Это была ужасная зима, слава Богу, она заканчивалась… Подступал март.
Женщина чувствовала себя тонкой былинкой на чистом снежном поле, почему-то не уснувшей на зиму, а продолжающей стоять на голом ветру. Ветер ее гнул и ломал, она едва удерживала свое сознание в себе, но не ломалась. Порой ее душили сухие рыдания, и все тело в них сотрясалось, но слез не было. Сначала была смерть брата. Она случилась как сильный удар в живот, – и вот уже нечем дышать. Она помнила каждую секунду с того момента, как подруга ей сказала – «он умер». Мама попросила ее подругу, у мамы не было сил произнести эту фразу своему второму ребенку. Женщина помнила всех, кто пришел, приехал по этому поводу, всех, кто подошел к гробу, себя, стоящую на краю могилы, все пытаются ее увести, обнять, согреть, на улице – мороз за тридцать, она стоит как каменная, не в силах пошевелиться, а мерзлые комья земли заваливают гроб… Потом потянулись сорок дней. Мама упала и сломала руку, и все хозяйство семьи брата упала на нее. Благо муж женщины уехал в длительную командировку, чтоб не разрываться и поддержать маму и племянницу – она отправила дочь жить к ним. Сама каждый вечер после работы в темноте зимних вечеров шла в дом брата и что-то делала по хозяйству, каждый раз ощущая ужас холода этого дома без хозяина, без души, без любви. Может, ей так еще казалось, что морозы стояли беспрецедентные, а в доме было больше комнат, чем живущих там людей? В свою квартиру она возвращалась только ночевать (она ближе к работе) и в ней тоже было холодно, не надышано и одиноко…
Мужчина разрывался. Он разрывался уже много лет между женой и любовницей. То ему казалось, что он любит одну больше другой, то – наоборот. Сил не было смотреть, как мучается жена, когда-то узнавшая про его роман. Сильнейший стыд замучил, что задурил голову девчонке, подарившей свою невинность ему. Его настолько скручивало, что в какой-то момент он пошел и сдался в больничку. В психушечку, да. Класть его не стали, он просто ходил туда на дневной стационар. Доктор вел с ним беседы, еще делали капельницы и кололи инъекции. Он чувствовал, что ситуация стала им восприниматься немного тупо, но выхода все равно не было видно. С женой они разъехались, но и к любовнице он не перебрался, жил один, погружался по уши в работу и все пытался разгадать – как же разрешить свою жизнь? Вдруг неожиданно позвонила подруга юности, и он не узнал ее голос – всегда он звенел колокольчиком, а тут он слышал какой-то сухой серый шелест:
– У меня умер брат. Скоро 40 дней. Приедут его друзья, потом обещали подвезти до Города (так они по старой привычке называли областной центр, где когда-то учились в институте).
– Что хочешь там делать?
– Я просто хочу уехать. Я не могу больше, я хочу просто походить по другому городу, побыть в другой реальности, одна, я страшно устала – в голосе ее послышалось сдерживаемое рыдание, и он перепугался не на шутку – она всегда поражала своей стойкостью, оптимизмом, какой-то мистической почти витальностью, она поддерживала его всю жизнь одним фактом своего существования, пусть и далекого.
Неожиданно мелькнувшая мысль, еще не оформившаяся, перевернула его сознание:
– Хочешь встретиться?
– Как!?
– Я сяду на машину и приеду туда же.
– Что будем делать?
– Просто походим вместе по городу, поговорим обо всем. Мне вообще-то надо по делам, подписать кое-какие документы.
– Конечно, хочу…
На сорок дней приехали и пришли люди, много людей. Много еды, которую сначала нужно было приготовить, много разговоров, занятости, надо уделить внимание всем и каждому, но она уже договорилась, что утром поедет на машине друга брата в Город. Было Прощенное воскресенье, все вокруг еще говорили про веру, прощение, о Великом Посте, но это было так далеко от женщины, она только и могла думать, что о почти фантастическом случае – завтра она увидит ЕГО! Ушла в каминную и, качаясь в кресле-качалке, свернув ноги узлом, позвонила мужчине, договорились о часе, о месте встречи…
Спать она легла в таком волнении, что практически не спала до утра, встала раньше всех, начала греть еду, варить кофе, постепенно собрались уезжающие, обнимали ее маму, говорили какие-то слова.
– Не волнуйся, вечером я вернусь, – сказала женщина своей матери и уехала в метель.
Это случилось в тот момент, когда я не то что не ждала этого, а когда уже полностью успокоилась на Его счет. Я уже молчу, сколько лет это тянулось! Страсть терзала меня безумно все мои лучшие молодые годы. Я познавала мир, а в нем любовь, секс, но страсть к этому человеку мучила меня своей нереализованностью. Иногда я представляла нашу встречу в мельчайших деталях. Покупая чулки, задумывалась с ними в руках – а как бы это было, если б я была в них и рядом он?! А вот эта помада… Она так идет мне – как же я хочу, чтобы он увидел меня в ней! О каких только глупостях не думалось в связи с ним! Мужчины приходили и уходили из моей жизни, на втором десятке я сбилась и перестала их считать, а он сверкал своей нелепой цифрой «4», с которой больше не было связано ничего в моей жизни… Кроме того, что это была Страсть – дикая, неутоленная, это еще была и Любовь. Я любила его и люблю той огромной любовью, суть которой – оградить от боли и невзгод. Я искренне страдала, если у него случались какие-то неприятности, я безумно ревновала его к окружающим женщинам, а их было так много… Когда прошло 10 лет, я сказала себе – всё! Хватит! Оставь все в прошлом веке. Любить – люби. Но надежду реализовать страсть, оказаться с ним в одной постели – оставь навсегда. Хотя бы потому что… Боже! Аргументов масса. За эти годы меня подкосила болезнь, ноги отказываются ходить, а в сексе, между прочим, без ног – никуда. Этого аргумента достаточно?! Я хочу остаться в его памяти безбашенной ловкой девчонкой 22 лет от роду, а не неповоротливой калекой средних лет, которая…ох, да ладно… думать эти думы – только душу свою травить…
Женщина ехала взволнованная, ей очень хотелось увидеть его наконец, поговорить о том, как они прожили последние годы, но она точно знала – н и ч е го НЕ будет. У нее не возникало ни грамма желания. Она ощущала невыносимую нежность к нему, заботу, при встрече она сразу стала улыбаться и кокетничать, шутила, – они ведь даже просто, «ни о чем», не разговаривали несколько лет. Потом они пытались вспомнить – а вообще ТАК они когда-нибудь говорили вообще?
Мужчина выехал на своем джипе и поехал по прямой и ровной двухрядке. Еще не отъехав и сорока километров от своего города, он не справился с управлением и улетел в заснеженный кювет. Выскочил из заваленной на бок машины, быстро оценил ущерб и вызвал эвакуатор, позвонил напарнику по бизнесу и договорился, что тот оплатит эвакуацию и ремонт, он вернет деньги по приезду. Сейчас ведь так важно подписать у городских партнеров документы! Махнул руками попуткам и уехал автостопом. Он прямо с утра вдруг вбил себе в голову, что встреча обязательно должна состояться! Именно с нее в его жизни все встанет на свои места, подруга юности поможет ему вернуть жену. Или вдруг на него снизойдет озарение, что любовница – любовь его жизни? И дожить ту жизнь надо с ней, жениться на ней, родить детей.
Это был необычный день. Метели уже не было. Они встретились на высоком месте у дорогущего отеля. Просто он был близок к тому месту, где женщину высадили. А мужчина смотрел на вращающийся вход в отель и все почему-то представлял, что подруга юности выйдет оттуда в каких-то немыслимых мехах и с негром под руку. В какой-то момент бросил взгляд в сторону – и увидел, что та ковыляет, сильно припадая на левую ногу, и вдруг, радостно раскинув руки, запрыгивает, как когда-то в прошлом веке, на него с ногами! Он подхватывает небольшую фигурку в курточке и смешной рогатой шапке, солнце светит на них как оглашенное – и это уже 6 марта, уже ясно, что зима ушла. Они сразу начинают куда-то идти, и он привычно держит ее за руку, как ребенка, они быстро решают, что надо что-то поесть и выпить и входят в кафе, он делится рассказом про свою утреннюю аварию, она пугается постфактум, но вот они уже заказали ее любимый виски, выпили и немного успокоились.
Наконец-то они рядом. Наконец-то он вываливает ей всю свою жизнь – жена, любовница, психушечка и «ты мне поможешь, правда?»
Я уверена, что ничего не будет, даже когда мы заходим в гостиницу, он берет номер, наполняет ванну, «мне просто физически надо посидеть в ванной, до меня только сейчас дошло, что я мог убиться в этой машине, блин!». Я мою ему голову, нежно, аккуратно, как родному ребенку. Я тру его спину своими намыленными ладошками, которые теряются на фоне его спины, такой он большой. Я ощущаю такую нежность, такую жалость к нему, такое желание быть ему хоть чем-то полезной… Но! Я совершенно не чувствую сексуального желания, с о в с е м. Я знаю, что даже сейчас, когда он рядом голый, когда мы одни, когда он точно сильнее меня, он не станет настаивать, если я скажу «нет», а я точно скажу. Даже когда я раздеваюсь и ложусь к нему, я не чувствую ничего, кроме тепла наших тел. Я даже не ощущаю запаха его кожи. Только раздражающий запах табака от собственных волос – мы довольно долго курили после кафе, как в юности, прикуривая одну сигарету от другой, неостановимо вываливая друг другу свои горести…
Даже голая я понимаю, что ничего не будет, потому что секс в моем понимании – это некая вибрация внутри, страх, стыд – а я совершенно не стыжусь своего немолодого, искривленного болезнью, тела. Секс – это насилие, в конце концов! В предвкушении секса дрожишь. А тут я просто лежу голая и рассказываю своему другу свою жизнь. А потом… В общем-то всегда решает женщина, да? Я понимаю, что это г л у п о – годами желать этого человека, ронять слезы над единственным его письмом, где даже ни намека ни на что такое, прикуривать сигарету и, щурясь от табачного дыма, писать стихи про свою любовь к нему, – а потом вдруг оказаться с ним в одной постели и н и ч е го не сделать?!!
Когда все заканчивается, они как-то быстро одеваются и уходят, потому что в комнате жарко, душно, нечем дышать… Они выходят на улицу, держась за руки, и садятся на первую попавшуюся лавочку на трамвайной остановке и сидят квелые, вялые, а она еще и задыхается. До нее просто только сейчас дошло, накрыло от осознания, что в ее жизни случилось чудо. Бог совершенно неожиданно подарил ей такой подарок!
Но день все продолжается и он совершенно необычный – солнце скрывается и начинается будто новогодний снегопад огромными хлопьями, все это задувает опять метелью и тут же солнце выглядывает и снова снег сквозь него, и тут же все яростно тает ручьями под их сапогами… А они все идут и идут по городу «передвигая ногами своими как палками», как написано в одном ее стихотворении про него. Они снова оказываются в другом кафе, потом в книжном, потом едут на вокзал. И это сочетание реальности и мечтаний, несоответствия тому, что их жизнь представляет в их городах и того, что здесь и сейчас – это невозможно осознать разумом, охватить сознанием, как невозможно разбить их руки. Пока они ждут автобуса, он говорит:
– Я вернусь в этот номер, а там пахнет тобой, как мне спать?
– Я тоже думаю об этом…
Они целуются, и она машет рукой в варежке из автобуса… Больше всего она хочет остаться с ним, опять вернуться в тот номер и… Но долг – превыше всего, а он велит вернуться в свою жизнь…
Я просыпаюсь утром на животе в своей постели, нервно смотрю на сотовый, который у меня взамен будильника, и лежит рядом с подушкой. Он показывает 05.59, а мне надо пораньше на работу и надо мыть голову, надеть красивое платье, так как праздник, и намазать глаза и губы… Я бреду в душ, оглушенная своим сном, не в силах ни осознать его, ни рассказать кому-то, ни удержать в себе…
2006,2013
© Selcha