Одиночество смеется над теми, кто прячется от него в иллюзиях. (с)
Как известно, у каждого врача есть свое маленькое кладбище. У политика – тем более. Особенно если его карьера началась под свист пуль гражданской войны.
… Каждый год, в какой бы части света она не находилась, Генриетта приезжает сюда, на маленькое кладбище в ста километрах от Берлина. Кажется, что время здесь остановилось. В прогретом воздухе витает запах полевых цветов, а высокая трава стала убежищем для сотен стрекочущих кузнечиков. На потемневшем от времени мраморе имя: Петер Вольфскампф. И краткая эпитафия: «Храброму брату от верных соратников». Генриетта садится прямо на высохшую от солнца траву, замирая и уплывая в волнах воспоминаний.
Они познакомились в школе танцев, когда им было по тринадцать. Нескладный мальчишка в очках приводил сюда свою племянницу – тихую Лизхен, которая боялась всех и всего. Генриетта тогда только начинала ощущать себя молоденькой девушкой. Фигура ее, прежде по-детски угловатая, обретала первые черты женской округлости. В отличие от тихони Лизхен, девочки из интеллигентной семьи, Генриетта боялась только своего отца. Петер однажды увидел его налитые мутной водой глаза, спрятанные в воспаленных веках, и решил держаться от странной семейки как можно дальше.
Маленькая Генриетта всегда держалась особняком. Лишь тогда, когда задевались ее интересы, девочка приходила в ярость и была готова отстаивать свою правоту всеми доступными способами. Неудивительно, что она зачастую провоцировала драки в приличном и слаженном танцевальном классе.
К удивлению самого Петера, между ними возникло некое подобие дружбы. После занятий они вместе ждали, пока за ней приедет машина – блестящий черный «Мерседес», которого боялись все высшие чины Веймарской республики. Машиной управлял Густав – здоровенный детина, который напоминал гориллу, сбежавшую из зоопарка. В ожидании водителя дети жевали бублики и неторопливо болтали. В знак величайшего расположения юная дворянка с прирожденной грацией клала голову ему на плечо, сердито отбрасывая на спину свои тощие белесые косички.
Никто не мог знать, что всего четыре года спустя ленточки и ноты в ее руках сменит автомат, что белесые косички будут безжалостно острижены, а на ее и прежде упрямом лице появится выражение отчаянной решимости.
. В тот дождливый осенний вечер она ворвалась в его дом без стука. Глаза – трезвые до жестокости, губы словно превратились в стальную полоску.
- Я ухожу драться с коммунистами, - сообщила она таким тоном, словно рассказывала о вполне обыденной покупке мяса или молока.
В те дни Петер уже закончил первый курс университета и подавал большие надежды. Но, как и прежде, был готов умереть за подругу.
Так оно и случилось. Этти краем глаза следила за ним и старалась прикрывать собой от противника. Всё-таки он был еще слишком мал, ее Петер, многого не умел и постоянно нуждался в защите. Но всё же не уследила. Не уберегла.
Он падал как в замедленной съемке. Пять пуль одновременно прошили его горло, живот, грудь. Мальчишка словно захлебнулся; большие голубые глаза удивленно распахнулись, словно он не понимал, что произошло. Сквозь вопли и выстрелы Генриетта услышала, как автомат выпал из его ослабевших рук и стукнулся о камни мостовой. Она метнулась, рухнула рядом с ним и, увидев самое страшное, горестно завыла, как бездомная собака.
Петер умер сразу. Его тело смятым мешком валялось до вечера, пока не закончился бой. Уже под покровом темноты штурмовики так и нашли их: худенького мальчика, который еще больше осунулся после смерти, и стоявшую на коленях девочку, насквозь промокшую и испачканную грязью и кровью.
Спустя десять лет Рейхсминистр сидит в той же позе, зажав потухшую сигарету в углу рта. Ей до сих пор не дает покоя мальчик, навсегда оставшийся семнадцатилетним. Снова и снова она повторяет слова, выжигающие рубцы на и без того израненном сердце.
- Всё должно было быть иначе. На твоем месте должна была быть я.
В одиночестве есть свой смысл: что бы ни случилось – хорошее, плохое или что-то посередине – это принадлежит тебе и больше никому. (с)