Один дьявол знает, что то было за столетие, но пальцы моей руки, разоряженные в пышные юбки,звучно поплясывали под песни старого пса, пускающего слюни.Им не нужно было знать, что такое "время", "смелость" или "восхищение". Они ступали своим размытым карнизом по холодному паркету, ничего за собой не оставляя. И они не дарили флиртующего взгляда, брошенного из-под низу, и не улыбались, лукаво приподнимая уста, и не знали они как пить до утра и курить, чтоб дым затуманил всю голову, и как петь до потери голоса, и как тайком записывать сокровенное в свой старый блокнот, каждый раз вздрагивая при поскрипывании пола.Да и кто б рассказал этим пальцам, с какой страстью нужно вдогонку бежать за умчавшейся лошадью, с каким азартом черт знает куда забредать, чтоб встретить рассвет на самом красивом склоне, для чего люди придумали пахучие ручки и смешные формочки для льда, и зачем выдумано столько лишних слов. Если б кто и принялся объяснять, никто б и не слушал, ни один палец бы не обернулся, чтоб хоть сделать вид, что проявил интерес. Вот они, эти пальцы.На моих ладонях их души, поэтому мои руки такие легкие
Целую руки, читая молитвы в церкви, а они молчат.
Иногда, мы тоже пальцы