IV. Путевые заметки. 3. Сердце Арктики 1-6

               
                1.САМЫЙ СЕВЕРНЫЙ ГОРОД МИРА

     До Норильска добирались пригородным  поездом, который 113 километров проходил почти пять-шесть часов. Паровоз, да и весь состав, какой-то древний, как будто шагнул на полвека назад. Первая узкоколейка  между Дудинкой и Норильском прослужила недолго: пока не растаяли намороженные изо льда мосты. Потом  сделали насыпи постоянные, но  летом они оседали под составами, а зимой путь  засыпало снегом.  Как-то пурга засыпала выше трубы сам паровоз. По первой дороге от Дудинки до Норильска поезда шли трое суток, если все благополучно. А однажды состав находился в пути двадцать два дня. Вдоль всего железнодорожного полотна устроены решетчатые щиты для защиты от снега. Снегозащитные сооружения применяются самые разнообразные.  Один изобретатель придумал специальные снегопродувающие устройства, которые усиливают воздушный поток, и он сдувает снег с путей, нагромождая сугробы уже вдали от полотна.

     За окном просматривалась  унылая природа. Какая-то желто-зеленая трава да сухие с белым пухом цветочки. Ближе к Норильску встречается несколько селений, проехали тюрьму, с высоким забором и колючей проволокой.

      Норильск - красив. Еще подъезжая, услышала, что город называют вторым Ленинградом.  Но, как считают специалисты, у города нет  ничего общего  ни с Ленинградом, ни с Москвой. Архитектура здесь особая, норильская. Это новый тип северного города, построенного на «воздушной подушке». Прямые широкие улицы. Красивые многоэтажные дома. Прекрасный дворец культуры, плавательный бассейн, дом спорта.  В норильском драмтеатре когда-то работали Смоктуновский и Жженов. Крытый каток. Имеется научно-исследовательский институт сельского хозяйства Крайнего Севера, вечерний индустриальный институт, музыкальное училище. Много магазинов, кафе и ресторанов. Кафе с интересными названиями "Таймыр", "Лама" (озеро недалеко от города). Но в городе нет ни одного дерева. На окраине увидела практически в пустом месте летнюю танцевальную веранду. Такая веранда в наших городах располагается где-нибудь в самой гуще парка. Именно отсутствие зелени лишний раз напоминает: мы  - в северном городе,  иначе об этом забываешь. К тому же стоит удивительно теплая погода. Температура поднималась до + 25 градусов, и норильчане  загорали и купались в озере, что находится в городе. Жара – довольно типичное явление,  хотя  сто три дня в году здесь стоят тридцатиградусные морозы, а иногда достигают  и пятидесяти градусов.

       В магазинах много помидоров, яблок, персиков и других фруктов и овощей. Но помидоры даже сейчас стоят 3 рубля 50 копеек (1967 г.). В более раннее время цена бывает 5-7 рублей. Нам хотелось приобрести хорошей рыбы.  Кроме налима холодного копчения да щуки, ничего не нашли. Лишь перед самым отъездом удалось купить красную некрупную рыбу с названием "кумжа", из-за которой чуть не опоздали на поезд, забредя в отдаленный район.

       Город - большой, с населением 126 тысяч. Около 100 школ, есть учебные заведения и знаменитый металлургический комбинат. Побывали в доме техники, где познакомились с работой  комбината. Посмотрели фильм о Норильске.

       "Дом техники стоит в стороне от Ленинского проспекта, основной норильской магистрали, вокруг которой как бы нарастал за сорокалетнюю свою историю город. Из окон видно: несется по асфальтовому ложу талая  река, плывут по ней автобусы, отражаются многоцветные кварталы витрин. Таков Норильск сегодня, а здесь, в Доме техники, в комнате музея горно-металлургического комбината, глядит на меня с фотографии голая тундра, расчерченная тенями тугоранской гряды, даже пройти вблизи которой считалось у исследователей начала века подвигом, - читаю в газете.

    ...Откуда это имя: Норильск? Норить означает промышлять в зимнее время неводом с помощью "норила" - шеста с развильем, которым "проныривали" невод под лед».
 
      В 1845 году экспедиция А.Ф.Миддендорфа, известного русского ученого, академика, записала в отчете: "...Тяжелое впечатление, которое производит господство страшной стужи, невозможно передать, надобно испытать что-либо подобное, чтобы понять это впечатление. Пройдут, может быть, еще столетия, нежели другой странствователь решится нарушить тишину этих пустынь".
   
     Для  развития морского и речного судоходства требовалось создать в устьях сибирских рек крупные угольные базы, чтобы снабжать топливом приходящие суда. Ранее они брали с собой горючее и на обратный рейс. Присутствие каменного угля в низовьях Енисея обнаружил  А.Миддендорф, который писал: «К востоку от Дудинки на 70–м градусе северной широты, как я слышал, есть угольный пласт». Но проверить полученные сведения ученому не удалось. Сделал это  магистр Российской Академии наук Фридрих Богданович Шмидт в 1866 году. Находясь в Дудинке, он побывал в районе будущего Норильска и видел там угольный пласт  (именем Шмидта названа теперь гора – Шмидтиха, у подножия которой построен город). Позднее пытались использовать уголь для нужд Северного морского пути. В 1893-1894 году купец А.К.Ситников добыл и вывез в Дудинку зимой на оленях несколько тысяч пудов угля. А в навигацию 1894 года две тысячи пудов взяла гидрографическая экспедиция полковника А.Вилькицкого, остальное – английский капитан Виггинс.

       Однако вывоз угля в более крупных масштабах на оленях за 100 километров был нереален. По постановлению Горного отдела ВСНХ в 1920 году  провели дополнительные обследования территории. В результате обнаружили угольные пласты и в непосредственной близости – залежи сульфидных руд. Этими исследованиями занимался геолог Н. Н. Урванцев, личность на Таймыре легендарная. Заслуги  ученого в этих первых исследованиях  не могут ни с чем  сравниться.

      Обработанные материалы показали, что угли - высокого качества, залежи велики и вполне могут обеспечить потребности Севморпути на многие годы. Руды – медноникелевые с высоким содержанием металлов: десятки элементов Периодической системы Менделеева. В них обнаружен также новый минерал - «высоцкит», названный в честь исследователя Высоцкого. Особую ценность представляло близкое соседство крупного энергетического  и рудного месторождений, что в природе встречается нечасто. Но, как  и возможно ли их промышленное использование? Такого опыта тогда ни в нашей стране, ни за рубежом  не было.

     Решили организовать  в Норильском районе зимовку.  Провести горные работы, наблюдения над погодными условиями.  Летом 1921 года сюда прибыла из Красноярска разведочная партия, которая поставила первый жилой дом, общежитие, баню и склад. Так начинался будущий Норильск.
 
     Разведки 1923-1930 годов подтвердили промышленное значение норильского медно-никелевого месторождения как крупной базы цветных металлов. Это позволило планировать строительство большого горно-металлургического комбината. Однако не все тогда считали возможным победить тундру. Урванцеву пришлось долго бороться за Норильск.  Поддерживали Дзержинский и Орджоникидзе.  И в 1935 году строительство началось. В 1937 году город соединили железной дорогой  (ныне - электрифицирована) с портом Дудинка.

      В 1938-м строительство  комбината возглавил А.П. Завенягин. «Сотня таких, и с Россией все будет в порядке» -  говорили о нем.

                2.ОРГАНИЗАТОР КРУПНОГО МАСШТАБА

       Авраамий Павлович должен был занять пост первого заместителя  Орджоникидзе в наркомате тяжелой промышленности.  В феврале 1937 года по вызову  Григория Константиновича  он приехал из Магнитогорска в Москву и узнал, что  Орджоникидзе скоропостижно умер  (существует версия – застрелили чекисты). Дамоклов меч завис и над головой  Завенягина.
 
     Народный комиссариат возглавил Каганович. За время власти «железного наркома» репрессировали всех членов коллегии наркома,  большинство директоров  заводов, многих   расстреляли. После того как  Завенягин заступился, обойдя  начальника, перед Сталиным за академика Губкина (которого удалось спасти), Каганович заявил: «Дела сдать, на работу можете больше не выходить».

      Со дня на день  ожидали ареста.  Просиживали ночи около окна, наблюдая, как  подъезжали черные «эмки» и увозили людей. В одну из таких страшных ночей он написал письмо Сталину и Молотову.  Просил ускорить решение  о дальнейшей судьбе, указав, что чист перед партией и был бы рад поработать  в самых тяжелых условиях и с интересом поработал  бы в условиях Севера или Сибири многие годы.

     Завенягина  вызвали на политбюро и поручили возглавить  строительство  Норильского металлургического комбината.   При этом Молотов сказал: «Мы решили Вас не добивать. Проявите себя на новой работе».

     Нарком внутренних дел Ежов, визируя  приказ о назначении, показал пухлую папку, набитую доносами из Магнитогорска.  Писали люди, которых знал не один год, с которыми  трудился.  Обвиняли, что планировал взорвать комбинат, укрывал от ответственности «врагов народа».

     Лагерный поселок Норильск. 113-й километр на восток по засыпанной снегом узкоколейке от Дудинки и   2028 километров к северу от Красноярска.

     Норильск  находился в  прискорбном  виде:  «временного жилья выстроено полтора десятков домов, люди размещены в крайней тесноте, в обветшалых палатках и фанерных бараках». Завенягин увидел рельсовый путь, уложенный на мох. Не увидел проектов и смет, которые хотел увидеть.

    Но руки не опустились.  Знал, что легкую работу не предложат, да и привык к тяжелым заданиям.  И все же никогда  еще не было так трудно, как в Норильске 1938 года.

    Сразу же издал приказ о немедленной организации проектного отдела и Опытного металлургического завода. Отовсюду стали собирать специалистов. Никто из них никогда не проектировал никелевых заводов и не работал на подобных предприятиях. Предстояло научиться этому. В новой команде находились и старые знакомые по Горной академии, по Магнитке, Ленинграду, Украине; и выпускники институтов и академий, которым поручалось все первое - от первых проектов до получения первого металла. И все это - самые нужные и талантливые  люди.

   Через полтора месяца пустили опытный конвертер. С помощью маленькой ручной вагранки получили первый металл. За 20 дней построили к 1 сентября школу. Это были завенягинские темпы, хватка, умение полагаться на единомышленников и разбираться в людях.  Ему шел 38-й год.

«От обычной схемы создания новых производств наша отличается тем, что в ней отсутствует элемент времени. Времени у нас нет». Он решил сделать проект металлургического завода и подготовиться к пуску плавильного цеха... за полгода.               
       Бесплатная рабочая сила прибывала по этапу. Количество заключенных в Норильском ИТЛ выросло с 8 тысяч в 1938 году до 19,5 к концу 1939-го.  Норильлаг, один из крупных островов Гулага, поставлял и превосходные инженерные кадры.  Завенягину удалось поставить лагерное начальство в определенные рамки. Норильлаг отличался относительно лояльным режимом содержания заключенных, чего не было на Колыме или в Воркуте.
Обладая исключительной эрудицией, удивительной способностью смотреть вперед, он всегда добивался выполнения принятых им решений.   «Приказ - закон» было не фразой, а общим стилем работы, относилось ко всему многочисленному коллективу.

При строительстве комбината  проявлялся и энтузиазм, и азарт, работа на спор, чтобы доказать себе и другим, что не сломались, что готовы - даже на подвиг.  «Заставить людей за проволокой выполнять каторжную работу с чувством счастья на лице - уже гениально», - писала одна из норильских журналисток. Творческий труд и энтузиазм? В лагере?..  Но вот как вспоминает об этом один из  участников строительства: «Иному человеку может показаться странным, о каком подъеме и азарте может идти речь, если люди, трудом и талантом которых возводились заводы, фабрики, дома и т.д., в подавляющем большинстве были изолированы общества. Но я подчеркиваю: в строительстве любого объекта Норильска сказывались пафос и азарт. Это мое свидетельство не постороннего человека. Сам я годами был рядовым рабочим и имел звание ударника труда».

Конечно, действительность, самая светлая и самая темная, воспринимается людьми по-разному -  комментирует дочь Завенягина, автор воспоминаний об отце -  и приводит еще такие слова рабочего: «Уже первое, мимолетное знакомство с начальником комбината оставило самое приятное впечатление. В дальнейшем каждая встреча укрепляла его... Располагал к себе мгновенно, ничего лишнего не обещал…»

Об относительно лояльном режиме  в Норильском лагере  красноречиво говорит стенограмма партийно-хозяйственного актива  1940 года.  «Режима в лагере нет». «У вас не лагерь, а курорт для  з/к».. «По питанию на 100% прокормили з/к, а план выполнен на 60%. С каких это пор мы стали врагов народа перекармливать?» «Тогда как в других лагерях подбирают корки, их сушат, чтобы поесть, когда  они нормы не выполняют. Вот эти з/к знают, что такое советская власть. …Есть магазин для заключенных, работающих стахановскими методами, ничем не отличается от общего магазина, где выдают некоторые продукты (сахар, масло) без нормы...»

Умный, знающий дело инженер, прекрасный руководитель, волевой и с твердой хваткой, Звягинцев не мог не думать о тысячах жизней,  с которыми нужно  выполнять большое дело.  Спасая их, спасал и себя, и строительство, и будущее Норильска. Многого сделать не мог, но главное  - сберег от голода, холода.  Заключенные работали по специальностям, занимали руководящие посты.  «Оставались людьми, а не превращались в послушный скот».

      За 2 года, с августа 1938,  Завенягин несколько раз посетил Москву. После 5 апреля 1939-го появилась уверенность, что Сталин ему поверил (в пределах возможного для Сталина), одобрил  действия и планы.

В 1941 году Авраамия Павловича освободили от обязанностей начальника строительства Норильского комбината и лагеря НКВД и назначили  заместителем наркома внутренних дел. Новый нарком  Берия с ведома, разрешения и, скорее всего, по инициативе Сталина возвратил его на круги своя…

Сегодня отношение к Завенягину, как и ко всем крупным деятелям того времени, неодинаковое. Великое число тех, кого он спас,  преисполнены благодарности  всю жизнь - за то, что «чувствовал человеческие сердца», что  «для него не было почетных и отверженных, были люди».  Но есть и пострадавшие.  Заслуженно или не заслуженно – другой вопрос. Сахаров называет его человеком «вполне сталинских убеждений», хотя Завенягин относился к молодому ученому с большим уважением. Обвиняют в том, «что, направляясь в Норильск как первый зам. Берии, отправлял под расстрел первого начальника Норильстроя Матвеева».

      Судьбу Завенягина в 1938 году (да и в последующие годы) решал именно Сталин.  Берия и Каганович решили бы по-другому.  Он был таким же сталинистом, как все окружение вождя, тысячи других ярчайших личностей, как подавляющее большинство народа. Ареста Матвеева новый начальник не требовал, а предлагал назначить  своим заместителем. Участь Матвееву  уготовили заранее - на кого-то «надо было» списывать ошибки первых лет стройки.
     Завенягин - человек того времени. Но он сохранил человечность в условиях, в каких это мало кому удавалось.   Вел себя достойно. А ведь все эти годы ходил по тонкому льду. Его голова лежала на плахе, оставалось только занести топор (по словам Евгении Завенягиной).

Авраамий Павлович часто вспоминал Норильск и всегда с чувством удовлетворенности от сделанного там за три года.   При малейшей возможности старался съездить в командировку на комбинат. Хотел увидеть все новое.  А Норильск называл землей обетованной.
   
         Развитие и рост города осуществлялись столь быстро,   что уже в годы Великой Отечественной войны Норильск стал значительным поставщиком цветных металлов. При комбинате сформировался крупный поселок с многотысячным населением, в дальнейшем выросший в город.

        Интересен первый  проект Норильска. Предполагалось, что населения в нем будет две тысячи - одни мужчины, без семей, так как детям вредно жить на севере. Но  Завенягин мечтал создать в Заполярье такие условия, чтобы могли  жить и работать обычные люди без неоправданных лишений.

       Первый генеральный план, хотя и предусматривал  возведение крупного северного города, но недостаточно учитывал климатические условия (многолетняя мерзлота, сильные ветры, полярная ночь и др.).  При  практическом строительстве  (главный архитектор В.С.Непокойчицкий) ряд недостатков плана устранили: улицы располагаются перпендикулярно направлению ветров, сделали перепады осей улиц для ослабления силы ветра, сплошная застройка образует замкнутые дворы, защищенные от снежных заносов.  В 1961 году разработан новый генеральный план развития города.

     В 1939 году население насчитывало  всего 14 тысяч человек, в 1974 - 156 тысяч.  Сейчас прописка почти закрыта. Зато всем сразу же предоставляется жилплощадь: семейным - квартиры, одиноким - общежитие. К детям  в Норильске относятся особенно заботливо. Здесь прекрасно оборудованные школы, работают стадионы, бассейны, а для самых маленьких есть даже специальное кафе «От двух до пяти».

     Норильск - крупный горно-металлургический центр - самый северный в мире. Имеются предприятия металлообрабатывающей промышленности и строительных материалов. Это - один из самых северных городов мира. По полгода здесь бывают "полярная ночь" и "полярный день".
 
    Мы  побывали у памятника  Завенягину. Осмотрели «Дом Урванцева»  - первый деревянный домик, с которого начинался Норильск.  Сейчас  здесь музей. 
 
   … На теплоход возвращались во втором часу ночи. В Дудинке светло и много народа. У причала нас встретила большая группа подростков, которые под аккомпанемент баяна исполняли  "серенады".
               
                3. СЕРДЦЕ АРКТИКИ

      Наше путешествие за Полярным кругом сопровождалось удивительным солнцем и теплом. Все выползли на палубу и даже загорали.

    После праздника "Нептуна" остановились на Гравийском осередке. Это большой песчаный остров. Купались, загорали, играли в волейбол. Импровизированный пляж почти ничем не отличался от пляжей Сочи, Сухуми. Тем более интересно, что мы - за Полярным кругом. И чем дальше двигались на север, тем становилось теплее. Особенно это чувствовалось потому, что из Красноярска уезжали в сильный холод.

  После обеда слушали музыку в музыкальном салоне. Играл на фортепиано наш турист.  Пели песни под аккомпанемент. Позднее там же собралась редколлегия стенгазеты. По радио объявили конкурс на лучшее название. Победителю обещали ценный приз. Сообщили также, что открывает работу клуб интересных встреч. Желающих приглашали выступить с лекциями, поделиться впечатлениями о поездках за границу или по нашей стране. Вечером, как всегда, состоялись танцы, игры, песни на палубе.

   Солнце сегодня не заходило. Мы въехали в вечный "полярный день". Облака разноцветной радугой расползлись по небу. Здесь собрались все краски: белые, бирюзовые, голубые, розовые, сиреневые, синие  и красные. Нечто похожее прочла у Юхана Смуула: «Необыкновенный вечер – условный вечер длинного полярного дня. Солнце низко висит над ослепительно белым льдом, оно не заходит, а лишь изредка заволакивается облаками. Небо на севере такое, какого я никогда в жизни не видел. Нагромождение всех цветов, кроме черного. Краски, среди которых преобладают золотисто-желтая, оранжевая, красная и сине-зеленая, сливаются друг с другом, образуют промежуточные тона и словно поют в этой тиши».

    Вошли в Енисейский залив. Скрылись берега. Лишь на горизонте солнце сливалось с водой. Казалось, вода горит. А на небе возникли какие-то миражи. Вот я увидела песчаный остров. За ним вдруг появился лес, а рядом - разбросанные одинокие домики. В другом месте в розовом сиянии солнечных лучей отчетливо вырисовался город. Высокие белые здания, прямые улицы…

    Такова особенность северного неба: узорчатые облака,  бесконечное движение которых  рождает постоянно меняющиеся образы. Небесное творчество в свое время покорило юного Николая Рериха, детство которого прошло на Севере, пробудив в нем художника. Он мог часами наблюдать за небом,  и  в воображении возникали  то   фантастические горы, то странные животные,  ладьи, плывущие  под цветными золочеными парусами, белые кони с роскошными гривами или богатыри, поражающие копьями хвостатых драконов -  возникая и исчезая, повторяясь вновь  в радостном и щедром слиянии красок.

    Детские впечатления и  любовь к Северу сохранилась  у художника на всю жизнь. «Ту радость и бодрость, и силу, какую дает Север, вряд ли можно найти в других местах. … Где найдешь такую синеву далей? Такое серебро вод? Такую тонкую медь полуночных восходов? Такое чудо северных сияний?»

   Солнце скрылось, но еще долго на горизонте один цвет сменял другой, и было светло, как днем. Пришвин писал: «Это была светлая северная ночь. Когда солнце не садится, а только на время затаивается, чтобы переодеться в утренний наряд».  Мне хотелось дождаться восхода солнца. Но уже было два часа ночи, начиналась качка, и я ушла спать.
 
    Сегодняшний день начался с сильной качки. Шторм доходил до семи баллов. Мы "заразились"  "морской болезнью". Хорошо еще, что это случилось ночью, и я почти благополучно проспала до утра.  Разбудил меня крик соседки по каюте: нас топило. Вода хлынула в плохо закрытые иллюминаторы и поступала откуда-то снизу. Пришла дежурная и стала оттаскивать воду. Мы лежали, не решаясь поднять головы. Но вот бодрый голос по радио объявил, что  скоро прибываем на Диксон. "Скоро" оказалось 45 минут, но все-таки мы приободрились.

   Кое-как позавтракав, сошли на берег.  Диксон встретил  холодом, сильным ветром и туманом. Температура -  три - пять градусов тепла. Мерзли руки. Местное население ходило в меховых шапках, некоторые - в зимних пальто.

   Мы в Арктике! Диксон – самое сердце ее. Здесь пересекается енисейская речная дорога и Северный морской путь. Летом  находится штаб полярной навигации. Корабли выжидают, когда ледовая обстановка позволит идти дальше на восток, в сторону Берингова пролива.

   Остров Диксон с гаванью известны и посещались русскими моряками многие столетия назад. В 1738 году участники Великой Северной экспедиции нанесли остров на карту и дали название «Большой Северо-Восточный». Они тогда обратили особое внимание, что гавань острова имеет «защищение благонадежное». В 1875 году А.Е. Норденшельд на зверобойной шхуне «Превен» стал на якорь у этого острова. Бухту, в которой судно нашло приют, путешественник назвал  гаванью Диксона в честь шведского купца Оскара Диксона (он финансировал экспедицию). Позже, в 1894 году, А.И.Вилькицкий закрепил  название и за островом. Норденшельд писал в дневнике: «Я надеюсь, что эта гавань, ныне пустая, в короткое время превратится в сборное место множества кораблей, которые будут способствовать сношениям между Европой и Обской и Енисейской системами».

    В 1915 году на острове во время экспедиции адмирала Вилькицкого построили полярную радиостанцию – одну из первых на севере России,  работать начала с 1916 года.

    В числе строителей радиостанции - участник экспедиции Седова к Северному полюсу П.Кушаков.  По воспоминаниям  капитана Мецайка (о нем расскажу дальше), которые записал Георгий Кублицкий,  Кушаков - бывший ветеринар коннополицейской стражи, уволенный со службы за ложный донос. Он все же сумел получить рекомендации для зачисления на «Фоку». После трагической гибели Седова приписал себе чужие заслуги и прослыл знатоком Арктики. Потому-то в 1915 году именно ему поручили руководство экспедицией и строительством радиостанции на Диксоне.

    В старой "Исторической тетради отзывов и предложений" он вывел крупно на одной из первых страниц: "1915г., 21 июля. Основатель поселка, начальник экспедиции для оказания помощи географической экспедиции Северного ледовитового океана коллежский асессор П.Кушаков". А через страницу еще раз повторил эту запись.

   В августе, когда строительные работы еще продолжались,  к Диксону подошел «Эклипс». Бывший капитан «Фрама», Отто Свердруп обошел остров, одобрил выбор места для радиостанции, но заметил, что едва ли она будет нужна в радиосвязи с «Таймыром» и «Вайгачом»: «Не сегодня – завтра льды выпустят их». В конце августа оба корабля показались на рейде Диксона. Кушаков тотчас распорядился прекратить дальнейшие строительные работы и запаковать в ящики наиболее ценное оборудование радиостанции, которая только что наладила прямую связь с Петроградом.

    Поселок на Диксоне  взяла на  попечение Академия наук, чтобы открыть первую на Северном морском пути метеорадиостанцию. Располагалась она на северном берегу бухты в маленькой бревенчатой избушке. Состояла из жилого дома, радиостанции, бани и склада. Здесь же находился сарай, построенный еще в 1902 году под склад угля для экспедиции Э.В.Толя. По тем временам радиостанция казалась чудом техники. И послужила полярной связи около 20 лет. Рядом с  радиостанцией стояли домишки зверобоев: несколько человек – все население острова и окрестностей.
 
    В начале 1934 года  небольшая и сплоченная группа грамотных специалистов  приступила к строительству нового радиоцентра. Руководил  коллективом Василий Васильевич Ходов,  один из четырех участников экспедиции на Северной Земле.

    22-тидвухлетнему Васе Ходову, радисту и метеонаблюдателю,  часто приходилось тогда оставаться одному на острове, как того требовал распорядок работ, оставаться один на один с полярной ночью, с Арктикой. «Лед, снег, неминуемые еще метели, несколько щенков да сидящий на цепи около дверей дома медвежонок – вот обстановка и общество, в котором должен был жить наш Вася. Отшельники, уходящие в пустыню, были в лучших условиях. Самообладание у этого парня было поразительным», - писал Ушаков, организатор и руководитель североземельской экспедиции. Товарищи – смелые, настоящие люди  порой надолго покидали обиталище, уходя в неведомое.  У этих людей  юноша учился жить. И всей  дальнейшей жизнью доказал право  тоже называться настоящим  человеком.

   Путевку в Арктику Ходову, как и десяткам других полярников, дало радиолюбительство. Они начали жизненный путь с радиолюбительства, которое, как и любовь к Северу, всю жизнь питали  живительными соками.

    24 декабря 1934 года радиоцентр вышел в эфир.

   - Внимание! Внимание! Говорит первый полярный радиоцентр на острове Диксон!
Передающий радиоцентр – Новый Диксон, как стали называть,  построен в пяти километрах от старой радиостанции, у обрывистого берега мыса Кречатник.  В тот памятный день, день рождения столицы Арктики, мыс Кречатник и вся территория центра,  площадью чуть больше квадратного километра с лесом радиомачт и многими зданиями, были залиты электрическим светом. А за пределами центра царила  непроглядная тьма полярной ночи.

   6 февраля 1935 года состоялось открытие двусторонней линии связи Москва – Диксон. В переговорах участвовали руководители Главсевморпути, корреспонденты «последних известий» и газет.

    Весной 1935 года Герой Советского Союза В.С.Молоков совершил испытательный перелет из Красноярска на остров Диксон. С Молоковым прилетел корреспондент газеты «Правда» писатель Борис Горбатов. Он сразу включился в жизнь радиоцентра. Горбатов много писал в «Правду».  Выпускал ежедневную радиогазету для Арктики, помогал редакции стенгазеты. А в местном боевом сатирическом листке «Подзатыльник» из номера в номер печаталась его баллада «Сказ о неизвестном острове». Вот несколько строк:

…Там чудеса, есть колдуны там.                С лицом ученым и сердитым                Они вчерашнюю погоду                Предскажут точно, быстро, сходу.                Но будет завтра дождь иль снег,                Ответят: «Будет или нет».

    Экзамен на зрелость радиоцентр держал в июне 1936 года, во время легендарного перелета В.П.Чкалова, Г.Ф. Байдукова и А.В. Белякова по маршруту Москва – Земля Франца-Иосифа – Северная Земля – остров Удд в Охотском море. Диксон принимал донесения с борта самолета, которые с пометкой «Экватор», имевшей магическую силу, в то же мгновение передавались в Москву руководителям  штаба перелета.

   Связь с летчиками поддерживал и красноярский радиоцентр, где в то время работал мой отец. В воспоминаниях он пишет: «Начались опытные перелеты на дальние расстояния летчиков Чкалова, Байдукова и Беляева, Гризодубовой с подругами и др.  На наш радиоцентр возложили обязанность - поддерживать с ними радиосвязь. А во время остановки их  в Красноярске предоставляли  радиотелефонную связь с Москвой, с редакциями газет и семьями. Так, мне удалось видеть летчиков Чкалова, Леваневского, Молокова и других».

    В августе, когда  к острову подходил ледорез «Литке», с  борта  передали радиограмму:

    Сердечный привет всему составу передовой станции, особенно персоналу радиоцентра, показавшему образцовую работу во время полета Чкалова. Шмидт

    В навигации 1935-1936 годов на радиоцентре побывал Шмидт,  капитан Воронин, а также тогда еще «начинающие» полярники Папанин и Федоров. Приезжали на Диксон  артисты Большого и Малого театров, писатели и журналисты.

    В 1939 году Управление Главсевморпути планировало организовать вторую высокоширотную дрейфующую станцию «Северный полюс», на которую радистом был назначен  Ходов.  Но … надвигалась война.

    Василий Васильевич добровольцем ушел на фронт. Опытного радиста-коротковолновика сразу же зачислили в специальное подразделение при наркомате внутренних дел для выполнения особых заданий командования,  за что был удостоен  многих боевых наград.

    После окончания войны Ходов работает в Управлении Главсевморпути. В конце 40-х - нач. 50-х гг - начальником Диксоновского арктического района. Судьба опять приводит туда, где руководил строительством первого в мире мощного полярного радиоцентра. Двадцать пять лет отдал  Василий Васильевич Арктике. За работу в Арктике   награжден тремя орденами Трудового Красного Знамени и орденом Почета.

    Побывав на Диксоне, Шмидт сказал: «Будущее Диксона грандиозно. Не за горами, конечно, и город Диксон. Диксон должен стать нормальным советским поселком – со звуковым кино, магазином, теплыми и светлыми домами».

    Предсказание осуществилось.  С годами изменился  внешний облик Диксона. Он заметно подрос.  Как и во всех северных поселениях, есть два Диксона: Старый и Новый. Старый расположен на скалистом пологом берегу, где стоял длинный деревянный дом. Новый Диксон -  поселок с двух-четырехэтажными зданиями со всеми удобствами: отопление, вода, телефон. В 1941 году появилась первая улица,  названная в честь легендарного полярного летчика Водопьянова. Раньше дома строили из дерева, теперь – из бетона и кирпича, а также из  «арбалита» - древесных опилок на основе цемента. Одно такое здание с современной разноцветной окраской стен готовилось к сдаче в честь 50-тилетия Октября.

    По улицам ведут высокие деревянные тротуары - своеобразные диксоновские – деревянные короба, внутри которых спрятаны трубы и кабели. Они несут к домам полярников воду, газ, электричество, тепло. Имеется в поселке рыбпромхоз, животноводческая ферма, школы, гостиницы, магазины.
 
    Диксон - крупный морской порт, а также один из важнейших в стране радиометцентров, где собираются метеодонесения с островов Ледовитого океана.

    Климат Диксона невероятно суровый. Зимой  - царство ночи и полярных сияний, снега и льда, пурги и жестоких  иногда штормов. Метели метут более ста дней в году.  И в сильную метель  нельзя выйти на улицу. Летом остров преображается: отступает от берегов лед;  тает, хотя и  под нежарким солнцем,  снег и сходит сначала на высоких местах. Тянутся на север караваны гусей. В бухтах  выглядывают то и дело головки любопытных нерп. По острову с деловитой важностью снуют лемминги. А мхи расцвечиваются нежными полярными маками.  Но лето в этих краях обычно  все же не радует людей теплом. Оно холоднее зимы в Сухуми.  Северные ветры приносят на материк холодный воздух Центрального арктического бассейна. У берегов он встречается с теплым воздухом суши – образуются клубы тумана, низкая облачность. Поэтому летом больше пасмурных  и дождливых, чем солнечных дней.
 
    За короткое лето  почва успевает оттаять от нескольких сантиметров на северных землях до пяти – шести метров на самых южных землях  Севера. И все-таки даже здесь – около берегов Северного ледовитого океана – выращивают в открытом грунте редиску, капусту и  другие овощи. Мы видели, как на окнах  метеорологической станции, которые выходят на солнечную сторону, жители растят огурцы – гордость диксонцев. А красивые цветы  украшают окна многих домов. 

    В 1942 году на Диксоне произошли значительные исторические события,  о которых напоминает установленный на острове памятник.

    Диксон – морские ворота в Сибирь. Главный стратегический путь на трассе Северного морского пути. К началу Великой Отечественной войны  на побережье Карского моря располагалось  восемнадцать полярных станций, из которых крупнейшая на Диксоне.  Здесь находились мощная радиостанция, геофизическая обсерватория, аэродром, штаб морских операций. А также жилой поселок и угольная база Северного флота.
 
    Гитлеровцы давно стремились захватить Северный морской путь. Это давало громадные военные преимущества. Расположив там военно-морские базы, фашисты обеспечивали  контроль над всей северной Атлантикой.

    Еще до начала войны с Советским Союзом, после заключения договора о ненападении, Германия пыталась добиться права заходить кораблям в Мурманск и прочие порты в Баренцевом море. Этому воспрепятствовало  Советское правительство. С октября 1939 года особенно усилилась германская разведка в этом районе. Немцы собирали подробные сведения о Северном морском пути. Пытались через военно-морского атташе в Москве добиться возможности мирного «вторжения» в Арктику. После долгих переговоров им удалось получить право на проводку одного торгового судна из Баренцева моря в Тихий океан в навигацию 1940 года.  Срочно переоборудовав торговое судно в военное, хотя  тщательно замаскированное, «Комета» вышла в море.  Она стала первым иностранным кораблем на действующей трассе Северного морского пути. Но хитрость фашистов вскоре разоблачили. Советское правительство потребовало возвращения судна в порт.  Капитан «Кометы» не подчинился приказу начальника Главсевморпути и провел корабль в Тихий океан.

    Позднее, в первые дни войны, гитлеровцы пытались удлинить  Северный морской путь Берлин – Токио, но уже под прикрытием авиации и подводных лодок. И все же углубиться на Кольском полуострове не сумели. Их остановили на рубеже 40 километров от Государственной границы СССР. После этого Германия делала еще попытки вторжения, но безрезультатные.

    В годы войны в Карском море базировались и совершали бандитские налеты немецкие подводные лодки. Подводной лодкой был потоплен пароход «Мария Раскова», на котором находились 354 пассажира, среди них женщины и дети. Для создания в Арктике собственных баз использовали аэрофотосъемку.

    И вот летом 1942 года, получив от союзника – Японии сведения, что караваны советских судов отправляются один из Петропавловска-Камчатского в Архангельск и другой  с запада на восток (в Карском море должна была произойти встреча), фашисты задумали потопить сразу два каравана.

    Планируемая операция получила название «Вундерланд» - «Страна чудес». Решили отправить военный корабль «Адмирал Шеер» в сопровождении  подводных лодок, самый грозный действующий военный корабль во всей Арктике.

   Подготовка к операции осуществлялась тайно. Главная цель возлагалась на внезапность удара.

   Но длительная «охота»  крейсера  за советским караваном не увенчалась успехом. Предупрежденный начальником  Главсевморпути о возможном вторжении немцев в Арктику, весь транспортный флот ушел с Диксона на Восток.  Уходили вслепую, «молча». Связь с Диксоном  поддерживал лишь радист с флагманского ледокола,  который передавал один раз в сутки  строго зашифрованные  координаты.

    Вслед за ушедшим караваном вышел  мирный  ледокольный пароход «Сибиряков». Он направлялся в Карское море, чтобы сменить полярников и доставить  продовольствие полярным станциям. Но капитану не удалось быстро провести корабль подальше от Диксона. На  пути внезапно  появился  таинственный военный корабль: без флага, а затем замаскированный под американский, и потребовал сообщить о местонахождении каравана, а также спустить советский флаг и сдаться. Радист срочно сообщил на Диксон о незнакомом судне. Капитан «Сибирякова», хотя и понимал неминуемый исход неравной битвы, приказал: «Орудия к бою!» (такого фашисты не ожидали). Он намеревался задержать хоть ненадолго крейсер, чтобы караван успел пройти через пролив Вилькицкого и скрыться в море Лаптевых.  Ответный залп  превратил судно в неподвижную полыхающую мишень.  Не желая сдавать корабль,  капитан приказал открыть кингстоны, и «Сибиряков» в дыму быстро погрузился в море.
 
   «Сибиряков» повторил подвиг «Варяга». Из 104 человек команды погибли 84. Лишь немногие оставшиеся в живых, в том числе  капитан, пытались спастись в шлюпке.  Только после войны окончательно прояснилась их судьба: они попали в плен (18 человек).  Избежать плена удалось лишь одному. Но и его судьба оказалась поистине легендарной. 
 
   Добравшись до берега, более месяца провел он на необитаемом острове Белуха. Правда, на Белухе находился навигационный фонарь, с которого капитаны проходящих судов брали пеленги. Уже осенью, когда в Арктику приближалась полярная ночь, мимо острова проходил последний караван судов с востока.  И вот один из  капитанов - с парохода «Садко» - увидел на этот раз рядом с навигационным фонарем что-то непривычное для глаза. То ли это большой камень, но почему–то, когда  пароход отходил от острова, тот исчез.   По прибытии на Диксон рассказал  об этом в штабе ледовых операций. Поскольку время было военное,  решили проверить.

   На разведку послали два самолета. Первый не смог приводниться из-за сильной волны.  Все же летчик сразу заметил радующегося человека. Когда сняли земляка с острова, им оказался кочегар с «Сибирякова» Павел Иванович Вавилов.  Павел Иванович и вернувшиеся после войны из плена члены команды помогли восстановить историю  героического сражения – неравного боя мирного судна с фашистским линкором и гибели «Сибирякова». Через несколько лет о бое написал  и капитан «Адмирала Шеер» - фашистский офицер.

   После сообщения радиста  «Сибирякова» с радиостанции Диксона пошла в эфир радиограмма: «Всем, всем, всем! В Карском море  - фашистский рейдер! «Сибиряков» принял бой!» На острове стали готовиться к обороне. Эвакуировали женщин и детей. Скрыться в тундре предполагали  и члены штаба ледовых операций вместе с документами.

   Диксон был единственным местом в Сибири, где имелись оборонительные сооружения.  Но  их  демонтировали и даже погрузили в трюм парохода для вывозки на запад. В ночь на 27 августа, на следующий день после  погрузки,  к поселку Новый Диксон медленно, опасаясь подводных камней, подошел «Адмирал Шеер». Вспыхнули залпы.  Тотчас ответили моряки с  ледокольного парохода «Дежнев». Вызвав огонь на себя, моряки решили отвести  вражеский крейсер от порта, где у причала стоял груженный 250 тоннами взрывчатки и бочками  с бензином пароход «Нара». Одной пули, если бы попала в него,  достаточно, чтобы уничтожить весь порт Диксон.  Это ввело в заблуждение немцев. По огромному, вооруженному по последнему слову техники,  линкору обрушился шквал огня. Ответные залпы полетели, когда  «Дежнев» уже скрылся за мысом.

   «Адмирал Шеер»  снова обрушился на порт. Там на рейде находился пароход «Революционер». На нем возник пожар. Но тут на   помощь пришла береговая батарея - из одной старой гаубицы, отлитой  задолго до первой мировой войны.  Двумя удачными залпами она пробила броню крейсера. Тот загорелся. Немцы приняли ее за артиллерийскую батарею.  «Адмирал Шеер» поставил дымовую завесу. А когда она рассеялась, корабль уже скрылся из виду.

   Гитлеровцы возлагали  большие надежды на «Адмирала Шеер» и эту операцию. Они хотели захватить советские ледоколы и грузовые корабли, высадить десант на Диксоне, чтобы уничтожить радиостанцию и портовые сооружения, забрать пленных, документы и морские карты. Захватив Диксон, фашисты предполагали  войти в Енисей и, поднявшись до Красноярска, открыть  на нашей земле второй фронт - Сибирский. Отпор, полученный сначала от «Сибирякова», а затем на Диксоне заставил корабль покинуть Карское море и отправиться к берегам Норвегии на базу.

    Разъяренные неудачей, фашисты обстреливали по пути все, что попадалось: метеорологические станции, радиостанции, постройки на Новом Диксоне и островах.  Как выяснилось позже, из записей в судовом журнале «Адмирала Шеер», они совершенно не представляли  истинного положения на Диксоне,  решив, что остров охраняют английские военные моряки.

   Сегодня героическому подвигу диксонцев и моряков «Сибирякова», который,  разбитый, обгоревший, но не сдавшийся,  покоится на дне океана, салютуют гудками корабли ледового плаванья, идущие по Северному морскому пути, неподалеку от острова Белуха. Именами погибших «сибиряковцев» названы семь островов  в Карском море.

    О событиях того времени вспоминала  и  мама. Она вместе с отцом работала тогда на радиостанции в Дудинке. «В здании, где находилась радиостанция, жило пять семей. Я ушла работать.  Вызываю Усть-Порт. Не отвечают. Слышу Диксон:  две станции переговариваются. Диксон говорит: «Началась война».  Я бросаю работу, бегу в свой коридор: «Война началась!» «Война началась!» Сначала не поверили.  Потом стали предполагать, что подводная лодка может придти к Дудинке.  Начали собирать людей. Выдали оружие. Нас сделали военнообязанными. Мужчин каждую ночь гоняли. Бронь давали. Красноярск. Несколько раз собирали с рюкзаком. Папа один раз ушел, но за день Красноярск дал бронь».

    …Сегодня  основная работа населения - в порту, на гидротехнической станции, ну и, конечно,  -  врачи, учителя, строители.
Нашим экскурсоводом оказался инженер-строитель, молодой специалист из Саратова - Юра.  Живет здесь уже два года. Приятный мужественный молодой человек. Вообще северные мужчины бросаются в глаза и  отличаются от наших внешней суровостью и мужественностью и  вместе с тем особой теплотой по отношению к нам, женщинам. Хотя почти никаких контактов с ними не было, это чувствовалось в улыбке, нескольких словах.

   Побывали в музее, собранном и организованном школьниками одной из школ.  Представлена флора и фауна острова.  Есть песец, волк,  рассомаха, куница. Здесь же выставлены картины художников, посвятивших творчество Северу. Это Мешков, которого  называют "певцом Севера". В настоящее время  живет в Красноярске. И местный художник,  рабочий экспедиции, Ситко. Девушка, инструктор райкома комсомола, с любовью и интересом поведала нам о жизни и творчестве этих художников. И как-то еще более расположился к людям и жизни необыкновенного острова. «Побывать на Диксоне – значит приобщиться, хотя бы ненадолго, к семье настоящих полярников»,  -  считает Кублицкий.

    Осмотрели памятники Бегичеву, первому русскому исследователю Таймыра, и норвежскому путешественнику Тессему, который погиб здесь.


                4. ЛЕГЕНДА СЕВЕРА
 
       Фамилия "Бегичев" мне известна давно, она часто упоминалась в нашем доме. Родители и бабушка знали семью: бабушка, как рассказывала, пекла им хлеб, а мама  в детстве дружила с дочерью Бегичева  Тамарой. Говорили  и о  его загадочной смерти. В домашней библиотеке имелась книга, приобретенная когда-то отцом, «Никифор Бегичев» Н.Болотникова, которая до времени, правда, мало интересовала меня.

    Никита Яковлевич Болотников заведовал курсами буровых мастеров  геолого-разведочного техникума  при Московском геолого-разведочном институте. Урванцев увлек его рассказами о Севере.  Болотников поехал в качестве бурового мастера в разведочно-буровую экспедицию на Хатангу. Во время вынужденной зимовки у островов Самуила  работал заместителем Урванцева по хозяйственной части. В дальнейшем – начальником центральной базы Нордвикстроя и полярной станции Нордвик. Никита Яковлевич в течение многих лет собирал материал о сибирском исследователе–самородке Н.А. Бегичеве и опубликовал сначала  в журнале  «Советская Арктика» очерк  под названием «Последний одиночка», а позднее  первую обстоятельную документальную книгу.

     Бегичев слыл  легендой Севера. О нем знали и местные охотники–оленеводы, и знаменитые русские и иностранные моряки, и ученые: адмирал С.О.Макаров, академик Ф.Н.Чернышев, Фритьоф Нансен, Отто Свердруп. Уже при жизни он стал героем многих приключенческих рассказов, авторы которых изображали его  авантюристом и искателем приключений, чаще всего приукрашивая и придумывая, что не соответствовало действительности.

    Истинный Бегичев – пытливый, настойчивый и мятущийся, смелый и решительный в достижении цели. Близко знавшие восхищались железной силой воли и рыцарской отвагой. Волжанин по происхождению, Никифор Алексеевич всю жизнь посвятил исследованию сибирского Севера: был следопытом, землепроходцем, ловким охотником, участником многих смелых экспедиций.
 
    Он не был образован: два класса церковноприходской школы да курс учебной команды флотских квартирмейстеров, но природная любознательность сделали  из него настоящего исследователя. Проведенные Бегичевым наблюдения и собранные материалы, по оценке Академии наук, представляли несомненный научный интерес, особенно это касалось тех районов, которые ранее никем не посещались.
 
    Профессиональный путь  Бегичев начал со службы в морфлоте.  Матросом второй статьи  плавал на военном судне «Воин» по Балтийскому морю. Затем боцманом на экспедиционном судне Академии наук - яхте «Заря»  отправился в первое  полярное плаванье в Северный ледовитый океан на поиски Земли Санникова.

    Организовал экспедицию Эдуард Васильевич Толь. По рекомендации Нансена,  Толь купил   это трехмачтовое парусное судно, которое ранее использовали для промысла тюленей и китов,  и приспособил  для плавания во льдах.

    Толь был учеником знаменитого русского исследователя Сибири Миддендорфа, его хорошо знали в научных кругах. За исследования по фауне Средиземного моря  он получил звание  кандидата зоологии.  В 1886 году молодой ученый участвовал в обследовании  Новосибирских островов. Находясь на северном берегу острова Котельного, увидел далеко в море очертания  земли, ранее открытой Санниковым и получившей его имя. Промышленник – якут Яков Санников, участник экспедиции М.М.Геденштрома, в 1810 году проводил инструментальную съемку островов. С северного побережья острова Новая Сибирь, сквозь марево тумана, ему показалось, что вдали в море лежит земля. Через год снова увидел неведомую землю с северной оконечности острова Котельного. Так на карте Геденштрома появилась надпись: «Земли, виденные промышленником Санниковым». Дважды Санников пытался достичь землю, но не смог – помешали полынья и льды. Через десять лет другой исследователь Севера лейтенант П.Ф.Анжу, руководитель экспедиции Адмиралтейского департамента, тоже предпринял попытку побывать на этой земле. Однако никаких признаков земли не обнаружил.

    Неизвестная земля больше столетия интриговала ученых и полярников. Многие полярные исследователи замечали, что перелетные птицы не останавливаются на Новосибирских островах, а улетают куда-то дальше – к северу. Людям чудилась земля, затерянная где-то далеко во льдах… Одни верили в ее существование, другие отрицали. Достигнуть земли судам мешали льды.  Пешим экспедициям преграждали путь открытые большие разводья.

    Потом эта же земля привиделась Д. Де Лонгу во время дрейфа «Жаннеты», но  и он не смог к ней подойти.
 
    О таинственной земле слагались легенды. Академик В.А.Обручев  написал занимательный научно-фантастический роман «Земля Санникова», в котором описывается  Земля, затерянная в высоких широтах Ледовитого океана, с действующими вулканами, аномально-мягким климатом и с доисторическими животными.

    «…В тот день, 30 августа, в нашем доме царило возбуждение, шли дебаты, велись расчеты. К вечеру была подготовлена радиограмма, в которой мы просили после завершения работ на Северной Земле направить нашу четверку на Землю Санникова для ее исследования, - вспоминал  В.В. Ходов. - Вскоре мы узнали, что предположения об открытии Земли Санникова необоснованны. Легенды же об этой Земле существовали еще многие годы. Каждый в нашей четверке был неисправимым мечтателем».

    Достижение Земли стало заветной мечтой Толя.  Он  был совершенно убежден в существовании «Земли Санникова», которую считал частью неизвестного архипелага. В течение нескольких лет Эдуард Васильевич добивался организации экспедиции. Его поддержали передовые русские ученые, и сам президент Академии наук великий князь Константин Константинович  Романов. Романов даже посетил «Зарю» перед отплытием. Побывала на судне и греческая королева Ольга. Посещение «Зари» стало модой. О ней говорили в «свете», в петербургских салонах, даже сам царь в окружении блестящей свиты удостоил ее вниманием.

     Идея Толя – найти  «Землю Санникова» захватила и Бегичева. Но, несмотря на все старания, достичь цели не удавалось. Никифор Алексеевич писал в дневнике: «Начальником была обещана премия тому, кто первым увидит Землю Санникова. Но, увы! Сколько ни смотрели в трубы и бинокли, Земли Санникова не видели. Сколько раз меняли курсы, но все бесполезно – земли нет».
И Санников, и Толь, и все другие жестоко ошибались…

    Неоднократно обследуя этот район,  позднее убедились: «Земли Санникова» не существует. Через полвека после экспедиции Толя затертый во льдах караван «Седова» в течение трех недель дрейфовал на том самом месте, где  «видели Землю Санникова». Она обнаружена не была.  В конце 40-х годов XX столетия ученые высказали гипотезу, что «Земля Санникова» как одна из последних частей довольно обширной суши, сложенной ископаемым льдом, все же существовала, но с течением времени растаяла под воздействием воды и атмосферного тепла.

    Вернуться в Петербург, не разрешив этой загадки, Толь не мог. Страдало дело чести ученого. Оставив команду на зимовку, в сопровождении трех человек, он отправился на дальнейшие поиски на оленях – на остров Беннета. Предполагалось, что весной  после начала навигации  их снимут оставшиеся члены экспедиции.

    Однако непроходимый лед, стоявший стеной, не позволил «Заре» это сделать.

    Тревога за судьбу Толя и спутников взволновала научные круги России. Коллеги по Академии наук настаивали на немедленной отправке спасательной экспедиции. Но у Академии не оказалось нужных средств. Все же решение отправить на поиски  «Зарю» вскоре приняли. Снарядить экспедицию поручали Матисену, командиру «Зари». Тот понимал, что яхта почти полностью пришла в негодность и отправляться на ней в море – увеличить число жертв.  Мнение Матисена  вызвало гнев Романова, которого больше волновал «престиж его императорского величества» в глазах иностранных государств. Матисена отстранили от руководства командой. Спасательную экспедицию возглавил А.В.Колчак, приняв план, который предложил Бегичев.

     22 февраля  1902 года Бегичев с поморами выехал в Иркутск, а оттуда на почтовых лошадях – в Якутск. Экспедиция оказалась предельно трудной. Не хватало провизии, нечем было кормить собак. Колчак предлагал вернуться. Это возмутило Бегичева. Возник спор. Практическая хватка, таежная закалка и находчивость Никифора Алексеевича,  умение находить выход из всякого затруднительного положения и, главное, уверенность в правильности и возможности осуществить принятое решение приободряли команду, поднимали дух.  Авторитет Бегичева все более возрастал в глазах спутников, и вскоре он стал руководить спасательной экспедицией.

     Все же попытки найти хоть какие-то следы пребывания группы Толя сначала не удавались. Лишь когда переплавились по открытому морю на вельботе и достигли острова Беннета,  обнаружили крышку алюминиевого котелка и сложенный на берегу из камней знак с воткнутым бревном, а также облезлую медвежью шкуру.  Затем нашли воткнутое весло байдарки и бутылку из-под шампанского, в которой находилось письмо.  Толь сообщал о планах путешествия на островах.

     На обратном пути к палатке, шли по гладкому, покатому леднику. Здесь–то и произошел случай, едва не стоивший жизни Колчаку. «Я шел передом, - рассказывал Бегичев в записках, - увидел впереди трещину, с разбега перепрыгнул ее. Колчак тоже разбежался и прыгнул, но попал прямо в середину трещины и скрылся под водой. Я бросился к нему, но его не было видно, потом показалась его ветряная рубашка. Я схватил его за нее и вытащил на лед. Он совершенно потерялся. Но это было недостаточно. Под ним опять  подломился лед, и он совершенно погрузился в воду и стал тонуть. Я быстро схватил его за голову… вытащил еле живого на лед и осторожно перенес …к берегу».

     Продолжая дальнейшие поиски, увидели маленькую избушку из плавника. В ней находились различные вещи и ящик с документами, в том числе письмо Толя президенту Академии наук. Толь и спутники добрались до Беннета и занялись исследованием острова. Они погибли, предположительно, при возвращении с острова. Что подвигло их на такой опасный шаг:  не дожидаться весны, а отправиться полярной ночью?   Скорее всего, голод… «Далекий лежал путь, и смертей на нем, что ветров».     Моряки сложили из камней гурий, вставили в него доску с вырезанной надписью о пребывании на острове и, подняв парус, отправились в обратное плаванье.

     В 1913 году остров Беннета посетила русская гидрографическая экспедиция на «Таймыре» и «Вайгаче». На вершине полуострова Эммелины Толь ею воздвигнут большой крест с прибитой медной доской, на которой высечено: 
 
           «Памяти погибших в 1902        году:                начальника экспедиции барона Эдуарда Толя,                астронома Фридриха Зеберг, проводников: Василия Горохова и Николая  Протодьяконова.                Гидр. Эксп. Сев.  лед. океана. 5 сентября 1913г.»

     Гибель Толя  ради идеи заставила Бегичева переосмыслить и собственную жизнь.  Родилось еще не  совсем осознанное желание посвятить себя, как и Толь, открытию новых земель. Этому способствовал и придавал уверенность успешный поход на остров Беннета, в котором он сыграл главную роль, и сознание собственной человеческой значимости.

    Но к осуществлению цели Никифор Алексеевич приступил не сразу. Нападение японцев на Порт-Артур призвало русского моряка встать на защиту родины. И хотя военная эпопея оказалась бесславной для России, моряки сражались героически. А Бегичев даже получил георгиевский крест четвертой степени.

     Повторное возвращение  Бегичева на Север, после кратковременного пребывания дома, в Цареве, где не смог найти приложения своим силам, произошло в 1906 году. На этот раз он отправился на Туруханский Север, в Дудинку. Бегичев начинает заниматься, как и местное население, промыслом. Вскоре завоевывает авторитет у кочевников как опытный и удачливый охотник. По обычаю тундры делился мясом со всеми, радушно встречал в балке гостей. Никифор Алексеевич довольно хорошо владел якутским языком, многое знал и рассказывал интересные истории о других краях и народах. Новые друзья – местные оленеводы в знак уважения называли  его  «Улахан Анцифор», что значит Большой Никифор.

     От них узнал он о «земле дьяволов», где не ступала нога человека, - острове, расположенном против устья Хатангской губы. «На этом острове, - рассказывал старый якут, - живут дикие шаманы, которые не пускают туда людей, а если кто из смельчаков и доберется,  то живым уже не вернется обратно».

     С этого времени мысль посетить землю не давала покоя. И в мае 1908 года, подобрав товарищей,  он отправился на остров Сизой.  Никифор Алексеевич ставил целью обойти и заснять остров, хотя раньше съемкой не занимался, но  видел, как делали это офицеры «Зари». Не терпелось узнать, как велика «земля дьяволов», далеко ли простирается на Север.  Путешествуя по острову, однажды   вступил в жестокую схватку  сразу с тремя медведями и  вышел победителем. На острове Бегичев обнаружил выходы нефтеносных пород.  Возвратившись живым и невредимым с «заклятого острова»,  поразил якутов.

     Цель достигнута. Новый остров,  в меру умения открывателя, заснят, легенда о недоступности развеяна. Открытие имело  важное научное значение. Весной 1909 года Бегичева принял генерал-лейтенант Вилькицкий-старший, начальник Главного гидрографического управления, которого заинтересовала карта открытого острова. Никифора Алексеевича пригласили на торжественный обед в честь спуска на воду ледокольного судна «Вайгач». Он был также «всячески обласкан»  и в Академии наук, где пообещали поддержку и помощь.

     В 40-х годах XVIII столетия этот остров увидела Великая Северная экспедиция, пометив на карте в месте, где находился предполагаемый остров: «надлежит изведать». Но посетившая эти места в 1905 году другая экспедиция  никакого острова не обнаружила. В 1911 году в районе Хатангской губы побывали суда Гидрографической экспедиции Северного ледовитого океана – «Таймыр» и «Вайгач». И как писал в журнале «Нива» один из участников экспедиции, они увидели какую-то таинственную землю, предположив: «Не это ли Земля Бегичева»? Но лишь в 1914 году, работая снова в море Лаптевых и пройдя вдоль восточных берегов острова, экспедиция нанесла остров на карту. Об этом острове и встрече  в Дудинке с Бегичевым вспоминал  и Фритьоф Нансен.  В 1913 году он  плавал на моторном судне  «Омуль» вверх по Енисею. Бегичев предстал перед путешественником рослым и крепким молодцем. Гладко выбритое, выразительное лицо напомнило ему Амундсена. А вот в достоверности описания открытого острова Нансен усомнился, считая чрезмерно преувеличенными размеры,  о чем и написал в книге. Но и Бегичев не согласился с Нансеном, заметив: «…Кто этим интересуется, то пусть поедет туда и проверит». Как оказалось позднее, площадь острова  значительно меньше: съемка и карта того времени не отличались точностью.

     Как известно, о путешествии по Сибири Нансен рассказал в книге «В страну будущего». 28 сентября  знаменитого путешественника восторженно встречали красноярцы.  Эту встречу подробно изобразил в одном из своих произведений Георгий Кублицкий. Побывал Нансен  и в Екатеринбурге. Ознакомившись с достопримечательностями, с восхищением писал позже об архитектурном памятнике  Екатеринбурга – дворце–легенде Харитонова.
            
    Но вернемся к нашему герою. С открытием нового острова, благодаря Бегичеву, одним белым пятном  на карте страны стало  меньше.   Собранные коллекции и гербарии позволили расширить знания о неисследованном районе. Русская наука  присвоила острову имя Никифора Бегичева.

    Вся жизнь Никифора Алексеевича  - цепь сменяющих друг друга  поистине героических подвигов, настоящая школа мужества. В 1915 году он принимает участие в спасении моряков с затертых льдами судов Гидрографической экспедиции Северного ледовитого океана «Таймыр» и «Вайгач». Один из участников невероятно трудного похода, бывший матрос–радиотелеграфист «Вайгача» вспоминал: «Если бы Бегичев ничего больше не сделал в жизни, кроме организации этого похода, то и того  достаточно было бы, чтоб получить представление о  богатстве его натуры, о той неиссякаемой, кипучей, деятельной энергии, которую он  вкладывал в дело, за которое брался…»

    Интересные воспоминания о «легенде Севера» высказывал капитан Мецайк, еще одна яркая личность с незаурядной судьбой. Бегичева он помнил с 1900 года, когда «Заря» стояла  в Александровске–на-Мурмане, готовясь  к выходу на поиски Земли Санникова. Позднее встретились на Енисее. Никифор Алексеевич не раз плавал на судах Мецайка.    Отдавая должное широте его натуры и смелости, Константин Александрович говорил:

     - Знаете, мог и прихвастнуть, мог пыль в глаза пустить. Бывало, едет в Красноярск – занимает сразу две-три каюты, знай, мол, наших! Угощает всех желающих, соберет слушателей и начинает о своих приключениях…   И все же это был самородок! В нем, понимаете, сила какая-то внутренняя чувствовалась…   Помните рассуждения Нансена  о Сибири, о том, что ей нужен свой Фенимор Купер? Так вот, один роман наш сибирский Купер вполне мог бы написать, имея прототипом Бегичева. Отличная получилась бы вещь, тоже по-своему «Последний из могикан»…

     Почти все подвиги совершались Бегичевым по зову души,  чаще  бескорыстно, потому как официальные власти не слишком стремились отблагодарить героя. Лишь енисейский губернатор  удостоил звания почетного гражданина города Енисейска. Безденежье унижало, однако обыденная жизнь тяготила. Он чувствовал - способен взяться за любое, самое трудное дело.  Давней мечтой было проникнуть к «белому пятну» Таймыра - за хребет Бырранга. Когда–то план одобрил академик Чернышев, сказав: «Как много даст науке такая экспедиция!» Но для организации ее нужны деньги. Да и ученый скоро умер.  Отыскать самому средства не удавалось. А тут совершилась революция…

     Новая бурная жизнь всколыхнула Север, между тем обходила Бегичева стороной.  Забыли Улахана Анцифора -  георгиевского кавалера, обладателя золотой медали за экспедицию на «Заре», открывателя Земли дьявола. Это задевало самолюбие.  И все же вскоре   о нем вспомнили.

     В сентябре 1920 года к Дудинке подошел гидрографический бот «Иней». На борту находился заместитель председателя Комитета Северного морского пути - нового учреждения, созданного при Сибревкоме. Бегичева срочно вызвали к начальнику. Предложили принять участие в поисках пропавших норвежцев, участников экспедиции Амундсена.

    Руал Амундсен, знаменитый полярный исследователь,  сумел добраться до Южного полюса, руководил другими опасными экспедициями. В 1918 году он задумал повторить  дрейф во льдах к Северному полюсу, совершенный  ранее Нансеном. Но осуществить план не удалось.  Пришлось зазимовать. Амундсен решил отправить собранный научный материал на родину. Доставить почту на Диксон и оттуда в Норвегию вызвались два участника экспедиции Тессем и Кнудсен.

    Однако до родины  они не добрались. Больше года судьба  пропавших моряков оставалась неизвестной. По настоянию Нансена и Свердрупа   правительство  Норвегии отправило  на поиски маленькую парусно-моторную шхуну «Хеймен». Встретив льды и следуя инструкции департамента,  та повернула обратно, зазимовав на Диксоне.

    Никифор Алексеевич сразу согласился. Он знал, что найдет норвежцев. Пришлось заезжать на Диксон за норвежцами. Переход  по местам, лишенным оленных кормов, достался тяжело. Почти ежедневно приходилось бросать в тундре обессиливших оленей. Нелегким был и дальнейший путь. Но спутники - норвежцы  оказались выносливыми и закаленными людьми.  Наконец, достигли мыса Вильда.  В гурии обнаружили железную банку с письмом.  Петер Тессем и Пауль Кнудсен писали 15 ноября 1919 года, что находятся в хороших условиях и собираются уходить в порт Диксон.

    Теперь предстояло искать норвежцев на огромном протяжении извилистой береговой линии от мыса Вильда до Диксона в многочисленных бухтах, заливах, лагунах.  Экспедиция двигалась шаг за шагом по следам Тессема и Кнудсена. Сначала нашли норвежские сани. Кончилось продовольствие. Питались тем, что давала охота.  На мысе Приметном обнаружили на берегу следы трех костров, расположенных сравнительно близко друг от друга. Это позволило предположить, что путешественники из-за трудности пути часто останавливались. Пока спутники обследовали мыс Приметный, Бегичев пошел вдоль бухты.  У мыса Земляного, на  образованной косе увидел сожженные дрова и обгоревшие человеческие кости и череп.  Валялось много пуговиц, пряжек, гвоздей и других предметов. По патронам, найденным  на пепелище, норвежского образца 1915 года, понял, что здесь погиб кто-то из спутников Амундсена. Товарищ, не имея возможности  похоронить,  чтобы не растаскали звери, сжег труп на костре.  Впоследствии решили, что это останки Кнудсена.  Но  в чем истинная причина гибели бывалого полярника? Какая трагедия разыгралась  здесь?.. Вырыли могилу. Сложили остатки костей и пепел из костра. Обложили могильный холм камнями и воздвигли крест. К кресту прибили надпись с указанием времени установки.  Поставили  еще два знака, с собственными инициалами и датой.

     А что случилось с Тессемом? Не теряя времени, двинулись дальше.  Ровно через месяц, пережив в пути немало приключений и невзгод, добрались до населенных мест. В Дудинку прибыли вечером 12 октября.

    «Советско-норвежская экспедиция по поискам спутников Амундсена» (под таким официальным  названием она вошла в историю Советской Арктики) фактически закончилась. Норвежское правительство  посчитало, что дальнейшие поиски бесцельны. Но Бегичев не успокоился. Куда исчез второй норвежец? Ведь должны остаться какие–то следы. И Никифор Алексеевич задался целью -  во что бы то ни стало раскрыть тайну.

    И случай представился. Сибирское отделение Геологического комитета  и Комсеверопути организовало новую экспедицию для исследования  Таймыра.  Весной 1922 года  Бегичев становится участником экспедиции Урванцева, которому помогал однажды добраться через тундру к норильским месторождениям. Теперь Урванцев  решил пройти всю Пясину от озера до устья в поисках водного пути для выхода норильских ископаемых богатств и главное – угля.

     Участники экспедиции отправились на лодке вниз по Пясине. Бегичев внимательно вглядывался в каждый мысок, бухточку. И вот  при установке палатки один из спутников нашел под плавником  какие-то тряпки. Затем теодолит, компас и много других вещей и, наконец, два  больших пакета с документами за подписью Тессема. Почему он бросил почту Амундсена?

    Целый день потратили участники экспедиции на поиски тела второго норвежца. Так и не нашли. Лишь через два дня обнаружили две пары лыж  и спальный мешок. В ожидании парохода  на Диксон, Бегичев занялся охотой на диких оленей. Во время походов  продолжал поиски второго норвежца. В один из дней, переплыв на лодке пролив,  у подножия  небольшого мыска в глубокой береговой расщелине заметил человеческий скелет. Остатки трупа прикрывала полуистлевшая одежда, в кармане вязаного жилета лежали золотые часы с выгравированным именем Тессема. Тут же находились обручальное кольцо с надписью Paulina, перочинный нож, лыжная палка, несколько патронов норвежского образца. Надпись на часах и обручальном кольце - Паулина (имя невесты Тессема) внесли ясность: кости, ранее найденные,  принадлежали Кнудсену.

    Роковая участь несчастного норвежского матроса потрясла всех. Совершив многокилометровый путь по безлюдной местности в полярную ночь, почти у самой цели, в каких-нибудь четырех километрах от радиостанции, нелепый случай оборвал жизнь. Что произошло? Не сорвался ли он на прибрежные скалы, когда, подойдя к берегу пролива и увидев долгожданные огни радиостанции, ускорил шаги? Удивительно  и то, что зимовавшие здесь норвежцы и сотрудники станции неоднократно проходили мимо и ничего не заметили.

    Почту Амундсена, вещи  погибших спутников и подробный отчет Бегичева передали в Комитет Северного морского пути и оттуда в Норвегию. Норвежское правительство наградило Никифора Алексеевича золотыми часами с цепочкой,  с надписью: «Господину Н.А.Бегичеву от правительства королевства Норвегии». Подарок  вручили адресату в августе 1925 года.  Через несколько месяцев  перевели и остаток долга – в возмещение расходов по экспедиции. Но Бегичев об этом уже не узнал.

    Первоначальную версию гибели норвежцев, после обнаружения новых архивных материалов и следов других экспедиций на Таймырском побережье, опроверг  Н.Н.Урванцев. В книге «Таймыр – край мой северный»  он выразил сомнение как в официально представленной причине, побудившей Кнудсена и Тессема  покинуть экспедицию, так и в   трагической развязке путешествия.

     В 1970-ые годы участники Полярной научно-спортивной экспедиции газеты «Комсомольская правда» посетили места, где, по предположению Бегичева, был сожжен Кнудсен. Анализ взятых на исследование костей показал: они принадлежат оленям, а не человеку.

    «Бесспорные следы пути норвежцев на запад обнаружила», считает Урванцев, их экспедиция. Дойдя  вдвоем почти  до Диксона, в двенадцати километрах от поселка, продвигаясь по обледенелому берегу, они попали в коварную бухту Полынья. Из-за струй сравнительно теплой пресной енисейской воды, которая разъедает лед, в ней образуются прикрытые тонкой коркой льда и припорошенные снегом полыньи.  Не зная об опасности,  здесь провалился и утонул Кнудсен. Потрясенный гибелью товарища, Тессем направился напрямик  материком. И вышел на мыс прямо к станции. Ну, а дальнейшую его судьбу  мы уже знаем.

     В 1958 году останки норвежца диксоновцы перенесли на верх мыса. Над могилой поставили памятник в виде глыбы гранита с  именем на пьедестале, вокруг которой столбики поддерживают тяжелую якорную цепь.

    Непроста судьба первооткрывателей. Особенно в таких суровых местах, как Полярный Север. Ценою жизни заплатили многие из них за осуществление своей идеи. Погибли Толь, Кнудсен, Тессем  и другие. Не обошла такая участь и Бегичева. Но сама смерть его на долгие годы оставалась загадкой. Порождала всевозможные толки, даже привела к заведению уголовного дела.

    Закончив последнюю экспедицию и вернувшись в Дудинку, где жила семья: шестеро маленьких детей и жена, казалось бы, можно  зажить спокойной жизнью.  К тому же призывала  жена: «Пора бы угомониться, заняться делом, а не шататься бог весть где». Да и возраст брал свое: шел шестой десяток - и подорванное в дальних странствиях здоровье. Однако не таков Никифор Алексеевич.  Он одержим новым замыслом: организовать на побережье Карского моря сеть промысловых зимовок. Бегичев представил дудинскому правлению «Сельскосоюза» обширный план промыслового освоения побережья Карского моря от Диксона до архипелага Норденшельда. Конечно, такое дело непосильно для одиночки, нужен коллектив – несколько артелей. Предложение  поддержали дудинские кооператоры. И все же, не желая рисковать, решили на пробу послать на Пясину пока одну артель во главе с Бегичевым.

    Отобрав в группу надежных и опытных людей – промышленников и охотников, для ведения отчетности он взял счетовода Енисейского губсоюза Василия Михайловича Натальченко. 16 июня 1926 года отправились в путь. Трудолюбивый, честный, опытный  Никифор Алексеевич все силы отдавал делу, хотя они уже сдавали, пошаливало здоровье. Молодые спутники относились к обязанностям не всегда ответственно.  Приближалась зима. Охота оказалась не такой удачной, как рассчитывали.  Не хватало продуктов. Вследствие недоедания  некоторые члены артели заболели цингой, в том числе и Никифор Алексеевич. Положение усугубилось, когда в конце марта кончились все продукты, началась голодовка. Как ни старался Бегичев держаться, стараясь скрыть состояние от товарищей, ему становилось все хуже. Впервые за всю жизнь он слег в постель, и болезнь как-то сразу скрутила его. Пришлось отправлять Натальченко на Диксон за продуктами.

    Но и умирающий продолжал мечтать: «Вот выздоровлю, вернемся  в Дудинку, обязательно поеду в центр. Буду просить Академию наук дать мне маленькую шхунешку. Пройду на ней из края в край по ледовитому океану. Докажу, что можно там плавать…» Не суждено оказалось этому сбыться. Не дождавшись Натальченко с продуктами с Диксона (он прибыл на следующий день после смерти Бегичева), Никифор Алексеевич скончался. Перед смертью попросил передать золотые часы – награду норвежского правительства и берданку, подаренную Академией наук, сыну Мите, а жене – свою долю песцов.

    Умер Н.А.Бегичев 18 мая 1927 года, а похоронили его 22 мая. Стоял яркий солнечный день. Пробуждалась тундра. Вереницы гусей тянулись на север. На возвышенностях уже появлялись проталины… «Он не дожил до весны, он умер, когда прилетела первая чайка», - так,  рассказывая об Улахане Анцифере, таймырские оленеводы и охотники заканчивают рассказы.
На установленном могильном кресте товарищи написали:

              «Под сим крестом покоится прах                известного путешественника Севера                и инициатора промысловой группы                Бегичева Никифора Алексеевича,                скончавшегося 18 мая 1927года,                на 53 году 5 месяцев от роду.                Вечная память дорогому праху»

    Как-то Никифор Алексеевич обмолвился: «А придется помирать, уж лучше помереть здесь. Вся жизнь прошла на Севере, тут и место мне…»     Последнее желание сбылось.  Он умер на Пясине.
Не умерла память о славном полярнике-мореходе и путешественнике Никифоре Алексеевиче Бегичеве. Этим именем названы суда. Оно увековечено на географической карте, в лоциях арктических морей: «Бегичевская коса», «Бегичевская изба», «Остров Бегичева», «Берег Бегичева» - упоминается в научной и художественной литературе.

                Легендой…Пусть не в бронзе, не в граните -                Но продолжает шириться, расти,                В Авамской тундре, в далях ледовитых                Молва о боцмане, о следопыте,                Прокладывавшем новые пути…, -
писал сибирский поэт и тоже неутомимый путешественник  по сибирскому Северу Казимир Лисовский. Пионер Лисовский читал  стихи  челюскинцам во время встречи их в Красноярске. Не раз публиковал  в «Красноярском рабочем».  Это он нашел позднее могилу Бегичева. Отыскать ее,   во время похода на Пясину, пытался и Георгий Кублицкий, но безуспешно. «Одна из досок гроба, сохранившихся совершенно свежими,  немного отстала, - писал Лисовский. -  Мы приподняли ее. Гроб оказался сплошь забитым мутным льдом. Сквозь толстый слой льда виднелись очертания тела…»               
      Вечная мерзлота сохранила труп.  Это помогло дать разгадку, казалось, таинственной смерти Бегичева. Я не раз слышала об этом в разговорах  дома. Говорили, что его заморил голодом Натальченко, что бросил в тайге… «Жена-то была молодая, красивая, а Бегичев – старик», - повторяла  ходившие  в Дудинке слухи бабушка о каких-то личных отношениях между женой Бегичева и Натальченко. Состоялось следствие. Заводили уголовное дело. Вскоре  прекратили, но поскольку молва не умолкала, следствие возобновилось вновь. В 1955 году на мыс Входной приехали криминалисты из Москвы и работники краевой прокуратуры. После вскрытия могилы и опознания тела, началось судебно-медицинское исследование. Продолжалось затем в Москве. В результате версию о насильственной смерти исключили. Констатировали, что Бегичев умер от цинги.

                5.ОН ВОДИЛ КАРАВАНЫ СУДОВ ПО ДИКИМ РЕКАМ
 
   Не менее интересен и Мецайк.  Север, Сибирь богаты на удивительных людей. Сын капитана. Отец плавал на пароходе «Мурман» из гаваней Кольского полуострова к берегам Норвегии, в Архангельск, на Новую Землю. Морское крещение Костя принял, едва  исполнилось две недели от роду. Новорожденного младенца капитан потребовал от жены привезти без промедления: «хочу видеть». С тех пор маленький Костя не раз отправлялся в плаванье: зимой - на   огромном сундуке с приданым матери, распевая  во все горло морские песни, а летом в старом ялике, привязанном к пристанской свае.  В десять лет мальчика взяли плавать на промысловое суденышко,  в двенадцать определили  юнгой на сторожевой крейсер «Вестник». Затем был матросом второй статьи на научно-промысловом судне «Андрей Первозванный», одновременно помогал в качестве ученика молодому ихтиологу Исаченко.

     «Андрей Первозванный» находился в море круглый год. И однажды страшный ураган  выбросил корабль на камни. Но к тому времени Мецайк уже окончил курс мореходки и получил диплом штурмана малого плаванья. Константин Александрович перешел на корабль «Св. мученик Фока». «Святой Фока», барк с двухмачтовым парусным вооружением и слабой машиной, ходил на промысел зверя в горле Белого моря, возил грузы в норвежский порт Вардё. Как-то во время стоянки в Архангельске Мецайк познакомился с молодым офицером, гидрографом Георгием Яковлевичем Седовым. Тот расспрашивал о льдах, ветрах, течениях, о работе научно-промысловой экспедиции. Однако об экспедиции к Северному полюсу речь тогда не заходила.  Седов понравился Мецайку. Запомнился как симпатичный гидрограф, знающий человек, приятный собеседник. И если бы штурман оставался на «Св. Фоке» до 1912 года, когда корабль  арендовал Седов для экспедиции, возможно, и он стал бы  ее участником.  А вот «Фоку» Константин Александрович знал хорошо.  Самому приходилось составлять ремонтные ведомости, и лучше других представлял, какое это ветхое судно.

     К тому времени  Мецайк поступил  на учебу в Петербургское училище штурманов дальнего плаванья. Но тяжелая болезнь не позволила закончить учение.  Несколько лет  находился без работы.
 
    Мецайк рассылает письма знакомым во все концы страны. И вдруг… перевод на сто рублей.  Откуда? Оказалось, - из Красноярска, из Сибири, от ихтиолога Исаченко. В телеграмме сообщалось: «Если по-прежнему без дела, немедленно приезжайте Красноярск для замещения должности капитана экспедиционного судна». Через неделю  штурман  повел в низовья реки «Омуля» - двухмачтовое парусное судно с керосиновым мотором. Он предполагал пробыть в Сибири  одно лето. Но  ему пообещали: после двух-трех экспедиционных навигаций командируют за казенный счет в Высшее мореходное училище.

    Два года Мецайк уходил  на «Омуле» в низовья вслед за льдами.  Занимался с геодезистом экспедиции – съемкой берегов и промерами глубин в Енисейском заливе.  Узнал реку настолько, что, когда предложили перейти с «Омуля» капитаном на большой пароход «Туруханск», согласился без колебаний. Летом 1913 года «Туруханск» с двумя груженными лесом баржами вышел в низовья реки. Там  встретил судно «Коррект», на котором  к устью Енисея через полярные моря направлялся Фритьоф Нансен.

     …Капитана  Мецайка камандировали на казенный счет в Высшее морское училище. Уезжая,  думал, что навсегда прощается с Енисеем. И вот училище окончено, в порту корабли, готовые к отходу в Лондон, Александрию, Марсель. Наконец-то можно снова в море. Мецайк ходил в порт, вздыхал, сердился на себя.  А в один прекрасный день… купил билет … до Красноярска.

     Дело нашлось сразу. Когда  Никифор Бегичев снял больных моряков с зимовавших во льдах «Таймыра» и «Вайгача» и решили срочно соорудить радиостанцию на Диксоне, создать там вспомогательные склады топлива и продовольствия, из Красноярска отправили караван капитана Мецайка с разборными домами, мукой, углем. За участие в строительстве на Диксоне Константина Александровича хотели представить к ордену Станислава.  Возразил губернатор: не благонадежен, замечен в симпатиях к политическим ссыльным.  Он знал многих  из этих людей и даже кое-кому оказывал помощь. А однажды в селе Монастырском к нему подошел невысокий человек с густой черной шевелюрой. Поглядывая  сквозь стекла пенсне, протянув руку, представился: Свердлов, Яков Михайлович.  Происходило это в 1916 году. В конце 1917 года Мецайк узнал из газет, что Свердлов избран Председателем Всероссийского  Центрального Исполнительного Комитета.

    Затем начались тревожные времена.  Во время правления  в Сибири Колчака, капитан оказался в тюремной камере, правда, ненадолго. К тому времени он был человеком на Енисее заметным и нужным. Колчак распорядился  определить Мецайка в экспедицию для исследований Енисейского залива. Вместе с ним в  поход отправился Альбанов, тот самый Альбанов - из пропавшей без вести команды  Брусилова. После «Св. Анны» Альбанов плавал на ледорезе  «Канада». Потом снова потянуло на Енисей, который хорошо знал. Мецайку Альбанов показался человеком добродушным, покладистым, но со вспыльчивым характером. Погиб Альбанов в 1919 году, как говорили, от сыпного тифа. Существует мнение, что поезд, на котором он возвращался из командировки в Омск, разметан во время взрыва колчаковского эшелона с боеприпасами на станции Ачинск.

    Советская власть признала Мецайка и поручила важное задание – проводку каравана речных судов в низовья реки к Усть-Енисейскому порту. Здесь предстояла встреча с морским отрядом Первой Карской экспедиции. Затем пришла очередь Подкаменной и Нижней Тунгусок. После  настал черед Пясины. Тогда никто еще не знал, смогут ли пройти груженые  пароходы там, где десяток лет назад Бегичев провел легкие лодки Урванцева.   Караван  повел капитан Мецайк.

     Речной пароход «Лесник» вышел в  Карское море с двумя железными баржами. Благополучно прошел к устью Пясины. А, освободившись от норильских грузов, был затерт льдами. Команде грозила зимовка вдали от населенных пунктов. На помощь пришел ледокольный пароход «Георгий Седов».

     Капитан–наставник Константин Александрович Мецайк прожил долгую и трудную жизнь. Он водил караваны судов по диким рекам. Свой опыт передал ученикам, составив книгу «Лоция реки Енисей  от Енисейска до Дудинки».

                6.«ЖАЛЬ БЫЛО УЕЗЖАТЬ...»

    Уже перед самым отплытием  сбегали и посмотрели лежащих на берегу белух - огромных, метра два - два с половиной длиной, белых рыб, из рода китовых. Здесь занимаются их ловлей и разделыванием. Добывается в основном сало.  В погоне за рыбой в залив заходят полярные дельфины. А однажды  даже заплыл кит. Но, проплыв четыреста километров вверх по реке, он распорол себе туловище о подводные камни и погиб.

    По прибытию на теплоход состоялось теплое знакомство, а затем трогательное прощание с членами команды товарного судна "Сегежа", прибывшего на Диксон из Мурманска. На нем путешествовали журналист из журнала "Вокруг света" Божешко и художник  Игорь Владимирович Богданович из Москвы. Они находились в творческой командировке по заданию Министерства морского флота и Союза  журналистов. Художник перешел на наш теплоход и возвращался в Москву. По этому поводу много шутили, так как у нас  большинство - женщины. Мы подарили членам команды "Сегежи" цветы, и они разобрали каждый по цветочку. Мне понравился их доктор - приятный молодой человек, типичный интеллигентик. Хотя, можно ли судить об интеллигентности по внешности? «Интеллигентная душа», как говорил Юрий Лотман.
Сейчас это понятие вообще изжило себя. А девчонки отдали предпочтение механику, мужчине постарше, мужественному, с открытой и доброй улыбкой. Когда  отчалили, стало немного грустно. "Как - будто кусочек сердца оторвался", - сказала Нина, одна из  наших девушек, миниатюрная брюнетка со смазливым личиком и острым язычком. Как мало надо нам, женщинам!  Они еще долго махали вслед.
 
    Вот так мы и расстались с Диксоном. Так долго мечтал, ждал осуществления мечты... и вот - уже все позади.

    Диксон понравился, пожалуй, больше Норильска,  необычностью и суровостью. Норильск - обычный город, каких видел много. Я бы даже пожила здесь. Как всегда,  в таких небольших далеких местечках чище и искреннее люди. «Жаль было уезжать, до того хорошо…», - писала  Ариадна Эфрон.
    Шестидесятые -семидесятые годы того века (время моего путешествия) – период расцвета арктического поселка, который с гордостью называли  столицей Арктики.  Здесь работали высококлассные, образованные специалисты, выпускники московских и ленинградских вузов. Диксон сегодня (2000-ые годы) – ветхие дома, потенциально большое будущее (если будут реализованы углеродные проекты)  и люди, уже не 5 тысяч, как в 1980-х, а 700 человек, привязанные к поселку эмоционально и финансово – прочла в интернете.

    Возвращение с Диксона снова сопровождалось качкой. Все опять раскисли. Объявили, что обед задерживается, так как всех женщин на кухне укачало, и работают только двое. У нас и  обслуживающий персонал - не профессионалы. В столовой официантами работают студенты красноярских вузов. Так что никто не приспособлен к морским условиям. Мы сами раздавали обед и убирали посуду. Но лишь сели за стол, по радио разнеслась траурная  музыка. Наш радист решил так жестоко посмеяться над нами, "умирающими" от морской болезни.

    Наконец-то, вышли из залива. Снова показались берега Енисея, все облегченно вздохнули. Настроение поднялось. Высыпали на палубу. В музыкальном салоне опять зазвучала музыка: играл вчерашний пианист. В читальном зале  шел шахматный турнир, а в кинозале почти всю вторую половину дня демонстрировались фильмы: "Добро пожаловать", "Над Тиссой", "Знакомьтесь, Балуев!" Один сменял другой, и так без конца. А вечером, как всегда, игры, танцы. Веселились до двух часов ночи. Мы выспались днем, в качку, и у нас перепутались день и ночь.