. Но там командира нет, там капитан Робер де Бодрикур, пьяница, бабник и бандит с большой дороги.
ЖАНЕТТА. «Так… Святая Жанна! Ты пойдешь к бандиту этому, и скажешь: «Робер, черт тебя побери! Вот тебе письмо от прокурора Невшателя». И в этом письме будет сказано, что ты и есть та самая, которую все ждут, уже устали ждамши!»
ПРОКУРОР. Так… Предположим. А как я узнал, что ты и есть?.. Его ведь убедить надо, в мозги ему вложить. Я это как узнал?!
ЖАНЕТТА. А ты – от Михаила-архангела!
ПРОКУРОР. Я?! А, то есть, через откровение, явленное мне…
ЖАНЕТТА. Да! «О чем свидетельствую!» Там же печать будет прокурорская, в бумаге твоей?
ПРОКУРОР. Что?.. Да, да, печать будет. Обязательно.
ЖАНЕТТА. «И Робер выделит тебе отряд, с которым ты отправишься к принцу Шарлю и объяснишь, глазки его спящие разлепишь, что ждать больше некого, что ты и есть та самая! Дева Жанна! И он посадит тебя  на  белого коня, поставит  впереди маршалов Франции… Что тебе остается? Одно только – крикнуть: «Кто любит меня, за мной!»» А мечи, копья в бою добудем, как я добыла свой меч Роланда!» Ты понял? «Ты поняла, Дева Жанна?» (Как в караульного на крепостной стене, вонзила в Прокурора взгляд.) «Ты сумеешь – ты сможешь. Ведь ты  хитрая, да? Ты все поняла, Дева Жанна?»
ПРОКУРОР. «Все… поняла…» (Вытер слезу.) Смотрю я на тебя, девочка, в глазенки твои… Не знаю, как там у тебя все слепится-сложится, но, ей-богу, я в тебя верю. Клянусь!.. А знаешь, это не так уж мало, когда тебе верит прокурор!
ЖАНЕТТА. Спасибо, прокурор…
ПРОКУРОР. Правда, потом… не пришлось бы мне выступать на процессе: «Ваша честь, вы видите человека…»
ЖАНЕТТА. Против меня?
ПРОКУРОР. За что, спрашиваешь? А за все, по совокупности.
ЖАНЕТТА. Прокурор... потом – суп с котом!
ПРОКУРОР. Понял. Суп с котом. Понял. (Поцеловал ее в лоб.)
ЖАНЕТТА (протянула перо). Письмо.
ПРОКУРОР (сел, пишет). «Благородный и высокочтимый капитан Робер де Бодрикур! Свое всегдашнее…» нет, «свое безмерное уважение свидетельствует вам прокурор Невшателя…» Хорошо излагаю, а? (Пишет молча.) Так… ага… так…  От архангела Михаила, говоришь, – узнал? «…через откровение, чудо, узренное мной…» Или как правильно?  «Явленное мне при посещении Храма…» Преображения Господня, скажем. В Реймсе, скажем, м? «И он вещал…» Нет, «он возвестил мне, что…» (Пишет, затем пробежал глазами написанное.) По-моему, замечательно. «Всегда готовый к услугам, преданный вам, прокурор Невшателя…» (Размашисто расписался.) И печать, конечно. (Дохнув на печать, поставил оттиск. Вкладывает письмо в конверт, заклеивает.) Письмо, а как же? Францию спасти можно, но только по протекции!
В приемную входят БЕРТРАН, за ним ОТЕЦ, ЭМЕ, ЖАН. Говорят шепотом.
БЕРТРАН (заглянул в дверную щель). Тут, вон она, вон!
ОТЕЦ. Чего устроила, Господи, ты Боже мой. Ужас тихий. «Томится» она.
ЭМЕ. Тихо, отец.
        ЖАНЕТТА (спрятала конверт на груди). Я не подведу тебя, прокурор, будь спокоен.
ОТЕЦ. Ну что?.. Пойду? (Перекрестившись, пригладив волосы, постучался.) Можно, мсье прокурор?
ПРОКУРОР. Что?.. Вы видите, я занят!
ОТЕЦ. Я… мсье прокурор… я отец этой... Вы уж простите, пожалуйста, мсье прокурор, дурочку деревенскую, она у нас на головку слабенькая. Ребенком еще, мсье прокурор, с сарая свалилась головку повредила. Уж будьте уж так добреньки. Ведь мы люди деревенские, мсье прокурор, вы уж, пожалуйста, простите нас.  (Утирает слезы.)
Прокурор смотрит на него, на девушку.
ЖАНЕТТА (отвернулась, шепчет). Открой им глаза или в пыль сотри.
ОТЕЦ. Отблагодарю, уж как могу, мсье прокурор, благодарен буду.
ПРОКУРОР. Ладно, э… сейчас мы тут… Хорошо, хорошо, я понял, выйдите!
ОТЕЦ (выходит; стоящим в прихожей). Подождать просил.
ПРОКУРОР (Жанетте). Что теперь скажешь?
ЖАНЕТТА. Не бойся.
Эме и Отец расправляют заготовленный для нее мешок.
ЖАН. Может, не надо, дядя Жак? Не по-человечески как-то. Может, я с ней как-нибудь…
        ОТЕЦ (Бертрану). Ты тоже, друг, помоги, пожалуйста. Мы держать будем, а вы – Жан! – как выйдет, прямо головой туда, ничего. И веревку затянем, понял? А потом ты с ней договоришься как-нибудь…
        БЕРТРАН (посмотрел в щель). Прощаются, вроде.
        ПРОКУРОР (перекрестил девушку). Помоги он тебе Господь, Дева Жанна.
Она выходит из кабинета. Огненный луч, прорезав полумрак    прихожей, располосовал мешок надвое. Даже не взглянув  на стоявших там, Жанетта прошла между ними. Прокурор выглянул в прихожую. Увидев немую сцену, осторожно закрыл дверь. Пауза.
(Остановился перед зеркалом.) Да, мсье прокурор… святой Михаил… и Дева Жанна, которая… которая…


10.

ЖАНЕТТА, ЖАН,  ДЮРАН стоят на крепостной стене Невшателя, БЕРТРАН в стороне перебирает струны лютни, бормочет что-то.
ЖАНЕТТА. Ты о чем?
БЕРТРАН. Так, песенку сочиняю.
ЖАНЕТТА. Сядем.
Сели.
        ДЮРАН. Погоди, слышишь?
        ЖАНЕТТА. Что, дядя Дюран, милый?
        ДЮРАН. Хоть знаешь, какой он, Робер Бодрикур?
        ЖАНЕТТА. Знаю, дядя Дюран. Бандит, знаю… Да там почти все бандиты. 
        ДЮРАН. При Азенкуре он выступление свое проспал,  потому и полегло там немеряно. Вместо башки у него вот это вот. (Хлопает себя по заду.)
        ЖАНЕТТА. Значит, перехитрить его нехитро будет.
        ДЮРАН. Ошибаешься. Это умного да хитрого перехитрить можно. А дурака, если ему что втемяшется, – колом по голове, тогда только...
        ЖАН. Смеркается, дядя Дюран.
        ДЮРАН. Погоди. (Жанетте.) Ну вот я Робер Бодрикур, положим, и ты ко мне пришла. Что ты мне скажешь? Ну давай, пробуй. (Принял «позу капитана».) «О, какая птичка припорхала, о-ёй!» Ну давай, чего ты?
        ЖАНЕТТА. Брось, дядя Дюран, эти игры детские. Проехали.
        ДЮРАН. Э-э. План действий у тебя хоть какой есть? Без плана-то, знаешь… это только кролики плодятся, без плана.
        ЖАНЕТТА. Да? Ну хорошо, давай!
        ДЮРАН (Жану и Бертрану). Вы будете стражники, такие  твердо…головые, как и их капитан. Ну-ка, введите ее.
Взяв Жанетту за руки, они «вводят» ее к «капитану».
       ЖАН. «Вот…».
       ДЮРАН. «Доложить, балбес, как по уставу положено!»
       БЕРТРАН. «Мсье капитан, эта девушка к вам, мсье капитан!»
       ДЮРАН. «О, какая. Главное, сама прискакала. Ну? Чирикай, с чем прискакала, птичка?»
      ЖАНЕТТА (игриво). «Капитан! Просто не-вы-ра-зи-мо приятно вас видеть! (Достала из-за пазухи конверт.) Вот. Вам письмо, капитан, вот, ознакомьтесь».
      ДЮРАН. «Невыразимо? Приятно? И об этом письмо? (Достав письмо, читает по складам.) ««От… прокурора Невшателя». Чего еще?.. «Благородный, высокочтимый…» Ага, высокочтимый. «Свое безмерное…» Так. «Свидетельствую…» Чего-чего?! «…Дева, которая…» Так-так… «Через откровение, явленное…» «Через откровение, явленное»?! Святители небесные. Так это ты, что ль, Дева, которая?»
      ЖАНЕТТА. «Я, капитан».
ДЮРАН. «Ха! Он, когда писал фигню эту, что, был под завязку, а?»
      ЖАНЕТТА. «Что вы, мсье, абсолютно трезвый».
      ДЮРАН. «Но-но, кощунствуешь. Абсолютно трезвым, бывает только Господь Бог! Так ты утверждаешь, что ты Дева? Которая?»
      ЖАНЕТТА. «Так точно, мсье капитан. И прокурор утверждает. Там печать внизу, видите, прокурорская».
ДЮРАН. «Ага, печать… А от меня ты чего хочешь?»
      ЖАНЕТТА. «Мне отряд нужен, чтобы ехать к принцу Шарлю, человек десять хотя бы, для охраны. Кругом ведь бандиты на дорогах».
      ДЮРАН. «Бандиты? Ха! Отряд, значит, тебе нужен? Бандитов?»
      ЖАНЕТТА. «Солдат. Незамедлительно».
      ДЮРАН. «Ага. Ко мне тут, знаешь, приходили уже несколько дев. Уходили, правда, не совсем чтобы… Им тоже сначала что-то нужно было, сейчас, поверь, им ничего не нужно. Ха! Ты поняла, нет?».
      ЖАНЕТТА. «Мсье капитан, прокурор… Ему откровение было! В Реймсе! Там печать, видите?»
      ДЮРАН. «А с письмом твоей мы – вот что». (Делает вид, что хочет порвать его.)
      ЖАНЕТТА. Ты что, совсем?!!
      ДЮРАН. Ну как ты его перехитришь, если – баран, баран?!
      ЖАНЕТТА (подумала немножко). «Капитан, если вы мне не дадите отряд…»
      ДЮРАН. «Ну? Чего «если»? Ты мне угрожаешь?»
      ЖАНЕТТА. «Не я. Прокурор сказал, он против вас дело возбудит! У него есть на вас…»
      ДЮРАН. «Да за такие речи, девка, я тебя в яме сгною! Сидеть будешь, пока все кости твои не истлеют! И с прокурором твоим мы тоже разберемся по-своему!»  Ну? Поняла теперь, что это такое?
Жанетта растерялась, размышляет.
Поди, перехитри такого.
        ЖАНЕТТА. «Стоп! Не надо никаких разборок, капитан. Я предлагаю сделку!»
ДЮРАН. «Какую-такую еще сделку?»
ЖАНЕТТА. «Честную, капитан, честную!  Вы мне даете отряд.»
ДЮРАН. «Не даю».
ЖАНЕТТА. «Я говорю, предположим!».
ДЮРАН. «А-а, предположим… Ну и какая сделка?»
ЖАНЕТТА. «Вот. И мы едем к Шарлю. Приехали. И я говорю: «Ваше высочество, я от капитана Робера де Бодрикура!» Вручаю вашу депешу. А от себя говорю, что мсье Робер де Бодрикур – умнейший, осененный Божьей милостью капитан, умудренный опытом войны и так далее. Ведь он мальчик, Шарль, он же вас не знает! Скажу: «Он не хотел мне давать отряд… Ведь вы не хотите, правда?»
ДЮРАН. «Не хочу. И не дам».
ЖАНЕТТА. «Вот! «А когда Михаил-архангел приказал, тогда дал!» Я говорю, предположим!» 
ДЮРАН. «Ну? Предположим. А сделка какая?»
ЖАНЕТТА. «Вот. Тогда принц Шарль пошлет вам письмо: «Было такое дело или не было?» Вы ответите: «Так точно, ваше высочество, было»».
ДЮРАН. «Так…»
ЖАНЕТТА. «И, получив от вас такое донесение, Шарль говорит: «Все! Согласно полученному донесению и согласно пожеланиям народа нашего… (Шарль это, Шарль говорит!) назначаю тебя, Дева Жанна, главнокомандующей над всей нашей армией!» А я ему на это отвечаю: «Ваше высочество, сначала назначьте капитана Робера де Бодрикура маршалом Франции, потому что это умнейшая голова, светоч премудрости, он будет моим самым главным военным советником!» Ну? Ты понял, какая сделка?!»
ДЮРАН. «Понял…» План интересный, заманчивый план, ничего не скажешь... Нет, скажешь! «План хороший, но сама ты, я смотрю, мелкая какая-то, веры, боюсь, тебе ни от принца, ни от солдат не будет. Подожду-ка я, когда другая Дева ко мне покрупней придет» – ну вроде сестренки твоей. «И с ней мы все это дело и обтяпаем! А?!»
        ЖАНЕТТА. «Да вы что, капитан?! Ведь уже пол-Франции под ними!»
        ДЮРАН. «Да и хрен с ними, с пол-Франции!»
        ЖАНЕТТА. «Сам ты большой хрен, капитан! Ты знаешь, что там, куда они приходят, верней, приближаются только, сразу девы появляются? А теперь посчитай: если к капитанам всех городов придет, как к тебе,  сколько всего будет? Или ты считать не умеешь? Нас могут обойти, понял? И тогда не ты, а совсем другой капитан станет маршалом Франции! Не хочешь, не надо, смотри сам, дело твое». Ну как?
        ДЮРАН. Все, молчу, рыбка, убедила...
        ЖАНЕТТА. Вот так. И никаких рыбок больше. Кончились рыбки. Волею Господа и архангела Михаила я Дева Жанна, избранная спасти несчастную Францию.
        ЖАН, БЕРТРАН (в восторге). Воистину!!!
        ДЮРАН. Воистину…
        ЖАНЕТТА. Присядем.
Сели. Пауза.
Хочу сказать вам. Спросить, вернее. Как думаете, Спаситель знал, что ждет его, когда сказал: «Я есть Сын Божий»?.. Не мог не знать. Ведь для евреев это ж кощунство, преступление великое – сказать так. Бог один, никакого сына у него быть не может. Так и тут: для французов Дева-спасительница – это чудо, святая Дева, десница Божья, какая-то девчонка чумовая деревенская ею быть не может! Значит, и награда мне будет соответствующая… (Помолчала.) Еще вот что скажу вам. Человек – это ж не просто мешок с костями, с требухой, который потом в прах превратится? А душа бессмертная? Это же частица Духа Святого, правда, который в мире разлит? И после смерти она обратно, откуда пришла, возвратится. И вот что я думаю, ребята. Вернуться она  должна обогащенная. А иначе… не засчитывается, понимаете? Жизнь не засчитывается. Вот для этого жизнь человеку и дается… ребята.
Пауза.
(Встала.) Кто любит меня, за мной.
Пространство сцены погружается в темноту, затем волшебным светом вспыхивает Дерево Фей. И из этого света звучат Голоса.
       ГОЛОСА. О, Жанна д'Арк, восторженное имя, не имя, клич. Как через арку триумфальную, вовеки Франции идти через тебя.
По зрительному залу идут Жан с трехцветным флагом, за ним Жанетта с поднятым мечом, за ней Бертран с ружьем за спиной, трубой вместо лютни. Он трубит, они поют Гимн сражающейся Франции. Сзади, провожая их, ковыляет дядя ДЮРАН, подпевает.
Восстань, о, Франция, восстань!
Как лев ощерившийся, стань.
Пусть ночь кругом темна,
очнись, от векового сна,
восстань, восстань, страна!
                Припев:   Не хочешь быть рабом,
          оставь свой сад и дом.
          Труба на бой зовет
          с врагом!
               
Ведет их герцог Солсбери.
Все сгинут, черт их побери.               
Не стыдно ль эту дрянь
терпеть, за жизнь платить им дань?
Страна моя, восстань!

Припев.

О, стань, умытая в крови,
страной свободы и любви.
Вздыхать и ныть устань!
Восстань, о, Франция, восстань!
Над нами Божья длань.

Припев.
Ушла троица.
ДЮРАН (стоит посреди зала). Плыви, рыбка, в море…



                11.

Прошло два года. Двор семейства д'Арк. ОТЕЦ и ЭМЕ месят виноград в кадках. На крыльце дома, горестно глядя на них, стоит МАТЬ. ДЮРАН сидит на завалинке, зашивает куртку, держа ее зубами и обрубком руки.
МАТЬ. И Шарлотка померла. Господи-и… (Заплакала, подвывая.) Доченька-а, и на кого ж ты нас оставила-а? И как нам жить без тебя, кровинка ты  наша-а?
ЭМЕ. Мать, кончай! Сколько можно?
МАТЬ. И как жить теперь, я не зна-аю!
ЭМЕ. Мать!
ДЮРАН. Она теперь с Михаилом-архангелом беседует, со святыми Екатериной и Маргаритой.
ОТЕЦ. Ты это все, Однокрылый, твоя работа!
ДЮРАН. Да? Ну простите, ради Христа, если можете.
ОТЕЦ. Его и проси. Может, он простит.
МАТЬ. Детка ты моя нездешняя…
Долгое молчание.
ДЮРАН (Отцу). Я? Моя работа, говоришь? Кабы я. Да нет, не я!
Снова молчание.
Сказать хочу, ребята. (Долго молчит.)
ОТЕЦ. Чего?
ДЮРАН. Да ладно… Все уж сказано.
В хлеву замычала корова.
ЭМЕ (вылезла из кадки). Доить пора.
ОТЕЦ. Погоди, Эме.
ЭМЕ. Чего?.. Отец, мать, кончайте вы панихиду свою! Сколько можно? Ведь два года уже! Год положено! 
ОТЕЦ. Мы с матерью уже старенькие, хочется, чтоб у тебя хоть по-человечески было.
Корова мычит.
Погоди.
ЭМЕ. Деваться уже от вас некуда!
ОТЕЦ. А может, правда, взяться, Эме? 
ЭМЕ. Чего «взяться»? За меня вы, смотрю, взялись!
ОТЕЦ. Вдоль поймы распашем, посеем. Там, она, говорят, хорошо растет.
        ЭМЕ. Кто?
        ОТЕЦ. Гречиха.
ЭМЕ. А я тебе уже сколько лет чего твержу?!
Негромко звучат голоса.
        ГОЛОСА.               
Есть власть земная, выше – небеса.
Ты не ее, их слушай голоса,
они подскажутс горней высоты,
с каким заданьем в мир заброшен ты...
               
                (1984,2012г.г.)